4. Пираты тёплых морей
Получилось всё очень обыденно и просто. Я не успел ничего сказать, а только мысленно произнёс фразу, и не успел осознать, что именно, сказал, как голова моя закружилась, и я погрузился в тёплую тёмную воду и закрыл глаза. А когда открыл, то увидел светлые улицы зелёного портового города, людей в старинных одеждах и себя, уверенно шагающего под палящими лучами тропического солнца. Только это был я, и в тоже время - не я. Мысли и сознание - моё, но тело, точно - не моё. Да и с сознанием было всё не совсем в порядке. Я был уверен, что живу в конце 17-го века, что меня зовут Дик Томпсон, и что я сын корабельного плотника. Я искал место юнги на каком–нибудь судне. А находился я в порту острова Тортуга, расположенного к востоку от острова Гаити, вдоль его северного побережья.
Передо мной простиралась практически неприступная Кайонская бухта, в которой находилось несколько десятков различных судов, в том числе, и пиратских. Как справедливо писал об этом острове Р. Сабатини в «Одиссее капитана Блада»: «В ту пору в порту, принадлежащем французской Вест-Индской компании, пиратам ничего не угрожало, поскольку они находились под полуофициальной защитой французов. Практически, пираты превратили Тортугу в свою базу, откуда и совершали дерзкие набеги на испанские колонии и корабли. Губернатором острова был француз Д'0жерон. Он получал от корсаров в качестве портовых сборов десятую часть всей их добычи. Помимо этого, Д'0жерон неплохо за¬рабатывал и на комиссионных поручениях, прини¬мая наличные деньги и выдавая взамен их - векселя, подлежащие оплате во Франции».
Чтобы немного перевести дух, а самое главное, содержимое головы привести в хоть какой-то порядок и привыкнуть к своему новому положению, я присел на один из валунов, в изобилии валяющихся вдоль дороги.
Итак, что мы имеем в активе? Знания и навыки подростка 20 века плюс знания и умения подростка 17 века. А в пассиве? Почти полное отсутствие денег, абсолютное незнание ситуации с кораблями, будь они пиратскими, торговыми или рыбацкими. И в чём их различие, достоинства и недостатки? А также незнание обязанностей юнги, которым, несмотря ни на что, я мечтал стать, немного настораживало меня.
Всё это я прекрасно знал, с одной стороны - книги, прочитанные мною в 20 веке, а с другой - из разговоров взрослых в моей семье, в 17 веке. Правда, я также прекрасно понимал, что, если в три-четыре дня не найду работу, то тогда мне будет абсолютно нечего, а вернее не на что, существовать.
Так что, прежде всего, для меня важным стал вопрос поиска подходящей работы.
В моём сознании как будто успокаивалась волна, поднятая слиянием двух Я. И из него, получился своеобразный конгломерат, поскольку с одной стороны - я осознавал, что являюсь выходцем из 20 века. Я знал, что такое электричество, радио, телевидение, телефон, знал, что люди летают в космос и уже побывали на луне и еще множество таких вещей, о которых в 17 веке, не только подростки, но и взрослые, даже и не подозревали. Тогда как, с другой стороны - я знал, что являюсь сыном простого корабельного плотника, который, получив увечья при срыве судна со слипа, доживал свой век в деревне, подрабатывая, где только возможно, чтобы хоть чем-нибудь помочь существованию нашей семьи. Отец научил меня грамоте, дал мне кое-какие плотницкие навыки и твердил о карьере плотника, а отнюдь не о карьере пирата. К пиратским судам он мне категорически запретил приближаться.
Но моё желание участвовать в морских приключениях, добывать сокровища, научиться управлять парусным судном, владеть любым оружием было более сильным нежели почтение к родителям и голос здравого смысла.
В этом оба моих сознания были солидарны. Ведь в обоих случаях (и в 20-м и в 17-м веке) мне было пятнадцать лет, и я был полон романтических надежд, желаний и стремлений.
Самое главное твёрдо верить – стоит мне поступить на корабль, тут же начнутся путешествия и приключения, а все проблемы будут решаться сами собой.
Погода была прекрасная, яркое солнце отсвечивало от поверхности моря мириадами маленьких зеркал и рассыпалось жемчугами в брызгах, срывающихся с вёсел, снующих между кораблями и берегом шлюпок, лодок, каноэ, пирог и прочих мелких вспомогательных судёнышек.
На мне была такая же, как и на многих встречных, простая одежда – короткие штаны, заправленные в сапоги, цветная рубашка, и широкий пояс, на котором висел короткий кинжал. На улицах было довольно оживлённо и, чем ближе я подходил к морю, тем больше встречалось разных людей. Это были и портовые рабочие, и ремесленники, и моряки, и крестьяне, и просто, праздношатающиеся обыватели.
Я спустился к самой нижней улице, примыкающей непосредственно к порту. Это была улица кабаков и гостиниц.
Присев на широкую скамью, стоящую около одного из домов, я залюбовался видом на море с кораблями, лодками, рыбаками, меня завораживала их неторопливая суета.
Передо мной простирался безбрежный океан. Огромная бухта давала приют сразу нескольким десяткам кораблей различного калибра, которые жили своей особой морской жизнью. Это были и огромные фрегаты, и основательные шхуны, и крепкие барки и юркие ботики. Одни из них, только что прибыли, бросив якорь, и приводили в порядок такелаж и рангоут. А моряки свободной вахты спешили попасть на берег, чтобы там «оставить», кровью и потом, заработанные деньги. Другие готовились к отплытию – загружали провиант, пресную воду, боеприпасы и прочие, жизненно необходимые на корабле вещи. Третьи, казались, вообще покинутыми и ненужными, поскольку, кроме пьянства их ничего не интересовало. Трата последнего золотого из кармана самого скупого матроса в экипаже, приводила к одному концу.
Как правильно заметил один мой знакомый король (кажется, бубновый, и он, по всей вероятности, был дальним родственником Винни Пуха), что деньги всегда очень странный предмет – они вроде бы и есть, а потом раз - и нет.
Во все времена существовала и существует непоколебимая истина: одни - хотят потратить деньги и получить за это какие-то блага и удовольствия, другие - за определённую плату предоставляют им эти блага и удовольствия, не упустив ещё при этом возможности, как можно больше надуть тех, у кого есть деньги. Вот и создаётся впечатление, что чем больше денег добывается, тем быстрее они тратятся, как в бухгалтерии – происходит оборачиваемость средств.
Вот по этим законам бытия, порт и портовый городок жили своей кипучей, свойственной только им, жизнью, во всём её многообразии.
Моё внимание привлёк корабль, стоящий обособленно. Что-то было в нём такое, что отличало его от других плавучих средств. Сразу было непонятно в чём же его особенность. Потом, приглядевшись повнимательнее, стало понятно – его окраска. Все остальные корабли стояли серые и безликие, а этот сверкал яркими красками всех цветов радуги. Казалось, окраску только что закончили, лишь местами сверкали подсыхающие свежие краски, прекрасно гармонирующие с чистым аквамарином моря. Я встал со скамьи, и, пройдя приблизительно квартал по направлению к разноцветному кораблю, поднялся на возвышенность, чтобы лучше разглядеть его.
Увлёкшись окружающей красотой Кайонской бухты и её обитателей, я в самый последний момент заметил, что уже нахожусь в окружении, по крайней мере, человек двадцати моих сверстников, одетых в лохмотья и имеющих, довольно зверские физиономии. Я понял, что они хотят поживиться за мой счёт, но, во-первых, у меня на сегодня не было никакого счёта, а во-вторых, это никак не входило в мои планы. Я никак не мог предотвратить нападение и мне оставалось лишь в меру своих возможностей подготовится к отражению оного.
Пока я с опаской рассматривал эту пёструю компанию, один из них подкрался и присел прямо за мной на корточки. Не трудно было догадаться, что сейчас последует удар, от которого я опрокинусь через него, а далее при таком численном преимуществе , обобрать меня до нитки – дело техники, которая надо думать у этой компании отработана до мелочей.
Но на этот раз любителям лёгкой наживы не повезло. Во время вспомнив, что самая хорошая оборона, это нападение, я сгруппировался и в не дожидаясь атаки, нугад ударил ногой назад, чтобы ликвидировать опасность нападения сзади. Кажется я ногой попал ему в пах, поскольку тот взревел почище раненного быка в корриде. Реакция стоящих рядом подростков выразилась в том, что на мгновение они застыли, но отказываться от своих намерений они не собирались. Упорно приближаясь ко мне, они пытались прижать меня к каменной стене. Кольцо сужалось, и я с ненавистью смотрел в их лица, страстно желая только одного, чтобы они замерли на местах и не могли больше двигаться. Желание было настолько мощным, что я даже не удивился, когда первая шеренга нападающих вдруг замедлила движения и медленно осела в дорожную пыль, а стоящие сзади, недоумённо уставились на упавших.
В голове мелькнуло – вот оно первое незаурядное умение или качество, подаренное мне «странником», как я называл нашего ночного гостя. Мысленно, от всей души, я поблагодарил его. Это «умение» пришлось как нельзя, более кстати.
Тут я услышал пронзительный свист и какие-то хлопки вперемежку с бранью. Вслед за этим показался парень, раздававший направо и налево удары плетью моим противникам. Стоящие передо мной, мгновенно среагировали на это, и ретировались в неизвестном направлении.
Оказалось, что кто-то решил вмешаться в мою судьбу. Неизвестный спаситель стоял передо мной с плёткой в одной руке и держал одного из парней за шиворот другой.
- Что у тебя пропало? - спросил он меня. Я ощупал карманы, хотя совершенно не понимал, что там можно найти, и, глянув на пояс, с изумлением обнаружил, что пропал кинжал – подарок отца.
Он, оборачиваясь, к ближайшему проулку, крикнул: «Я буду его бить кнутом до тех пор, пока всё взятое не вернёт на место!» И тут же отвесил извивающемуся в его руке телу, хороший удар с оттяжкой по тому месту, где спина теряет своё благородное название.
Парень выдержал удар довольно стойко, лишь рефлективно дёрнулся и коротко вскрикнул.
- Вернее всего, это безнадёжное предприятие Сэр, – сказал я. - Вы их здорово напугали и теперь вся эта братия уже за несколько миль отсюда зализывает раны и делит добычу.
- Плохо, однако, вы сударь, знаете людей такого сорта, – ответил мой новый друг.
- Уж кого, кого, но своего предводителя или главаря, не знаю, как его величать, они в беде не оставят.
- А как вы определили, что именно он, и есть предводитель или главарь? – спросил я. В ответ он лишь громко рассмеялся.
– Это элементарно, Сэр. Если группа подростков занимается грабежом, и не все участвуют в искусственно созданной потасовке, поскольку один из них спокойно стоит в стороне, на высоком месте и наблюдает общую картину, то кто же является главарем. Наверное, тот, кто сильнее всего размахивает кулаками, или тот, кто со стороны наблюдает всю картину «работы», а при изменении ситуации и возникновении необходимости может внести коррективы или дать команду «отставить», «полундра»?
- Конечно же, второй, к тому же мы с ним давно знакомы и у меня с ним имеются свои счёты. Он поднял руку для очередного удара.
Но тут экзекуцию прервал звон моего кинжала, неизвестно откуда упавшего мне под ноги, и чей-то голос произнёс: «Ничего ценного у него больше не было».
Мой спаситель вопросительным взглядом посмотрел на меня. Я ему ответил утвердительным кивком, а он виртуозным взмахом руки развернул свою жертву, и, отвесив увесистый прощальный тумак, отправил его в ближайшую подворотню, где, не снижая скорости, он скрылся.
Только теперь я не спешно рассмотрел своего спасителя. Он был на год-два постарше меня, и, скорее всего, прошёл жестокую школу морского воспитания, что оставило неизгладимый след и на поведении, и на внешности молодого человека.
Он был среднего роста, коренастый, широкоплечий с накачанными бицепсами и крепкими ногами. Руки и лицо его были обветрены и покрыты многочисленными шрамами.
- Ну, как тебе наш город? - спросил он, засовывая кнут за голенище высокого сапога. – Ничего, город как город – ответил я. – Благодарю за помощь. И окинул его взглядом с головы до ног.
Одежда на нём была по сравнению с моей – царской. Штаны из красной парчи с золотым шитьём идеально сидели на его сильных ногах. Куртка была из тонкой выделанной кожи, с вкраплёнными камушками на рукавах и кончиках воротника, широкий пояс с разнообразным оружием и кожаные сапоги с широкими голенищами, выдавали принадлежность к «береговому братству».
- Ну не скажи, – ответил он. – Наш город-порт Тортуга единственный, в своём роде на весь Карибский бассейн. Это можно сказать, столица и единственное место отдыха «берегового братства» на десятки тысяч миль в округе, а может и во всём мире. –
Да, – сказал мой неожиданный спаситель, – меня зовут Эдд Хаггерт и служу я как раз на том разноцветном корабле, который ты с таким интересом рассматривал, когда на тебя свалилась эта шпана. И протянул мне загорелую мускулистую руку.
– Дик, – сказал я в ответ и пожал ее.
- Откуда ты так сразу узнал, что я не местный? - Ну, это сразу видно. Во-первых, такие молодцы, как только что удалились, на «местных», не нападают. Во-вторых, у тебя довольно простая и не по местной моде одежда, а в третьих, местные ребята никогда не разглядывают с таким интересом собственную бухту. Достаточно, сэр? - Вполне, - ответил я.
- А что ты сделал с этими? - задал он встречный вопрос, указывая на лежащих в пыли противников.
- Не знаю, - ответил я, не лукавя, - просто я страстно пожелал, чтобы они замерли и, воочию, представил этот процесс - вот они и замерли.
- Это что–то новенькое, побеждать противника, не прибегая к насилию, да, очень здорово, до того здорово, что даже и не правдоподобно. Я бы ни за что не поверил, если бы не увидел своими глазами. Он опустился на корточки, перевернул одного из лежащих лицом вверх, пошлёпал его по щекам, зачем-то потрогал пульс и ущипнул за нос.
- А теперь попробуй разбудить их, - попросил он. Я смотрел на лежащих людей и мысленно приказал им очнуться и встать. Сначала это не дало никакого эффекта. Эдд подбодрил меня.
– Давай, давай, и, желательно с тем же усилием. Я повторил мысленно свой приказ два, три, четыре и больше раз с разными интонациями и страстью. И, в конце концов, через некоторое время, они зашевелились, поднялись. Недоуменно озираясь, покачиваясь, явно не понимая, что же с ними произошло, удалились в неизвестном направлении.
- А меня можешь обездвижить? – спросил новый знакомый, когда они скрылись из вида. – Не знаю, – ответил я. – А ты попробуй, - сказал он, и, сидя на скамейке, уставился мне в глаза. Ничего не оставалось делать, как только исполнить просьбу Эдда Хаггерта. Я попробовал, и уже через пять минут, он полулежал, откинувшись на спинку скамьи без признаков жизни. Пощупав пульс, я с трудом нашёл слабое биение. Сильно испугавшись, я попробовал вернуть его к нормальному состоянию, и у меня это тоже получилось.
Он открыл глаза, потянулся и сказал: «Ну и угораздило меня заснуть средь бела дня, да ещё на улице. Увидев меня, он видимо, вспомнил свою просьбу и произнёс: «Ты смотри, и со мной получилось. Признаюсь, меня это сильно удивляет, ведь я от рождения не восприимчив ни к какому гипнозу или внушению, даже бабки-знахарки отказываются меня лечить.
Мы сидели молча, любовались морским пейзажем и слаженной портовой суетой. Но молчание никогда не относилось к моим добродетелям, и уже через несколько минут, мы оживлённо болтали.
Из нашего разговора я узнал многое об окружающей действительности, нравах и законах «берегового братства», о «кодексе чести». В конце нашей беседы я признался, что был бы рад поступить на какой-нибудь корабль.
- Кстати, - сказал мой новый приятель, – я уже сказал, что служу на этом прекрасном корабле, название которому «Рапид», а командует им капитан Кребс большой оригинал и выдумщик. Я думаю и в «береговое братство» он пошёл лишь для того, чтобы получить возможность путешествовать по странным местам, не объясняя никому, зачем он это делает, куда и зачем пойдёт в следующий раз. Честно говоря, у нас, большинство команды такие же чокнутые, как и капитан. Затем самокритично добавил: «Наверное, и я тоже».
Ты знаешь, наше судно только тем и занимается, что бороздит просторы океанов в поисках странных мест. Но это, так, для сведения, главное, что до недавнего времени, то есть до вчерашнего дня, я числился там юнгой, а вчера меня произвели в матросы, так что теперь место юнги вакантно, понимаешь? Я замолвлю за тебя словечко перед капитаном, и думаю, учитывая твои феноменальные способности, он тебя возьмёт, так, что встретимся сегодня вечером, за ужином, в таверне «У французского короля». И больше не попадайся на дешёвые трюки бродяг как сегодня. При встрече с «такими», главное, сразу показать свою силу. И не бойся пустить им кровь, иначе они это сделают быстрее. Ну, пока. Мне пора возвращаться на корабль. Кстати, таверна «У французского короля», прямо пред тобой. До встречи.
Здесь мы расстались, и мой новый знакомый, бывший юнга, а ныне произведённый в матросы полноценный моряк, подпрыгивая вниз по каменистой тропинке вприпрыжку, как обыкновенный мальчишка. Я же, не спеша, пошёл дальше по улице, запоминая место расположения таверны «У французского короля», чтобы вечером можно было быстро и безошибочно её найти, а затем тоже спустился к воде, чтобы почистить и привести в порядок свою, пострадавшую во время потасовки, одежду.
5. В таверне
В таверну «У Французского короля» я пришёл намного раньше назначенного времени.
Как и обычно, в те дни, когда в порту собирается больше трёх кораблей, и их экипажи сходят на берег, у кабатчиков и владельцев винных лавок начинается горячее время. От покупателей нет отбоя. Но чем больше они заливают глотки ромом и вином, тем чаще и более кровавыми становятся стычки между моряками, или между моряками и торгашами.
Сегодня в этой таверне было относительно спокойно. В зале был полумрак. В воздухе стоял тяжёлый запах горелого мяса, гнилых овощей и немытых тел – обычный кабацкий дух. В зале стояло десятка два столов с тяжёлыми дубовыми столешницами и такими же тяжёлыми лавками, видимо, более лёгкая мебель здесь не приживалась, поскольку частенько служила подручным оружием при выяснении отношений среди посетителей.
Сейчас была занята едва ли половина мест, но народ подходил, чувствуя приближения ужина, и заполняемость этого заведения «общепита» с каждой минутой увеличивалась.
Я сел за свободный столик, заказал горох с бараниной, бокал местного виноградного вина, и, не спеша, принялся за трапезу. Здесь на меня никто не обращал никакого внимания, и меня это вполне устраивало.
В зале было относительно спокойно. Лишь трое пьяных матросов, игравших в кости за соседним столиком периодически заглушали своими воплями мирное чавканье и бульканье, доносившееся со всех сторон.
Между столов, с тряпками и ведром, сновала щупленькая девочка, на вид лет двенадцати-тринадцати, которая ликвидировала следы недавней драки. Что–то в ней было такое, особенное, что я невольно засмотрелся на неё. То ли движения резкие, порывистые, то ли манера ходить – не подхалимски угодливая, как у большинства слуг, а подчёркнуто независимая, то ли ещё что-то, точно не знаю. Но больше всего меня поразили её глаза. Я никогда в жизни не видел ничего подобного. Не чёрные и не голубые, не зелёные, а разноцветные, как калейдоскоп или как горсть разноцветных блестящих камушков. Складывалось такое впечатление, что они светятся, а в темноте, казалось, она видит лучше, чем кошка.
Вскоре послышался недовольный голос хозяина: «Ты что там лазишь, как черепаха, а ну, пошевеливайся, живее. Видишь, у наших гостей вино кончается, да и столы завалены грязной посудой!» Девочка бегом отнесла свои орудия труда куда-то на кухню и принялась собирать грязную посуду, разносить питьё, еду и по ходу ловко и быстро протирала грязные столы. И это у неё получалось так грациозно и артистично, что казалось, она танцует, а не выполняет чёрную работу. Быстрота и непринужденность её работы особенно нравилась посетителям, поскольку с нежеланием долго ждать подачи горячительных напитков, у них уживались претензии на какое-то подобие чистоты.
И вот, совершая очередной обход столов, девочка приблизилась к компании уже изрядно нагрузившихся моряков, флибустьеров, капёров или просто пиратов, которые мало чем отличались друг от друга.
Девочка, убирая со столов, оказалась между двумя из них. Один «гориллоподобный» верзила, двухметрового роста, с чёрной шерстью на голой груди и совершенно бессмысленным взглядом поросячьих глаз, вдруг схватил её за плечо своей огромной лапой.
- Ну, теперь деточка мы с тобой поразвлекаемся, – нечленораздельно промычал он, и, качаясь, поднялся из-за стола. Его собутыльники попытались его урезонить. – Ведь это маленькая девочка, ещё дитя, что тебе взрослых шлюх не хватает что ли? Но он или не слышал их или делал вид, что не слышит.
Качаясь из стороны в сторону, как в десятибалльный шторм, он шёл прямо на меня, нетвёрдо ступая своими кривыми ногами и волоча кричавшую и вырывающуюся девочку, за собой.
Девочка затихла, и я вроде бы понял почему. Потихоньку семеня параллельно с Сэмом – гориллой (так звали пирата) она что-то задумала. Тут неожиданно для всех, Сэм-горилла со всего размаха шлёпнулся на глиняный пол, а девочка, отскочив к противоположной стене, как ни в чём небывало стала собирать грязную посуду и вытирать столы.
Сэм несколько минут молча сидел на полу, и, ничего не понимая, озирался по сторонам. Затем он медленно поднялся и опять двинулся в сторону девочки. Она, видимо, боковым зрением не сводила с него глаз, поскольку при первой угрозе приближения, мгновенно оказалась в противоположном от Сэма углу.
И так повторялось несколько раз. Тогда в игру вступил собутыльник Сэма, не многим уступающий ему в комплекции, и, скорее всего, в умственных способностях тоже. Но придушить, зарезать или покалечить человека, здесь им не было равных.
Когда девочка в очередной раз поменяла диспозицию, он неожиданно сзади схватил ее, и, накинув на её шею платок, как удавку, подтащил почти бесчувственную к Сэму и сказал: «Забирай
её и не мешай людям отдыхать, а то разбегался по кабаку как салага по палубе». Но тот ещё видимо плохо соображал после резкого падения и вместо того, чтобы поблагодарить собутыльника, зачем-то широко размахнулся и заехал ему кулаком в глаз. От неожиданности тот отпустил девчонку и ответил Сэму тем же, а, я, пользуясь моментом, подхватил её за руку и попытался вывести из таверны на улицу.
Пока мы пробирались между столов, в кабачке началась настоящая потасовка. Участники событий просто забыли, кто и по какому случаю, за что или за кого дерётся. А били они друг друга просто так, по привычке. «Ах, ты меня задел», – так на тебе по вые, а тот, падая, задевал ещё кого-нибудь, начиналась драка ради драки.
Но мы были уже на улице, в относительной безопасности. Посетителей кабака мы уже не интересовали.
Выбрав удобное место, мы присели на лавочку у входных дверей и ожидали появление Эда. Придя в себя после всего случившегося, девочка поведала мне свою запутанную, печальную и довольно странную историю. Она напоминала мне сюжет из мексиканских или испанских сериалов «мыльных опер».
Девочку звали Санни, что означало «солнышко» или «сверкающая», что вполне подходило к её внешности, но, когда я познакомился с ней поближе все-таки мне стало казаться, что имя её вымышленное.
Она не помнила своих родителей, о которых ходили противоречивые слухи. Появилась она здесь более десяти лет назад ещё ребёнком, трёх-четырех лет. Она была захвачена пиратами, в одном из сражений, на корабле, шедшем с острова Ямайка. Неизвестный сообщил им, что этот ребёнок – законная дочь губернатора Ямайки, поэтому они и привезли её еле живую на Тортугу, надеясь взять за неё приличный выкуп. Но впоследствии, оказалось, что у губернатора Ямайки, не было, и не могло быть законной дочери, хотя бы по той простой причине, что он не был женат. Когда стало ясно, что никакого выкупа не будет, пираты продержали её у себя ещё несколько месяцев, а потом, абсолютно разочаровавшись, забыли об её существовании.
Забывчивость, в основном, заключалась в том, что женщине, у которой пираты поместили на содержание девочку, перестали давать деньги, а эта особа женского пола была довольно скаредной и безжалостной, поэтому она просто выставила крошку за порог, предоставив её воле провидения.
Девочка бродила весь день по городу, её гнали отовсюду, принимая за маленькую воровку, потому, что она была очень грязной и одета в какие-то лохмотья. За целый день она не получила ни глотка воды, ни корки хлеба. К вечеру она оказалась на кладбище, где её, по крайней мере, никто не прогонял и, найдя, в конце концов, укромный уголок, свернулась калачиком на мягкой густой траве между холмиков, заснула.
Утром, её, ещё спящую, в таком неподходящем месте, нашла жена кладбищенского сторожа.
Эта пожилая женщина жила в хибарке около кладбища и оказывала мелкие услуги при похоронах, молилась за усопших, ставила свечи в часовенке возле кладбища и существовала практически за счёт подаяний.
Старушка была бездетной и сердобольной. Она накормила ребёнка, помыла, причесала и оставила жить у себя.
В последствии она полюбила девочку, как родную дочь или вернее, как внучку. Ребёнок оказался ласковым, послушным и сообразительным.
Вобщем можно сказать, что они благополучно нашли друг друга. Женщина баловала ребенка, как могла, на свои скудные гроши кладбищенского служащего. В общем, кладбищенским сторожем был когда-то её муж, но он давно умер, и должность, автоматически перешла к ней.
Так и жили они – «бабушка и внучка» в маленькой покосившейся хибарке у самого кладбища.
Но два месяца назад старушка скоропостижно умерла, оставив Санни совсем одну. Похоронив бабушку и проев все сбережения до последнего гроша, которые у неё оставались, Санни, пошла, искать работу. Взял её хозяин этой злосчастной таверны, не обещая платить ни копейки, но кормить обещал досыта, конечно же, объедками с чужих столов, но это, само собой разумеется.
Нужно отметить, что старушка, приютившая Санни, в молодости получила неплохое воспитание и образование, что в те годы было большой редкостью.
Судьба забросила её сюда издалека, из Европы, где она с мужем выступала в одной труппе бродячих артистов. Но случилось так, что в Марселе, после удачного выступления, они ужинали в небольшом ресторанчике. Там к ним подсел изрядно выпивший моряк и стал доказывать, что их выступления, а особенно, выступление борцов, сплошной блеф и бутафория, и, что, он, лично одной левой рукой, удавит любого циркового борца. Её муж был профессиональным борцом, он тоже был навеселе и это его задело. Закончилось всё импровизированной борьбой по цирковым правилам, при которой матрос в падении ударился головой об угол стола, и, не приходя в сознание, умер.
В те далёкие времена бродячих артистов, а тем более циркачей, за людей не считали, и им грозила неминуемая тюрьма, а возможно и эшафот. Выручил их старый друг, владелец нескольких кораблей торгового флота. Он пристроил их на корабль, который вскоре отплывал в Америку.
Дальше же всё шло будто по заранее отработанному сценарию – захват корабля пиратами, при котором бывший борец лишился ноги, плен, путь в душном трюме, практически без еды и питья на Тортугу. Если бы не старания жены, борец неминуемо умер бы от заражения крови или от голода, но она регулярно делала перевязки и, отказывая себе во всем, отдавала ему последние крохи еды.
Прибыв на Тортугу, они с женой целый год влачили жалкое существование, перебивались случайными заработками. Но кому был нужен одноногий работник, если и здоровые были не востребованы. Поэтому частенько случалось ходить с протянутой рукой.
Но оказалось, что удача не навсегда покинула их. Однажды, во время празднования губернаторского дня им посчастливилось. На них обратил внимание сам губернатор Д Ожерон. Во время милой беседы с ним, выяснилось, что человек, отправивший их из Марселя, оказался его хорошим знакомым. Губернатор по натуре был человеком сострадательным и пригласил супругов к себе в резиденцию.
Когда они в положенный час пришли во дворец губернатора, их радушно встретили, накормили и переодели в приличные платья.
Пока они были в задних комнатах, к ним подошла цыганка, которую никто из них прежде не видел. Она подсела к женщине и напророчила ей всего – и хорошего и плохого. Из всего того, что та наговорила, женщина запомнила лишь то, что у неё будет красивая и умная внучка, которую она будет сильно любить, но муж не увидит её. Внезапно, не договорив, цыганка замолчала, вскочила со своего места и исчезла. В тот же момент вошёл слуга и объявил, что губернатор ждёт их у себя в кабинете.
Губернатор предложил бывшему борцу место кладбищенского сторожа, где он мог хоть и не шикарно, но существовать. Поселились они в хибарке у кладбища.
В начале у них была мечта накопить денег и вернуться назад в Европу, где на самом деле, в Испании, у них осталась дочка, которая воспитывалась у родителей жены – довольно влиятельных горожан Мадрида. Сейчас, дочери должно быть, уже больше двадцати лет и она, наверное, скоро выйдет замуж или уже замужем, а может быть и внуки имеются. Вот бы увидеть её хоть на секунду – мечтала мать. Но без приличных доходов, возвращение в Европу было практически невозможным.
После смерти мужа женщина осталась совсем одна, и тогда она стала часто вспоминать слова цыганки о дочери.
Однажды она пришла к резиденции губернатора, нашла тех слуг, которые во время визита видели их с мужем вместе, и стала расспрашивать о цыганке, которая была во дворце губернатора во время их визита. Но ни один из слуг не видел никакой цыганки, более того, на Тортуге, вообще, никогда не было цыган.
Женщина, озадаченная пришла домой и почти всю ночь не спала. Вот, именно, в то утро она и нашла между могилок маленькую Санни. Она приняла это как знак божий, и отнеслась к девочке как к собственной дочке-внучке. Она обучила девочку всему тому, что знала и умела сама, тем более, что это, не составляло большого труда. Девочка была на редкость сообразительна и послушна.
Из всех занятий более всего девочке нравились, и в чём она наиболее преуспела, занятия по гимнастике. И, как это не странно – борьбе. Поскольку старушка в молодости, как уже говорилось, оказывается, была артисткой и циркачкой, поэтому владела кое-какими гимнастическими навыками. Элементам борьбы и приёмам самообороны её обучил муж, это умение она и передала приёмной внучке. Эти занятия вначале как-то скрадывали серую жизнь Санни. А сейчас она лишь этим спасается от назойливых «кавалеров».
6. Рассказ Эдда Хаггерта
Эдд Хаггерт появился опять вовремя, как раз тогда, когда хозяин таверны, выйдя на улицу, и увидев нас рядом, почти уговорил уйти подальше и не отпугивать клиентов, потому как из-за неё и меня у него одни лишь разорения – разбитая мебель и разлитое вино.
Хозяина таверны звали Сид Пропил. Эдд, как только уяснил в чём дело, сказал хозяину, что он законченный негодяй и к тому же абсолютный дурак. Здесь, на Тортуге, скандалы как раз и являются самой хорошей рекламой питейного заведения. Как только о том, что здесь случилось, станет известно в порту, здесь и мухе пролететь негде будет. И каждый, за кружкой вина пожелает послушать из твоих уст всё, что здесь произошло. На этом же можно прилично подзаработать, понял?
Кабатчик, ворча что-то недовольное под нос и переваривая услышанное, всё- таки отстал от нас. Мы, пройдя квартал, зашли в другое, подобное предыдущему заведение. Заказали немного еды, и, никто не обратил внимания, на то, что многие «косятся» на нас (безалкогольный стол, был, мягко говоря, не в моде), принялись внимательно слушать рассказ Эдда Хаггерта.
Сколько времени существует Тортуга, как столица «берегового братства», столько же здесь обитает искателей приключений. Это и моряки, и полупьяные авантюристы различных рас, сословий, национальностей и наклонностей, и охотники, и лесорубы, и прибрежные жители, собирающие всё то, что вы¬брасывается морем. Основная часть из них была изгоями общества. Это беглые каторжники, которым дорога домой, грозила пеньковым галстуком, политические изгнанники, которым также эта дорога была заказана и просто откровенные жулики, разбойники, убийцы и насильники всех мастей. Однако, среди такой публики иногда и даже довольно часто, встречались вполне порядочные люди, волею судьбы, оказавшиеся здесь, и разнообразные странные личности. Одной из них – вполне порядочным человеком и одновременно очень странной личностью, как раз и был капитан шхуны «Рапид», капитан Кребс.
Началось это пять лет назад, когда среди портового люда прошёл слух, что какой-то странный человек по имени капитан Кребс набирает команду для путешествия к острову Пасхи, и обратно, на судне, которое стояло здесь же в Кайонской бухте.
Капитан Кребс сам лично беседовал почти с каждым желающим поступить к нему на службу, внимательно выслушивал историю каждого претендента, хотя и знал, что большинство рассказанных историй - откровенный вымысел. Часть из них – смесь из полуправды и полувыдумки, и лишь сотая часть людей - рассказывает о себе истинную правду. Потом вежливо просил зайти через неделю за ответом. Принимал на своё судно капитан Кребс далеко не всех, но зато у тех, кого он принял, не было оснований для огорчений.
Они регулярно получали прекрасное жалование, которое значительно превосходило размерами среднюю годовую выручку «средне удачливого» пирата, да и добычу делил, если она каким-то образом им доставалась, честно, по законам «берегового братства», не считаясь с собственными интересами.
С уголовниками он старался не иметь дела, отдавая предпочтение политическим изгоям и авантюристам – романтикам.
Всех в порту удивляло его практика платить жалование, причём независимо от доходности предприятия. Это среди «берегового братства» считалось чудачеством и не приветствовалось, хотя сильно и не осуждалось.
Несмотря на его чудачества, о нём сложилась слава, как об удачливом капитане, не знающем поражений. Правда и побед у него было немного, поскольку грабил и захватывал суда он, только в порядке самообороны и только тогда, когда на него нападали. Вот тогда-то он и показывал чудеса искусства кораблевождения, артиллерийского мастерства и удали в абордажных боях.
Случалось, что он сам становился к пушкам, и с одного выстрела пробивал борт вражеского корабля ниже ватерлинии с большого расстояния.
Ходили о нём и другие легенды.
Например, говорили, что хороший шторм он чувствует за несколько дней, которых всегда достаточно, чтобы укрыться в какой-нибудь бухте. Он легко и просто, заходит в порт любой державы и загружается там провиантом и пресной водой, что он будто бы недосягаем для пуль мушкетов и непробиваем холодным оружием.
В общем, слухов было достаточно, и, как всегда в таких случаях, если объект слухов удачлив, то перевешивают положительные моменты, а стоит ему «попасть в переплёт» или «сесть на мель», так сразу же многое положительное превращается в отрицательное.
- Самое главное, - говорил Эдд Хаггерт, – за пять лет, которые я плаваю с капитаном Кребсом, мы не загубили ни одной невинной жизни. Это значит, что за всё время, за все длительные и малые походы капитан Кребс не произвёл ни на кого, ни одного нападения по своей воле.
- Чем же вы занимались все эти годы? - спросил я.
- Это очень трудно объяснить, но мы практически только путешествовали, смотрели, слушали рассказы местных жителей, посещали странные и таинственные места, различные острова и даже неизвестные материки – по крайней мере наши бывалые моряки так их называли. Иногда месяцами стояли в портах разных стран, ожидая капитана, который высаживался на берег и пропадал в неизвестном направлении.
- Ему сам капитан Блад предложил прекрасную, прибыльную операцию, а он отказался из-за того, что уже собирался ехать к далеким неизвестным островам слушать, как поют Сирены. Один из старых моряков сказал ему, что Сирены поют лишь на одном из островов, который, появляется из воды только весной и ненадолго. И те моряки, корабли которых проходят в непосредственной близости от этого острова, обречены на вечную жизнь с сиренами на их острове, либо на погибель. По крайней мере, никто не видел в живых, ни одного моряка, вернувшегося с острова Сирен.
- Ну и что? Вы побывали там? – спросил я. – Конечно - ответил Эдд. – Наш капитан слов на ветер не бросает, сказано – сделано.
- Ну и как там сирены? – меня разбирало любопытство. – Нормально ответил он. – поют себе и поют, никому не мешают, а то, что период их песен совпадает с особо опасными штормами, так в этом, эти беззащитные создания совершенно не виноваты.
- Эдд, расскажи, пожалуйста, подробнее об этих сиренах? – c огромным интересом попросил я. Но он ответил отказом, сославшись на то, что у нас с ним ещё будет время обсудить все приключения и путешествия капитана Кребса.
Расспросив нас о том, что же здесь произошло и выслушав наш сбивчивый, но правдивый рассказ, он несколько минут молчал, а затем сказал, что есть выход из создавшейся ситуации. Я предупредил его, что расставаться с Санни я не намерен и буду её защищать. Он дал понять, что ему это известно, и он всё предусмотрел. Он предложил нам покинуть эту гадкую таверну и выйти подышать свежим воздухом. Мы с энтузиазмом поддержали его предложение.
Отойдя от таверны, мы молча спустились к тёмному ночному заливу, и присели на камни, которых здесь было предостаточно. Было уже совершенно темно. Море замысловато «фосфоресцировало», его светящиеся капли небрежно рассыпались привлекательными узорами на жёлтом песке, создавая атмосферу таинственности и надежды на удачу.
Мы сидели и молчали и тут, я не выдержал и спросил - Что же всё-таки мы собираемся делать?
Ответ напрашивался сам собой и его четко сформулировал Эдд.
Я поступаю юнгой на корабль Кребса, и Санни, переодевшись мальчиком, поступает туда же подручным кока. А так как капитан дал Эдду поручение найти замену помощника кашевара, которого два месяца назад пришлось оставить на одном из Наветренных островов, вопрос решался в нашу пользу.
Подручным у кока был шустрый мальчишка Билли, которого за год до этого подобрали привязанного к обломку мачты посреди океана без пищи и воды. В дальнейшем, Билли так и не смог объяснить, что же с ним произошло. Он плыл с родителями на корабле, но сильный шторм потопил его, и что с ним произошло в дальнейшем, он не помнил. И вот теперь, спустя год, при пополнении запаса провианта, нашего Билли, встретила на берегу, одного из островов, почтенная матрона, которая назвала его Томом и сообщила, что родители его живы и здоровы, и уже целый год ищут его по всему Карибскому бассейну. На этом наши планы на ближайшее будущее были исчерпаны. Мы медленно поднялись вверх и побрели в поисках ночлега.
Санни сразу предложила переночевать у нее - в хатке ее приемной бабушки на краю городка у кладбища. В конце концов так и получилось, ночевали мы все вместе в кладбищенской сторожке. Хорошо, что там сохранились постельные вещи, поскольку это всё то, что было нам нужно. Мы с Эддом легли и не поворачиваясь продрыхли до самого утра.
Поутру, мы с ним, проснулись одновременно. Санни в доме не было, но с кухни доносились аппетитные запахи. Одевшись и умывшись, мы осторожно прокрались туда. Там, у плиты, стоял незнакомый подросток и, увлечённо что-то напевая, кашеварил.
- А где Санни? - В один голос спросили мы. Парнишка обернулся, и тут мы от неожиданности замолчали. Перед нами стояла Санни, да, именно, Санни, но только в мужском обличии. Не только одежда, но и манера поведения, походка, голос, всё изменилось до неузнаваемости. Лишь глаза, разноцветные глазки Санни, оставались прежними. Артистичный дар её был неотразим.
Насладившись произведённым эффектом, она усадила нас за стол и накормила таким завтраком, какой нам и не снился. Но где же она взяла продукты? Конечно же, на огороде, хорошо видном из окна. Развороченные грядки и раскопанные лунки были немыми свидетелями источника нашего утреннего пиршества, ну и ладно – все равно мы уже нескоро сюда попадем, а к тому времени все, что и останется на огороде, выкопают и утащат звери и бездомные люди.
После завтрака Санни собрала небольшой узелок с пожитками, с запасами провизии, вернее, с остатками огородного богатства и объявила, себя готовой к путешествию.
Более, ничто не мешало нам поспешить на судно к капитану Кребсу и попытаться осуществить план, так мастерски задуманным Эддом Хаггертом.
Капитан Кребс по рассказам Эдда Хаггерта держал команду в полном подчинении и не терпел никаких нарушений дисциплины. В нашем представлении это был здоровенный амбал с интеллигентным лицом, жёстким взглядом, видящим все насквозь и жесткой рукой, способной покарать любого несогласного с его мнением.
Однако наши ожидания были обмануты. Когда нас пригласили на беседу в капитанскую каюту, капитан Кребс оказался мужчиной средних лет, среднего телосложения и среднего роста. В общем, ничем непримечательная внешность, без особых примет – самая рядовая.
Наше прибытие он воспринял как должное, выслушал наш сбивчивый рассказ очень спокойно и задал всего один вопрос: «По какому борту вас больше устроит каюта?»
Надо отметить, что вопреки обычаям того времени у капитана Крэбса в общем кубрике жили лишь рядовые матросы. Для остальных же членов экипажа были устроены, хотя и не очень шикарные, но вполне удобные одно, двух и трехместные каюты.
И еще одно сказал капитан нам как предостережение: «Среди пиратов Тортуги у нас, конечно, есть много друзей, но имеются очень опасные и дурные люди, а также и настоящие враги, а вернее злые завистники. Я их естественно знаю. Один из них наиболее опасен, он ради наживы готов пойти на любую подлость. Это капитан Олфул на барке «Спрут». Он почему-то вбил себе в голову и внушил экипажу, что у меня несметные богатства и находятся они либо на «Рапиде», либо спрятаны в потайном месте, куда я периодически наведываюсь. Так, что если меня хорошенько прижать и потрясти, то я отдам всё. И тогда победителю больше не понадобиться рисковать и можно будет бросить пиратство и вернуться к мирной жизни, поскольку этих денег всем хватит до конца своих дней. И дело это благое, потому что я, капитан Кребс, слуга дьявола, а деньги - это плата за дьявольскую службу. Конечно же, это чушь собачья, и, я совершенно не боюсь этого труса, но вот укусить из-за угла он может, и обычно это случается в самый неподходящий момент. Поэтому, если увидите барк «Спрут» на горизонте, удвойте свою бдительность и будьте готовы к любым пакостям с его стороны. В общем, с мсье Олфул иметь ничего общего не стоит.
Через час мы уже были полноправными членами экипажа судна «Рапид» со всеми вытекающими отсюда последствиями, и, сидя, в каюте Эдда, праздновали начало нашей новой, во всех отношениях, жизни.
7. Капитан Олфул
В это время капитан Олфул, проклиная все на свете, с большим трудом двигался в сторону Тортуги на своем барке, сильно потрепанном в жестокой схватке с купеческим судном. Команда роптала и каждую минуту можно было ждать бунта.
Находясь в своей каюте, капитан сидел за столом, обхватив голову руками, и размышляя над событиями последних двух дней.
Капитан был физически очень сильный человек, но умственными способностями – бог явно его обидел. Благодаря своим физическим данным и отчаянной смелости, он недавно стал капитаном этого барка. Но на этом везение его полностью прекратилось – морские бои он проигрывал и еле успевал унести ноги, в шторм он попадал обязательно в самый центр урагана и чудом оставался цел. Когда же ветер прекращался и начинался штиль, надо было двигаться как можно быстрее - и из за этого лакомая добыча ускользала из под самого носа. Вобщем полная непруха, даже при игре в кости последнее время ему фатально не везло.
А все началось с встречи с этим полоумным капитаном Крэбсом. А кто же еще, как только полоумный станет раздавать команде деньги, если эта команда за последний год не захватила и не ограбила ни одного судна. Главный вопрос – откуда капитан Крэбс берет деньги? – давно не давал Олфулу покоя. И из за недостатка информации он решил, что у Крэбса где-то есть очень большие запасы золота. Может он выкопал сокровища старого Флинта, а может захватил целый испанский галлион с золотом и теперь просто проматывает его. Но ведь где-то и когда-то он пополняет свой золотой запас. Надо обязательно разнюхать этот момент и по возможности отгрести себе побольше.
И вот две недели назад, перед отплытием, столкнувшись с Крэбсом в порту, Олфул прямо спросил – Старина Крэбс, ты много лет здесь крутишься, но не захватил ни одного корабля, не ограбил ни одного острова, вобщем не совершил ни одного поступка, достойного настоящего пирата, но платишь своим матросам гораздо больше, чем остальные капитаны, где же ты берешь деньги? Или ты искусный фальшивомонетчик, или служишь дьяволу и получаешь за это солидную плату. Так поделись секретом, может и я хочу послужить дьяволу за хорошие деньги.
Однако Крэбс ответил довольно неучтиво, даже можно сказать крайне неучтиво. Он куда-то послал Олфула и добавил, что у него кишка тонка служить кому-либо из смертных, а не то, что дьяволу.
Олфул счел эти слова с одной стороны прямым подтверждением своей догадки, а с другой личным оскорблением, которое позволит поставить этого полудурка на колени прямо сейчас. В своем физическом превосходстве Олфул естественно абсолютно не сомневался. Он схватил Крэбса за плече, чтобы заставить его продолжить разговор. И вот здесь случился конфуз - Олфул, непобедимый не в одном кулачном бою Олфул, вдруг, без всяких на это видимых причин, кувыркнулся под ноги Крэбса и полчаса не мог подняться и вымолвить хоть слово. Правда он ощутил, что в тот момент, когда сам схватил Крэбса, получил небольшой резкий удар раскрытой кистью в грудную область, но удар был настолько слаб, то Олфул не придал бы ему никакого значения, если бы только смог дыхнуть или двинуть какой-нибудь конечностью. Только про этот удар он конечно никому не рассказывал, а свалил все на колдовскую силу Крэбса и поднял большой шум в порту, хотя Крэбс давно уже вышел в море.
Вобщем, провалявшись полчаса в дорожной пыли, он в конце концов понемножку очухался, сел на камень и, стал обдумывать варианты мести, поскольку душу его переполняла бессильная злоба и черная зависть, других чувств он не ведал.
Он вошел поколено в воду, умылся, затем резко развернулся и зашагал в сторону ближайшей таверны.
По дороге он сочинил от части для себя, а главное для всех других, интересную историю о том, как он шел, никому не мешая, по берегу самой свободной в мире Кайонской бухты, и вдруг получил удар сзади по голове, от которого потерял сознание.
Когда же очухался, то оказался связанным по рукам и ногам на палубе Рапида, корабля всем известного своими чудачествами капитана Крэбса. И этот Крэбс сутки держал его в грязном трюме с крысами и без еды и питья, заставляя подписать договор на служение дьяволу.
И вот сейчас, раздумывая над своей злосчастной судьбой, Олфул окончательно принял решение выставить виновником всех бед своей команды капитана Крэбса и силой или хитростью заставить его поделиться своим золотом.
Он поклялся, что если только благополучно доберется до Тортуги, то после небольшого отдыха займется только тем, что будет день и ночь следить за Крэбсом и его командой, чтобы любыми путями узнать тайну золота Крэбса. Подкупом, шантажом, похищением его людей, настраиванием против капитана «берегового братства», обвинением во всех мыслимых и немыслимых грехах. Любыми путями получить его золото – вот главная цель.