Судьба меня по-своему испытывает: Сломал шею в 98-м при нырянии в озеро. Вот такой вот хреновый из меня Тарзан. Чуть не насмерть, еле отпых. Затем четыре месяца в палате на троих и куча времени на восстановление. Сейчас прикован к кровати, без посторонней помощи даже на бок не поворачиваюсь. Работает только правая рука, да и то без пальцев. Хорошо, что небольшая поверхностная чувствительность в теле осталась. Шоковые годы для организма прошли, тело стало восстанавливаться. Медленно, но верно. Оптимизма и упорства хватает, пыряю непокладаючи: тренажёры, компьютер и телевизионный ящик – моё ежедневное времяпрепровождение.
Тогда, в 98-м, разбежался, помню, прыгнул, лечу... долю секунды... Успеваю понять, что лианам тут свисать не откуда, а значит и ухватиться будет не за что. Да и откуда им взяться в центре восточно-русской равнины? Буду приводняться по старинке, значит, в родной котлован садоводческого товарищества.
Бац... и я непонятно где и ничего не чувствую. Главное, и место знакомое и нырять-то делал вид, что умел, но видать вмешался его величество СЛУЧАЙ – воду от берега отодвинул, берег удлинил и под ноги глины смоченной подсунул. Все удовольствия в один миг – знает своё дело…
Удара не почувствовал, но каким-то прозорливым нейроном осознал, что не могу ничем шевельнуть. Зато чувствую хребтом, что всплыл на поверхность как чудо-юдо рыба кит, дрейфую вдоль берега, гейзеры пускаю, а повернуться вверх носопыркой не могу. Тело совсем не слушается. Слышу всё, что в котловане творится, как дети рядом плещутся, а не бзднуть привлекаючи – не крикнуть подзываючи...
Как долго дрейфовал, не знаю, но в сознании присутствовал и сколько мог старался его не покидать. Да и тело не спешило его отпускать. Удачно, мужик какой-то меня заметил и голову за волосы приподнял – воздуха дал вдохнуть, спаситель...
Привезли в больницу. А пятница… вечер… Дежурный хирург череп просверлил, какие-то трубки или бинты в виски воткнул, вывезли в коридор, где оставили на ночь. С утра в палату сунули и до понедельника больше не трогали – ждали, когда умру, наверное. Не дождались, живчик был скорее жив, чем мёртв…
Прооперировали в понедельник. Очнулся в реанимационной на одном из двух лежаков. Весь в капельницах, бинтах и накрыт тонюсенькой простынкой. Хорошо, не с головой. Одиннадцать дней реанимации ко мне гномики в коробке из-под спичек приезжали, как в польском кинофильме КИНГСАЙЗ. Даже подружиться я с ними успел. Трепались всё о чём-то, байки травили, они мне акробатические этюды показывали, гонки устраивали – я делал вид, что овацирую и аплодирую. Когда в себя приходил, в смысле наш гигантский мир, замечал по пожарному датчику на потолке. До ныряния я системы охранно-пожарной сигнализации монтировал и обслуживал, так что этот тепловой датчик-паучок единственной родной «душой» в реанимации был.
В трахее дыра была проткнута для вентиляции лёгких, говорить не мог. Подзывал медсестрёнок имитацией поцелуя губами. Реанимационники меня так и прозвали «поцелуйчиком». На соседнем лежаке за почти две недели моего культурно-развлекательного отходняка поменялось три человека. Двое выкарабкались... Они были «в голосе» и подзывали сестёр, когда я заходился в надсадных поцелуях. Третий сосед был дед без рук без ног, но после суток нескончаемых стенаний он всё же отошёл в мир вечного спокойствия. С оставленным им искалеченным телом я провёл последнюю в реанимации ночь. Как животное стадное, я держался большинства, ибо ещё несколько десятков лет покоптить эту прекрасную планету желание было неиссякаемое.
В больнице я не унывал. Пока дыру в шее не пробили, даже развлекал кого мог анекдотами. При поступлении в больницу мне виски сверлили, чтобы внутричердачное давление снять, так я и там прикалывался над операционистами. Мне хирург сверлит дрелью висок; у меня ни руки, ни ноги не работают, а я как в известном анекдоте допытываюсь у него:
– Доктор, а смогу я потом на скрипке играть?
Тот утешает:
– Сможешь-сможешь...
– А раньше не мог, – говорю. Сёстры в смех, хирург и сам ржёт, хихикает, а дрель не откладывает, всё пытается до моего весёлого нейрона добраться.
– Молчи, – говорит, – а то мозг задену!
Я ему тут же:
– Доктор, не парься, мой мозг более мягкие полушария для проживания нашёл – чуть ниже спины. Еле успевает там от ваших уколов уворачиваться!
Тут вся операционная от смеха инструмент побросала. Хирург слёзы утирает:
– Первый раз такого вижу – жизни на полбздёха, а он ещё байки травит!
Утешил он меня своим, неожиданно вырвавшимся «полбздёхом». Но со мной пессимизм не пройдёт!
– А вы респираторы подготовили? – как можно более серьезно попытался сказать мой весельчак из головы.
– А что, загорелось что ли?
– Нет, от пожара они не спасают, но от полбздёха должны помогать, – так же серьёзно сказал я, и операционная снова залилась смехом. Дырки в висках всё же досверлили и бинты вставили. Голове на самом деле стало намного легче.
Короче, язык у меня правильно заточен, как я думаю, и всегда помогал, разряжая обстановку. Язык хоть и острый, но не похабный. Может и друзьями богат поэтому?
Ныть и стонать я не позволяю ни себе ни домашним. За прошедшие после травмы годы, я всяких нытиков насмотрелся. Подсознательно замечать просто стал таковых. Они и до травмы тоже встречались, конечно, да только я не обращал внимания. Первые годы много кто в гости захаживал, стонатики тоже попадались, да отвадились как-то со временем. Они тоже подсознательно, видать, ждут от меня нытья, а я-то не плакса, не потакаю... Жена самый главный помощник, да дети. Научились мы выживать своими силами... В быту давно всё отработано. Я же не лежу, ничего не делая? Есть тренажер – качели Юлина. С ним можно делать всё, от простейших упражнений, до вытяжки позвоночника. Центров реабилитации много, знаю, но всё зависит от меня. За месяц-два центры на ноги не поставят, а на постоянку кто меня положит? За всё платить надо. Вот поэтому, и пыхчу в домашних условиях. Пройдено всё, и занятия с утра до ночи и ничегонеделание было. Оптимизма полно, а врачебный пессимизм надоело наблюдать. Это же только с виду много возможностей извне, практика другая. Самый идеальный вариант – помощник для занятий дома, но это непозволительная роскошь для нашей беспощадной службы социальной защиты. Постоянная помощь таким как я не входит в их приоритеты. А с друзьями повезло... Теперь только настоящие друзья остались и помогают, как могут.
Вот так и живу «припеваючи», постоянно вспоминая слова всем известной песенки:
«А в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо... всё хорошо… пам-парам-пам-пам…»