04.12.2013 10:56
Сейчас только дослушал аудиокнигу Васильева Бориса Львовича « Не стреляйте в белых лебедей». Не ожидал от этого произведения, « лиричного, сентиментального», как казалось мне ранее по слабым, полузатертым откликам из глубин памяти, оставшимся мне от одноименного фильма, -- не ожидал я такой мощной ярчайшей вспышки сверхновой, рентгеном осветившей и высветившей всю правду и ложь этого мира.
Сквозь тишайшую музыку повествования все время слышался не заглушаемый, хотя и бесконечно далекий, рев, грохот «Ниагарского водопада», живительного неиссякаемого -- до кристальности чистого источника! Он не заглушал, даже и не накладывался на повествование -- оно на него накладывалось! И от этого, тишайшие слова его входили в какой-то резонанс, от которого взрывались барабанные перепонки, выдавливая мозги наружу, оставляя лишь голую душу с совестью наедине..,вдруг, в какой-то пустоте... безмолвии. Он -- этот шум отдаленного водопада был просто как фон, воздух, среда, само пространство, в котором все это и происходит. А может что-либо существовать без пространства -- хотя бы атом, электрон,кварк, галактика, вселенная..? -- уж не то, что человек!
И становилось сразу понятно, что зло, на сколько бы громко оно из змеиной трубной глотки не извергалось, всегда остается всего лишь как нечто, лишь существующее на этом фоне. Ибо если было бы наоборот, то не существовало бы уже ничего и самого бы зла тоже, оно само себя тут же и пожрало, и аннигилировалось!
Правда -- это некое реликтовое излучение, пронизывающая все и вся на свете, оно родилось в тот миг, как только люди физиологические, юридические, превратились -- в людей фактических (морально-этических)! Вспыхнуло из точки и разрослось во всю вселенную (пространство осязаемое человеческим разумом).
С тех пор протекло много времени, и та невозможная первозданная яркость, и не мыслимая температура -- для сегодняшнего человека -- уже даже и не определяется никак нашими огрубевшими органами чувств. Но остался, существует фон этого первозданного реликтового излучения, этот фон и называется -ПРАВДОЙ!
P. S.
20.01.2014 10:15
Опять решил вернуться к не так давно прочитанной книге Бориса Васильева «Не стреляйте в белых лебедей». В контексте поиска: как можно сделать мир чище, лучше.
Переосмысливая прочитанное, можно заметить, что на той площадке социального лифта, на которой Егор Полушкин толпится со всеми остальными, "одноуровневыми" персонажами повести, Федором Ипатовичем, Яков Прокопычем, Черепком, Филей, двумя мужиками с рынка, сторожем с лесопилки и т. д. нет добра. Разве лишь в качестве редкого исключения, да и то -- в такой степени и характере, что практически ни на что повлиять не может - например Колька. Да, он и выступает лишь в качестве продолжения Егора как бы его части, отростка. А выравнивание искажения этического поля происходит на другом социальном уровне, на следующей ступеньке: культурной, политической и управленческо-властной элиты: Нона Юрьевна, Министр, Юрий Петрович. И даже в мимолетных, редких, столь скупо набросанных чертах молодого старательного следователя, остротой лезвия врезается в глаза, страшно поблескивает в каждом неумолимом развороте своем, стальной, упругий, стержневой шнек справедливости: гаждое слово, буква, из фраз его, прокручивается миллионом стальных шестеренок, гигантского механизма под названием ПРАВОСУДИЕ. Попади туда лишь краешек рукава, пола пальто, хоть самым, самым кончиком -- затянет неумолимо, всего вместе, со всем что есть, перемолотит, перемелет, в белый по-ро-шок, пыль! Но в холостую крутятся, визжа, прося работы этому жуткому механизму, каленные стальные шестеренки. Егор не дал пищу для этих жерновов мельницы правосудия...
Ну, так что же -- все этико-социальные пропорции этого мира соблюдены и верно переданы, облаченными во всей своей утонченности художественной композиции, талантом и трудолюбием писателя:
Мир не меняется тысячелетиями, человеческая природа -- до сих пор слишком скупа к нему и рождает лишь одного человека на сто тысяч людей. И для чего рождает? На благо ли этому человеку и этим людям? Остановись, Диоген, потуши свой факел, не показывай людям того, кого ты вдруг случайно можешь высветить из этой толпы! Спаси этого человека, не отдавай его людям! Но долг, только и определяющий человека, заставляет его выйти из толпы, в толпе же этой оставаясь. Пойти агнцем на заклание. А по другому люди с ним поступить и не могут: у них лишь два выбора: или каждому из них стать Человеком, или уничтожить прецедент, образец для подражания, возможности жить Человеком, и невозможности оставаться животным -- конечно для них проще второе.
Но вот интересная деталь, мной, впрочем, выше уже подмеченная, и Достоевский в "Записки из мертвого дома" подмечал одну вещь: каторжники имели особое уважение к тем из начальства, кто с ними материально и не брезгуя, но умел держать расстояние, не спускаясь до панибратства, чистосердечия, откровений -- кто ни в чем не прогибался под форму, а тех из начальства кто уж слишком с ними сюсюкался -- они и не уважали. Толпа осуждает и карает за очеловечивание лишь тех, кто в ней остался физически (материально -- не формально!), не шарахнулся брезгливо от омерзения в сторону. Кто не презирает стадо, а любит всем сердцем своим каждого заблудшего члена его. И даже не заставляет прозреть, а лишь показывает как это сделать, что это возможно человеку.
Вот тут-то людская природа и бунтуется, и призывает к закланию агнца, чтобы потом его же и превознести. Но стоит лишь человеку как-либо отделиться, все равно как, показать свою силу: физическую, экономическую, политическую и т. д. -- любую, но только лишь не духовую, нравственную! -- толпа не только смириться (во всяком случае внешне), но и преклониться перед ним. Не восставали же люди на царя Соломона. Да и Диогена любили, видно, за то, что он их палкой бил -- в отличие от Сократа!
Ну, а так в чем же мораль? Спросит недогадливый читатель. А вот мораль-то всего этого и сумел показать Борис Васильев в этой, рассматриваемой нами, дорогой читатель, повести: Человек не должен оставаться в стаде, иначе оно его растерзает,хоть и и само же потом будет этим терзаться. В этой повести всего несколько человек, возвышаясь над остальными людьми, персонажами ее, пробивают свет в конце туннеля, этого мрака опошливания, вплоть до уголовщины, житейской нашей обыденности. Ставят с головы на ноги этот перевернутый мир: императивным рычагом власти!
На сто тысяч, или больше, людей рождается один Человек. Потому даже и в плоскости лингвистики Человек произноситься в единственном числе, а люди во множественном. Б. Васильев показал в своей повести такое политическое устройство общества, при котором социальные лифты доставляют на верхние этажи лишь образцы той редчайшей породы людей, название которой Человек! И пускай то советское общество так и не стало идиллическим, политическим устройством социума (конечно же, в целом, не было в нем реализовано, как в примере произведения, того идеально выверенного, властно иерархического ценза. Опосредованно которым, в геометрической прогрессии, должна преобразиться, морально возвысившись и вся остальная, утонувшая в черной холодной безмятежности преступного безразличия своего, основная часть айсберга). Но все же сама логика его возникновения (социального устройства государства, борьба за качества самого человеческого материала) была направлена и вдохновлена именно идеями очеловечивания социума в целом! А ныне существующая политическая формация была создана... как-то вдруг, на одном дыхании меркантилизма и эгоцентризма, вдруг двинувшими рассудком масс без "излишнего напряга" по наклонной морально-нравственной эволюции. В ней априори все значимые властные рычаги и были должны распределиться между людьми как минимум хозяйственными (через чур): земными, материальными, мотивированными во главу угла поставленными экономическими потребностями, а увы, не высшими общечеловеческими ценностными ориентирами.
P.P.S.
«Только мудрые могут нести заботу о правильном образе жизни всех граждан. По Платону во главе государства должны стоять философы (сословие воспитателей) ». Как? видите, ничего нового -- лучшего мир пока еще так и не придумал.
М. Предзиимний.