От автора
Моей жене Леечке с любовью.
Земную жизнь пройдя до половины, я не смог ответить на вопрос: кто я? Верующий иудей, ученый, философ, литератор… Или, может быть, верующий ученый или философствующий литератор? "Познать себя" не получилось. Профессионально занимаясь физикой, я сожалею о том, что наука все более погрязает в мелочах, перестав быть натурфилософией. Философия, кажется, окончательно утратила предмет своих разысканий, и на том месте, где должна быть последняя глубина, обнаруживается лишь выпотрошенная словесная оболочка. Литераторы так полюбили слова, что их тексты превратились в упражнения без предмета и руководства по игре в бисер. Что же остается? Еврейская тоска по единству мира, быть может, равнозначному его осмысленности.
Эта тоска подвигает упражняться в науке, философии, литературе в тщетной надежде на то, что единство мира удастся запихнуть в текст. А серьезно заниматься наукой, философией, литературой одновременно – невозможно. Времена Леонардо ушли. Вот я и грешу всем этим несерьезно, утешая себя тем, что повисшая на лице важная, профессорская мина, - верный признак жизненной скудости.
Нам досталась эпоха усталости. Я вырос в стране, надорвавшейся на коммунистическом эксперименте. Жалеть о нем не приходится. Но крах великого опыта, потянул за собой все здание гуманизма, по инерции полагаемого вершиной человеческого духа. Ловко заместившая гуманизм, рожденная от сытости и трусости политкорректность, сама по себе не дурна, но уж очень ограниченно приложима к реальной жизни. Жить ей не долго. Что остается, когда все идеи исчерпаны и слова истерты? Остается перечитывать старые книги, радуясь передышке, выпавшей на долю нашего поколения, поколения, наследовавшего уцелевшим, недобитым.
И переехав в Израиль, я обнаружил себя среди уцелевших и выживающих, спасших Веру и Верою спасшихся. Впрочем, религия Израиля со времен Исхода была достоянием уцелевших. Оттого, наверное, и переезд прошел почти безболезненно. А что в сухом остатке? Улыбка выживающих, ставшая нашим фирменным знаком среди народов мира.
Но к делу: о чем эта книга? О странных взаимоотношениях истин и смыслов, царапающих друг друга и не желающих укладываться в гармоничную мозаику. Сопряжение воли к смыслу и воли к истине, в недавнем прошлом доставляемое ортодоксией, в наши дни стало проблематичным. И более того: улетучилась воля к такому сопряжению. Истины сегодня проходят по ведомству науки, а смыслы остались за религией. Попытку сборки такой мозаики, не унижающей достоинства смыслов и истин, и представляет собой этот альманах.
Мои родители, научившие меня уважать и ценить мысль и слово, не прочитают этой книги, я рано осиротел; они ушли в мир, именуемый каббалистами миром Истины. Папе и маме ведомо, хороша ли эта книга. Не огорчит ли она их. Нет ответа.
Теперь о приятном. Я бесконечно признателен Реб Перецу Быстрику, открывшему для меня Моисеев Закон. Я почитаю незаслуженным счастием многолетнее общение с А. Воронелем, физиком, мыслителем и очаровательным собеседником. Без их благосклонного вмешательства в мою судьбу эта книга не появилась бы на свет. Помощь М. Юдсона в работе над текстом была куда значительней обычной редактуры. Статьи, вошедшие в настоящий сборник, печатались в журналах "22", "7 Искусств", "Nota Bene", "Артикль".
2004-2015, Ариэль