Роман Чаша цикуты как античный детектив

Геннадий Шалюгин
               

   Античные романы крымского писателя Анатолия  Ивановича Домбровского  - а  их около десятка - в совокупности представляют собой  всеохватную историческую эпопею, которая  во всем  блеске и трагизме  раскрывает картину  умственной  и духовной жизни античного мира.
      Сократ, главный  герой  романа «Чаша цикуты» - центральная фигура в греческой философии; его жизнь заслуживает такого же внимания, как и его философия. Уже древность смотрела на Сократа как на истинного родоначальника философии. Цицерон называет Сократа «отцом философии» и родоначальником нравственной философии.
     Если  романы  Домбровского о современности можно отнести к разряду  «романов культуры», то  исторические античные романы имеют свою специфику, прежде всего в  сфере конфликта.   Конфликт – основа развития сюжета. Характер конфликта определяет и специфику жанра.  Бывают  конфликты детективные, личностные (любовные), идеологические, комические… В романе «Чаша  цикуты» имеет место своего рода полифония: завязаны мотивы политические, творческие, личностные, любовные…. Есть даже элементы  детектива – Сократ, опираясь на  свои интеллектуальные возможности, на  дедуктивный  метод,  расследует  интригу с  отравлением Фидия и заговором против Перикла.
     Если в  обрисовке главных персонажей автор вынужден следовать параметрам, которые заложены в  исторической  литературе, то  второстепенные персонажи -  многочисленные  слуги, воины, торговцы, ремесленники, служители культа, - целиком  и полностью рождены  фантазией  писателя. Тут у  него полная  свобода. При  всей нелюбви  Домбровского к  детективному  жанру (признавал телевизионный детектив  лишь как средство  релаксации после  серьезной  литературной работы), он использовал  некоторые приемы  популярного жанра, чтобы  завязать эту  разношерстную публику (десятки, если не сотни имен!)  единым  узлом, единым  действом. Таким узлом  и стало расследование убийства знаменитого скульптора  Фидия, находящегося под арестом  в  тюрьме.
     Фидий был  творцом колоссальной  статуи Афины Паллады, небесной покровительницы Афин. Статуя  была помещена в  храм  Парфенон, главное  святилище  полиса, и  изготовлена  необычно: на каркас из редких пород дерева  были прикреплены  одежды, доспехи, украшения, выполненные из золота, слоновой  кости и драгоценных камней. Сам скульптор и его помощники за  работу над скульптурой  не получили ни обола - для  родного города  работали бесплатно. Однако  многочисленные враги Перикла использовал этот момент для  оговора  скульптора: его  помощник и ученик Менон написал донос, будто лично видел, как  Фидий  тайком выносил из мастерской куски золота. Обвинители и клеветники упирали на то, что  Фидий  был в  сговоре с  Периклом  и совершал хищения  при его участии. То есть, интрига против  Фидия  била прежде всего по Периклу.
       Кому  было выгодно  устранить Перикла? Этот стратег, храбрый  военачальник, мудрый  правитель города  установил в  Афинах демократическое правление, отстранил от власти Ареопаг, где  заседали  аристократы и богатеи, сделал Афины  центром  греческого мира. Врагов  у  него было много как в  городе, так и за пределами, особенно в  Спарте, которая соперничала с  Афинами. Враги воспользовались тем, что Перикл с  Сократом тайно навестили друга в  тюрьме, и якобы отравили скульптора, чтобы подозрение пало именно на Перикла. Дескать, отравил, чтобы  замести следы преступного воровства. Так что расследование - а  сами герои распутывание  загадки отравления  назвали именно      р а с с л е д о в а н и е м, -  стало главным нервом первой части романа. Его негласно проводили именно Перикл и его друг Сократ: «Расследовать убийство Фидия будем вместе. Ты и я».
        Так античный  роман Домбровского  вольно или невольно обретает черты  детективного произведения. Детектив (англ. - сыщик; от лат. - раскрытие) — это художественное произведение с особым типом сюжета, связанным с раскрытием загадочных преступлений, противостоянием добра и зла, где, как правило, добро побеждает зло. Для детектива как жанра характерны следующие признаки: 1) наличие тайны преступления (чаще всего убийства); 2) моральное и физическое столкновение на этой почве сыщика-профессионала или сыщика-любителя и преступника; 3) процесс расследования, при котором проверяются и отрабатываются различные версии случившегося, испытанию подвергаются разные подозреваемые и сам ведущий расследование; 4) установление личности преступника; 5) восстановление всех обстоятельств преступления.  Роман о Сократе можно отнести к  детективам, в которых действующее лицо - сыщик-любитель вроде  знаменитой  мисс  Марпл: профессиональных сыщиков в  античные времена, вероятно, не было.Впрочем, был палачи, которые являлись специалистами по добыванию истины...
     Отличительным свойством классического детектива является заложенная в нем нравственная идея, или моральность. Детектив заканчивается наказанием преступника и торжеством справедливости. Это положение  как нельзя  кстати подходит к  Сократу как основоположнику нравственной  философии: стремление раскрыть преступление   в полной  мере соответствует его  представлениям о добре и зле.
         Удивительно, но исторический  роман об античной жизни пятого века до новой эры отвечает всем требованиям классического детектива: есть тут и подлое убийство, есть столкновение сил добра и зла, прослежен  тернистый  путь расследования тайны. Однако есть и существенные отличия: детектив всегда заканчивается  «хеппи эндом»: справедливость торжествует, зло наказано. Увы,  в нашем примере - это грустная, даже трагическая  детективная история:  человек, раскрутивший  цепь злодеяний, сам становится  жертвой  несправедливости. Ему суждено испить смертную чашу… Есть и другие отличия. Классический  детектив предполагает   стереотипность поведения персонажей. Персонажи в значительной мере лишены своеобразия, их психология и поведенческие модели достаточно прозрачны, предсказуемы. Также стереотипны мотивы действий (в том числе — мотивы преступления) персонажей. Здесь же все иначе. Легко представить стереотипы поведения наших современников, но в романе выведены люди иной  культуры, иной эпохи… И мотивы преступления могут быть совершенно иными. Поэтому  в общепризнанной  классификации жанра  детектива, которая принадлежит венгерскому  литературоведу Кестхейи, видимо, придется  внести коррективы. Он выделяет детектив-загадку (Конан Дойль),  "исторический детектив" (Джон Д.Карр), "социальный детектив" (Д. Сейерс), "полицейскую историю" (Эдгар Уоллес), "литературный детектив" (Жорж Сименон), и др. У Домбровского получилось что-то вроде трагического детектива с  историко-философской начинкой. И в  этом автору было на кого равняться. Если по-честному, трагедия  Софокла «Царь Эдип», написанная, кстати, в годы правления  Перикла, - пример распутывания страшного клубка тайн, связанных с убийством  родного отца  и женитьбой на собственной  матери.
       Интрига романа Домбровского тоже оказалась исключительно запутанной. В нее оказалась вовлечена  даже  жена афинского вождя, знаменитая  красавица  Аспасия. Вино, нагретое и уснащенное благовониями, специально для  Фидия в кувшине принес в  камеру ее слуга  - Эвангел. Остальные пили вино попроще. Перед тем, как  Фидий  его выпил, охранник отнес  кружку вина соседнему  узнику, умиравшему в  застенке, потом вернул кружку  Фидию. Фидий  умер, соседний  узник  - тоже. То ли это вино отравил Лисикл, скототорговец, подаривший  его Аспазии, то ли сама  Аспасия, то ли слуга, то ли охранник, который  относил вино  к  бедному  узнику, который  тоже  умер. Охранник, скиф Теаген,  как выяснилось,  был специально подкуплен, чтобы  свидетельствовать на суде, будто именно Перикл  заставил его отравить вино. Когда  охранник пытался бежать, организаторы  заговора его убили. Вопрос о краже  расследовали также и власти Афин.  Фидий мог особенно не волноваться: «Смерти я не боюсь, - сказал он друзьям в тюрьме, - Страшен позор: ведь меня обвиняют в том, в чем я невиновен. Менон утверждает, что я похитил часть золота, которое было отпущено  … для статуи Афины Парфенос. Но я не взял ни дарика, это легко проверить: ведь все одежды Афины можно снять и взвесить». Именно с этого и началось расследование. Одежды в  присутствии Перикла и Сократа сняли, тщательно взвесили  золото, камни и слоновую кость -  все сошлось тютелька в  тютельку… Зенон оказался в положении клеветника, что грозило ему остракизмом или смертной  казнью.
 Расследованием  домашних подозрений  занялся  Перикл, допросив  слугу Эвангела, который  сопровождал его той  злополучной ночью. Тогда  и всплыло имя   торговца  Лисикла: «Лисикл — человек ничтожный, — сказал Перикл. — Но зачем ты был у него в доме, кто тебя к нему посылал? Тот ответил:
— Аспасия. Лисикл привез несколько амфор вина из Финикии и торговал им.
—  Ты купил у него вино?
—  Нет. Лисикл уступил амфору просто так, из по¬чтения к нашей госпоже.
…— Я ведь сказал, — процедил он сквозь зубы,— ни от кого не принимать никаких подарков! ….  Лисикл — друг демагога Клеона, моего заклятого врага!
… — Ты этим угощал Фидия в тюрьме? Вином от Лисикла?
— Да, господин. Все говорят, что это славное вино. Вот госпожа и велела угостить им несчастного Фидия…
Выяснились подробности, которые заронили в  душу  Перикла самые мрачные подозрения: «— Ты думаешь, что Фидий был отравлен вином от Лисикла? — испуганно спросил Эвангел. — Но я сам наливал ему это вино. Я нес его в кувшине, завернув в овчину, чтобы оно не остыло.
— И сам наливал в кувшин? Сам подогревал? Сам добавлял в него мед и травы?
— Н... н... нет, — стал заикаться Эвангел. — Мед и травы добавляла в вино Аспасия, — сказал он и прижал ладонь ко рту.
…— Кто еще, кроме Фидия, пил вино из кувшина?
— Никто. Кроме того умирающего узника, кружку вина для которого попросил стражник.
— Узник пил из кружки Фидия? …
— И он, конечно, умер.
….Эвангел ушел, оставив Перикла терзаться мыслью о том, могла или не могла Аспасия добавить в приготовленное для Фидия вино смертельный яд. Могла, разумеется. Но зачем?»
     Сократ же начал распутывать клубок с  самого начала: с  помощника Фидия Менона, который  и написал донос о краже золота.
Сократ и младший брат покойного Фидия Панен нашли доносчика в мастерской плавильщика Хария…
—  Менон, — спросил Сократ…, — во сколько же талантов золота ты оценил жизнь Фидия? В один, два или три? Ведь на одеяние Афины Парфенос было отпущено из казны сорок талантов золота. И наша богиня Афина стоит вся в золотом одеянии. Нет на статуе такого места, кроме лица и рук, которое не было бы покрыто золотом…. Значит, золота на ней ровно столько, сколько надо. Я прав?
— Да, золота на статуе ровно столько, сколько надо, — ответил Менон. — Но не столько, сколько было отпущено из казны.
— Ты хочешь сказать, что из казны было отпущено лишнее золото?
— Да.
— И это лишнее золото похищено?
— Ты сам все понял, не стоит спрашивать…
— Итак, о хищении золота мы можем судить лишь тогда, когда его стало меньше, чем было. Скажем, было двадцать талантов, а осталось девятнадцать. Можно с этим согласиться?
— Можно…., — вскинул голову Менон. — Золота на одеяние Афины было потрачено меньше, чем отпущено из казны. А разница похищена….
— А если окажется, что золотое одеяние Афины весит ровно столько же, сколько было отпущено золота из казны на изготовление этого одеяния? Что ты скажешь тогда, Менон?
Менон встал. Встал и Сократ.
— Тогда тебе придется сознаться в том, что ты лжец,— подсказал он Менону ответ.
— Я сам видел, как Фидий уносил из мастерской золотые пластины и вещи! — закричал Менон.— Он уносил их тайно! Он заворачивал их в тряпицу и тайно уносил!
— Но ты не видел, как он их приносил, — спокойно сказал Сократ. —
— Зато я могу утверждать, что он их уносил!
— Уносил, а золота осталось ровно столько же, сколько и было. Стало быть, приносил обратно….
— А кто тебе сказал, что золота осталось столько же, сколько было отпущено?
— Об этом скажут те, кому доверено взвесить одеяние Афины.
— Доверено? Кем? — Менон испуганно завертел головой. — Кем доверено? Когда будут взвешивать?
— Завтра, Менон. Но тебя туда не допустят: Афина не может обнажаться перед лжецами и доносчиками.
    Итак: Сократ выяснил, что  показаниям Зенона  грош цена: он не видел, как  Фидий приносил обработанное ювелиром золото обратно; он напуган  известием о ревизии золота и драгоценных камней на одеянии статуи. Однако весть о смерти скифа Теагена нарушила его план расследования. … Задача стала сложнее и объемнее. Философ  вынужден  выстраивать  цепочки умозаключений, которые охватывают все возможные предположения. …Если Теаген убит по приказу своих хозяев, то это может означать лишь то, что они решили прекратить затеянную ранее преступную игру против Перикла. В том случае, разумеется, если убийца Теагена не будет найден. Если же убийца Теагена найдется — у врагов Перикла может быть и такой замысел, — то он непременно окажется человеком из окружения Перикла или станет утверждать, что нанят Периклом. Впрочем, по-прежнему остается правомочной версия, что Фидий отравлен не по приказу демагогов, аристократов, Ареопага, не Периклом, Аспасией или Эвангелом, а третьей стороной... Если третьей, то зачем? Затем, разумеется, чтобы убрать с дороги Перикла, возбудив против него гнев афинян. Кому же Перикл мешает еще?  Третьей  стороной  могли оказаться тайные агенты, работающие на  Спарту, или кто-то еще.
      Новые подробности расследования не заставили себя  ждать.
      Вот сцена их главы, повествующей о пире, устроенном  Аспасией для  друзей. Тут же присутствуют Сократ и Лисикл. Сократ, глядя на  Лисикла, специально рисует картину страшных мучений в  Тартаре тех, кто совершил страшные преступления:
«Тех, чья жизнь была истерзана злодеяниями, Эринии ведут через Тартар к Эребу и Хаосу, в обитель нечестивцев, где Данаиды бесконечно черпают воду и наполняют ею бездонный сосуд, где мучится жаждой Тантал, где пожираются внутренности Тития, где Сизиф безысходно катит в гору свой камень, так что конец его труда оборачивается началом новой страды. Там они, облизываемые дикими зверями и обжигаемые пылающими факелами…, мучимые всевозможными истязаниями, терпят вечную кару.
Скототорговец Лисикл, слушавший Сократа со вниманием, вдруг разрыдался и упал лицом в подушку».
Сократу  предлагают как победителю в  философских спорах почетную чашу с  вином - тем  самым вином, которое  Эвангел относил Фидию, но философа одолевают странные мысли. Он передает чашу  Лисиклу - дескать, именно скототорговец  был самым красноречивым гостем. Лисикл же якобы ненароком  опрокидывает чашу… Это укрепляет подозрения  Сократа: он слишком  близко подобрался к  организаторам заговора, и его пытаются устранить.
Новый поворот расследования: племянник  Перикла Алкивиад  случайно услышал разговор за стеной двух  противников Перикла:
 — Может быть, были названы какие-то имена?
— Да, было названо одно имя — Диний. Этот Диний вручил деньги Менону.
— Какую же сумму получил Менон?  …
—  Речь шла о двадцати минах. Столько стоит хорошая лошадь…
— Ты очень помог своему великому дяде Периклу, — сказал Алкивиаду Сократ.    
Итак, Диний… Сократ снова устраивает допрос  Зенону, используя  фактор неожиданности, стареется ошеломить противника:
…. — Ты уже знаешь, чем закончилось взвешивание в Парфеноне. Знаешь?
— Знаю.
— И что ты теперь обо всем этом думаешь?
— Что думал, то и думаю! — зло ответил Менон. — Я видел, как Фидий уносил из мастерской золото!
…— А деньги? — спросил Сократ. — А те двенадцать мин, которые вручил тебе Диний, не надоели?
У Менона округлились глаза. Сократ не дал ему оправиться от неожиданного удара и нанес еще один:
— Диний требует, чтоб ты вернул ему деньги, по¬скольку дело приняло опасный оборот: вина Фидия не доказана, а сам Фидий убит.
Менон открыл рот, но не произнес ни слова.
—  Или верни деньги, или дай клятву, что ты никогда не произнесешь имя Диния, — продолжал Сократ, не давая Менону опомниться, — ни на суде, ни под пыткой, ни перед богами. Что ты выбираешь? Деньги или клятву? Решать надо теперь же! Немедленно, Менон! Ты прячешься, а мы не намерены бегать за тобой! Так что? Решай!
И все же Менону удалось подавить в себе первый испуг. Он спросил:
— Ты... от Диния?
Сократ не ответил, сделал страшное лицо, схватил Менона за грудь, встряхнул его и сказал, дыша в лицо:
— Ты не должен произносить имя Диния!
Менон вдруг обмяк, опустился на землю и сказал, опустив голову:
— Ладно, я отдам деньги. — Не дождавшись ответных слов Сократа, поднял глаза и спросил: — Тебе?
—  Нет, — сказал Сократ. — Ты отнесешь деньги Динию. Домой.
— Хорошо, — согласился Менон.
—  Сейчас же.
—  Конечно.
….Схоронившись за углом каменной ограды соседнего дома, Сократ наблюдал за тем, как Менон стучит в ворота усадьбы Диния. …
Итак, след преступления привел к  Динию. На рынке Сократ решил встретиться с Динием — при народе, а не так, как встретился с ним Менон… Сократ использует своего рода провокацию, чтобы  вывести подозреваемого из психологического равновесия, и сыграл роль гуманного защитника - вроде как  «доброго полицейского». Тут его ожидала удача. Сократ подозвал к себе трех оборванцев мальчишек, …дал каждому по оболу и попросил оказать ему услугу — прокричать несколько раз то, что он скажет. Дальше, к… удовольствию торговцев, про¬изошло вот что.
Мальчишки, прыгая вокруг Диния, вдруг закричали:
— Диний — спартанский шпион! Он заплатил двенадцать спартанских мин Менону за донос на Фидия и Перикла! Диний — спартанский шпион! Бейте Диния, спартанского шпиона!
Взбешенный Диний бросился за мальчишками, но они исчезли в толпе, которая не только не расступилась перед Динием, но стала еще плотнее. Многие из толпы подхватили слова мальчишек. …В Диния полетели яйца, орехи и куски сырой рыбы. На пятачке, окруженном со всех сторон людьми, Диний вертелся, как юла. Толпа смеялась и кричала. Несколько мужских голосов, доносившихся с разных сторон, требовали немедленной расправы над Динием. И кто-то уже пробивался к нему, размахивая над головой толстой дубиной.
Сократ, растолкав впереди стоящих, прорвался в круг к Динию и, подняв руки, закричал:
— Люди! Остановитесь! Успокойтесь! Диний не виноват в том, в чем вы его обвиняете!
— Да! — залился слезами насмерть перепуганный Диний и обеими руками вцепился в гиматий Сократа, боясь, как бы Сократ не оставил его одного. — Я не виноват!
— Деньги для подкупа Менона он взял не у спар¬танцев! — продолжал Сократ. — Когда б Диний взял деньги у спартанцев, его следовало бы убить на месте! Диний, скажи, что ты взял деньги не у спартанцев! — потребовал Сократ. — Скажи, Диний! Скорее!
— Не у спартанцев! — подтвердил Диний. — Нет, нет! Не у спартанцев!
— А у кого? — с новой силой зашумела толпа. — У кого?
— Он взял деньги у соотечественников, — подсказал Динию Сократ. — У афинян! Ответь же, Диний!
— Да, у афинян! — подтвердил Диний.
— Вот! — снова воздел руки Сократ, оттолкнув от себя Диния. — Деньги для подкупа Менона он взял у афинян! Диний не спартанский шпион! Пощадите его! Он просто передал деньги одного мерзавца другому мерзавцу — в этом вся его вина. Но знал ли Диний, что они мерзавцы? Ты знал об этом, Диний? — Сократ позволил Динию снова вцепиться в свое плечо.
— Не знал, — ответил Диний.
— Не ты уговаривал Менона сделать ложный донос на Фидия, верно?
— Не я!
— Уговаривал Менона другой мерзавец?
— Другой!
— А ты лишь передал деньги этого мерзавца Менону?
— Да.
— Он сам вручил тебе те двенадцать мин?
— Нет. Мне принес их его слуга.
— Как зовут слугу? — спросил Сократ.
— Я не запомнил.
— А как зовут его хозяина? Ты помнишь?
— Помню.
— И как же его зовут?
Диний, наверное, только теперь понял, только в этот миг осознал, что он наговорил, в чем признался, сам того не желая. Он вдруг вытаращил глаза,   обвел толпу диким взглядом и страшно закричал, валясь на землю, на разбитые яйца, на растоптанные куски сырой рыбы. … И вскоре возле притихшего Диния остался только один человек — Сократ….
 — Тебя казнят не по приговору суда. Я даже думаю, что до суда вообще дело не дойдет. Тебя убьет тот, кто передал тебе деньги для подкупа Менона. …Он убьет тебя, чтобы ты не назвал его имя.
— Но я же не назвал?...
— Не назвал. Но ты был близок к тому, чтобы назвать. Вот за это тебя и убьют. Чтоб не назвал никогда. Но лучше б ты назвал. — Сократ взял Диния под руку, и они пошли.
— Почему — лучше?
— Потому что тогда у тебя появился бы шанс остаться живым….
ты называешь имя, этого человека арестовывают и ты оказываешься вне опасности.
— Кажется, ты прав, — не сразу согласился Диний. — И как мне все это сделать?
— Сейчас придешь домой, напишешь признание и отнесешь его в суд. После этого советую тебе на время покинуть Афины. Вернешься, когда узнаешь об аресте... Кстати, мне ты уже теперь можешь назвать имя этого человека….
— Это Клеофонт,— сказал Диний, — торговец музыкальными инструментами…. Он уговорил меня, а я уговорил Менона. За деньги.
— Ладно, — вздохнул Сократ: ответ Диния разочаровал его. Он надеялся услышать более известное имя." …
 Некоторые итоги расследования узнаем  из диалога  Перикла и Сократа:  Диний убит у ворот своего дома ударом ножа. Клеофонт отплыл из Пирея на остров Самос. Менон лежит в горячке после того, как попытался покончить с собой. «Главного же — кто отравил Фидия — я так и не узнал» - признался  Сократ.
Но и враги тоже не дремлют.  На Сократа  устраивается охота - его пытаются  физически устранить по дороге  к  Дельфийскому  оракулу. Сын Диния Демарх подговаривает местных пастухов и с ними ночью нападает на  Сократа и его друзей. Нападение отбито. Демарх тяжело ранен. Потом умирает, не назвав имени заказчика  преступлений. Сократ задает вопрос жрице, о том, какова истинная роль сына Диния. «Демарх — осведомитель, сикофант Ареопага, — ответила жрица».  Осведомитель - на  современном языке - это стукач… Итак, следы  ведут в  Ареопаг…
Промежуточные итого расследования снова обсуждают Сократ и Перикл - примерно в том же  духе, как  Шерлок  Холмс и его верный  друг Ватсон.
— Демарх был тайным осведомителем Ареопага. Так все это увязывается в одну цепочку: Демарх — Диний — Клеофонт — Менон. Сбе¬жавший на Самос Клеофонт посещал гетерии аристо¬кратов. Нет последнего звена — непосредственного убийцы Фидия. Теаген отпадает. Думаю, что Демарх не врал, когда говорил, что убийца Фидия не Теаген, а кто-то другой. Скиф Теаген был убит лишь за то, что отказался выполнить чью-то волю и назвать себя убийцей Фидия. Думаю, что это была воля Ареопага. Но и Ареопаг не знал, кто истинный убийца Фидия. Ареопагу нужна была не истина, а ты, Перикл. Сначала план Ареопага состоял в том, чтобы обвинить Фидия и устроить суд над ним. Но кто-то вмешался в план Ареопага и отравил Фидия. Тогда Ареопаг разработал новый план, по которому ты должен был предстать перед судом как убийца Фидия. Этот план совпал с планом истинных организаторов убийства Фидия. Кстати, план Ареопага помог истинным убийцам осуществить свое намерение. Впрочем, возможно, что я ошибаюсь и убийство Фидия было вызвано желанием помешать планам Ареопага. Тогда все это выглядит еще более ужасно: Фидия убили, чтобы не было суда над ним...
—    Итак, чего же нам ждать?
—  Одно из двух: или Ареопаг найдет нового чело¬века, который согласится свидетельствовать против тебя, или мне удастся найти истинного убийцу.
Новая  глава в  следствии - следственный  эксперимент, который  вызвал новые размышления  о путях совершения  преступления. Сократу приносят  тот самый кувшин, из которого наливали вино в  кружку  Фидия: его нашли под соломой в  камере Фидия. «Сократ заглянул в кувшин, понюхал, чем из него пахнет. Пахло вином и прелой соломой. Сократ провел пальцем по внутренней стенке кувшина. На пальце остался черный липкий след. Хотел было попробовать его на язык, но, подумав, не решился, вспомнив о яде, который мог оказаться в кувшине». В тот же день Сократ разыскал Гиппократа и спросил его, можно ли по винному осадку на дне кувшина определить, было ли вино отравлено. Гиппократ сказал, что можно, если развести осадок в воде и дать ее выпить какому-нибудь очень маленькому животному, например мышке….
Кувшин Сократ принес с собой, а вот мышь пришлось ловить довольно долго. В конце концов им помог Эвангел: купил мышь на рынке у гадалки. Мышь поили через тонкую камышинку. Влили в нее по капле весь раствор. Потом долго ждали, как он на нее подействует. Мышь осталась жива…
— Вино не было отравлено, — сказал Гиппократ, — или яд утратил свою силу.
Они оба порадовались за мышонка и отпустили его в сад.
      Тем временем Перикл проводит домашнее расследование, которое особенно тягостно, потому что в  деле  оказалась замешана  любимая  женщина. Важную психологическую роль играет чаша с  тем самым вином, которое  было оставлено от Лисикла: Перикл настаивает, чтобы она выпила. Но для  нее это мучительно. Какая-то тайна остается в  ее поведении.
— Аспасия,— окликнул жену Перикл. — И ты скажи.
Аспасия вздрогнула, словно проснулась, повела глазами по сторонам.
— Сказать? — спросила она.— О Фидии?
— Да. И выпей вино.
— Ох,— вздохнула она, — я будто видела его. И слышала. Он мне сказал... Он мне сказал... О боги! — вскрикнула она вдруг, покачнувшись и роняя на пол кружку с вином. — О боги!...
Перикл взял кружку с вином у Эвангела и поднес ее к губам побледневшей жены.
—  Пей, — сказал он. — Это вино.
— Нет, — прошептала она отворачиваясь. — Нет. Мне дурно, — и оттолкнула руку мужа. Красное вино выплеснулось из кружки на его белый плащ.
—  Мы зашли слишком далеко, — сказал Сократу Перикл, когда Гиппократ и слуги увели Аспасию в ее покои.
— Так кто же убил Фидия, Сократ? — спросил Софокл.
— Афины, — ответил Сократ. — Как бы и нас не постигла та же судьба».
     На этом перепутье и завершается  первая  половина романа, посвященная  расследованию преступления. Слова  Сократа оказываются вещими:  вскоре   Перикла отстранят от власти, и он умирает от болезней и унижения. Аспасия  выходит замуж за  Лисикла. Сократа приговаривают к  смерти - якобы за  оскорбление богов и развращение  молодежи. На самом деле - за его роль в  расследовании подлых убийств в  Афинах накануне  захвата  города спартанцами.
    Завершая анализ детективной истории в  романе об античном  философе, отметим, что  еще  раз, что Анатолий Домбровский  остался верен себе, новаторски трансформируя  привычные  жанровые формы. Благодаря  этому жизнь античной  Греции  раскрывается  такими сторонами, которые близки и понятны современному  читателю.