Кеден дала

Дмитрий Дуаньеров
Кеден дала

Неспешно идут торговые караваны по голодной степи.
Палящее солнце давно иссушило буйное весеннее разнотравье, оставив доживать на глинистых солончаках лишь редкую пожухлую полынь и неприхотливые солянки.
Словно утонув в прозрачной глубине вечного синего неба, нестерпимо-жёлтое светило плотно укутало земную твердь обжигающим воздушным покрывалом, и лишь пугливые суслики и сурки в своих глубоких норах да степной орёл, безмолвно кружащий в необъятной вышине, что-то знают о тускло-красном степном закате.
Размеренно ступают по безводной глинистой пустыне тяжело нагруженные верблюды, беспокоя лишь мелких ящерок, юрко разбегающихся из-под широких двупалых ступней, да изредка лениво зашипит из-за камня разомлевшая от дневной жары степная гадюка.
И нет у великой степи ни конца, ни края, ни предела, ни границы, а есть только жадное солнце, высохший колючелистник и печальные крики в безлюдной ночи маленького кулика-авдотки. 
Лишь танцующие на белой глади солончаков едва различимые соляные духи, сотканные из восходящих воздушных потоков и мелкой соляной пыли, оживляют окружающее безмолвие…
Как-то один пришлый хан, обуянный непомерной гордыней, возжелал опутать необъятную степь линиями границ, чтобы стать над нею безраздельным хозяином и властелином.
Долгими днями под охраной сотен молчаливых воинов мчался он на своём быстроногом скакуне по бескрайней сухой равнине, оставляя позади себя тонкую борозду, прорезанную узким лезвием длинного копья.
И только когда солнце пряталось за пламенеющим горизонтом, он останавливал своего уставшего коня и без снов засыпал в походном шатре, убаюканный монотонным шелестом ссохшейся травы и укоризненным шёпотом душного ветра.
Там же, где поздними вечерами, сходя с коня, он твёрдой рукой вонзал в землю сточенное за день до древка новое копье, за ночь устанавливались каменные истуканы, заявляющие права на взимание тамги с проходящих караванов.
Быстро мчался по степи верный конь, неся на своей спине властолюбивого хана, но ещё быстрее летела тревожная весть о семи братьях джута, идущего вслед за незваным гостем.
Заступились названые братья – солнце, ветер и снежный буран – за свою девственную сестру-степь, и потому во время рано начавшейся весны вдруг нагрянули сильные заморозки и выпал снег, погубивший цветущую траву и надежды на хороший травостой для лошадей, верблюдов, овец и коз.
Затем не прошли дожди в конце мая и рассерженное солнце выжгло остатки редкого травяного ковра, заставив ослабевших от голода животных тяжело и тоскливо идти на самые дальние пастбища.
А уже в середине осени начались сильные снегопады, сменившиеся в начале зимы оттепелью, вслед которой ударили такие морозы, что толстую ледяную корку в поисках остатков травы не могли проломить даже крепкие копыта лошадей.
Осиротела великая и голодная степь.
Исчезли с её просторов бесчисленные табуны резвых лошадей, нескончаемые караваны величественных верблюдов и тучные стада пасущихся овец.
Ещё совсем недавно самые крепкие жеребцы и кобылы теперь бродили по пустошам словно редкие тени, обросшие спутанной шерстью, а обессилевшие верблюды, одолеваемые смертной дремотой, неподвижно лежали на голой земле с пустыми горбами.   
И никто на целом свете больше не видел ни горделивого хана, ни его воинов, ни пограничных каменных истуканов: прочерченная лезвием длинного копья линия границы в призрачном свете полной луны превратилась в тонких змеек, которые быстро расползлись по всей степи; мелкие камешки, на которые натыкалось выщербленное острие, жуками-чернотелками, жужелицами и ядовитыми скорпионами разбежались в разные стороны, попрятавшись от ярких солнечных лучей; а крупные осколки рассыпавшихся истуканов степными черепахами медленно уползли подальше от людской суеты и бескормицы… 
Много веков минуло с той поры, но посеянные чужим ханом семена жадных мыслей о разделённой степи, скованной границами и заставами, то и дело давали ядовитые бесплодные всходы: то соседние властители долгими тёмными ночами размышляли о богатствах непокорных бескрайних равнин, то седобородые мудрецы тщетно искали в небе истоки обновлённой силы великой степи, то нечистые на руку караван-баши думали обманом заполучить лучшие пастбища и земли.
Как-то один хитроумный купец прослышал о тайных знаниях древних мудрецов, что не заметит бескрайняя степь тонких линий границ, если прочертить их глиняным остриём с изнанки земли. Долго ломал он голову об эту тайну, мечтая прибрать к рукам колодцы и родники на нахоженных кочевых путях от летовок на севере до зимовок на юге, и решил нанять обедневших кочевников, чтобы те копали ему под поверхностью степи длинный тоннель.
Несколько месяцев, подобно подземным землеройкам, трудились полуголодные землекопы, и вырыли, наконец, под глинистой степью извилистый узкий лаз, широко окруживший небольшое соленоватое озерцо и рощицу низкорослого саксаула.
Сгорая от нетерпения и встав на колени с зажатым в руке острым осколком глиняного кувшина, купец с трудом протиснулся в тёмную нору и пополз по ней, старательно процарапывая верхний свод тоннеля изнутри покрытой травой степи. 
Получилось ли у него завершить начатое, никому не известно, потому что как была степь безграничной, так ею и осталась…
И по сей день, как и тысячи тысяч лет, расцветает весной степь бесконечными живыми коврами, расписанными причудливой вязью распустившихся цветов, летом наполняется беспечным стрекотанием цикад и звенящей тишиной белой глади солончаков, осенью под шелест сухого ветра медленно засыпает, готовясь к долгим холодам, а зимой гудит нескончаемыми вьюгами и буранами. И всё так же, как и с самого первого дня творения, она сама решает, с кого и каким товаром взыскать степную пошлину – тамгу.


Пояснения:
Караван-баши – начальник купеческого каравана.
Кеден дала – в переводе с казахского – таможня степь.
Джут (в переводе с казахского – пожиратель) – массовый падёж скота от бескормицы. «У джута семь братьев: снег, мороз, буран, безводье, голод, зимний дождь, летнее пекло» (казахская пословица).