Что есть такое вера? А кто знает?
По-моему, это образ действительности. Символ, диалектически отображающий вопрос и ответ одновременно. Вера - это вопрос и ответ. Даже, пожалуй, вопрос поважнее будет: с вопроса всё начинается, а потом уже ответ, - если он будет, ответ... Кто спрашивает - уже верит.
Сын Ивана Ивановича рассказал мне такую историю. Отец его в ту войну попал в плен. Дело было в Прибалтике в 1941 году. А вошли в 1940 "по договору". Он служил в автобате: водил "газик", а к нему пушчонка прицепом. А в кузове ещё снаряды в ящиках и на ящиках солдаты. Лихой экипаж!
И как-то возле самой передовой попали под обстрел. Снаряд рванул прямо под колесом. Машина в кювет, с пушкой и со всем добром, а Ивана выбросило из кабины взрывной волной на дорогу. Потом оказалось, ещё и осколком ногу задело. "И вот я лежу, кругом рвутся снаряды, а я и отползти не могу в сторону, подальше: лежу колодой... А в двух шагах машина полная снарядов, одно попадание - и всё, конец, - мокрого места не останется от меня!"
Но судьба уберегла и готовила ему другое испытание.
Пришли немцы и взяли раненого бойца в плен. Так Иван оказался в лагере в Германии. Ногу ему подлечили, но так как особенно доктора и не старались, то нога вышла нерабочая. И отдали Ивана в работники местному немцу-крестьянину. Ходить за скотиной - на это много ног не нужно.
Немец относился к русскому по-человечески. Не бил, не унижал. Это в лагере: проверка, выстроят и - "Снять подштанники!". И проходит офицер, и у кого заметил грязь в нижнем белье - бьёт нещадно палкой... А здесь ничего. И кормили. А скотина полюбила русского, благо Иван и сам деревенский, знает, как и с коровой, и с лошадкой найти общий язык. Отъелся, щёки румяные. Дело молодое, что...
Была у немца дочка, Эльзой звали. Лет шестнадцать девчонке, но здоровая, сила так и прыщет. Ну и влюбилась, конечно. Иван молодец, меру знает и место. Ни глазом, ни словом не дал ей знать, что заметил.
Да и боязно: расстреляют сразу.
И ходят и вздыхают. Два молодых дурачка. А тут она и закончилась, идиллия. Немца погнали на востоке, и американцы открыли наконец второй фронт в Нормандии. Хозяин пришёл, говорит: "Иван, всё гут, но завтра они приедут за тобой. Я к тебе отношусь хорошо, потому и предупредил. А дальше как сам знаешь!"
Ну а что тут долго думать? Американцы уже близко. Надо бежать к ним, а оттуда на родину. Ночью и побегу, решил Иван.
Ночью собрался, тихонечко стал выходить со двора - вдруг как бросится кто-то на шею:
- Не пущу!
- Убьют меня.
- Я тебя спрячу.
Сама ревёт коровой. Ну, дурочка молодая. Что с них возьмёшь... Всё-таки отпустила. А на прощание поцеловала крепко и сунула в руку:
- Вот, это тебе как ваша икона! Будет охранять!
Заплакала опять и убежала, только пятки засверкали...
И пошёл отец Ивана Ивановича на запад, где стреляют. Ночью идёт, а днём в лесочке отсиживается. Война близко, а ему и горя мало: свобода! Нога бы вот ещё...
Но не уберёгся всё-таки Иван. Стал выходить из вальда ихнего, а у немца лес как парк, его насквозь видать, и на тебе: патруль...
- Хальт, аусвайс!
А какой аусвайс? Дело труба, видать. Иван мычит, руками водит:
- Ихь зухе майне ку! Хабен зи майне ку гезеен?
А какая "ку", если у самого всё на роже написано.
- На, я! Гук маль!
"Икона"-то! Вспомнил Эльзину "икону...
Немцы - все трое в гогот:
- Я-а, дас ист дох ейне ку!
И ещё чего-то с гоготом, должно быть, непристойное... А тут в небе темно сделалось. Это союзники. Летят бомбить. Не до коровы, не до пастуха. Проваливай, парень, да благодари бога своего. Иван не дурак - ходу, и нога вроде ожила, действует как прежде. Совсем хорошо.
Через два дня он вышел к американцам. А ещё через неделю был уже в Ницце на Лазурном Берегу. Француз один взял его в свой бар - наливать вино за стойкой. "Французы пьют не по-нашему. Возьмёт стакан вина и сидит весь вечер, потягивает. И никто не пьян". Там отец Ивана Ивановича свёл знакомство с француженкой, стали они погуливать. А там и животик, и дитя. Семья. Надо сходиться по-законному, врастать корнями в чужую почву. Лазурный-то Берег - чего же лучше! Это не подзолистая Карелия. Да ещё и неизвестно, как на тебя посмотрят, когда ты вернёшься этаким европейцем. Не отправят ли ещё подальше куда, манеры вправлять и произношение?
Но по осени полетели журавлиные клинья на север. И понял отец Ивана Ивановича, что судьба научила его французской речи и умению носить набок мягкую шляпу, но не успела выбить из головы русскую дурь. И следом за журавлями он полетел на север, в Париж, а там прямиком в русское консульство. Так и так, хочу вернуться на родину. Рассказал всё, как есть. И даже "икону" показал - вот, смотрите...
Те глянули:
- Да это же икона и есть.
- Как - икона? Ну-ка, дайте... Да Эльза это, дочка того крестьянина! Вы что?
Пожали плечами работники консульства: ну, раз ты такой дурак - езжай, куда хочется...
И поехал Иван домой. Но не сразу он домой поехал, а завернул на Западную Украину сначала, на два года, что ли. Там работал, восстанавливал разрушенное войной хозяйство. Это его не пустили в Карелию, после плена. Нет, мол, ты докажи. "Я и доказывал, стахановским трудом".
А тут и она, западная хохлушка. И сошлось у них дело совсем, и до женитьбы дошло. Но как-то тёплым закарпатским вечером шли они под ручку, а навстречу бандеровец и что-то спрашивает на своём. А отец Ивана Ивановича был пьяненький немного и по-русски ему:
- Чего?
Тот пырнул ножом, хорошо успел Иван свободной рукой закрыться - по руке прошло вскользь... баба, конечно, в крик, бандеровец дёру... Ну, обошлось. Но домой ехал, как настоящий боец - рука на перевязи.
Приехал - а тут и конь не валялся... не Лазурный Берег и даже не Западная Украина. Ну, ничего, главное, что уже дома, а дома и стены помогают. Надо только их ещё поставить, эти стены. Показывал, конечно, Эльзину "икону". Кто плечами пожмёт, кто посмеётся. А кто и обозлится, по пьяному делу особенно. Русский человек добр и приятен, но только не любит непонятного, тогда русский злится и может с этой злости наворочать дел.
- А вы видели эту "икону"?
- Видел, конечно, - отвечает мне Иван Иванович. - Там... да что, я лучше покажу её, она у нас в шкатулке хранится, как память о папе.
И пошёл и принёс:
- Вот...
Я вертел-вертел в руках - ну, ёлка наряженная, новогодняя, рождественская. Рядом светлое пятно размытое. И сама ёлка тоже размытая, из тумана будто выглянула... Столько лет прошло - шутка ли! Не разбери-поймёшь.
- А вы что здесь видите?
Иван Иванович подумал и говорит:
- По-моему, это немецкая рождественская открытка. Подпортилась только.
- А как же ?..
- А не знаю. Вот не знаю, и всё тут. Он видел. Верил, что видит, и - видел... Почему, не знаю. А вы как думаете - почему?
Я затруднился дать ответ. Действительно, почему? А что такое вера?
Вопросом начали - вопросом и кончим.
14 декабря 2015 г.