Неэффективный человек

Пасечник Евгений
За покрытым сетью почти прозрачных солнечных нано-батарей углеволокнистым стеклом окна барражировали, шустро ныряя меж остроконечных построек, вонзающихся в верхние слои атмосферы затерянной на краю известной человечеству Вселенной планеты, квадролёты пассажирских и грузовых такси. Утренний кофе был свеж и ароматен. Хрустели круассаны, овсянка дымилась в пиалах, сынишка лет восьми и дочь, не многим его младше, хлюпали свежевыжатым соком. Парочка из-за стола любовалась не то видом распростёршегося в зеленеющей долине города, не то изображала любование, думая о своём за завтраком.
"Без семи пол восьмого. Пора", — подумал пучеглазый отец семейства и, поцеловав по очереди супругу, а за ней и детишек, засобирался на работу. Можно подумать - идиллия. Не обманись ею.

— Лукас, я буду скучать... До утра... — пока, никуда не торопясь, жевали детишки, помахала вослед Меланья: видимо, супруг уходил на сутки.
— Сконектимся, любимая, — пробормотал одевавший нечто вроде скафандра в прихожей. Подача кислорода. 11 процентов, 19... шкала индикатора газов на экране шлема покидавшего шлюз квартиры росла. В правом верхнем углу изображения, поступавшего от претерпевшего технический апгрейд лет восемьдесят назад зрительного нерва, через модуль модема, встроенного в материнскую плату кибернезированного мозга, отобразилось, что телепатическая связь установлена, и появилось лицо супруги, посылавшей воздушный поцелуй. Как это мило. Не правда ли?

Лестничная клетка, мгновение ожидание лифта, скоростной спуск до посадочной платформы, где уже ожидал нашего героя заведённый квадролёт.
— Как обычно? — спросила машина хозяина,
— Как обычно, — утвердительно кивнул человек. Плавный хлопок вертикальной двери, герметизация кабины, затяжной пшик от стравливания давления, и четырёхмоторная капсула, изрыгая в бак- накопитель водяной пар от сгорания водорода, метнулась вдаль, тем самым закладывая уши пассажиру.

Из мелких стёкол, похожих на восковую сетку в ульях, что строили давно вымершие пчёлы, город был как на ладони: многотысячиэтажные здания, тесной застройкой, словно иглы ёжика, покрывали планету, над которой тускло мерцали то оранжевым, то сиренево-красным четырнадцать луноподобных солнц. Прямо в голове, как и бывает в тот век развитых телепатических технологий, звучала приятная, неописуемая музыка, сквозь которую то и дело доносились рекламные предложения от вездесущих корпораций: "Лично для вас, по одному пожеланию, мы приготовили целый пакет услуг визуализации улучшенной жизни, на следующий цикличный период, с сорокапроцентной скидкой! Не пропустите - только сегодня." Пассажир недовольно нахмурился: то ли ему не нравилась навязчивая реклама, то ли исполнение данной услуги было не по карману, а то ли по иным причинам. И, мысленно отключив всплывающее окно сообщения в сиреневом зрачке, что проецировалось на внутреннее стекло скафандра, решил вздремнуть по пути на работу.
Ему явно было не впервой видеть просторы и теснины Светловграда, да и перелёт, то забивающий уши от нагнетания давления, то отшибающий пробки от них, был не в новинку для Лукаса.

Взору предстало просторное здание с цехами и тысячами тысяч офисов, которое вгрызлось на сотни этажей в планетарную кору и на несколько тысяч над ней. Именно оно - стоявшее на улице имени третьего софинансиста корпорации "Космические перевозки братьев Томсонов" Джона Ван Ли, девятнадцать-восемьдесят-пять-четыре, было целью нашего трудяги. Квадролёт сел на одну из торчащих из скелета постройки платформ.
— До утра, господин Матвеев, — машина, выгружая пассажира, полюбезничала и заглохла.
— Как же надоела реклама, даже поспать не дают! — выражением недовольства от недосыпа поприветствовал коллегу Лукас.
— Это ещё что - радуйся. Страшно, если они сочтут, что тратить на тебя рекламу невыгодно, дружище — отвечал высокий мужчина в белоснежной спецодежде, выдаваемой на предприятии всем сотрудникам.
— Сегодняшнее опоздание на две минуты тридцать одну секунду будет вычтено из вашего вознаграждения, - монотонно, перебив диалог со встреченным знакомым, в голове прибывшего пробормотала программа начальства, и в довершение даже расщедрилась на похвальбу — спасибо, что вы выбрали нашу корпорацию для реализации жизненных возможностей.

Трудовые будни, после краткого выходного, начались тяжело, но работа явно приносила удовольствие персоналу: кто улыбался, кто делал вид, что рад. Не то, чтобы за хорошее расположение духа оплачивали дополнительно, хотя и за приветливость некоторым специалистам из отдела по реализации продукции явно давали премии, но не тут. Здесь была иною причина, а по сути ни улыбки, ни хмурость нужны работодателю не были. И, как может показаться, что принуждали кого-то к труду или манипулировали сотрудниками - это не совсем так. Никто "вкалывать" до семи потов не принуждал, люди напротив были рады, что у них есть хоть какой-то заработок.
Негласный девиз системы известен: Твою жизнь, а в ней твою свободу никто не ограничивает. Не нравится? На все четыре стороны...
В этом обществе ценились более всего свобода выбора и неприкосновенность частной собственности, ибо частная собственность - следствие твоего выбора, и наоборот: твоя частная собственность расширяет возможности, из каких можно выбирать свободно. И не было страшнее преступления, чем если кто посягал на любые из этих двух "священных коров" развитого либерального капитализма.

Сутки прошли муторно, но Лукас одолел и голод из-за экономии на обеде, и перекуры, которые приходилось пропускать из-за вечно ноющего датчика сердечной мышцы, отображающего вероятность инфаркта в ближайший год, в 93% процента.
— Надо любыми путями сохранить работу, а лучше идти на повышение. Иначе конец всему, — с такими мыслями наш герой на глазах как бы резко постарел, осунулся и поник.
Волосы у мужчины стали редкими и седыми, на лице проступили полосы от морщин, то там, то тут возникали ноющие боли при движении, даже зрение на левом глазу село настолько, что, прищурившись правым, не различал тени с полушага. Однако, ни ужаса, ни особого волнения данные изменения в Матвееве не вызвали. Можно подумать, что его поедает какой-то неизвестный доселе вирус, но не так просто всё объяснить: и мир вокруг тоже будто издряхлел и обшарпался. Стены цехов, которые покидал персонал, стали загаженными пылью, краска с них облупливалась от времени. То там, то тут валялся под ногами мелкий производственный мусор, от прежней чистоты и прежнего порядка не осталось и видимости. Да и комбинезоны из белых превратились в потёртые и штопанные по множеству раз, с сальными пятнами у кого на локтях, у кого на фартуке. Даже работники стали не лучшего вида, чем наш общий знакомый: у кого не было руки и торчал корявый, еле работающий роботизированный протез, у кого ещё какое уродство. Загудело очередное объявление о следующих сменах и списках уволенных сотрудников. В нос резко ударило запахом сероводорода, кружилась голова, Лукас закашлялся.
— Отрубили? — сочувственно спросил его соработник, и Лукас, дабы утвердиться в отсутствии программного сбоя, ознакомился со списком подключённых услуг. На сетчатке отобразилось: "иллюзаторный улучшитель восприятия жизни отключён за неуплату, пополните баланс на вашем счёте, в противном случае мы будем вынуждены отключить иные предоставленные вам услуги". На едва летящем, с работающими на износ моторами, квадролёте, Матвеев поспешил домой уже над не зелёным и прекрасным, а над загаженным пылью и смогом городом обедневших трудяг. Не все могут позволить себе жить в лучших местах, но ещё страшнее, это когда не все могут позволить не знать, в насколько ужасном месте они живут.

Дома мужчину, уже явно преклонных лет, встречала не менее пожилая заплакавшаяся супруга, и забившийся в угол перепуганный сынишка.
— Не подходите!!! — единственное, что он в испуге стонал родителям, пытавшимся его успокоить, — где моя сестрёнка, где я? Верните меня домой, пожалуйста!
После часов тяжелейших объяснений стало понятно, что без помощи психолога, на которого денег естественно, не было, проблему с адаптацией сынишки к реальному миру, где нет ничего привычного, не обойтись.

"Функция телепатии временно отключена" — в голове звучало при попытке Лукаса связаться с сервис центром корпорации. Бессильно развёл руками.
— С получки я могу покрыть часть расходов, но с моей неполной занятостью это будет сложно, — пыталась поддержать супруга.
— Я всё равно где нибудь перекредитуюсь, не отчаивайся! Мы не раз и из худших передряг выбирались, — схватил за плечи Меланью и в голове вдруг зазвучало:
— Вы обращались по поводу частичного погашения задолжности?
— Да, оператор, — как никогда прежде Лукас обрадовался сообщению из центра тех поддержки, — меня же ещё не сократили, я по прежнему сохраняю эффективность. Я покрою долг, в худшем случае супруга мне поможет, или мы займём у друзей. Подключите нам телепатию для поиска источников кредита, пожалуйста!
— Уважаемый клиент, на вашем счёте недостаточно средств для подключения данной услуги, извините, — отвечал приятный женский голос, — но мы можем пойти вам навстречу и не прекращать поддержку иных систем жизнеобеспечения в течении нескольких суток, скажем недели, закрыв глаза на поступившую информацию о намерении заменить вас более эффективным механизмом на месте вашего трудоустройства. У нас будет время либо на поиск нового кредитора или на улаживание ваших дел... Вы понимаете о чём мы говорим? — на линии повисла гробовая тишина.
— Я согласен... — дрожащим старческим голосом добавил неплатёжеспособный, — согласен.
В углу плакал мальчик, но мать успокаивала мужа, ибо понимала, что их будущее зависит только от его умения выходить из сложных ситуаций. Ей одной не покрыть оплату прежнего уровня жизни для неё и сына, не то, чтобы тащить ещё и своего мужика, и восстанавливать иллюзию проекции виртуальной дочери, которая была заблокирована вместе с иными функциями по улучшению восприятия.
Теперь остро ощущалась и нехватка кислорода, и износ организма, который не на что было восстановить до хотя бы зрелого возраста, не то чтоб до уровня возможностей юного человека.
За обедом, так и не поспав после смены, Матвеев с семьёю жевали вонючую серо-коричневую питательную жижу, которая прежде отобразилась бы какими нибудь вкусностями у них в мозгу, и запивали технической водой из бака накопителя квадролёта, в котором скопился отработавший своё водород. Тяжелее всех было мальчику, который хоть и слыхал о разном от ребят в виртуальном классе, но до конца в это не верил.
— Не будешь есть - не ешь, но умрёшь. Ты готов принять такое решение? — жёстко, как отрезал, утвердительно молвил хмурый отец, видя, что сын готов привередничать. Было досадно столь грубо себя проявлять, но такая постановка вопроса возымела над отпрыском, ибо в школе их постоянно учили, что за свой выбор надо отвечать.

— К николианам пойду, авось там найдём инвестора в наши гибнущие души.
— Но я же эвелизтка, нам не рекомендуют ходить в вашу церковь, а особенно получать какую либо помощь от ваших общин, это грех и отступничество от веры, — перебила супруга.
— Меланья, ты иди к своим. Я к своим. Не время сейчас выяснять, чья деноминация правильнее верит во Христа. Нам позарез нужна любая помощь, — негодовал заботливый отец семейства.
— Ты прав, милый, ты прав. А потом уж и решим куда везти сынишку...

На последней заправке водорода ищущий помощи, кое как от переутомления и пропавшей навязчивой рекламы не уснув по пути, добрался до офиса церкви, где почти каждый день проходило какое-либо служение. Ему срочно была нужна поддержка, счёт шёл на дни - медлить было уже нельзя, хоть бывали времена и тяжелее.
Лукас осмотрел у входа на последние деньги с карты (там оставалась кое какая мелочь), припарковал квадролёт, и с волнением спешно перед служением поймал в коридоре пастора, радостно улыбавшегося посетителю:
— Брат, мы так тебе рады тебе, рады что ты сегодня с нами лично. Сразу виден духовный рост! — стоявшие рядом добавили:
— И благодарны Богу за тебя и твою прекрасную семью, брат — на сердце немного оттаяло от навалившихся проблем.
— Мне бы с вами посоветоваться, — перебивал улыбавшихся встревоженный прихожанин.
— Оставь все суеты за стенами этого дома молитвы, или ты не веришь, что у тебя есть Бог, способный и горы переместить в моря? Ты не веришь, что Он, милостиво заботящийся и о птицах полевых - о сыне своём забудет? Маловерный, ты встревожен чем-то.
— Мне нужна ваша помощь... Ваш совет, — но как раз отыграло прославление и надо было начинать речь, и пастор с досадой и сочувствием к прихожанину, неловко извиняясь, попросил Матвеева подойти к нему после служения. Началось:
— Сегодняшняя проповедь о самом тяжком грехе, о богохульстве! — пастор начинал поучать сидящих в полупустом зале, ибо почти все прихожане секты смотрели телепатическую трансляцию и не видели смысла тратить горючее и время на личное присутствие на собрании.
— Что есмь богохульство и почему оно столь непростительно? — риторически вопрошал одетый в радужного цвета сутану человек, — Сначала определимся, что такое грех, а уже потом - что такое самый страшный из них. Как толковал Писание наш почивший учитель Николиан: грех, это когда ты делаешь что-то, что задумано иначе, и нарушением, так сказать, инструкции к жизни причиняешь вред. Верно? Думаю, верно. С посягательством на чужую волю, на которую даже Бог не посягает, всё понятно и так. Я и про насилие и про убийства, и про иное. Или в посягательстве на чужое имущество тоже нам сразу вредность данного явления понятна, понятно, насколько это небезопасно для общества. Это приносит ему ущерб. Но что такое богохульство, коли ущерба мы Богу принести никак не сможем, как бы мы ни захотели этого, и почему оно считается самым страшным грехом. А я скажу вам, братья!

Богохульство - это причинение вреда творениям Бога, его сынам. Ты можешь хулить Бога, принося вред своим братьям! Я прав? — из зала доносились улюлюканья и и возгласы "аминь, пастор!" "хеллилуя!".
— А что такое причинять вред ближним?! Это оставлять их без помощи в тяжёлую минуту, не наставлять их. Это самый страшный грех.
Лукас чуть было не заплакал от слов проповедника, поднял руки к небу и славил Создателя за такое мудрое слово, посеянное в его жизнь.
В голове всплывали строки из Библии из книги притч Соломонова "кто обидит бедного, тот обижает его создателя" и притча о добром самаритянине, и ещё много иных мест писания из посланий Павла, говорящие о любви и взаимовыручке.
— Халлелуйя! — кричал громче прочих заплакавшийся брат, которому и его прединфарктное состояние не помеха славить Бога, и тяжёлая нехватка кислорода, ибо дышать приходилось техническим газом из скафандра.
— А знаете как можно принести человеку наисильнейший вред?! — продолжал вошедший в иступление пастор, — не знаете, грешники, конечно, не знаете! Я я вам скажу.
Из зала доносились крики "аминь!"
— Когда вы обманываете несчастных, помогая им подачками. Да-да, вы не ослышались - это приносит вред, а значит греховно! Вы проходите мимо бездомного и делитесь с ним кислородом, а он привыкает к тому что надо просить, а не трудиться, что можно и так выжить в этом жестоком мире. Становится паразитом, живущим или в долг, или на подачках, а потом разоряется окончательно и гибнет. "Ибо Писание говорит: не заграждай рта у вола молотящего, и - трудящийся достоин награды своей," а "праздность", ровно как и леность ",одевают в рубище"! — пастор чуть было не пустил слезу, — их кровь на ваших руках.
И толпа людей, прежде стыдящая себя за скупость в отношении тех, кому повезло в жизни меньше чем им, с облегчением вздохнула и была готова расплакаться из-за столь сильного "слова".
— Воздайте славу Богу! — воскликнул напористо проповедник, и из толпы донеслась буря аплодисментов.
— А теперь пришла пора для наших даров Богу, принесём наши десятины в дома хранилища, чтобы в доме отца нашего всегда была пища! Кто же утаивает десятину, тот ворует не у церкви, а у Бога, а вы сами знаете, что нет ничего страшнее, чем посягать на чужую частную собственность! аминь! — и тотчас толпы людей по кодированным каналам отдали распоряжения о перечислении части средств со своих счетов благотворительным платежом на счета николиан. Лукас опешил.
— А теперь у нас молитва за пастора и время объявлений, — со сцены донеслось во время сбора пожертвований.
— Итак, сегодня вечером мы с церковью идём в государственный публичный дом с проповедью, что Бог от них не отвернулся, и они зря себя укоряют, ведь Иисус не осудил блудницу, которую по закону хотели побить камнями. Бог даст им время исправиться, а кто без греха - первый брось в них камень.
Пастор перебил объявлявшую:
— И ещё немаловажная информация для знающих сестёр Леонидовых, Виолетту и Марию: спешим вас обрадовать приглашением на их бракосочетание в эту пятницу в большом зале дома молитвы в одиннадцать утра. Слишком откровенно не одевайтесь, а то любят некоторые прийти в церковь без юбки. Господь учит избегать порока, поэтому и написал: "и да станут двое одной плотью". Аминь.
— Зал хором повторил за пастором последнее слово, и каждый засобирался кто куда, кто - с кем встретиться, кто - по делам. Телепатические сеансы прервались.
— С Богом дорогая церковь, благословенные братья и сестры!
Матвеев растерянным видом удивлял некоторых из братьев, и они бегло подбадривали его, мол, улыбнись, уныние - это грех. Пастор Селантьев Григорий догнал уходящего и с улыбкой, повторно, как бы извиняясь, предложил в распоряжение ему своё время, как и обещал, но Матвееву уже совета было не нужно, он всё, что ему стоило знать, понял из проповеди.

— Сильное слово, пастор, прямо открывает глаза...
— Слава Богу, — дежурно парировал носитель сутаны, — слава Богу!
— Но они же умрут, если не подать кислорода?— почти уже уходя, переспросил, как бы в укор, человек. И пастор с натянутой улыбкой, осознав суть упрёка, утвердительно подытожил:
— Они идут в рай.
У Лукаса перед глазами в памяти всплыла реклама вечной жизни для тех, кто может постоянно оплачивать апгрейт организма, и он про себя иронично заметил:
— Непросто богатому войти в царство Божие.
Пошли самые напряжённые дни в истории долгой жизни Лукаса Матвеева, дома сменяли друг друга поочерёдно слова утешения со скандалами о безвыходности ситуации.
— Я тебя, конечно, люблю, милый, и попробую раздобыть немного денег, но посмотри, как тяжело и себя одну содержать, не то что позаботиться о нас.
Лукас молчал. Ему было понятно, что долго они этот быт с адски невыносимыми условиями жизни претерпеть не смогут. Из техподдержки связывались с кредитуемым пару раз, уточняли продвижение в делах, но поняв, что результата особого не будет, перешли к угрозам, которые закончились повесткой в гражданский суд о взыскании задолженности.

— Что говорить?! Как защищать себя?! — вскипали тревожные мысли у обвиняемого в посягательстве на чужую частную собственность. В зал суда ввели гражданина Матвеева:
— Нас информировали, что вы не в состоянии нанять адвоката? Мы можем предоставить вам кредит. По закону, в таких случаях, есть квота в выделении минимальной суммы для оплаты, а как процесс завершится - вернёте. Ну как? — предложил судья, пойдя несчастному навстречу.
— Я буду сам защищаться, — звучало в голове, но если учесть тот факт, что у него и доступа к сети телепатии не было для получения информации о законах, Лукас с еле теплящейся надеждой на благополучный исход, согласился.
— Уважаемый суд, мой подзащитный... — почти мгновенно ознакомившись с делом, бюджетный адвокат принялся за кропотливую работу. В его речах в защиту Матвеева звучало и о недопустимости изъятия необходимого для существования минимума лежащих под кредитом вещей и устройств, в частности он просил суд не вписывать устройства по апгрейду мозга - диски памяти, датчики работы, процессор, помогающий кибернизированному мозгу и некоторые искусственные органы в список подлежащих изъятию в счёт оплаты долга пред корпорацией "Братьев Томсонов", а точнее её дочерними банками.
— Неужели, вы согласитесь со мною, что право на жизнь важнее права на частную собственность? , — говорил он, — конечно, нет! Но, неужели, жизнь человека не является его частной собственностью, а собственностью угнетающих народ корпораций?! — присяжные заседатели и судья чуть не заплакали от сочувствия, но прокурор предоставил слово юристу "Братьев Томсонов", и всё в умах судящих людей за мгновение переменилось:
— Высокопарные слова, браво! Жму руку. Но учтите, что обычный человек не сможет дожить и до ста лет, а возможность продлевать эту прекрасную жизнь и возможность заработать на это дают ненавидимые вами работодатели! Кто вы без них? Никто, просто смертные. Думаете, я бессердечный?! Мне не жаль простого работягу? Но он не простой работяга, а покусившийся на чужое. Простить? - это безусловно гуманно. Но если прощать долги, то надо простить их всем! А это триллионы разорившихся людей. К чему это приведёт? К регрессу. К культивированию неэффективности. Остановятся многие значимые проекты, на работы вернутся лентяи, а производительных роботов будет содержать не на что. Вы хоть понимаете, что один робот производит в десяток раз больше товаров, а потребляет на порядок меньше, чем неприспособленные люди? Откуда вам знать? А я вот знаю. Хотите во времена дефицита вернуться? — зал суда замер в ужасе от вспомнившихся россказней про те времена, когда люди только самостоятельно, без помощи машин осваивали производства товаров потребления.

— Хотите в регресс? Остановить развитие? Раздать и поделить?! Да и кто из вас вправе заставлять кого бы то ни было делиться с кем бы то ни было своей собственностью? Представьте, что завтра некто вроде этого голодранца придёт к вам забрать у вас вашего робота поварёнка. Вам это понравится? Не думаю. Но ведь и голодранцам хочется, чтобы не они сами готовили, а кто-то за них. Однако, вы заработали своим трудом на этот жизненный комфорт, а этот человек сделал неправильный выбор и, потратив своё время на ненужное, сейчас у разбитого корыта сидя - посягает на ваше. Неприятно такое слышать? А когда вы укоряете честных собственников в методах по возврату своего - это уже худо? Вас нельзя грабить, а нас можно, получается? — зал понуро затих.
— У меня всё, господин судья, уважаемый суд присяжных заседателей, — откланялся юрист.
Шли прения сторон, много дней, нервотрёпка, покуда квота на оплату адвоката себя не исчерпала и презираемого должника Матвеева защищать стало некому.

— Дело в шляпе! — потирая руки, решили в службе тех поддержки корпорации и, отозвав своего юриста, перенаняли человека, ещё совсем недавно защищавшего обвиняемого в юристы-обвинители, и всё тот же человек, с той же убедительностью правдолюбца напористо доказывал присяжным виновность гражданина Лукаса Матвеева по статье о покушении на неприкосновенность частной собственности. Как говорится: ничего личного - только деньги.
— Я отдам, я устроюсь ещё куда-нибудь. Я всё возмещу, я стану платёжеспособным, — виновато опустив глаза, как бы каялся в тяжком грехе человек, сидя на скамье подсудимых, — Моя супруга и сынишка, они смогут покрыть часть расходов. Сын повзрослеет и мы станем крепкой ячейкой общества.
— Вы девяносто четыре года дышите в кредит, уважаемый. Ваше сердце с вероятностью в 98% остановится в течении трёх месяцев. Вы не доказали свою профпригодность, и ни один работодатель не возьмётся в обмен на ваш труд оплачивать ваш апгрейд - замену органов. Ваша супруга подала на развод, вовремя поняв, в какую кабалу вы загнали её, убедив родить сына. В наше время рождение ребёнка могут потянуть только очень состоятельные люди, обычные, как вы, используют иллюзию дитя - галограмму, — тяжело вздохнул Николаев Максимилиан, ведущий данный процесс.
— Гражданин подсудимый, встаньте, суд идёт. Вы признаётесь виновным в жизни не по средствам, приведшей к посягательству на чужое имущество, ни один из ваших знакомых, родственников и друзей вашу неплатёжеспособность покрыть не соизволил, поэтому суд приговаривает вас к конфискации всего вашего движимого и недвижимого имущества в пользу кредиторов.
— Прости меня, родненький! — плакала в зале суда Матвеева Меланья, сынок просто потупил взгляд.
— Ты не виновата, ты правильно поступила. Не кори себя. Вы с сынишкой не должны платить по моим долгам, — с горечью заученную фразу благородства вымолвил приговорённый.
— Знаю, что ты винишь меня, знаю, милый! Я пыталась занять, но все отвернулись, будто глухи... и друзья, и родные, и на работе, и даже в секте... Я уведу сына оттуда, чтобы он стал таким же честным и добрым как и ты, как и ты - ниолианином, — рыдала навзрыд несчастная женщина. Молоток судьи упал на стол. И спустя пару часов подсудимый перестал узнавать людей, понимать их речь, знать языки, что бы то ни было помнить. Всё, не принадлежащее ему, было конфисковано из организма, помимо квадролёта и доли в их тесной квартирке.
И вот умирающий Лукас, которому нечем было дышать, одиноко лежал выброшенным на свалку человеческих останков, которая громоздилась за прекрасным и омерзительным Светловградом, названным так в честь перводержателя контрольного пакета акций корпорации "Братья Томсон". Но без файлов адаптации названий и голосов и название города, и речи, и имена звучали совершенно иначе.

Ох, если бы наш герой хоть что-либо помнить мог из пережитого, он бы, верно, желал одно на свете: иного финала своему сыну. Но, как ни грезь, как ни обольщайся мечтами, а выбраться из социальных низов и ему вряд ли получится, как и сынишке любого из совладельцев корпораций - очутиться на свалке человеческих останков перед встречей с николианским Богом.
Ужаснейшая картина: горы трупов, которых не едят микробы, ибо в атмосфере нет кислорода, и они вечно будут лежат так, заносимые чужепланетными песками.
Какие разные судьбы у эффективных и неэффективных людей.



С 3 декабря 2015 00:50 по 13 декабря 2015 10:25