Школа находилась в самом центре Ворошиловского района на улице Рабоче-Крестьянской. Эта улица тянется через весь город, но называется по разному. До моста, соединяющего наш район с центральным, это Рабоче-Крестьянская, а за мостом – проспект Ленина. В начале 60-х автотранспорта явно не хватало, и по улице уныло брели лошади, запряженные в телеги. Их хорошо было видно из окон нашей школы. Эти умные животные перевозили деревянные ящики со стеклотарой, чем-то груженые мешки, кирпичи, шифер. Но им, само собой, надо было справлять нужду и они делали это прямо по ходу своего движения, то есть на асфальте. Потом по конскому навозу проезжали автомобили, уминали, утюжили, раскатывали его и превращали в огромные плоские лепехи.
Как я уже говорил, наша школа была английской, кроме того, элитарной, а заодно и образцово-показательной. Часто к нам приезжали делегации англичан и американцев. Как раз в это время, в 1962 г., появилась песня «Солнечный круг» (автор слов Л. Ошанин, музыка А. Островского), которая мгновенно стала очень популярной. Ее быстро перевели на английский, и на уроке в рекордно короткий срок мы выучили эту песню наизусть. Когда в наш класс входили англичане или американцы, мы дружно вставали со своих мест и по команде завуча – очень колоритной крупной дамы– начинали петь:
Bright blue the sky,
Sun up on high,
That was the little boy’s picture,
He drew for you,
Wrote for you, too,
Just to make clear what he drew
May there always be sunshine,
May there always be blue sky,
May there always be Mummy,
May there always be me!
Умиленные иностранцы дарили нам в знак благодарности значки и авторучки.
Однажды мой друг, Сережка Минаев вбежал в школу разгоряченный и возбужденный перед самым звонком. Он был толстым, но при этом невероятно подвижным и эмоциональным. «Ты представляешь! Сейчас такое было! Такое! – говорил он, захлебываясь от смеха. Вышел я из дома, а меня в подъезде догоняет Чуня (так мы называли Мишку Евсеева) и говорит: постой, что это у тебя висит? И вытаскивает ... представляешь, вот отсюда (он похлопал рукой по своей пояснице) из штанов наволочку. Представляешь, наволочку!» Сережка гогочет на всю школу, широко раскрыв рот. «Ну, я побежал домой, отнес наволочку и - в школу. Уже собираюсь перейти дорогу, а в это время Солома (Юрка Соломинцев) кричит мне: постой, что это у тебя там торчит? И вытаскивает... представляешь, вытаскивает... опять (Сережка снова хлопает себя по пояснице) – вторую наволочку. Представляешь – вторую наволочку!» Сережка хохочет, не может остановится. Мне почему-то эта история не кажется такой уж смешной, я подозреваю, что он все выдумал. К тому же давно прозвенел звонок на урок. Мы спешим в класс. Сережка бежит первым, потому что не разложил на парте, как требовали тогдашние правила, учебник, тетрадь и ручку. И тут я вижу, что из его штанов тянется длинный шлейф, метра в полтора. Явно простыня! Вот тут уж я даю волю своим эмоциям. Хохочу до слез, Сережка ничего не понимая , удивленно смотрит на меня. Я продолжаю смеяться, показывая пальцем на простыню. Наконец он врубается и мы с ним вместе начинаем гоготать как умолишенные, гоготать до коликов в животе, до посинения, гоготать на разные голоса.
Наша учительница – Таисия Андреевна Двинская – была пожилой, интеллигентной и доброй женщиной с седыми зачесанными назад волосами, собраными в пучок, с открытым и гладким лицом. Казалось, что она никогда ни на кого не сердилась, поэтому ее лицо не тронули морщины. Мы ее уважали и любили. К сожалению она часто болела, и ее подменяли другие учителя. Несколько раз всем классом мы навещали ее в больнице. Муж Таисии Андреевны занимал какой-то важный пост, поэтому она лежала в престижной обкомовской больнице. Жила она в большом частном доме совсем рядом со мной. Пару раз мы навещали ее дома.
В 4 классе, то есть в последнем классе начальной школы, ее окончательно сменила другая учительница Зоя Андреевна, которая была намного моложе и намного проще, но мы ее тоже любили. Она крепко знала свое учительское дело, была требовательна, но при этом оставалась непосредственной и веселой.
Но запомнилась Зоя Андреевна своими профессиональными находками, благодаря которым, я до сих пор помню даты из древней истории. Она дала задание: взять карточку, и на одной стороне цветными карандашами крупно написать историческую дату, а на другой стороне – мелкими буквами событие, которое соответствует этой дате. Таких карточек требовалось изготовить большое количество. Ученика, ответившего урок, ждало решающее испытание. Над партами взмывало море разноцветных карточек: 1237, 1380, 1242, 1147, 1562 и т.д. Учительница выбирала понравившуюся дату, а ученик должен быть рассказать, что именно произошло в том году. Благодаря ответам по карточкам, можно было существенно повысить или понизить свою оценку. Все зависело от качества ответа.Такие треннинги проводились на каждом уроке истории, а в итоге даты и те древние события глубоко засели в тайниках мозга и остались там на всю жизнь.
Помимо истории я любил природоведение, а впоследствии географию, и это естественно, ведь за свою короткую жизнь я много где побывал. Видимо, поэтому дальние города и страны манили меня всегда.
Из книг в то время я отдавал предпочтение зарубежным авторам. С упоением читал фантастическую и приключенческую литературу Ж. Верна, Дж. Лондона, М. Твена, Д. Дефо, М. Рида, Г. Уэллса. Однако отец хотел как можно скорее приобщить нас с сетрой к русской классике. С раннего детства он знакомил нас с поэзией Пушкина, циклами повестей Н. Гоголя «Миргород», «Вечера на хуторе близ Диканьки». Во 2-м классе по его совету я прочитал «Детство» Л. Н. Толстого, а вот «Детство» М. Горького одолел только наполовину. Мне показалось то время беспросветным и невыносимо мрачным. И радовался тому, что у нас теперь совсем не так. Недавно я перечетал Горького и изумился: как же похожа Россия XIX века на Россию сегодняшнюю. Судя по всему, мы успешно построили дикий капитализм, от которого отказались 100 лет назад.
В начальных классах все предметы вела одна учительница, в нашем случае – две, и о них я уже рассказал. Но было еще два урока, которые вели предметники. Это физкультура и английский. Физкультурницей у нас была Лариса Дмитриевна – молодая статная женщина, которая всегда ходила в облегающем трико. Я обожал физкультуру, потому что всегда любил подвижные игры, и соревновательный дух. Но больше всего мне нравился бег на короткие дистанции. Когда я бежал, мной овладевало ощущение полета. Я бегал в классе быстрее всех, и Лариса Дмитриевна настоятельно рекомендовала мне записаться в легкоатлетическую секцию.
А вот с англичанками творилось что-то непонятное: их меняли в начальных классах как перчатки. Истинную причину таких метаморфоз я не знаю, но факт остается фактом: каждый год к нам приходила новая учительница английского языка. Все англичанки, как на подбор были молоденькие, симпатичные и стильные. Я в то время пребывал в состоянии перманентной влюбленности, поэтому каждый год влюблялся в новую англичанку.
продолжение: http://www.proza.ru/2015/12/13/2218