Суп студенческий. 27-ая ложка

Максим Кандратюк
Вася не спал, он по-прежнему сидел на кухне и возводил карточное строение.
    - Хату сторожишь? – спросил я входя.
    - Типа того, – согласился он, – а ты что завтра делаешь?
    Что делаю завтра? По дороге домой я старался ни о чем не думать и тут Васин вопрос. Что делаю завтра? Еду домой? Нет. Пока нет. Но, что меня держит? Необходимость побыть одному? А что это изменит? Если я ещё пару дней проведу в опустевшей хате Кузьмича, сооружая рассыпающиеся карточные домики и картину окружающего мира, что измениться? Ничего. Наверное, это единственный серьёзный вопрос, на который я могу с уверенностью дать ответ. Ничего.   
    - А что ты хотел? – сказал я вслух.
    - Ты можешь выручить, со мной домой поехать?
    - Да вы что, сегодня сговорились?
    - Просто у меня сумки, с ногой не довезу.
    Я недоверчиво посмотрел на него.
    - Ладно, родители звонили, я им сказал, что на соревнованиях по баскетболу ногу повредил.
    - Ты же в баскетбол не играешь?
    - Вот и они не поверили! А так, вроде мы вместе были, при тебе орать не станут. Ну и вообще погостишь, у нас речка в деревне, поплаваешь, и за меня тоже, – вздохнул он, глядя на гипс. – Поехали, не пожалеешь!
    Я задумался. Не плохой итог. Сбегу к Васе в деревню!
    - Идёт! – решился я. Только лифчик не теряй!
    - Чего? – не понял он.
    - Да так, долго объяснять.
    ***
    В деревне со мною сразу произошла метаморфоза. Казалось, городской Семен остался в городе, а здесь был совсем другой человек. Все суетливые мысли и сомнения куда-то пропали. В первый же день, попробовал ходить босиком, и мне понравилось. Теперь я днями бродил у реки, слушая босыми ступнями землю. Даже моя манера говорить и двигаться изменилась, я стал неспешным и плавным, и с лица у меня не сходила глупая, счастливая улыбка.   
    Лето было в самом разгаре.
    Василий уехал к своим родственникам в соседнюю деревню. И я пораньше отправился к речке. Спустился на пару километров по течению, туда, где деревня уже закончилась, и никто не смог бы помешать моему уединению. Поставленная перед самим собой цель, что-то решить быстро была забыта, я наслаждался природой. Солнце еще недалеко оторвалось от горизонта, а было жарко и душно. Выбрав укромное место под большим раскидистым тополем, я лежал на густой траве и смотрел на небо. Как редко и как мало я видел его.
    Было так светло, что я едва мог смотреть сощуренными глазами. Облака плыли легко и торжественно, темными точками мелькали птицы.
    Где-то совсем рядом стрекотал кузнечик.
    Было так спокойно. Ощущение единения с природой. Я понимал, что человек здесь редкий гость и сейчас вокруг, кроме меня нет и души, только природа, только речка, крохотные разноцветные полевые цветы.
    Кузнечик где-то совсем рядом.
    Никого кроме меня, чтобы почувствовать всё это.
    Мне показалось, что и меня здесь нет, что я такой маленький и незначительный.
    Как кузнечик где-то совсем рядом.
    Для этой бескрайней синевы, просто глупо замечать моё присутствие.
    Задремал.
    Целый день я лежал на берегу, купался. Вымылись остатки суеты и сомнений.
    Вечером написал:
   
    Где-то там за горизонтом есть моя река,
    В её волнах ярче солнце, чище облака.
    Несколько густых деревьев,
    А вокруг цветы,
    И травы пьянящий запах –
    Сладкой маяты.
    Здравствуй, здравствуй, моё счастье! –
    Утром я скажу и перед тобою счастье
    Голову склоню.
    Ветер голову целует, ветви руки жмут
    И цветы, в ответ ликуя,
    Всё цветут, цветут.
    А под вечер я растаю - больше меня нет.
    Лишь цветов благоуханье,
    Речка, небо, свет.
   
    На следующий день с самого утра снова был на реке. Тоже дерево и «моё место» с примятой травой. Расположившись поудобнее, я принялся наблюдать за старательным муравьём, который тащил крохотную веточку сквозь бесконечно высокие для него джунгли. Вдруг я услышал, как в воду кто-то прыгнул.
    Встал и осмотрелся.
    Совсем рядом из речки на берег вылезла девочка лет десяти и тут же снова прыгнула в воду. Оставаясь незамеченным, я наблюдал за ней несколько минут. Она была совсем ребенком, невысокого роста, тонкая фигурка и роскошные, до пояса густые светлые волосы. Накупавшись, она выбралась на берег. Наверное, вода попала ей в уши. Она принялась прыгать по лужайке, к воде на правой ноге, обратно на левой. Свой нехитрый маршрут она повторила несколько раз, гримасничая, высовывая язык и тряся головой.
    Наблюдая за ней, я невольно улыбнулся.
    - Лиза! Лиза! – позвал где-то рядом мужской голос.
    Девочка встрепенулась, подпрыгнула на месте и тут же убежала.
    «Моё место» оказалось не только моим, я решил прогуляться по берегу и посмотреть на соседей.
    Поиски оказались недолгими, свернув поросшей травой тропинкой, я практически сразу увидел на берегу того, кто звал Лизу. У самой воды, на низком табурете сидел мужчина лет шестидесяти. Если бы он попал в зарубежное телевизионное шоу, его непременно представили как «русского медведя» и никак иначе. Он был высокого роста, крупный, но, не смотря на возраст мускулистый. Лицо его украшала коротко стриженная густая и седая борода, в ней он прятал широкую улыбку, вызванную появлением Лизы. Перед ним стоял мольберт, но что он рисовал, мне не было видно.
    Он сразу заметил меня и приветливо кивнул.
    Ничего не оставалось, как подойти ближе и поздороваться. При моём появлении Лиза нахмурилась и отошла в сторонку. Там она присела на корточки, и стала ковырять землю прутиком, изредка посматривая на меня.
    Разговорились.
    Оказалось, что я не только вышел за пределы деревни, но и дошел до ближайшего хутора, в нем, как сказал дядя Миша, так представился добродушный бородач, всего пять домов. В одном из которых и жил он со своей женой и внучкой. Их дочь, мама Лизы жила где-то в городе и приезжала редко, про отца он ничего не сказал, а я не стал спрашивать.
    Слушая дядю Мишу, я буквально не мог оторвать взгляд от его глаз. Они были необычного небесно голубого цвета, но дело даже не в этом, его взгляд был так полон юношеского задора, что просто загипнотизировал меня. Даже когда он говорил серьёзно, его глаза смеялись.
    Он тут же пригласил меня позавтракать. Сходив за своими вещами, я охотно присоединился к их пикнику. Лиза сначала отказалась от еды, недовольно поглядывая на меня, она по-детски дулась. Но стоило мне извлечь из рюкзака термос, и пакет с конфетами она клюнула на наживку и уже сидела рядом, перебирая сладкую добычу. Довольно быстро её стеснение прошло и она, наспех перекусив, снова принялась носиться по берегу.       
    Мы стали видеться каждый день.
    Может это покажется странным, но их общество мне было гораздо приятней и интересней, чем общество моего приятеля и его компании. Хотя с ними я тоже общался, и каждый вечер участвовал в посиделках.
    Дядя Миша оказался художником, везет мне на творческих людей. Он переехал из города с супругой несколько лет тому назад, и я уверен, ни капли об этом не жалел. Очень интеллигентный и образованный человек и просто замечательный рассказчик. Я мог часами слушать его или просто наблюдать за тем, как на моих глазах оживает пейзаж, на его картине.
    Лиза тоже не давала мне скучать. Она часто сидела со мной на покрывале и рассказывала про школу. Жаловалась на учителей, хвалилась оценками. Она была непосредственна и очень разговорчива. Но в её манере говорить и держаться проскакивало что-то взрослое, самостоятельное, мне кажется, что она очень хотела произвести на меня впечатление и боялась быть смешной. Хотя, большую часть времени она верещала, бегала по берегу или купалась в реке. Иногда ей удавалось затащить в речку меня, реже и дядю Мишу.
    В воде Лиза всегда просилась «прыгнуть с плеч». Я помогал ей взобраться, а она с визгом плюхнулась в воду. Хвасталась, как далеко может нырнуть, предлагала соревнование, и я с радостью неизменно поддавался, глядя на её восторг от победы. Часто Лиза обнимала меня за шею, и я плавал, катая её. Она крепко прижалась к моей щеке своею, и радостно кричала дяде Мише, чтобы он посмотрел, как она едет на пароходе.
    Один раз долгим купанием неугомонная Лиза порядком вымотала свой пароходик. Когда мы вышли на берег, я лег на покрывало, она обессилено плюхнулась рядом со мной. Через пару секунд я почувствовал, как её рука, как бы случайно осторожно легла в мою открытую ладонь. Я пропустил её пальцы между своими и нежно сжал маленькую ладошку.
    Я испытал чувство покоя и нежности. Она лежала с закрытыми глазами, счастливая улыбка расплылась на её лице. Так она задремала. С этого дня она взяла за правило ходить со мной за ручку.
    Мне трудно понять, что я испытывал к ней. Её неожиданное появление в моей жизни было таким светлым. Эта маленькая девчонка без устали кружила вокруг меня, обнимала, заглядывала мне в глаза своими голубыми, смеющимися, как у деда глазенками. Я видел, что она полностью находится в моей власти, захвачена мною и от этого хотелось быть осторожным, оберегать её и защищать. Я чувствовал это каждую секунду. Также как и чувствовал её одиночество здесь, её мысли о собственной ненужности родителям, её обиду на то, что она оставлена в глухой деревне.
    Дядя Миша, конечно, тоже заметил, как сильно Лиза привязалась ко мне.
    Однажды он попросил меня съездить с ней в город в цирк. Я к полному восторгу Лизы согласился.
    Дядя Миша сказал, что после знакомства со мной Лиза стала более открытой и разговорчивой, менее замкнутой. Я и сам чувствовал, как это лето не только смыло с меня городскую суету, но и успокоило эту маленькую девочку, прогнало её тревоги и страхи. Она буквально преображалась у меня на глазах. Приятно думать, что была в этом, хотя бы от части, и моя заслуга. 
    Уже перед самым отъездом мне захотелось сделать ей подарок. Когда мы с Васей были в городе, я купил ей тоненький браслет. Она так радовалась ему, так долго прыгала вокруг меня и любовалась им, что я, остался очень доволен своей задумкой.
    В тот же вечер дядя Миша пригласил меня на ужин. У них большой дом, в котором царила чистота и идеальный порядок. В каждой комнате множество картин, я с интересом их рассматривал, словно побывал в музее. Особенно меня заинтересовала одна, было в ней что-то знакомое, близкое, почти родное.
    Ночь. Лодку несло медленной полноводной бесконечной рекой, в лодке лежал кто-то и смотрел на небо. Там горела яркая, но одинокая звезда. Странное чувство, звезда была так далеко, но человек мог коснуться её поднять руку и коснуться, вернее даже поднять взгляд и коснуться. Но он почему-то медлил, будто ждал чего-то. Над ним склонялись деревья. Своими густыми ветвями, как опахалами они, то опускались ниже, то поднимались ввысь.
    Мне показалось, что на картине чего-то не хватает, но чего, я никак не мог понять.   
    - Нравится? – спросил, подойдя дядя Миша.
    Я кивнул.
    Он снял картину со стены и протянул мне.
    - Возьми, на память.
    Я был очень рад подарку.
    - Хотел тебя попросить, – обратился он, когда мы остались вдвоём после ужина, – будет возможность, напиши Лизе письмо, так пару строк. Ей будет приятно, а мне спокойней. Сам понимаешь, у неё такой возраст.
    Я видел, что ему было неловко просить меня, и поспешно согласился. 
    Когда на следующий день я сказал Лизе, что скоро уеду, она убежала в сторону, и уселась на берегу реки, обняв коленки. Попытался подойти к ней, но она опять убежала. Мне пришлось бежать за ней, а когда я её догнал и усадил на траву, она плакала. Долго не мог успокоить её и даже уговорить просто, посмотреть на меня. Наконец она подняла полные слез и детского отчаяния глаза.
    Только теперь я понял, как привязалась ко мне эта маленькая девочка.
    - Лиза, я ещё приеду, и мы обязательно с тобой увидимся, хорошо?
    Она кивнула, но отвела взгляд.
    - Лиза, – снова обратился я, – я тебе напишу письмо, и ты мне тоже напиши обязательно, договорились?
    Она тут же оживилась, и казалось, совершенно забыв о том, как только что была расстроена, шмыгнула носом и рассмеялась. О недавнем огорчении напоминали только слезинки на её щеке.
    Следующий день прошел в сборах. Поезд вечером. Вещей на удивление оказалось много, кроме того, родители Васи заполнили всё оставшееся свободное место в моих сумках банками с вареньем.
    На речку я пришел поздно. Дядя Миша уже складывал мольберт. Лиза ждала меня. Издалека увидев, что я иду, она побежала навстречу и сходу запрыгнула мне на руки. Попрощались, дядя Миша пригласил приезжать в гости, и они с Лизой отправились домой. Но через минуту она прибежала обратно, обняла меня и снова убежала, не говоря, ни слова.
    Уезжать не хотелось. В запасе было немного времени, я решил попрощаться с речкой и присел на берег.
    Лето, перевалило за середину, было жарко, но где-то в этой жаре уже пряталась первая едва уловимая прохлада. И от этого в настроении моем пряталась такая же едва уловимая и непонятно когда подкравшаяся грусть. 
    Думал о Лизе. Может не случайно я согласился приехать в деревню вместе с Васей, не случайно пошел гулять подальше от деревни, встретил её? И может быть прав дядя Миша, общаясь со мной, она изменилась, стала более уверенной в себе и самостоятельной. Может быть, я действительно повлиял на её жизнь, и мы встретились именно тогда, когда я был нужен ей, была нужна помощь и поддержка. Очень хотелось верить в это «может быть». И может быть, я точно также как Лиза жду, что кто-то прийдет ко мне на помощь и даст немного понимания этого мира и моей жизни или хотя бы уверенности в том, что я двигаюсь в правильном направлении, просто даст знак?
    Посидел еще немного, ни о чем не думая, глядя, как медленно уходят вдаль воды широкой полноводной реки, плавно, почти незаметно. Зачерпнул несколько раз воду, умылся.
    Было пора идти.
    Поднявшись на ноги, я почувствовал, как у меня из кармана что-то выпало. На земле лежал меленький, свернутый вчетверо листок.
    Развернул его.
    Прыгающими детскими буквами там было написано: «Я люблю тебя, я буду любить тебя всегда».


Конец