"В Пустоши обитает множество разных собак, от одичавших дворняг до тренированных боевых гончих."
- всплывающая подсказка из Fallout 4
Люди появились с вершины небольшого холма, отгораживающего город от озера. Они пришли с подветренной стороны, так что Псина их не учуял. Зато они его разглядели сразу же. Псина посмотрел на них и его хвост неуверенно вильнул и тут же замер. Чуткий собачий слух различил голоса: нервные, возбужденные. Опасные.
- Собака! - крикнул один – Смотри, вон там!
- Ужин! - обрадовался второй. - Стреляй, пока не ушла.
Псина не раздумывая рванул с места, бросив недогрызенную тушку кротокрыса. Сзади донесся выстрел, резкий свист и Псина почувствовал как по спине его ударила срезанная пулей ветка дерева. Псина бросился в сторону и скрылся за ржавым остовом машины. Грохнул еще один выстрел, но пуля попала в машину, не причинив вреда.
Псина замер, судорожно ища куда бежать дальше. Сердце колотилось, хвост нетерпеливо, возбужденно дрожал. Сзади послышались шаги и тяжёлое дыхание - люди спускались с холма. Они больше не разговаривали, но Псина прекрасно слышал как топают по пыли тяжёлые ботинки и чувствовал запах ружейной смазки, пороха, застарелой крови, человеческого пота и рвоты. От этой смеси шерсть вставала дыбом на загривке. Псина глухо зарычал. Он слишком хорошо знал, на что способны люди, а особенно люди, от которых пахнет ТАК. Древний инстинкт набатом бил в его собачьем сознании: беги! Беги! БЕГИ! И он побежал.
По разбитой асфальтовой дороге, между гор мусора и железа, вперед, отчаянными рывками вырывая дыхание из груди. Выстрел! Пуля вгрызается в асфальт, в полуметре слева, Псина продолжает бежать. Нечто выше и тоньше мысли подсказывает ему правильный маршрут - из стороны в сторону, так, чтобы между ним и стрелком всегда было препятствие. Снова слышны торопливые шаги позади, ругань и проклятия, но уже совсем рядом виднеется спасительная дыра в высоком металлическом заборе. Напрягая последние силы, Псина ринулся к ней. Он уже почти достиг её и тут... Выстрел! Неожиданная боль обжигает заднюю часть тела. Из раны ручьем полилась горячая кровь. Не сумев подавить жалобного визга, Псина все же добежал до дыры и нырнул в сырую темноту.
Тысяча запахов ударила Писну по носу, как только он оказался в этом затхлом, заваленном костями и мусором, проулке. Боль в ноге стремительно становилась невыносимой, но он понимал - останавливаться нельзя. Люди скоро будут здесь! И снова, в голове прозвучал властный приказ: беги. И Псина снова побежал.
Через лабиринт проулков и улочек, подальше от людей, от опасности, туда где можно было отдохнуть, зализать рану, заснуть. Страх и боль гнали его как безумного и вскоре Псина совсем потерял счет времени. Людей уже давно было не видно и не слышно, а он все бежал и бежал. Остались далеко позади развалины городка, он не помнил как прошел сквозь мертвый лес, часто отдыхая в зарослях высокой пожухлой травы, не заметил как взобрался на крутой холм и, учуяв среди груды камней сырой пещерный запах, нырнул в темный проход. На его счастье внутри никого не оказалось. Псина рухнул в тёмном углу и начал зализывать свежую рану, свернувшись клубком. Кровь все еще шла, но уже не лилась потоком. Псина все работал и работал языком, скуля и повизгивая от боли. А к телу, тем временем, уже подбирался холод, слабость. Стало жутко. Надвинулось смутное, мало понятное для собачьего разума, осознание возможной смерти.
"Подохну", - с тоской подумал Псина. - "Прямо здесь и подохну."
И продолжил зализывать рану. Что ему еще оставалось?
Псина лежал на своем голом каменном ложе, положив морду на лапы и наблюдая за входом. У него не было сил мерить время, смертельная слабость растекалась по телу и он едва мог приподнять голову. Одно радовало - кровь перестала идти из раны, а перед встречей с теми людьми, он успел почти досыта наесться кровавого сочного мяса кротокрыса. Значит протянет еще сколько-то. Есть, впрочем, все равно хотелось. Хуже всего было то, что прямо у него под носом сновало множество мелких тварей - пауков, каких-то длинных, странно пахнущих сороконожек и прочих тварей живущих под землей.
"Больно, холодно", - думал Псина следя взглядом за ползающими гадами. - "И жить не хочется. За что люди стреляют огнем?"
Псина задумался, почти по-человечески подняв зрачки к потолку.
"Наверное, потому что есть хотят. Я тоже убиваю, когда хочу есть"
Людей Псина не любил. Не доверял, по крайней мере. Редко когда ему перепадало от них что-нибудь хорошее. Даже тот кого он когда-то звал Хозяином, был, если разобраться, порядочной сволочью. Бил нещадно. Когда за дело, а когда и просто так, для развлечения. Особенно когда был пьян. Или когда Псина, тогда еще совсем молодой пес, почти щенок, не выдержал, запертый в четырёх стенах и напрудил лужу на рассохшийся деревянный пол.
Псина все еще боялся Хозяина, даже сейчас, спустя столько времени.
Но бывало и по-другому. Иной раз прикоснется так ласково, по загривку потреплет, а Псина лизал ему руки и извивался всем задом — он свой, он нужен. Прощал ему Хозяин и любил, наверное, по-своему. Да только нет теперь Хозяина, а он, Псина, все еще здесь. Один. И останется один. К людям он больше не сунется. Даже имя свое старое он давно забыл.
"Не пойду к людям", - решил Псина. - "А получится?"
Он вспомнил, как после смерти Хозяина пытался было прибиться к стае диких собак. И как его с хрипом и бешеным лаем гнали прочь. Еле ноги унес. Слишком он пах человеком. Этот запах въелся в него, как масло въедается в тряпку. Неистребимый запах, который любой дикий зверь чует за милю.
Оба мира отвергали Псину. Один, мир людей, его взрастил, пережевал и выплюнул, когда на землю Хозяина пришли злые люди и убили его, а он, глупая, бесполезная блохастая подстилка, не смог его защитить или хотя бы умереть за него. Второй же, мир зверей, приходил в ярость от одного его вида.
Свет, льющийся через пещерный вход, постепенно угас и Псина вскоре уснул, свернувшись пушистым клубком. Ему снилось как он бежит за человеком. Человек машет ему рукой и зовет его, а Псина, сколько ни пытается, не может его догнать.
Рана заживала. Иногда, Псина вставал и ловил пауков и многоножек. Они были большие, но медленные и глупые, Псина легко убивал и съедал их целиком, пока не сожрал десятка три. Больше они не появлялись
Он лежал и ждал, то проваливаясь в дрёму, то внезапно просыпаясь от боли или какого-нибудь звука. Наверное, прошло много дней, потому что голод стискивал брюхо все сильнее. Псине стало страшно. Был бы здесь Хозяин, уж он бы нашел чем его покормить. Почувствовать бы еще хоть разок ласковую руку, которая чешет ему за ушами, заставляя жмуриться от удовольствия и изо все сил вилять хвостом, как глупый щенок. Услышать бы как его хвалят, как радуются за него...
Псина тяжело вздохнул:
"Нет, все-таки, нельзя собаке без человека. Собака, она для того и придумана, чтобы человеку служить."
Люди были его стаей. Отца своего Псина не помнил. Мать вот помнил, а отца нет. Из почти забытого, смутного детства порой приходили неясные воспоминания: щенки копошатся в куче тряпья, горячее материнское дыхание, ласковое прикосновение тёплого носа и запах, самый лучший запах на свете! И даже тогда, рядом всегда был человек. Высокий как гора, всегда пахнущий теплом и сытостью. Псина целиком умещался у него на ладонях. Но все это было давно. Да и было ли, в самом деле, или это просто сны?
У Псины не было особенно много времени, чтобы копаться в собственном прошлом. Голод, ведь, не тётка. Когда брюхо к спине липнет о высоком особо не по-рассуждаешь.
Голод. Словно вспомнив о нем, Псина сделал усилие, поднялся на ноги и побрёл к выходу из пещеры. Идти прямо не получалось - рана на ноге саднила и каждый шаг отдавался немилосердной болью. Хотелось пить. Псина подошел к скальной стене, туда где из потолка и пола торчали большие каменные зубы и принялся слизывать с них холодную влагу. Немного утолив жажду, он встряхнулся и пошел наружу.
Было раннее утро. Дул свежий холодный ветер. Псина вдохнул полной грудью и тут же почувствовал запах, от которого заурчало в животе и пасть наполнилась слюной. Где-то рядом были кротокрысы. Подумав об их сочном мясе, Псина затрепетал.
«Маленькие, пронырливые твари», - думал он, рыская по зарослям и ловя чутким носом ускользающий след. - «Вы где-то рядом, я чую».
Псина был слаб от голода, но запах близкой добычи придавал ему сил. Вскоре он услышал писк и копошение в голых колючих кустах у большого дерева. Не обращая внимания не боль в ноге, Псина ринулся туда. Он безошибочно понял, что добыча уже практически у него в пасти. Три кротокрыса бросились в стороны, но Псина успел наброситься на одного и быстро свернул ему шею. Схватив добычу по-крепче поперек тушки Псина бросился назад - он прекрасно знал, что кротокрысы скоро вернуться и их будет уже куда больше.
Он нашёл тихое местечко в кузове большого ржавого грузовика и с наслаждением сожрал всю тушку целиком, оставив только горстку обглоданных костей. Голод поутих и мир перестал казаться сплошным беспросветным ужасом. Немного отдохнув, Псина выбрался из грузовика и побрел вперед, не теряя следа кротокрысов. Одной небольшой тушки взрослому псу, голодавшему в сырой пещере никак не меньше недели, было явно не достаточно.
Дорога вывела его к небольшому разрушенному зданию, с красной остроконечной ракетой, виднеющейся над обветшалой крышей. Псина, конечно, не знал, что такое ракета, но он, все же, был куда умнее чем любая довоенная собака. Радиация и тысячи смертельных опасностей, появившихся после Войны, всего за полтора десятка поколений превратили выживших представителей собачьего рода в практически новый вид. Более умный, сильный и быстрый.
Поэтому, поднявшись на небольшой холм и осмотрев здание, Псина сразу понял, что здание не просто кажется совершенно покинутым. Здесь не было ничего и никого, кроме витающего в воздухе соблазнительного духа кротокрысов. Псина начал спускаться вниз - он еще был голоден, и голод пересиливал осторожность. Он спустился со своего холма и подошёл к зданию поближе.
И тут, будто обухом по голове, он учуял запах. Нет - Запах. Он растекался откуда-то из-за реки, словно теплый и уютный дух натопленной комнаты или миски с вареными потрохами. Запах был совершенно незнакомый, ничего подобного Псина не чувствовал ни разу в жизни. Это было что-то абсолютно иное. Совершенно, абсолютно чуждое этой земле, этому миру. Чуждое и в тоже время неодолимо привлекательное. Псина с шумом втянул в себя волшебный Запах и его хвост, помимо воли хозяина, завилял, а грудь наполнилась радостным предвкушением чего-то... он сам не знал чего. Псина повернул голову в сторону реки и увидел человека.
Против обыкновения, Псина не ощутил неодолимого порыва бежать как можно дальше. Наоборот. Он стоял и, словно загипнотизированный, смотрел как человек подходит все ближе. Человек был одет в облегающий синий комбинезон, до невозможного чистый, яркий. Удивительный запах, исходящий от незнакомца, десятикратно усилился, когда он, заметив Псину и медленно подошел ближе.
Он сказал что-то дружелюбным тоном и опустился на корточки, а Псина еще сильнее завилял хвостом и тоже подошел ближе. Человек протянул ему ладонь и Псина осторожно понюхал её — ритуал знакомства был соблюден. Собачье сердце забилось вдвое быстрее. Человек что-то говорил, но Псина, хоть и умел понимать людскую речь, ничего не расслышал. Только одно он уловил совершенно отчетливо: "пойдем со мной".
"Пойдем со мной!" - молнией пронеслось в голове у Псины.
В этот момент все наконец начало вставать на свои места. Этот человек был совершенно другим. Не из-за запаха, а из-за того, что он один не гнал Псину, не хотел его убить и не кричал на него. Он звал его с собой. Он был тем, кого Псина мог звать Хозяином. Жизнь стремительно обретала смысл. Он больше не один! Псина еще раз обнюхал человеческую ладонь и легонько лизнул её самым кончиком языка.
Человек выпрямился. Псина встал рядом с ним, готовый пойти за своим новым Хозяином куда угодно. И умереть за него, если будет нужно. Второй раз он не останется без своего человека.
Это был самый счастливый момент в его жизни.