Варенье из тутовника
Приключения Тани Кукушкиной. Рассказ девятый.
В честь хороших успехов в школе папа подарил Таньке с Витькой велосипед. Он собрал его из старых деталей, заново покрасил, потом съездил в райцентр и привёз оттуда новенькие колёса, сверкающий звонок и даже маленькую велосипедную фару!
Танька чуть не задохнулась от счастья, когда папа торжественно вывел из сарая и поставил перед нею это сияющее велосипедное чудо.
—Вот только великоват немного, но ничего ты быстро растёшь, глядишь, скоро впору будет. А пока седло и руль опустим пониже , и будете ездить так.
Весть о новом велосипеде Витька-Карась разнёс быстро, и вскоре на скамейке у ворот Кукушкиных собралась вся весёлая компания Танькиных друзей—Шурей, Славка, Надюха, Юрка Григорьев, который жил дальше всех, недалеко от грейдера, но зато долго сидел с Танькой за одной партой. А на брёвнышке около забора рядком примостились младшие — Людка, Надюхина сестра, и Глашка с Ленкой Кукушкины.
Шурей подошёл к велосипеду, покрутил педали, проверил, как работают звонок, багажник, фары.
— Ох, и мастеровой у вас отец, Танька, из ничего конфетку сделал! Прямо хоть на выставку, — сказал Шурей и горошисто рассмеялся. Его отец был трактористом и Шурей слыл признанным экспертом по части всяких механизмов.
— Кому доверишь проехаться первым? — прервала завистливое молчание Надюха, — или, может быть, сама покажешь класс?
Танька покусала сухую травинку, погладила блестящий руль.
—Первым поедет Карась. Это, всё-таки, наш с ним велосипед.
—Так он же маленький! — удивился Юрка, — его даже из-за руля-то не видно.
— А вот ты сейчас посмотришь, как он под раму наяривает, — вступился за друга Шурей, — любого обгонит.
Витька подскочил к велосипеду, просунул правую ногу под раму и, сильно изогнувшись, резко нажал ею на педаль и поехал. Было смешно смотреть, как его чёрная голова то ныряла под руль, то выныривала из под него.
— Гляньте, у Витьки голова прямо как поплавок ныряет, когда рыба клюёт, — крикнул Славка.
—Витька у нас Карась! — засмеялась маленькая Глаша, и за нею засмеялись все остальные
Ездить решили по—очереди, прямо до почты, а обратно возвращаться вдоль парка. Там тропинка была неровная, вся в кочках, и можно было лишний раз потренироваться рулить.
Когда все уже проехали не по одному разу и отдыхали, овеваемые тёплым июньским ветерком, подувшим на склоне дня, кто-то спросил:
— Танька, а почему ты ни разу не прокатилась?
Танька небрежно махнула рукой:
— Да я успею ещё, всё лето впереди. А пока не хочу.
На самом деле она не хотела признаться всем, что не может ездить на раме, а может только под раму, как Витька. И это при том, что по—взрослому ездили и мальчишки, и Надюха, у которой ноги были длинные , и ей иногда удавалось даже садиться на сидение.
Надвигались сумерки, и скоро дорогу стало почти не видно. Издалека, со степи, надвигалась туча, которая извещала хутор о своём прибытии яркими всполохами. Довольная хорошо проведённым днём, детвора разбежалась по домам.
— Витька, а ты хотел бы научиться ездить на раме?— спросила Танька брата.
Витька, который, раскручивая колесо, заставлял фару светиться дрожащим светом, вздохнул:
— Хотел бы, да только ноги у меня ещё не выросли, до педалей с рамы не достают.
— А я хочу попробовать.
— Сейчас? — удивился мальчик, — темнеет же, да и гроза надвигается, — смотри, солнышко за тучу село.
Танька фыркнула:
— Какая там гроза. Она далеко ещё, даже грома не слышно. Пойдём на школьный двор. Там фонарь большой горит и всё хорошо видно. А потом, у нас же велосипед с фарой! Ты забыл?
На школьном дворе было тихо и пустынно. Фонарь ярко освещал ступеньки перед входом и широкую бетонированную дорожку, которая спускалась под уклоном вдоль мастерских и заканчивалась перед просторной спортивной площадкой.
— Вот на этой дорожке я и буду тренироваться, — сказала Танька и решительно развернула велосипед, — ты только чуть поддержи велик за багажник, пока я на него буду залезать.
—Ты сначала просто научись скатываться с горки, а потом уж педали крути! — посоветовал сестре Витька.
Танька так и поступила. Она несколько раз успешно скатилась с горки и наконец решила проехаться по—настоящему
Танька перекинула ногу через раму, толкнула ею педаль и хотела поехать вниз, но переднее колесо почему—то вильнуло в сторону, соскочило с дорожки, и Танька понеслась под уклон по спортивной площадке прямо на темнеющие у забора заросли клёна.
— Сворачивай на песок! — закричал Витька и побежал вслед за набиравшим скорость велосипедом, — да сворачивай же на песок!— ещё раз в отчаянье повторил он, но было уже поздно.
На всей скорости Танька влетела в кусты, затрещавшие с перепугу. В низу что-то звякнуло, тоненько тренькнул звонок, и наступила тишина.
— Эй, Танька, ты там живая?— испуганно спросил Витька, осторожно раздвигая кусты.
— Да живая я, живая, — кряхтела горе—наездница, с трудом вылезая из зарослей, — только коленку сбила, да на раму со всего размаху села. Знаешь, как больно!
Танька поморщилась и опустилась на землю.
— Я сейчас отдохну немного, и пойдём домой. Ты, Карась пока вытащи велосипед или то, что там от него осталось.
На удивление велосипед, собранный папиными руками , оказался крепкой машиной и совсем не пострадал. Витька вытянул его на свободу и заботливо освободил спицы от набившихся веточек и листьев.
Яркая вспышка осветила небо и, потом глухо, где—то за речкой, заворчал гром.
— Ого, уже близко, надо бежать, а то от мамы достанется!
Витька поднял велосипед и покатил его к школьной калитке. Танька, прихрамывая, поспешила следом. И прямо у выхода они наткнулись на бабушку.
— Вы где пропадаете, чадушки? — начала выговаривать им сердитая бабушка, — вон какая страсть собирается! Я уже и соседей обежала, и в парке была. Спасибо, дети сказали, что вы на школьный двор опять пошли. Вас же отец всегда ругает за это. Ну, хоть кол вам на голове теши!
— Чего ты злишься, ба? И кола нам никакого не надо. Мы идём, всё нормально, — попытался оправдаться Витька.
Танька молчала. Болела коленка, но признаваться ей в этом не хотелось.
Утро, умытое ночной июньской грозой, сияло свежей зеленью сада и голубизной высокого летнего неба. Щебетали скворцы, поселившиеся в новом скворечнике, который папа с Витькой приделали к верхушке старой груши.
Смешно, на своём курином языке переговаривались куры, обсуждая очередного вкусного червячка.
Недовольно лаял Жук на маленьких лягушат, ускакавших от него с тропинки в густой придорожник .
Танька встала рано и, закутавшись в бабушкину кофту, пошла на хоздвор, где под навесом стучал молотком папа, ремонтируя разболтавшуюся мотыжку.
— Привет, па! Знаешь, я уже на раме научилась ездить! — похвалилась она отцу.
— Ну что же, молодец! Ты, наверное, здорово старалась. Я смотрю и коленку себе ободрала, и крыло у велосипеда.
— Без этого не обойдёшься, — хитро ответила папе Танька и побежала домой завтракать.
Когда Танька с бабушкой заканчивали мыть посуду, в дверь постучала соседка, тётя Наташа, Надюхина и Людкина мать.
— Здорово были, соседи!— тётя Наташа села на табуретку и положила на колени натруженные руки, — вы не слыхали? Говорят, тютень уродился в этом году, ветки ломаются. Петровна, ты не хочешь сходить? Я варенье из него страсть как люблю!
Мама махнула рукой.
— Какой там сходить. Смотри, сколько у меня шитья, да и картошку уже полоть надо.
— И не говори, у самой дел полно! Но варенья-то хочется. Позавчера ребята Берёзины ходили, так каждый по два бидончика принёс. Я вот что думаю. Давай наших старших пошлём, хоть по три литра принесут и то хорошо.
Услышав это, Танька замерла. Неужели мама откажется!?
— Да ты что, Митрофановна, туда тащиться пешком километров пять!. Это же почти к Чёрному кусту. И детей одних отпускать никак нельзя.
Чёрным кустом назывался небольшой, но густой смешанный лес, росший вдоль левого берега реки Тишанки.
Он снабжал хуторян мелкими дровами, грибами, особенно груздями и опёнками, дикой калиной.
Между ним и грунтовой дорогой, соединяющей местные хутора, лежало большое поле, отделённое от дороги широкой, в несколько рядов, лесполосой, состоящей из, посаженных давным давно, деревьев тутовника.
Деревья привозили и сажали с целью разведения тутового шелкопряда. Планировали даже совхоз создать, который занимался бы производством сырья для получения натурального русского шёлка, но шелкопряду местный климат не понравился, и он массово издох. А тутовник прижился и много лет, начиная с середины июня, радовал окрестных жителей сочными, сладкими плодами. Только звали их в этих краях почему—то не тутовник, а «тютень» или «ветютень»
Правда, идти ту да приходилось долго. Надо было пройти через всю Протягаевку, дальнюю часть хутора, миновать пустырь, отделяющий хутор от Питомника—посёлка колхозных садоводов, потом обойти мастерские сельхозтехники и наконец—то добраться до лесполосы .
— Ты зря волнуешься, Лариса! — не отставала от Кукушкиной тётя Наташа, — у нас Юрка вчера приехал. Он с ними согласился пойти.
Танька бросилась к матери и запрыгала вокруг неё.
— Мамочка соглашайся, пожалуйста. Юрка уже большой, он нас в обиду не даст. А мы его слушаться будем.
К Танькиным уговорам подключился и Витька.
— Отпусти нас, мама! Я вообще от Юрки отходить не буду. Честное слово! И обещаю целый бидончик нарвать.
— Прямо не знаю, что и делать с вами, — начала колебаться мама.
— Да отпусти ты их, Лариса! Пусть хоть делом займутся. А то опять будут тут шалыганить, — подключилась к уговорам бабушка.
— Ладно, так и быть! Пусть идут, — согласилась мама и отправилась мыть бидончики.
Пока одевались, пока собирали бутерброды, Таньке с луком и солёным салом, а Витьке с вареньем, во дворе появились Славка и Шурей.
— Мелкие сказали, вы в поход к Чёрному кусту отправляетесь. Можно с вами?
— Не к Чёрному кусту, а в лесполосу, за тютенем, — поправила их Танька.
—Мы с Юркой Сиротиным идём, с ним договариваетесь, — важно ответил друзьям Витька, вешая через плечо потёртую полевую сумку, подаренную ему папой ещё в прошлом году. В ней мальчишка хранил какие—то карты, собственноручно нарисованные синим химическим карандашом.
Но бабушка заставила Витьку снять полевую сумку. Вместо неё она повесила ему солдатскую фляжку с водой, сказав, что вода в дороге пригодиться больше, чем эти его карты.
Юрка, семнадцатилетний качок, согласился вести всех
На удивление детей, папа разрешил Таньке взять ещё и велосипед. Только приказал в лесполосу его за собой не тащить, а оставить в Питомнике, во дворе у Овчинниковых. С их дочкой Светой Танька училась в одном классе.
На багажник приладили сумки с едой, на руль повесили трёхлитровые бидончики, у кого алюминивые, у кого эмалированные, и отправились в путь.
Возбуждённо переговариваясь и поднимая ногами уже, высохшую к утру дорожную пыль, компания путешественников скрылась за углом школы.
Вслед друзьям грустно смотрели Людка, Лена и Глаша, сидевшие на скамейке возле калитки.
— Когда я вырасту, то буду каждый день ходить к Чёрному кусту! — завистливо вздохнула Глаша.
А Людка с Ленкой решили вообще ходить туда и утром и вечером.
*****************************************************
Ехать на велосипеде договорились по очереди. Каждому разрешалось проехать расстояние в два столба, потом поставить велосипед и поступать по своему усмотрению. Хочешь, иди дальше, хочешь, сиди, отдыхай и жди остальных.
Столбов на улице было много, считать было легко, так что прокатились все, даже Юрка.
Когда компания « добытчиков» подошла к Питомнику, солнце подобралось к десяти часам и начало ощутимо припекать спины и головы. Пришлось доставать кепки и панамки. А Юрка сделал себе смешную шапочку из большого носового платка, завязав в его углах толстые узелки.
Велосипед поставили Овчинниковым в сарай и перекусили, взятыми с собой бутербродами, запивая их холодненькой водичкой. Её достали сами из колодца, вращая тяжёлый ворот, на который накручивалась цепь с ведром. Было душно и жарко. Вылезать из тенька, да ещё куда—то идти то никому уже не хотелось.
— Хорош дремать, братва! — первым поднялся на ноги Юрка, — пошли! Дальше ещё жарче будет. Осталось совсем немного. Вон те высокие деревья и есть лесполоса.
Аккуратные ряды тутовника встретили детей прохладой и гомоном людских голосов. Трава внизу была вся вытоптана, и на нижних ветках почти не было ягод. Так что пришлось лезть на деревья повыше, что никого не испугало. Уж чего, чего, а забираться на деревья умели все.
Вот тут пригодились и папины крючки из толстой проволоки, которые он прикрутил к дужкам бидончиков. Цепляй бидончик за ветку и рви себе. Красота!
Только сначала решили наесться, а потом уж рвать в тару. Ели до коликов в животе. Таньке больше нравились чёрно—фиолетовые ягоды, Витька предпочитал красные, а Надюха выбирала беленькие.
На одном большом дереве, почти на самой верхушке, Танька нашла ветку с такими крупными, крепкими, длинными ягодами, что сразу наполнила бидончик почти до половины.
Когда она отправляла себе в рот очередную горсть ягод, сбоку что—то зашуршало, и среди листьев показалась ухмыляющаяся мордочка Витьки—Карася.
— Ого, как ты быстро рвёшь, сеструха! — удивился он и вдруг так засмеялся, что чуть не упал с дерева.
— Танька, ты бы посмотрела на себя в зеркало, У тебя и рот весь синий, и руки синие, и пузо синее тоже.
И ехидно спросил:
— Ты случайно не в негра превращаешься?
—А ты уже превратился! — засмеялась в свою очередь озорница и, изловчившись, натёрла брату ягодой щёки.
Витькино чёрно—сине—красное лицо понравилось всем, и детвора, забыв про обещания хорошо себя вести, начала азартно мазать ягодным соком сначала лица, потом руки и ноги.
С криком « а ну, телешись!» Славка стащил с себя порядком испачканную майку и начал мазаться весь!
И понеслось!
Вобщем, не прошло и пяти минут, как на обочине лесполосы уже обсыхали на солнышке пятеро новоиспечённых «негритят».
Юрка, прибежавший на шум и смех, даже опешил от неожиданности.
— Вы что наделали, черти!? Оставил вас всего на пару минут и на тебе, сюрпризик! Я как же вас через весь хутор поведу, дураков таких!?
— А пусть люди добрые повеселятся! — крикнул Шурей и, засунув в рот два синих пальца, сложенныё полубаранкой , громко свистнул.
Из травы веером брызнули в стороны маленькие кузнечики, а свист оттолкнулся от деревьев и затих где—то среди тяжёлых колосьев уже начинающего желтеть пшеничного поля.
Вслед за Шуреем начали свистеть Славка с Витькой, а Танька и Надюха исполнили танец маленьких папуасов.
Рассерженный Юрка потребовал прекратить балаган и заняться делом. Он нашёл корявую палку, и решил стеречь их и далеко не отходить.
— Как же, отойдёшь от вас! — сердито бурчал он, — приду, а у вас тут уже хвосты выросли.
— А куда ты всё мыкаешься, Юрка? — хитро спросил его Шурей, — у тебя что, живот болит? Тютеня объелся, да?
— Да не объелся он, — крикнула, уже успевшая забраться на дерево, Надюха, — он девчонок знакомых встретил с Сенного. Тили—тили тесто, жених и невеста! Я мамке всё расскажу! Будешь знать, как с палкой за мной бегать!
— Ах ты, зараза! — бросился Юрка к дереву, на котором сидела сестра, и начал трясти его.
Ягоды дождём посыпались на траву, но Надюха держалась крепко.
— Ура-а-а! — закричали радостно мальчишки, — молодец, Юрка, хорошо придумал. Теперь ягод всем хватит бидончики дособирать.
И маленькие, сине—красные руки быстро замелькали, выбирая из травы сладкие ягоды.
Тару наполнили все почти одновременно и, подставляя жаркому солнцу раскрашенные спины, отправились в обратный путь. Обмыться решили у Овчинниковых.
************************************
Мытьё оказалось совершенно бесполезным. Не помогло даже мыло, которое вынесла им Светкина мать.
— Да -а-а. — задумчиво произнесла Надюха, рассматривая свой синий вздёрнутый нос в малюсенькое зеркальце, которое всегда носила в потайном карманчике, — кто же знал, что так получится. Может быть, по грейдеру пойдём? На грейдере народу мало, а потом там потихонечку шмыгнём в парк и дома.
— Нет уж! — перебил её Юрка, - пойдём обратно так же, как сюда пришли. Повесите на руль велика бидончики, и я его поведу, а вы чешите вперёд всей своей дурацкой компанией.
Домой шли почему то быстрее. Меньше было разговоров и разных шуточек. Да и устали все порядком.
Хуторские собаки встречали их с опасением и начинали лаять с некоторым запозданием, а чей—то дед так засмотрелся, что чуть не упал, споткнувшись о камень на дороге.
— Эй, ребята! — крикнул он, — вы где это так вывалялись?
— Мы не вывалялись, мы раскрасились, — ответила ему Надюха.
—А зачем? — не отставал дед.
—Ради смеху!
—Ради смеху, это хорошо. Плохо, что испачкались, — согласился дед и долго смотрел им вслед, тихо улыбаясь в пушистые усы.
Две тётеньки, возвращавшиеся из магазина, тоже удивившись, остановились и поставили сумки на землю.
— Посмотри, Ивановна! Что это с детьми случилось—то?
— Ой, да ничего с ними не случилось. Небось школа какое—нибудь мероприятие в Чёрном кусту проводила.
Тётенька помоложе заслонила ладонью глаза от солнышка и ещё раз внимательно посмотрела на живописную группу.
— Вы откуда такие идёте, детвора? — поинтересовалась она, улыбаясь.
—Мы в Африку на экскурсию ходили! — съязвила Танька под смех остальных.
— Ну, вот, я же говорила, что школа мероприятие проводит. Видишь, и вожатый сзади с велосипедом тащится. — успокоенно сказала тётенька.
Они с подругой подняли свои сумки и пошли дальше.
По дороге домой эксперементаторы узнали, что они— «чертенята», что «их мать родная не узнает», что придётся их «сажать в кадушки с мыльной водой и отмачивать целую неделю», и вообще « им достанется от родителей на орехи».
Дети конечно же пытались отшучиваться, но в душе каждого уже зрело беспокойство от мысли о грядущей встречи с родителями.
И она грянула!
Сначала их ругали, потом смеялись, потом удивлялись , какую хорошую ягоду они нарвали, потом пытались отмыть. Вобщем, хлопот и шуму было много.
А потом , папа Кукушкиных смочил тряпочку слабым раствором уксуса и протёр ею Витькину спину, Она прямо на глазах начала светлеть и приобрела сероватый оттенок, но всё равно это было лучше, чем прежде.
Пару дней Танька с друзьями так и ходили «чуть сероватые».
Младшие девчонки им жутко завидовали и даже пытались натирать себе ноги и руки пылью, чтобы быть похожими на старших.
А варенье из тутовника получилось очень вкусным. И когда потом зимой пили чай с этим вареньем, то обязательно вспоминали июнь, жаркое солнечное лето, кузнечиков, спрятавшихся в траве, Юрку «вожатого» с велосипедом и смешное приключение в лесполосе.