Вечером в тот же день, когда я собрал усилитель, меня к себе в каюту вызвал капитан. Он расспросил меня о моей службе, жизни, доме и родных, потом спросил, как мне понравилось на корабле и моя оценка питания.
Я рассыпался в восторженных дифирамбах и дал высокую оценку, особенно питанию. Капитан сделал неожиданный для меня вывод.
- Вот и хорошо, - подытожил он. – Я знаю, что в учебке моряки всегда голодные. Поэтому завтра идешь в наряд на камбуз. Будем тебя откармливать.
Я опешил от столь неожиданного вывода, а капитан вызвал дежурного по кораблю и приказал:
- Поставь его завтра в наряд на камбуз. Проинструктируй и предупреди кока, будет через день дежурить.
Покинул я каюту капитана в полном смятении. В учебке наряд в столовую был самым тяжелым. Заступали на сутки целым отделением. Весь вечер чистили картошку и лук (три тысячи человек в день съедали не менее полутоны картошки и килограмм пятьдесят лука).
Утром вставали за три часа до подъема и накрывали столы. Рота заходила уже на все готовое (нарезанный хлеб, расставленные миски, стаканы и ложки, наполненные бачки и чайники). По команде начинала есть, по команде прекращала и покидала столовую.
Мы же должны были убрать грязную посуду, расставить чистую и разнести еду для следующей смены. А потом перемыть всю посуду (три тысячи мисок, ложек и стаканов). Мы едва успевали это закончить, как наступало время следующего приема пищи (обед, ужин).
После ужина мы должны были сдать всё в чистом виде новой смене, которая уже чистила лук и картошку. После первого же наряда, все знали - что недоделает предыдущая смена, придется доделывать тебе, и, поэтому, приемка всегда была жесткой и заканчивалась иногда за полночь.
На следующий день побудка была уже общей, без всяких скидок на предшествующее дежурство. Как правило, на это дежурство отправляли особо проштрафившихся, как меру коллективного наказания (за вину одного дежурило все отделение), а уж если случалась коллективная драка, то все остальные вздыхали с облегчением на целую неделю.
Я так и не понял, чем я прогневал капитана.
На следующее утро в пять утра меня разбудил кок.
- Уже легче, - подумал я, вставая с кровати. – Пять это не три.
Кок привел меня на камбуз. Он наполнил водой две тридцатилитровых кастрюли из нержавейки, поставил их на электроплиту и включил конфорки.
- Кэп приказал, чтобы ты дежурил через день, - инструктировал он меня.
- Послезавтра я вставать не буду, тебя разбудит дежурный по кораблю. Поставь кастрюли и обязательно не забудь включить печь.
Потом од достал два ведра и нож.
- Ты должен начистить ведро картошки и с килограмм лука, остальное я почищу сам. Картошка в ларе на верхней палубе за трубой возле радиорубки. Найдешь. Очистки в парашу (так мы называли большую кастрюлю для пищевых отходов) на юте.
Кок подумал немного и почесал затылок.
- Ну, вроде бы всё. Я пошел спать.
- А дальше что делать? – спросил я вдогонку.
Он остановился, недоуменно посмотрел на меня:
- Как что? Спать. Когда мне нужно будет, я тебя разбужу.
Я закончил всё чистить минут за десять до подъема. Ложиться в постель на десять минут не имело смысла. Я вышел на ют и немного поболтал с вахтенным у трапа.
Когда прозвучала команда на подъем, вернулся в каюту.
- А чего ты не спишь, - удивился командир отделения.
- А чего ложиться? Сейчас завтрак, потом подъем флага, перекличка.
- Ты же дежуришь по камбузу. Тебе не надо никуда выходить. Начистил картошку? – и, получив мой утвердительный ответ, старшина продолжил. - Ложись, ни куда не дергайся, когда будет надо, кок тебя разбудит.
Дважды повторять мне это не пришлось. После учебки я мог спать стоя.
Кок разбудил меня чуть ли не в двенадцать часов. Он был в белой куртке и громадном поварском колпаке.
На камбузе стояли наполненные борщом три бачка и несколько больших мисок со вторым. Отдельно стояла еда для офицеров (из тех же кастрюль).
На камбуз заглянул капитан. Кок вытянулся по стойке смирно и доложил:
- Товарищ капитан! Обед готов, можно снимать пробу.
Капитан зашел, отведал понемножку из всех кастрюль, одобрительно кивнул
- Добро, добро… Можешь кормить экипаж. Как новый помощник, - указал он на меня, - замечаний нет?
-Никак нет! – молодцевато ответил кок.
После ухода капитана он продолжал меня инструктировать.
- Вестовой сейчас заберёт еду офицеров, а ты выдашь миски, ложки и бачки с едой экипажу, - он распахнул окошке выходящее в кают-компанию, и продолжил. – После тебе подадут сюда грязную посуду, и ты её помоешь.
Он немного помолчал, потом добавил:
- Снова поставишь воду, но только одну кастрюлю, и…всё. Когда будешь нужен, я тебя найду.
- А когда я могу поесть? - поинтересовался я.
Кок вытаращил глаза:
- Да когда захочешь. Хоть сейчас… но лучше после обеда, когда всё закончишь, а то сейчас не дадут нормально поесть.
- А сколько я могу себе наложить? - не унимался я.
- Да столько, сколько влезет, - кок поражался моей тупости.
Он немного подумал, потом добавил:
- Только отложи себе сейчас, а то иногда всё съедают.
Я последовал его совету и себя не обидел. Завершил все дела через двадцать минут после окончания обеда. Когда я вернулся в каюту, все спали
Если у нас в учебке было нельзя в течение дня даже садиться на кровать, то на корабле, оказывается, в море и на ремонте полагался тихий час. И хоть мы ничего не делали, но формально находились на территории судоремонтного завода и строго следовали указаниям устава.
Вечером я наелся и напился до отвала компота, быстро помыл посуду и снова смотрел со всеми «Последнюю реликвию».
Так продолжалось месяц.
Когда я уже не мог ни есть, ни спать, капитан снова вызвал меня к себе. Он удовлетворенно оглядел мою округлившуюся фигуру и лицо (меня уже начали называть Шайбой) и удовлетворенно констатировал:
- Вижу, дежурство пошло на пользу. Отъелся? – и, получив мой утвердительный ответ, завершил. – С завтрашнего дня заступаешь на вахту у трапа. По общей схеме.
Читать далее http://www.proza.ru/2015/12/16/333