Бестужев-Марлинский и Лермонтов

Вадим Гарин
                Я неважный знаток поэзии. Многих поэтов люблю, однако в последние годы стихов не читаю – нет времени. Как ни смешно звучит, его нет потому, что сам много пишу. Ну, как тут не вспомнить известный анекдот про чукчу, который на вопрос – что он читал в последнее время, ответил, что чукча писатель, а не читатель!

                Случайно купленный двухтомник сочинений Бестужева-Марлинского, изданный в 1958 году, стал для меня открытием.  Писатель происходил из древнего рода Бестужевых, а Марлинский стал его литературным псевдонимом.

                За участие в заговоре декабристов в 1825 году его сослали в Якутск, а оттуда в 1829 перевели солдатом на Кавказ. Участвуя во многих сражениях, получил чин унтер-офицера и георгиевский крест, а затем был произведён в прапорщики. Погиб в стычке с горцами, в лесу на мысе Адлере.
               
                В литературных пристрастиях читателей, не имеющих специального филологического образования, большое значение имеет фактор времени, в котором они живут. Конечно, я пишу о себе и собственном окружении. И, тем не менее, задайте вопрос вашим друзьям, любящих литературу, читали ли они произведения писателей и поэтов конца восемнадцатого и начала девятнадцатого веков, таких, как Баратынский, Вяземский, Языков; повести Одоевского, Батюшкова? Может быть они знают творчество писателей, которые издавались в журнале «Вестник Европы» под редакцией В.А. Жуковского? Думаю, ответ очевиден.

                Бестужев-Марлинский стал для меня открытием. В своё время он был широко известен, и его творчество оказало огромное влияние на современных литераторов. Многие ему подражали. Первое, что бросилось в глаза – влияние Марлинского на Лермонтова. Почти такая же музыка стиха!

                В силу технического образования, я не претендую на серьёзный анализ влияния Бестужева на  литераторов-современников, таковой существует в русской критике. Особенно убедительно выглядит критика Белинского. Я же решил рассказать об ощущениях своего открытия Бестужева-Марлинского. Возможно, это заинтересует читателей Прозы. ру, и кто-то на досуге прочтёт не слишком популярного, забытого в наше время интересного автора.

1.
                В советское время книги не только читали и коллекционировали, они ещё являлись предметом престижа. Книги стояли в шкафах, на книжных полках, определяя культурный уровень хозяина. Часто владельцы личных библиотек книг вообще не читали. Даже появились муляжи: одни корешки престижных изданий. А снимешь с полки, там картонная обманка! Некоторые ловкие деятели накапливали книги в виде конвертируемого товара, как сейчас недвижимость.
                Конечно, были и настоящие любители книги, но и они включались в гонку приобретения. В книжных магазинах и на почте старались завести знакомства, чтобы «по блату» подписаться на издания, а также на тираж толстых литературных журналов. За советский период у меня скопилось более трёх тысяч томов книг, которые с трудом размещались на стеллажах коридора и гостиной. Для того, чтобы ориентироваться в этом, пришлось составить каталог.

                Настоящие любители книги сбивались в сообщества по интересам и посещали книжные развалы и «блошиные» рынки, которые существовали во многих городах.

                Стихийные книжные рынки не надо путать с организованными книжными развалами Москвы, Ленинграда и других крупных городов, где имелась возможность купить и раритетные издания.  На таких рынках книги лежали на земле, тротуаре, в парках на подстеленных газетах и рогожках. Развилась сеть книжных маклеров. У них можно было обменять или купить необходимые книги.

                Я приобретал книги всеми доступными способами. Например, на развале Арбата, в Москве, приобрёл дореволюционное издание Николая Костомарова «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей», «Жизнь животных» Брема, но без одного тома, за что получил скидку. Там же приобрёл «Историю России» Соловьёва, Тарле и многие другие. В Питере, где проживали родные и близкие, в книжных развалах, организованных во многих районах города, я приобрёл «Евангелие» 1907 года издания Святейшего Правительствующего Синода и  «Библию в картинках» – так называлось полное собрание двухсот тридцати картин  к Ветхому и Новому заветам французского художника-иллюстратора Гюстава  Доре (1832-1883).               

                Много книг куплено в Ростове-на-Дону. Там книжные рынки устраивались в парке Островского прямо на траве. Завсегдатаев и зевак гоняла милиция и они часто перемещались по территории парка. Приходилось искать новое местоположение. Ходила разноликая толпа, многие были знакомы, ведь встречались на развале не единожды. Здоровались, обменивались новостями, спрашивали о книгах, которые хотели приобрести, приценивались. Делились мнениями по изданным книгам и информацией по доступному самиздату. Но самиздат – это особая статья. Нет времени освещать эту важную часть советской литературы, так можно отойти от темы. Самиздат достоин отдельного сюжета.
                На развале в Ростове выработался конспиративный язык. Покупатель спрашивает:
                - Сколько?
                - Меняю, - отвечал продавец.
                Это означало: «продаю» и жест, скажем, двумя пальцами (двадцать  рублей). Булгаков, к примеру, стоил сотню; Пикуль  - двадцать пять; Хейли - сорок; Шейнин – двадцать рублей. Тарле «уходил» по двадцать пять за том. Но можно было и поменять. Это делали постоянные посетители, их хорошо знали. Например, несу я собрание сочинений Серафимовича и Фадеева. Книги перевязаны верёвкой, подхожу к постоянным маклерам:
                - Заинтересую?
                - Если добавишь Хаггарда, которого я тебе отдал в прошлое воскресенье, дам за всё Бестужева-Марлинского. Старое издание.
            
                Поскольку сын, для которого приобреталась книга, за неделю уже прочитал Хаггарда, я его отдал. Вот так  и приобрёл два потёртых тома писателя, критика, публициста Бестужева-Марлинского в коричневом картонном переплёте.

2.
                В книгах была проза и стихи. Стихи понравились больше прозы. Именно тогда я и ощутил в ритме, конструкции (извините за инженерную терминологию) что-то давно знакомое со школьных лет: что-то лермонтовское, а когда наткнулся на строчку «Белеет парус одинокий», изумлению не было предела:


У Бестужева-Марлинского:         

Белеет парус одинокий,
Как лебединое крыло,
И грустен путник ясноокий,
У ног колчан, в руке весло.

У Лермонтова:

Белеет парус одинокий,
В тумане моря голубом!..
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?



                «Белеет парус одинокий» – строчка романтичная, байроновская, бьющая в цель! Без неё не было бы стихотворения такой силы ни у одного, ни у другого.  Скандал, - подумал я по молодости, незнанию и неопытности, - плагиат! Ведь Бестужев-Марлинский начал издаваться в 1819 году, когда Лермонтову исполнилось только пять лет.

                Начал дотошно «копать», но интернет в те годы отсутствовал, а сидеть в областной библиотеке, не было времени. Единственное, что удалось найти – неоконченную повесть «Андрей, князь Переяславский», в которой ещё в 1828 году Бестужев-Марлинский употребил эту строку. (стихотворение  Лермонтова «Парус» впервые упоминается в письме М.А. Лопухиной 2 сент. 1832 г.)

3.
                В начале очерка я уже писал, что не являюсь знатоком поэзии. Увлёкшись с детства русской и зарубежной прозой, записался в городскую библиотеку и бешено читал. Сначала всё подряд, а позже принялся за собрания сочинений русских и зарубежных классиков, публицистику, а позже и критику.
                Знания поэзии черпал, в основном, на уроках литературы по школьной программе пятидесятых годов. Впрочем, как и многие друзья-приятели. В школе требовали заучивания стихотворений наизусть, а могло ли послевоенной детворе, привыкшей к свободе и проводившей всё время на улице, такое нравиться? Конечно, нет. Из-под палки любовь к поэзии не прививалась. Но прозу Пушкина и Лермонтова читали запоем.

                Жизнь в те времена носила сильно политизированный характер. Это относилось и к литературе, и к литературоведению. По официальной версии тех лет, главной причиной гибели Лермонтова была ненависть царя к поэту-бунтарю, и усилия лермонтоведов направлялись главным образом на обоснование этой версии. Организатором дуэли называли князя А. Васильчикова, сына одного из царских любимцев и скрытого врага поэта, а главная роль в гибели поэта отводилась Николаю Мартынову, человеку глупому и самолюбивому. К тому же Мартынов представлялся озлобленным неудачником и графоманом.

                С такими представлениями я приступил к прочтению книги К. А. Большакова (в машинописном варианте самиздата), купленной по случаю в Ростовском книжном развале, «Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова». (Сейчас её обнаружил в интернете: http://coollib.com/b/222695/read)

                Книга произвела огромное впечатление. Стало открытием, что Лермонтов имел, мягко говоря, неуживчивый и вздорный характер, из-за чего многие современники его не любили. Что они с Мартыновым были достаточно близки, и что Лермонтов волочился за сестрой Мартынова во время остановки в совместном пути на Кавказ (в Москве, в доме Мартыновых), а потом бросил её. Позже на этой основе возникнет одно из предположений причины ссоры.

                И сам Мартынов предстал в ином свете. Во-первых, назвать его неудачником нельзя. В двадцать пять лет он уже имел чин майора, в то время как Лермонтов – всего лишь поручика. Глупым тоже, скорее всего, не был. Знавший его декабрист Н.И. Лорер писал, что Мартынов имел блестящее светское образование. Сам факт длительного общения Лермонтова с Мартыновым говорит о том, что последний не выглядел примитивным человеком и чем-то интересовал поэта.
                В тяжёлой кампании 1840 года оба участвовали в экспедициях и многочисленных стычках с горцами. Оба писали об этой войне стихи.
Мартынов редко брался за перо и, тем не менее, у него рождались неплохие стихи. Вот, например, как он иронически описывает парад в поэме «Страшный сон»:

Как стройный лес, мелькают пики.
Пестреют ярко флюгера,
Все люди, лошади велики,
Как монумент царя Петра!
Все лица на один покрой,
И станом тот, как и другой,
Вся амуниция с иголки,
У лошадей надменный вид,
И от хвоста до самой холки
Шерсть одинаково блестит.
.........................

                Пробовал Мартынов силы и в прозе, но главным сочинением являлась поэма «Герзель-аул», основанная на личном опыте и являлась документально точным описанием июньского похода в Чечню 1840 года, в котором автор принимал деятельное участие:

Крещенье порохом свершилось,
Все были в деле боевом;
И так им дело полюбилось,
Что разговоры лишь о нем;
Тому в штыки ходить досталось
С четвертой ротой на завал,
Где в рукопашном разыгралось,
Как им удачно называлось,
Второго действия финал.
........................


4.
                Что же касается дуэли и гибели Лермонтова, здесь оказалось так много тёмных пятен, что до сих пор бытуют самые противоречивые и невероятные предположения. Вот на этом фоне и пришлось «влететь» в строку «Белеет парус одинокий».
                Конечно, я чувствовал глубокую разницу стихотворений и вложенный в сюжет смысл, но эта строчка и музыка стиха оказались идентичными, хотя стихи Марлинского не выдерживали сравнения с Лермонтовскими. У Марлинского главный герой этих трёх строф – некое третье лицо (Световид, сын Любомира), у Лермонтова – «парус», как символ человеческой судьбы и одновременно лирический герой. То, что у Марлинского являлось метафорой («Белеет парус одинокой, Как лебединое крыло») в системе лермонтовского стихотворения становится метонимией (т.е. заменой, переносом наименования с одного предмета или явления на другой на основе смежности.); у Марлинского буря несёт гибель, смерть, у Лермонтова же «парус» просит бури.
                Я понял, что ни о каком плагиате речи не идёт, но заимствование и использование стиха Марлинского в качестве «строительного» материала совершенно очевидно. Стихотворные строчки Бестужева-Марлинского из гадкого утёнка превратились в лебедя!

                Примерно в то же время я заинтересовался историей христианской религии и богословием, с удивлением обнаружил, что поэма М. Державина «Бог» является живым пособием по богословию, где в поэтической форме дано глубокое философское понятие Бога. Перечитывая в связи с этим Державина, вдруг наткнулся на стихотворение «Памятник», начинавшийся с четверостишия:

Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,
Металлов тверже он и выше пирамид;
Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,
И времени полет его не сокрушит.
............................................
                Ну, что тут скажешь?!

                Здесь, как и в случае с Лермонтовым, налицо заимствование, но в то же время нельзя не почувствовать существенные различия со строками Пушкина, который и пишет проще, и идеал его памяти лежит в народе, а не у богов. Построчное сравнение стихотворений Пушкина и Державина можно прочитать в интернете: http://sochineniepro.ru
Литературоведческий анализ не входит в мою задачу. Да он и не по плечу, однако, меня заинтересовал феномен заимствования, его моральная сторона. Имеет ли автор право? Возможно ли это в современных условиях? С одной стороны, не будь стихотворения Бестужева-Марлинского, не появилось бы гениальное стихотворение Лермонтова «Парус», а с другой стоит вопрос: есть ли моральное право на литературное заимствование в общем случае? Или это можно разрешить (или разрешалось) только гениям? А как определить – кому можно, кому нельзя?

                Задав себе эти вопросы, и не отыскав ответов, полез в интернет.

5.
                Тема заимствования, оказывается, имеет большую историю и не раз обсуждалась филологами в печати.
Позволю себе сослаться на статью С. А. Семёнова «О заимствовании в поэзии», выдержку из которой приведу в очерке.
                «Заимствование широко распространено в поэзии. В этом выражается преемственность творчества поэтов, принадлежащих к разным поколениям. Заимствование может выражаться в использовании устойчивых словосочетаний, размера, ритмического построения, рифмы и т.д. Я остановлюсь на одном случае заимствования в творчестве Пушкина и Арсения Тарковского. Широко известно стихотворение Пушкина "Из Пиндемонти":

  Не дорого ценю я громкие права,
  От коих не одна кружится голова.
  Я не ропщу о том, что отказали боги
  Мне в сладкой участи оспаривать налоги
  Или мешать царям друг с другом воевать;
  И мало горя мне, свободно ли печать
  Морочит олухов, иль чуткая цензура
  В журнальных замыслах стесняет балагура.
  Все это, видите ль, СЛОВА, СЛОВА, СЛОВА !
  Иные, лучшие, мне дороги права;

                В этом стихотворении Пушкин заимствует устойчивое словосочетание "Слова, слова, слова". Причём он не скрывает источника заимствования – это Шекспир, пьеса "Гамлет", действие 2, сцена 2.
 
                Это словосочетание используется и в творчестве поэтов ХХ века. Например, в творчестве Арсения Александровича Тарковского (русский поэт и переводчик с восточных языков. Сторонник классического стиля в русской поэзии. Отец кинорежиссёра Андрея Тарковского. Посмертно награждён Государственной премией СССР (1989):

  Мне опостылели СЛОВА, СЛОВА, СЛОВА,
  Я больше не могу превозносить права
  На речь разумную, когда всю ночь о крышу
  В отрепьях, как вдова, колотится листва.
 
                При этом Тарковский не называет источник. По видимому, в момент написания этого стихотворения (1963-1968 гг.),  словосочетание «слова, слова, слова было настолько известным, что указывать на его происхождение не являлось необходимым. Пушкин своё стихотворение написал в 1836 г. Ссылка на источник словосочетания указывает, что в 30-е годы XIX века Шекспир был не слишком популярен. Другой причиной ссылки на Шекспира (в случае Пушкина) и отсутствие таковой (в случае Тарковского) может служить то, что Пушкин использовал это словосочетание осознанно. Для Тарковского же данное словосочетание могло явиться бессознательным поводом к совершенно самостоятельному ходу мыслей. Таким образом, целесообразнее использовать другой термин – «влияние».
  Необходимо отметить, что у Тарковского вслед за Пушкиным повторяется не только словосочетание "слова, слова, слова", но и рифма "слова – права"».

                Прочитанное наводит на мысль, что ни Пушкин, ни Лермонтов, ни другие поэты даже не задумывались, имеют ли они право заимствовать. Это было в порядке вещей.
                Поскольку в моём очерке всё-таки речь идёт о влиянии Бестужева-Марлинского на Лермонтова, дополнительно приведу примеры такого заимствования, чтобы читатель не подумал, что строчкой «Белеет парус одинокий» заканчиваются заимствования. Об этом я прочитал в статье Андрея  Хвалина, «Русская народная линия. Советские мифы русской литературы»

«Первая глава поэмы «Андрей, князь Переяславский» была опубликована в 1828 г. анонимно. Выход первой главы поэмы в свет вызвал широкий резонанс в печати.
«Андрей, князь Переяславский» I глава.

Хребта Карпатского вершины
Пронзали синеву небес,
И оперял дремучий лес
Его зубчатые стремнины.
Обложен ступенями гор,
Расцвел узорчатый ковер. (С. 65)
 
М.Ю. Лермонтов. «Кавказский пленник».
Хребта Кавказского вершины
Пронзали синеву небес,
И оперял дремучий лес
Его зубчатые вершины
Обложен степенями гор,
Расцвел узорчатый ковер. (С. 22)
 
А. Марлинский. «Андрей, князь Переяславский». I глава.

Ездок все силы напрягает,
Стремит - и снова поскакав
С утеса падает стремглав,
И шумно в брызгах исчезает. (С.74).
 
М.Ю. Лермонтов. «Кавказский пленник».

Близ берегов они мелькают,
Стремят - и снова поскакав,
С утеса падают стремглав
И...
... шумно в брызгах исчезают. (С. 25).
 
А. Марлинский. «Андрей, князь Переяславский». I глава.

И сводов гордое чело
Травой и мохом поросло. (С. 66).
 
М.Ю. Лермонтов. «Корсар».
Его высокое чело
Травой и мохом заросло. (С. 43).

                Далее Хвалин пишет: «... любые текстуальные совпадения нуждаются в объяснении. Чем они вызваны? Что они должны означать с точки зрения автора, включающего чужую цитату в свой текст? И о каком характере творческой взаимосвязи двух поэтов могут свидетельствовать объективно»?

                В литературе принято различать плагиат, влияние, заимствование, подражание и стилизацию.
 (http://www.redaktoram.ru/articles2_view.php?id=13)

                И чтобы заниматься анализом художественного текста необходимо ещё заслужить на это право и безусловно иметь специальное филологическое образование. Только прочитав доступную информацию по проблеме  я понял, что зацепил достаточно сложный вопрос. Что из этого вышло судить не мне.
С высоты своей колокольни я, как смог, рассказал читателям о собственных открытиях в области заимствования и укрепился во мнении, что многие, прочитав текстуально совпадающие строки разных авторов, не будут поспешно обвинять автора в плагиате. На самом деле, не всё так просто, как у Игоря Губермана:

Я пришёл к тебе с приветом,
я прочёл твои тетради:
в прошлом веке неким Фетом
был ты жутко обокраден.