Варенье из тутовника

Татьяна Боронина Красникова
               
   Приключения  Тани  Кукушкиной.  Рассказ  девятый.

    В  честь  хороших  успехов  в  школе  папа  подарил  Таньке  с  Витькой  велосипед.    Он  собрал  его  из  старых  деталей,  заново  покрасил,  потом  съездил  в  райцентр  и  привёз  оттуда  новенькие  колёса,   сверкающий  звонок  и даже  маленькую  велосипедную  фару!

  Танька  чуть  не  задохнулась  от  счастья,  когда  папа  торжественно  вывел  из  сарая  и  поставил  перед  нею  это  сияющее  велосипедное  чудо.
 —Вот  только  великоват  немного,  но  ничего  ты  быстро  растёшь,  глядишь,  скоро  впору  будет.  А  пока  седло  и  руль  опустим  пониже , и  будете  ездить  так.

  Весть о  новом  велосипеде  Витька-Карась  разнёс  быстро,  и  вскоре  на  скамейке  у  ворот  Кукушкиных  собралась вся  весёлая  компания  Танькиных  друзей—Шурей, Славка, Надюха, Юрка  Григорьев,  который  жил  дальше  всех,   недалеко  от    грейдера,  но  зато   долго   сидел  с  Танькой  за  одной  партой.    А  на  брёвнышке  около  забора  рядком   примостились   младшие — Людка,  Надюхина  сестра, и Глашка  с  Ленкой  Кукушкины.

     Шурей  подошёл  к  велосипеду,  покрутил  педали, проверил,  как  работают  звонок,  багажник,  фары.

 —  Ох,   и  мастеровой  у  вас   отец, Танька, из  ничего  конфетку  сделал!  Прямо   хоть  на  выставку, — сказал  Шурей  и  горошисто   рассмеялся.   Его  отец  был  трактористом  и  Шурей  слыл  признанным  экспертом  по  части  всяких  механизмов.

 — Кому  доверишь  проехаться  первым? — прервала  завистливое  молчание  Надюха, — или,  может  быть,  сама  покажешь  класс?

Танька  покусала  сухую  травинку,  погладила  блестящий  руль.

—Первым  поедет  Карась.  Это, всё-таки,  наш  с  ним  велосипед.
—Так  он  же  маленький! — удивился  Юрка, — его  даже  из-за  руля-то  не  видно.
 — А  вот  ты  сейчас  посмотришь,  как  он  под  раму  наяривает,           — вступился  за  друга   Шурей, — любого  обгонит.

  Витька подскочил  к  велосипеду,  просунул  правую  ногу  под  раму  и,  сильно  изогнувшись, резко  нажал  ею  на  педаль  и  поехал.   Было  смешно  смотреть,  как  его  чёрная  голова  то  ныряла  под  руль,  то  выныривала  из  под  него.

 — Гляньте,  у  Витьки  голова  прямо  как  поплавок  ныряет,  когда  рыба  клюёт,  — крикнул  Славка.

 —Витька  у  нас  Карась! — засмеялась  маленькая  Глаша,  и  за  нею  засмеялись  все  остальные

     Ездить  решили  по—очереди,  прямо  до  почты,  а  обратно  возвращаться  вдоль  парка.  Там  тропинка  была  неровная,  вся  в  кочках,  и  можно  было  лишний  раз  потренироваться  рулить.
  Когда  все  уже  проехали  не  по  одному  разу  и  отдыхали,  овеваемые  тёплым  июньским  ветерком,  подувшим  на  склоне  дня,  кто-то  спросил:
 — Танька,  а  почему  ты  ни  разу  не  прокатилась?

   Танька  небрежно  махнула  рукой:

  — Да я   успею  ещё,  всё  лето  впереди.  А  пока  не  хочу.

    На   самом  деле   она  не  хотела  признаться  всем,  что  не  может  ездить  на  раме,  а   может  только  под  раму,  как  Витька.  И  это  при  том,  что  по—взрослому  ездили  и  мальчишки,  и  Надюха,   у  которой  ноги  были  длинные ,  и  ей  иногда  удавалось  даже  садиться  на  сидение.
 
   Надвигались  сумерки,  и  скоро    дорогу    стало  почти   не  видно.  Издалека,  со  степи,  надвигалась  туча,  которая  извещала  хутор  о  своём  прибытии  яркими  всполохами.   Довольная  хорошо  проведённым  днём,  детвора  разбежалась  по  домам.

 — Витька,  а  ты  хотел  бы  научиться  ездить  на  раме?— спросила  Танька  брата.
 Витька,  который,  раскручивая  колесо,  заставлял  фару  светиться  дрожащим  светом,  вздохнул:

 — Хотел  бы,  да  только  ноги  у  меня   ещё  не  выросли,   до  педалей  с  рамы  не  достают.
— А  я   хочу  попробовать.
— Сейчас? — удивился  мальчик, — темнеет    же,  да  и  гроза  надвигается, — смотри,  солнышко  за  тучу  село.
  Танька  фыркнула:
— Какая  там гроза.  Она  далеко  ещё,  даже  грома  не  слышно.  Пойдём  на  школьный  двор.  Там  фонарь  большой  горит  и  всё хорошо  видно.  А  потом,  у  нас  же  велосипед  с  фарой!  Ты  забыл?

  На  школьном  дворе  было  тихо  и  пустынно.  Фонарь  ярко  освещал  ступеньки  перед  входом  и  широкую    бетонированную  дорожку,  которая   спускалась  под  уклоном  вдоль  мастерских  и  заканчивалась  перед  просторной  спортивной  площадкой.

— Вот  на  этой  дорожке  я  и  буду  тренироваться, — сказала  Танька  и  решительно  развернула  велосипед, — ты  только   чуть   поддержи    велик    за  багажник,  пока  я  на  него  буду  залезать.

  —Ты  сначала  просто  научись  скатываться  с  горки,  а  потом  уж  педали  крути! — посоветовал  сестре  Витька.

    Танька  так  и  поступила.  Она  несколько  раз  успешно  скатилась  с    горки  и  наконец  решила  проехаться  по—настоящему

  Танька  перекинула  ногу  через  раму,  толкнула  ею  педаль  и  хотела  поехать   вниз,   но  переднее   колесо   почему—то  вильнуло   в  сторону,  соскочило  с  дорожки,   и Танька  понеслась   под  уклон   по  спортивной   площадке   прямо  на  темнеющие  у  забора   заросли  клёна.
 
— Сворачивай  на  песок! — закричал  Витька  и  побежал  вслед  за  набиравшим   скорость   велосипедом,  —  да   сворачивай  же  на  песок!— ещё  раз   в  отчаянье   повторил  он,  но  было  уже  поздно.

  На  всей  скорости  Танька  влетела  в  кусты,  затрещавшие    с  перепугу.  В низу   что-то  звякнуло,  тоненько  тренькнул  звонок,  и  наступила  тишина.

— Эй,  Танька,  ты  там  живая?— испуганно  спросил  Витька,  осторожно  раздвигая  кусты.
— Да  живая  я,   живая, — кряхтела  горе—наездница,    с  трудом  вылезая  из  зарослей,  — только  коленку  сбила,  да  на  раму  со  всего  размаху  села.  Знаешь,  как  больно!

  Танька  поморщилась  и  опустилась  на  землю.

 — Я  сейчас  отдохну  немного,  и  пойдём  домой.  Ты,  Карась  пока  вытащи  велосипед  или   то,   что  там  от  него  осталось.
  На  удивление  велосипед,  собранный  папиными  руками ,  оказался  крепкой  машиной   и  совсем  не  пострадал.    Витька  вытянул  его  на  свободу  и  заботливо  освободил  спицы  от  набившихся  веточек  и  листьев.

  Яркая  вспышка  осветила  небо  и,  потом  глухо,   где—то   за  речкой,  заворчал  гром.

   — Ого,   уже  близко,  надо  бежать,  а  то  от  мамы  достанется!
Витька  поднял  велосипед  и  покатил  его  к  школьной  калитке.  Танька,  прихрамывая,   поспешила  следом.  И  прямо  у  выхода  они  наткнулись  на  бабушку.

   —  Вы  где  пропадаете,  чадушки? — начала  выговаривать  им  сердитая  бабушка,   —  вон  какая  страсть  собирается!   Я   уже  и  соседей  обежала, и  в  парке  была.  Спасибо,  дети  сказали,  что  вы  на      школьный  двор  опять  пошли.  Вас   же  отец   всегда   ругает  за  это.  Ну,  хоть  кол  вам  на  голове  теши!

 —   Чего  ты  злишься,  ба?  И  кола  нам  никакого  не  надо.  Мы  идём,  всё  нормально, —  попытался  оправдаться  Витька.
  Танька  молчала.  Болела  коленка,  но  признаваться  ей  в  этом  не  хотелось.


        Утро,  умытое  ночной  июньской  грозой,  сияло  свежей  зеленью  сада  и   голубизной  высокого  летнего  неба.  Щебетали  скворцы,  поселившиеся  в  новом  скворечнике,  который  папа  с  Витькой  приделали  к   верхушке  старой  груши.
  Смешно,  на  своём  курином  языке  переговаривались  куры,  обсуждая  очередного  вкусного  червячка. 
   Недовольно  лаял  Жук  на  маленьких  лягушат,  ускакавших  от  него  с  тропинки   в  густой  придорожник .

  Танька  встала  рано  и,  закутавшись  в  бабушкину  кофту,  пошла  на  хоздвор,  где  под  навесом  стучал  молотком  папа,  ремонтируя  разболтавшуюся  мотыжку.
   — Привет,  па!    Знаешь,  я  уже  на  раме  научилась  ездить! — похвалилась  она  отцу.
   —  Ну  что  же,  молодец!  Ты,  наверное,  здорово  старалась.  Я  смотрю  и  коленку  себе  ободрала,  и  крыло  у  велосипеда.
  — Без  этого  не  обойдёшься,  — хитро  ответила  папе  Танька  и  побежала  домой  завтракать.

  Когда Танька  с   бабушкой  заканчивали  мыть  посуду,  в  дверь  постучала  соседка,  тётя  Наташа,  Надюхина  и  Людкина  мать.

    — Здорово  были,  соседи!— тётя  Наташа  села  на  табуретку  и  положила  на  колени  натруженные  руки, —  вы  не  слыхали?  Говорят,  тютень    уродился  в  этом  году,  ветки  ломаются.    Петровна,  ты  не  хочешь  сходить?  Я  варенье  из  него   страсть  как  люблю!

 Мама  махнула  рукой.
    —  Какой  там  сходить.    Смотри,  сколько  у  меня  шитья,  да  и  картошку  уже  полоть  надо.

   — И  не  говори,    у  самой  дел  полно!   Но  варенья-то  хочется.  Позавчера  ребята  Берёзины  ходили,  так  каждый  по  два  бидончика  принёс.  Я  вот  что  думаю.  Давай  наших  старших  пошлём,  хоть  по  три  литра  принесут  и  то  хорошо.

   Услышав  это,  Танька  замерла.  Неужели  мама  откажется!?

    — Да  ты  что,  Митрофановна,  туда  тащиться  пешком  километров  пять!.  Это  же  почти  к  Чёрному  кусту.   И   детей  одних  отпускать  никак  нельзя.

  Чёрным  кустом  назывался  небольшой,  но  густой  смешанный  лес,  росший  вдоль   левого  берега  реки  Тишанки.      
  Он   снабжал  хуторян   мелкими  дровами,   грибами,  особенно  груздями  и  опёнками,  дикой  калиной.
   Между  ним  и  грунтовой  дорогой,  соединяющей  местные  хутора,  лежало  большое  поле,  отделённое  от  дороги  широкой,  в  несколько  рядов,  лесполосой,  состоящей  из,   посаженных  давным    давно,     деревьев  тутовника.
   Деревья  привозили  и  сажали   с  целью  разведения  тутового  шелкопряда.   Планировали  даже  совхоз  создать,  который  занимался  бы  производством  сырья  для получения  натурального   русского  шёлка,  но    шелкопряду   местный  климат  не  понравился,   и  он  массово  издох.  А  тутовник  прижился  и  много  лет,  начиная  с  середины  июня,   радовал  окрестных  жителей   сочными,  сладкими  плодами.  Только   звали  их  в  этих  краях  почему—то   не  тутовник,  а «тютень»  или  «ветютень»
 
  Правда,   идти  ту да  приходилось  долго.  Надо  было  пройти  через  всю  Протягаевку,  дальнюю    часть  хутора,     миновать  пустырь,  отделяющий  хутор  от  Питомника—посёлка   колхозных  садоводов,  потом  обойти  мастерские  сельхозтехники   и  наконец—то  добраться   до  лесполосы .
 
  — Ты  зря  волнуешься,  Лариса! — не  отставала  от  Кукушкиной  тётя  Наташа, — у  нас  Юрка  вчера  приехал.  Он  с  ними  согласился  пойти.
  Танька   бросилась   к   матери  и    запрыгала  вокруг  неё.

  — Мамочка  соглашайся,  пожалуйста.  Юрка  уже  большой,  он  нас  в  обиду  не  даст.  А  мы  его  слушаться  будем.

  К  Танькиным  уговорам  подключился  и  Витька.

 — Отпусти  нас,   мама!  Я  вообще  от  Юрки   отходить  не  буду.  Честное  слово!  И  обещаю  целый  бидончик  нарвать.

   — Прямо  не  знаю,   что  и  делать  с  вами,  —   начала  колебаться   мама.

—  Да  отпусти  ты  их,  Лариса!  Пусть  хоть  делом  займутся.  А  то  опять  будут  тут  шалыганить,  —  подключилась  к  уговорам  бабушка.

— Ладно,  так  и  быть!   Пусть  идут, — согласилась  мама  и  отправилась    мыть  бидончики.

    Пока   одевались,   пока  собирали  бутерброды,  Таньке  с   луком  и  солёным  салом,  а  Витьке  с  вареньем,   во  дворе  появились  Славка  и  Шурей.
  — Мелкие  сказали,  вы  в  поход  к  Чёрному  кусту  отправляетесь.  Можно  с  вами?
  — Не  к  Чёрному  кусту,  а  в  лесполосу,  за  тютенем, —  поправила  их  Танька.
  —Мы  с  Юркой  Сиротиным  идём,  с  ним  договариваетесь,  — важно  ответил  друзьям  Витька,  вешая  через  плечо  потёртую  полевую  сумку,  подаренную  ему  папой  ещё  в  прошлом  году.    В  ней  мальчишка  хранил    какие—то  карты,   собственноручно  нарисованные  синим  химическим  карандашом.
   
   Но  бабушка   заставила  Витьку  снять    полевую  сумку.   Вместо  неё   она   повесила  ему   солдатскую  фляжку  с  водой,  сказав,  что  вода  в  дороге  пригодиться  больше,  чем  эти  его  карты.

 Юрка,  семнадцатилетний  качок,  согласился  вести  всех

    На   удивление  детей,   папа  разрешил  Таньке   взять  ещё  и    велосипед.  Только  приказал  в  лесполосу   его   за  собой  не  тащить,  а  оставить  в  Питомнике,  во  дворе  у  Овчинниковых.  С  их  дочкой  Светой  Танька  училась  в  одном  классе.

  На  багажник  приладили  сумки  с  едой,  на  руль  повесили  трёхлитровые  бидончики,  у  кого  алюминивые,  у  кого  эмалированные,  и  отправились  в  путь. 
    Возбуждённо  переговариваясь  и  поднимая ногами  уже,  высохшую  к  утру    дорожную   пыль,  компания  путешественников  скрылась  за  углом  школы.
         Вслед  друзьям  грустно  смотрели    Людка,   Лена  и  Глаша,  сидевшие  на  скамейке  возле  калитки.
  — Когда  я  вырасту,    то    буду  каждый  день  ходить  к  Чёрному  кусту! — завистливо  вздохнула  Глаша.
 
 А  Людка  с  Ленкой  решили  вообще  ходить   туда  и  утром  и  вечером.

         *****************************************************

  Ехать  на  велосипеде  договорились   по  очереди.    Каждому  разрешалось  проехать  расстояние  в  два  столба,  потом  поставить  велосипед  и  поступать  по  своему  усмотрению.  Хочешь,  иди  дальше,  хочешь,  сиди,   отдыхай  и  жди  остальных.
 
  Столбов  на  улице  было  много,  считать  было  легко,  так  что  прокатились  все,  даже  Юрка.

     Когда  компания  « добытчиков»   подошла  к  Питомнику,  солнце  подобралось  к  десяти  часам   и  начало  ощутимо  припекать  спины  и  головы.  Пришлось  доставать  кепки  и  панамки.  А   Юрка  сделал  себе  смешную  шапочку  из  большого  носового  платка,  завязав    в  его углах  толстые  узелки.
 
    Велосипед  поставили  Овчинниковым  в  сарай и   перекусили,  взятыми  с  собой  бутербродами,  запивая   их   холодненькой  водичкой.  Её   достали  сами  из  колодца,  вращая  тяжёлый  ворот,  на  который  накручивалась  цепь  с  ведром.   Было  душно  и  жарко.  Вылезать  из  тенька,   да   ещё   куда—то    идти  то    никому    уже      не  хотелось.

   — Хорош  дремать,  братва!  —  первым  поднялся  на  ноги  Юрка, — пошли!   Дальше  ещё  жарче  будет.  Осталось  совсем  немного.  Вон  те  высокие  деревья  и  есть  лесполоса.

 Аккуратные  ряды   тутовника   встретили  детей  прохладой  и  гомоном  людских    голосов.  Трава  внизу  была  вся  вытоптана,  и  на  нижних  ветках   почти  не  было  ягод.  Так  что пришлось  лезть  на  деревья  повыше,  что  никого  не  испугало.  Уж  чего,  чего,  а забираться  на    деревья  умели  все.

      Вот  тут   пригодились  и  папины  крючки  из  толстой  проволоки,  которые  он  прикрутил  к  дужкам  бидончиков.  Цепляй   бидончик  за  ветку  и  рви  себе.  Красота!
 
  Только   сначала  решили  наесться,  а  потом  уж  рвать  в  тару.      Ели   до  коликов  в  животе.   Таньке  больше  нравились  чёрно—фиолетовые  ягоды,  Витька  предпочитал  красные,  а  Надюха  выбирала  беленькие.
На  одном  большом  дереве,   почти   на  самой  верхушке,  Танька  нашла  ветку  с   такими    крупными,   крепкими,   длинными  ягодами,  что    сразу  наполнила  бидончик  почти  до  половины.
 
  Когда  она  отправляла   себе  в  рот  очередную  горсть  ягод,   сбоку  что—то  зашуршало,  и  среди    листьев  показалась  ухмыляющаяся  мордочка    Витьки—Карася.

   — Ого,  как  ты  быстро  рвёшь,  сеструха! —  удивился  он  и  вдруг  так  засмеялся,  что  чуть  не  упал  с  дерева.
 
 — Танька,  ты  бы  посмотрела  на  себя  в  зеркало,  У  тебя   и   рот  весь  синий,    и   руки    синие,    и  пузо  синее  тоже. 
И  ехидно  спросил:

 —  Ты  случайно не  в  негра  превращаешься?

 —А  ты  уже  превратился! — засмеялась  в  свою  очередь  озорница  и,  изловчившись,   натёрла   брату  ягодой  щёки.

  Витькино  чёрно—сине—красное  лицо  понравилось  всем,  и  детвора,  забыв  про    обещания  хорошо  себя  вести,  начала  азартно   мазать     ягодным  соком  сначала  лица,  потом  руки  и  ноги.

 С  криком  «  а  ну,  телешись!» Славка  стащил  с  себя  порядком  испачканную  майку  и  начал  мазаться  весь!
 
 И  понеслось!

  Вобщем,   не   прошло  и  пяти  минут,  как  на  обочине  лесполосы  уже  обсыхали  на  солнышке  пятеро  новоиспечённых    «негритят».
 
  Юрка,   прибежавший  на  шум  и  смех,  даже  опешил  от  неожиданности.

 — Вы  что  наделали,  черти!?   Оставил  вас  всего  на  пару  минут  и  на  тебе,  сюрпризик!  Я  как  же  вас  через  весь  хутор  поведу,  дураков  таких!?

 — А  пусть  люди  добрые  повеселятся! — крикнул  Шурей  и,  засунув  в  рот  два  синих  пальца,   сложенныё  полубаранкой ,  громко  свистнул.

  Из  травы  веером  брызнули  в  стороны    маленькие  кузнечики,  а  свист  оттолкнулся  от  деревьев  и  затих  где—то  среди  тяжёлых  колосьев  уже  начинающего  желтеть  пшеничного  поля.

  Вслед  за  Шуреем  начали  свистеть  Славка  с  Витькой,  а  Танька  и  Надюха   исполнили  танец  маленьких  папуасов.

 Рассерженный  Юрка   потребовал  прекратить  балаган  и  заняться  делом.   Он  нашёл  корявую  палку,   и  решил  стеречь  их  и  далеко  не  отходить. 
 — Как  же,   отойдёшь  от  вас! — сердито  бурчал  он,  — приду,  а  у  вас   тут   уже  хвосты  выросли.

 —  А    куда  ты  всё  мыкаешься,  Юрка? — хитро  спросил  его  Шурей, —  у  тебя  что,  живот  болит?    Тютеня   объелся,  да?

 — Да  не  объелся  он, — крикнула,  уже   успевшая  забраться  на  дерево,  Надюха, —  он  девчонок  знакомых  встретил  с  Сенного.  Тили—тили  тесто,  жених  и  невеста!   Я  мамке  всё  расскажу!   Будешь  знать,    как  с  палкой  за  мной  бегать!

  —  Ах  ты,  зараза! — бросился  Юрка     к  дереву,  на  котором  сидела  сестра,  и  начал  трясти  его.
 
 Ягоды  дождём  посыпались  на  траву,  но  Надюха  держалась  крепко.
 — Ура-а-а!  — закричали  радостно  мальчишки, — молодец,  Юрка,  хорошо  придумал.  Теперь  ягод  всем  хватит  бидончики  дособирать.

  И  маленькие,  сине—красные  руки  быстро  замелькали,  выбирая  из  травы  сладкие  ягоды.

   Тару  наполнили  все  почти   одновременно  и,  подставляя  жаркому  солнцу  раскрашенные  спины,    отправились  в  обратный  путь.  Обмыться  решили  у  Овчинниковых.
 
                ************************************
   Мытьё  оказалось  совершенно  бесполезным.   Не  помогло  даже  мыло,  которое   вынесла  им  Светкина  мать.
   
 — Да -а-а. —  задумчиво  произнесла  Надюха,  рассматривая  свой  синий  вздёрнутый  нос  в  малюсенькое  зеркальце,  которое  всегда  носила  в потайном  карманчике,   —   кто  же  знал,  что  так  получится.   Может  быть,    по  грейдеру  пойдём?    На  грейдере  народу  мало,  а  потом   там    потихонечку  шмыгнём  в  парк  и  дома.

   —  Нет  уж! —  перебил  её  Юрка, -  пойдём  обратно  так  же,  как  сюда  пришли.  Повесите  на  руль  велика    бидончики,  и  я  его  поведу,   а  вы  чешите  вперёд  всей  своей   дурацкой  компанией.

  Домой  шли   почему  то  быстрее.  Меньше  было  разговоров  и  разных  шуточек.  Да  и  устали  все  порядком.

  Хуторские  собаки   встречали  их  с  опасением  и   начинали  лаять   с  некоторым   запозданием,  а  чей—то  дед  так  засмотрелся,  что  чуть  не  упал,  споткнувшись  о  камень  на  дороге.
   — Эй,  ребята! — крикнул  он, —  вы  где  это  так  вывалялись?

   — Мы  не  вывалялись,  мы  раскрасились,  — ответила  ему  Надюха.

  —А  зачем? —  не  отставал  дед.

  —Ради  смеху!

  —Ради  смеху,  это  хорошо.  Плохо,  что  испачкались,  —  согласился    дед  и  долго  смотрел  им  вслед,  тихо  улыбаясь  в  пушистые  усы.

  Две  тётеньки,  возвращавшиеся  из  магазина,  тоже  удивившись,  остановились  и  поставили  сумки  на  землю.
  —  Посмотри,  Ивановна!  Что  это  с  детьми  случилось—то?

 — Ой,  да  ничего  с  ними  не  случилось.  Небось  школа  какое—нибудь  мероприятие  в  Чёрном  кусту  проводила.

  Тётенька  помоложе  заслонила  ладонью  глаза  от  солнышка  и  ещё  раз  внимательно  посмотрела  на  живописную  группу.

  — Вы  откуда  такие  идёте,  детвора? — поинтересовалась  она,  улыбаясь.

  —Мы  в  Африку  на  экскурсию  ходили! — съязвила   Танька    под  смех  остальных.

  —   Ну,  вот,   я  же  говорила,  что  школа  мероприятие  проводит.  Видишь,  и  вожатый  сзади  с  велосипедом  тащится. — успокоенно  сказала  тётенька.
  Они  с  подругой  подняли  свои  сумки  и  пошли  дальше.
 
  По  дороге  домой  эксперементаторы  узнали,  что  они— «чертенята»,  что     «их  мать  родная  не  узнает»,      что  придётся  их  «сажать  в  кадушки  с  мыльной  водой  и  отмачивать  целую  неделю»,  и  вообще      « им  достанется    от  родителей  на   орехи».

  Дети  конечно  же  пытались  отшучиваться,  но  в  душе каждого  уже  зрело  беспокойство  от  мысли  о  грядущей  встречи  с  родителями.
 
  И  она  грянула!

  Сначала  их  ругали,  потом  смеялись,  потом  удивлялись ,  какую  хорошую  ягоду  они  нарвали,  потом  пытались  отмыть.    Вобщем,  хлопот  и  шуму  было  много.
   
  А  потом , папа  Кукушкиных  смочил  тряпочку  слабым  раствором  уксуса   и  протёр  ею   Витькину  спину,    Она   прямо  на  глазах  начала  светлеть  и  приобрела  сероватый  оттенок,  но  всё  равно  это  было  лучше,  чем  прежде.
   
  Пару  дней  Танька с  друзьями  так  и  ходили  «чуть  сероватые».

Младшие  девчонки  им  жутко  завидовали  и  даже  пытались  натирать  себе   ноги  и  руки  пылью,  чтобы  быть  похожими  на  старших.

  А  варенье  из  тутовника  получилось   очень  вкусным.  И  когда  потом  зимой  пили  чай  с  этим  вареньем,  то  обязательно  вспоминали  июнь,  жаркое  солнечное  лето,  кузнечиков,  спрятавшихся  в  траве,  Юрку  «вожатого»   с  велосипедом   и     смешное  приключение  в  лесполосе.