ГЛАВА 21.
ВДОГОНКУ…
– …Мне пора, госпожа Вероника.
Винченцо улучил момент и незаметно увлёк её в сад за перголы с плетистыми розами.
– Скоро прилив, судно прибудет к полуночи. Я нужен отцу.
– Я провожу до машины.
Оглянулась, поискала глазами кого-нибудь из парней, но поблизости заметила лишь Розетту, резвушку лет тринадцати.
– Рози, принеси, пожалуйста, моё пальто, если не трудно.
Услышав, она бросила планшет кому-то в кустах и метнулась в дом со скоростью пули!
Через три минуты пальто было у хозяйки.
– Спасибо, моя козочка. Похолодало что-то…
– Я с вами, тётушка. Буду поодаль. Так нужно, – тихо прошептала, метнув жаркий взгляд на красавца-гостя. – Ни к чему разговоры.
– Благодарю, милая. Мне неловко было тебя этом просить, – поняла и приняла правила безропотно. – Проводим нашего дорогого гостя и пойдём пить сангрию – расхотелось спать! Луи разворчится!..
Рассмеявшись, втроём двинулись вниз к площадке, спускаясь по серпантину дорожек.
Парень держал дам под руки до тех пор, пока не скрылись из виду родичи за столом и во дворе, потом Розетта деликатно отстала, дав поговорить паре наедине.
– Ты готов поделиться впечатлением, мой рыцарь? – начала тихо, понимая, что в вечернем воздухе звуки слышны далеко и чётко. – Первые ощущения.
– Настоящая итальянская семья, хоть и чувствуется, что в ней намешано представителей со всех континентов! – мягко рассмеялся. – Я не ошибся? У белокурой девушки, Ангелины, парень с арабской кровью?
– Француз в третьем поколении. Глобализация.
– Говорит на нескольких языках, умён, деликатен, воспитан. Лине повезло. Уедет?
– Уже. В пригороде Бордо живут вместе. Студенты. Рада, что тебя это не смутило.
– И не могло – индустрия туризма быстро учит толерантности и веротерпимости, – пожал плечами, помолчал, радуясь, что не перебивает; понял, чего от него ждёт. – В такую семью влился бы с радостью.
– В добрый путь. Добро пожаловать, Винченцо.
Остановились у его машины.
Парень наклонился и поцеловал девушку в щёку, погладил вздрагивающими пальцами кисти женских рук, говоря ими куда больше, чем мятежным и сбившимся дыханием. Опомнившись, виновато зыркнул в темноту, памятуя о Розетте.
– Я буду писать сообщения. Можно?
Когда кивнула в ответ, поцеловал руки Вероники и быстро уехал, растворившись за поворотом, помахав девушкам напоследок из окна.
– Какой мужчина! – Рози вышла из темноты, томно вздохнула, погрустнела. – Взрослый. Не дождётся, – надула губки.
– С парнями в Италии нет проблем, милая, – рассмеялась Ника, обняв девочку. – И пусть не все они годятся для семейной жизни, и оставшихся хватит! А покажется мало – приедешь к нам в Канаду! Хоть за индейца иди замуж – мы и слова не скажем, – фыркнула Ника.
Рассмеявшись, обнялись и пошли наверх к дому. Вскоре услышали, что к ним кто-то спускается, спотыкаясь в темноте.
– Нас потеряли или выдали? – прошептала на ушко племяннице.
– Наверняка, это Луиджи, – заворчала, недовольно засопела. – Как ты его терпишь?
– Он лишь беспокоится о малыше. Это лучший врач в этой области. Если тебе повезёт, он и за тобой ещё побегает!
Прыснув в ладошки, не выдержали и расхохотались громко.
– Слышу-слышу. Но про мою ли честь? Знаю-знаю, что про мою…
Недовольный мужской голос настойчиво приближался, уже слышно было надсадное стариковское дыхание.
– Делать мне больше нечего, как за строптивой беременной дамочкой бегать! Вот так больная попалась!
Из темноты вышел Луиджи с фонариком в руках, осветил деликатно лишь ноги девушкам.
– Ну, всё не так плохо, как подумалось – не одна. Соседка, представьтесь, пожалуйста, – игриво заговорил, ещё не понимая, кто рядом с Вероникой.
Она мягко толкнула локтем Рози, хихикнув: «Обманем?» Та сообразила, поддержала.
– Синьора Луиза Де Лука, синьор, – важно проговорила, понизив голос. – С кем имею честь?
– Луиджи Рубино Мариани, синьора Де Лука, – смущённо остановился в нескольких шагах, поклонился. – С приездом, госпожа Луиза. Вы так припозднились…
– Семейные дела задержали, – держала роль девочка, следуя беззвучным подсказкам тёти на ухо. – Рада знакомству, господин врач. Как здоровье моей девочки?
– С гордостью могу сообщить, что дитя здорово, только его мать… позволяет непозволительно шутить над стариком! – расхохотался во всё горло и поднял луч света на лица рассмеявшихся озорниц. – Провели! Вот, негодницы! Ай, да актрисы! Обманули меня!
Когда успокоились, Ника взяла под руку Луи, прижимая к другому боку посмеивающуюся и гордую Розетту.
– Что нас выдало? Где получился «прокол»? – Ника насторожилась – урок на будущее.
– Ээээ… – смущённо покосился на девчушку, постарался деликатнее высказаться, – не та постановка ног. Да и обувь, всё-таки, характерна для подростка.
– Слышала, Рози? Следи за тем, как ставишь ступни – пригодится. Учись хорошо, через год-два пойдёшь в школу моделей, там тебя обучат всем хитростям, которые больше не выдадут твоих возраста, воспитания и социального положения, – погладила тоненькую талию племянницы. – Спасибо, что подыграла мне!
Вновь рассмеялись втроём и пошли наверх, в сад.
– Вот наша пропажа. Луи оказался прав – гостя провожали, – Банни встретил на углу, говоря за плечо, сообщая новости. – Парень не попрощался, значит, ещё вернётся. Мы ему понравились!
– Или наша стряпня…
Доротея с тремя женщинами семьи как раз ставила на стол большой поддон с большим куском мяса.
– Вы вовремя: барашек готов во всей красе и вкусе – налетайте! Мальчики… – поискала глазами парней, увлёкшихся игрой на планшете, – вино красное принесите. Эрни… То, в старом кувшине, – подав ключи высокому взрослому парню, повернулась к вернувшимся родичам. – Проводили Винченцо? Славный парень! Рады будем такому родичу!
Смеясь, окинула наблюдательным взглядом лица девушек вокруг стола, на диванах в столовой.
– Тут такой цветник – трудно будет ему выбрать! Сочувствую бедолаге – накинутся же!
– Да, сейчас такое время, что женщина стала выбирать, не мужчина, – заворчал Пьетро.
Грозно зыркнул на насторожившихся, буквально вставших в «охотничью стойку», девочек, девушек и даже молодых женщин.
– Полюбуйтесь на этих хищниц! Глаза в пол, дочери Евы-матери! Завтра же погоню на исповедь к отцу Марио, блудницы вавилонские!
– Остынь, папа, – тихо пожурила Феличе, положив тоненькую худую руку на его плечо. – Они лишь переживают, что нормальных парней не останется, пока сами вырастут. Все хотят выйти замуж, иметь деток, быть счастливыми. Они же видят, как другие любят и счастливы. Не это грех, не взгляды… – гладя сухонькими пальцами плечо отца, шептала еле слышно, но затихшие и онемевшие родичи всё слышали. – Куда серьёзнее грехи свершаются вдали от глаз, в темноте и тайне. Они лишь дети. Пусть смотрят, мечтают, кокетничают. Лишь бы не было войны и междоусобиц, только бы не падали бомбы и не стреляли в друг друга из-за угла, не погибали матери и младенцы… Не оставались сиротами… Меньше б было вдов…
В открытой гостиной повисла тягостная тишина, над потолком заметалось горькое отчаяние и неподъёмная тяжесть прошлого.
Нико беззвучно вышел и через три минуты до слуха родни донёсся тихий, протяжный, горестный, поминальный звон колокола.
Вошедшие в этот миг парни с парой старинных кувшинов из погреба замерли, медленно их опустили на пол и сложили руки в молитвенном жесте, зашептали со всеми извечные слова, склонили головы, прижали крестики к губам. Пришли в себя лишь тогда, когда набат смолк.
Он ещё долго разносил эхо по склонам, скатываясь волной на дорогу, растревожив души недоумевающих соседей, допивающих во внутренних двориках последнюю чашку кофе.
Как только беспокойное эхо смолкло, вернулся Никколо, шёпотом наставляя, стал помогать мальчишкам разливать вино в бокалы и стаканы, разрезать ягнёнка, глазами показывая, кому положить кусочек на тарелку, едва слышно советуясь со старушками-сёстрами; качал с укоризной седой головой: «Уймитесь, непоседы», когда дети позволяли себе шумную возню возле вазы с фруктами и сладостями, открывал им лимонад и пакеты с покупным соком.
С трудом настроение вернулось в спокойное русло.
Ужин продолжился.
– …Не просветишь?
Ника поймала в коридоре Просперо, когда возвращался из кухни, отнеся гору тарелок.
– Если это не семейная тайна, конечно.
– Нет, не тайна – боль. Каморра.* Много тогда родни погибло, половина женщин остались вдовами, сколько подверглись… – резко покраснел, не в силах продолжить.
– Я поняла. С этим столкнулись множество женщин во всех странах, по которым катком прошлись локальные и клановые войны, – пожала плечо парнишке, поддержав. – Продолжай, пожалуйста, Пепе.
– У Феличе двое маленьких детей похитили и убили. Муж был родом из Марано, задолжал мафии, где-то сгинул, её саму в бордель загнали. Выжила, вернулась в семью. Поняли и простили. Замуж не пошла больше, детей не имела. Не смогла забыть того, что с ними произошло. Здешняя «Сакра Корона Унита»** не имела к семье претензий, обеспечила покой в обмен на небольшие услуги. Здесь непросто жить… – едва договорил.
Вырвался и убежал от таких сочувствующих, всезнающих, бесподобных глаз родственницы, почему-то не в силах больше находиться рядом! В безумии кинулся в чёрный, мокрый от росы, сад, ничего не видя перед собой, оглохнув от набатного звона в голове, горя тонким телом, вскипев кровью до вкуса железа во рту…
– Спросила. Дёрнул чёрт… – проводила юношу «квадратными» глазами, прикрыв рот руками.
– Вот-вот. Верю, что это случайно, – тихий голос Марка раздался сбоку, из-за двери в душевую. – Прости, так получилось: стал невольным свидетелем, – подошёл, но не касался и краем одежды, хоть и очень хотелось: всего и сразу. – Твоей вины здесь нет. Он «сгорел» сразу – первая любовь с первого взгляда. Будет трудно. Нужно либо отвлечь, либо удалить. Что выберешь?
– Отвлечь. Пока отдай Нико. Объясни вкратце проблему, – глаз не могла поднять, страшась ситуации: кровь волновалась у обоих.
– Ну, и где ещё посуда?.. – из кухни выглянула возмущённая Мариса, родственница средних лет и упитанности.
– Я подгоню молодёжь, – чисто и светло улыбнулся ей Марк.
Увлёк Нику в столовую, осторожно, с уважением коснувшись локтя пальцами: «Уходим!» Оглянулся через плечо.
– Играют, наверное, в свои айфоны.
– Лишить игрушек, пока мозги не свернули! Хватит с них и простого радио! – воинственно проговорила Мариса.
– Полностью с Вами согласен, синьора! Мудрое замечание.
Ночь показалась бесконечной!
Проворочавшись несколько часов, Ника шёпотом вызвонила мужа по сотовому и только на его груди смогла уснуть, оторвавшись душой и телом, до крика.
Банни же не смог больше сомкнуть глаз – привычка вставать рано сказывалась. Лежал тихо, стараясь не шевелиться и громко не вздыхать, невесомо гладил плечи любимой, касался ароматных волос, зарывался в них лицом, грустнея до слёз. Сам не мог объяснить этих скачков настроения и всплеска эмоций.
«Весна, что ли? Да нет, это всё Ника. Каждая ночь, каждый день, каждое мгновение с ней – весна и сумасшествие, как в первый раз. Не потому ли судьба так распорядилась: развела профессиями и странами? Скорее всего. Мудрый ты, Господи, спасибо за это. Если бы ни эти преграды – сошли бы с ума или убили б друг друга. Всего в нас чересчур! Перебор, перегиб, передоз, перехлёст», – скривил в усмешке губы.
Протяжно вздохнул, медленно выдохнул, посматривая на светлую дугу над шторами.
«Рассвет. Ночь всё короче. Май. Не мудрено, что парни с налитыми кровью глазами, как у бычков, ходят весь день – пубертат, глупость и ярость. Глаз да глаз нужен! Почему здесь так непопулярны спорт и мышцы? Да, “поголубела” Европа-старушка сильно. Мужчин настоящих всё меньше. Девчонки с ума сходят, дерутся за них, ухаживают, делают предложения! – покачал головой, сдержав смех. – Мир сошёл с ума, отец прав. Это теперь не наша земля даже по ощущениям. Прости, Прародина, нам ближе Америка, так уж вышло. Именно там мы вернулись к природе и мужественности, спасибо их культу спорта и горам накачанных мышц! – рассмеялся, осторожно сотрясаясь крупным телом. – Вот и накачали столько, что здешние женщины слюной давятся да злят хилых женоподобных ухажёров и маломощных супругов. Были бы в силе – их жёны и подружки не “ели” б Марка и нас с отцом глазами!» – продолжал безмолвно веселиться.
Поглаживая бархатную и манящую кожу Ники, отвлёкся, затих, спустился ниже, стал ласкаться. С трудом сдерживая нахлынувшее возбуждение, старался всё же не разбудить, находя в такой потаённой интимной игре особую прелесть. Мягко повернул спинкой, прижался «мальчиком» к горячим обнажённым мячикам, проникая медленно, воровски, в грех.
Она раскрылась, подалась навстречу, приняла со стоном, до конца не проснувшись.
За такие минуты парень готов был и дальше терпеть долгие разлуки и обоюдные измены, горечь и сжигающую ревность, злость на судьбу и чёрное отчаяние, с которым пока справлялся с горем пополам.
«А ведь “пчёлки” стали спасением! Лишь недавно честно признался себе. Если б ни горячие фанатки – свихнулся или сел бы в тюрьму. Спорт не шутка – часто заканчивается небом в клетку…»
– Луи убьёт… – простонала, выгибаясь в пароксизме страсти. – Ещё…
Хрипела глухо, утробно, по-звериному, пробудив в муже дикаря и варвара: «взял» жёстко, почти насилуя.
Звон колокола приглушил их неистовые крики, не позволил разбудить родных сокровенными звуками и стонами, с которыми молодые не в силах были совладать.
– …Не зови меня больше, любимая.
Виновато целовал взмокшее бледное лицо, отирал краем одеяла крупные капли пота, целовал влажную кожу. Не глупец, видел, чего ей стоила эта страсть.
– Понимаешь сама: я не способен сдерживаться! Не впускай больше, молю! Закрывайся. Спасайся…
Договорить не дала, закрыв рот хищным поцелуем, лаская грешными бесстыдными руками его плоть. Не ограничилась, завладела, ввергла в рай и ад, измучила волшебными губами и умелыми пальцами, довела до исступления и виновато-радостных слёз.
Украдкой вздохнул: «Мы пара».
– …Ну и видок… Краше в гроб кладут, точно, – с ужасом взирая на своё отражение в зеркале, заговорила машинально на русском. – Так… Пошли все к… отцу Марио, а я полезла в ванну.
Включила на полный напор горячую воду, от которой валил пар – кипяток! Подумала и добавила холодной – запоздало позаботилась о покрытии чаши.
– Ты хоть знаешь, сколько ей лет, дура? Здесь всё, конечно, отремонтировали, заменили плитку и аксессуары, но сама ванна старинная, из самого настоящего медного листа. Красиво и романтично так…
Осторожно потрогала пальцами воду, дождалась, когда смешается до приемлемой температуры.
– Всё, можно отмокать.
Всыпала морскую соль с ароматом хвои, с наслаждением погрузилась в амброзию, легла, вытянулась во весь рост, потянулась, но до края не достала.
– Отрада! Хоть плавай, места предостаточно и для двоих, – хихикнула, прикусив губу. – Так вот где они делают детей! Приятное местечко…
Долго лежала в воде, рассматривая жёлто-зелёную плитку, выложенные прихотливые узоры, похожие на виноградные листья, округлый свод потолка, причудливые тени, отбрасываемые от волнистого стекла на абажурах светильников: один – в два плафона, висел над умывальником, другой – в виде застеклённого фонаря, стоял на отмостке ванны. Перевела взгляд на окно, только сейчас заметив, что оно приоткрыто как-то странно – только наружная рама.
Задерживаться не стала, быстро вымылась, ополоснулась и вышагнула из ароматной воды на полотенце. Пока вытиралась, догадалась, что с окном приключилось – ветер. Видимо, вчера кто-то проветривал помещение, а когда закрывал, не проследил за щеколдой.
Одевшись в длинный махровый халат, всунув ноги в мохнатые тапочки, подошла к окну, поправила упущение, метнув взгляд вниз в сад – никого: туман и тишь, рань и дрёма.
– Полуношница ты, Никитка. И чего тебя надирало? Банни не дала выспаться, эгоистка. Луи прав – нас нужно держать врозь под замком… не один десяток лет! – тихо рассмеялась.
Подсушила кончики волос феном. Покопавшись в шкафчике, нашла новомодный мощный моделирующий и омолаживающий крем, почитала этикетку, убедилась в гипоаллергенности, нанесла умелыми решительными мазками на лицо, шею, зону декольте, грудь, руки и плечи.
– Ну вот, умастилась. Хорошо так пахнет!.. Бесподобно.
Вздрогнула – кто-то поскрёбся в дверь.
– Ты здесь, моя ласточка? – за дверью раздался голос Феличе. – Помощь?
– Спасибо, бабушка! Не нужно. Уже выхожу.
Быстро ополоснула ванну, протёрла полотенцем стекло, зеркало и раковину, вторым прошлась по кафелю, где достала рукой, придирчиво осмотрела всё на предмет капель и волос, убедилась в полнейшей чистоте. Хмыкнула беззвучно: «А мама, таки, добилась от меня аккуратности».
Развесив полотенца на трубе, открыла засов, вышла в коридор, обняла терпеливо ожидающую родственницу.
– С добрым утром, Личе! Я тебя разбудила?
– Нет, мой ангел. Я проснулась ещё затемно. Бессонница, – пристально всмотрелась в юное разрумянившееся лицо. – Не горячую воду сделала?
– Нет, приятную на ощупь. Не переживай – второй ребёнок, уже знаю что и как нужно.
– На что тянет сегодня? – улыбнулась с облегчением.
Обняв и погладив девичью спинку тёплыми руками, повела в комнату переодеться в дневное.
– Составь мне компанию – аппетит проснулся. Итак?.. – хитро прищурила глаз.
– Хочу рыбы! Много и разной! Целый стол рыбных блюд! – расхохоталась Ника.
Быстро надела исподнее, шерстяную серую водолазку, тёплый комбинезон из джерси, поверх накинула объёмную павловопосадскую шаль. Раскинув руки, медленно повернулась, давая рассмотреть русский шедевр старушке, которая потеряла дар речи, когда увидела.
– Из России, прямо с производства.
– Проще, чем испанские шали, но намного красивее! И теплее.
Феличе придыханием потрогала добротную шерстяную ткань, шёлковую оторочку с кистями.
– Мастерски выполнена вещь, – опомнилась, обняла девушку за располневшую талию и повела на кухню. – Будет тебе рыбный день! Вчера ночью лодки пришли, до краёв наполненные уловом. Устроим пир!
Не дошли даже до поворота коридора, как столкнулись с Энтони.
– Доброе утро, ранние пташки! Не спиться? Проголодались? – поцеловал дамам ручки, предложил локти, препроводил на кухню. – А я, признаться, проголодался. То ли вчера переел, то ли организм этого не понял…
Пока готовили завтрак, разогревали вчерашние блюда, поджаривали тосты, стало понятно, что проще стол накрыть в столовой – подтянулись родичи.
– Это вы на запах набежали, как тараканы на свежую приманку?
Тони, посмеиваясь, окинул взглядом парней и мужчин, сияющих свежевыбритыми лицами: кое-кто даже избавился от бородок и усов. Хмыкнул: «Нике угодили! Поняли, что любит мужчин с чистой кожей. И тут околдовала всех».
– Мне показалось, или вчера у нас был разгрузочный день? Вспомнил – все строго постились!
Краснея, смеялись, принимали из рук Ники и Феличе тарелки, вилки, ножи, стаканы, передавая по эстафете соседу, шутили, виновато оправдывались за неловкость, смущаясь беременной синеглазой красавицы в потрясающе красивой шали.
– Ну, коль вам всем не спится, займётесь рыбой, – коварно приказала она, прикусив губу.
– Сегодня мы решили устроить рыбный день, – спокойно и буднично объяснила старушка. – Съездите в гавань, привезите нашу долю. Посмотрите там, на месте, может, что-нибудь ещё прихватите. На ваше усмотрение и вкус.
– И ягод! – на пороге стояли двойняшки: Андреа и Анжелика.
На мальчике был неполный костюм-тройка бледно-серого цвета: не хватало пиджака.
Сестра тоже нарядилась, как на показ мод: стильная пышная юбочка чёрного бархата и красивый кардиган благородного серого цвета поверх тёплого свитерка похожего оттенка.
– Хотим клубники!
– Пока, в виде свежего сладкого пюре.
Ласково успокоив пятилетних малышей, Личе усадила их в дальний угол, принесла вскоре по куску тёплой творожной запеканки, а к ней в чашечках красную пахучую массу.
– Вилочкой кусочек обмакивайте в пюре, – быстро повязала непоседам передники, успокоив. – Взрослые не будут на вас смотреть – им уже это не положено! – грозно прикрикнув на воззрившихся мужчин, вызвала всеобщий смех. – Сластёны! Ешьте своё мясо и сыр! Вам только ягодок в сиропе и не хватает для полного мужского счастья? И творожка с изюмом, да? Или взбитых сливок с серебряной ложечкой на перламутровой тарелочке? Может, пасты с пармезаном и соусом «Песто», будет достаточно?
– Думал, в грустном одиночестве у камина выпью кофе, покурю сигару… – смеясь, на пороге столовой появился Никколо.
Одет был тепло и добротно: байковая сине-белая рубашка, поверх пуловер светло-вишнёвого цвета, сверху коричневая кожаная курточка. Светло-синие джинсы и дорогие кожаные ботинки ручной работы довершали наряд.
– А тут, не считая мелкоты в виде маленьких Романо, всё взрослое общество! Тесноват дом становится. Альбертине найдётся новая работа! Кто будет помогать? Найдутся желающие мараться в краске, побелке и растворе цемента?
Повесив куртку на спинку стула, сел за стол, поздоровался за руку с близко сидящими родичами, кивнул остальным, улыбнувшись, подмигнул замершим с ложками сладкого крема детям.
– А, Романо? Или в Рим свой сбежите, кормить голубей и бездомных собак?
Принял от Вероники с благодарностью полную тарелку горячей пасты с подливой, с наслаждением понюхал аромат, пригубил вино, что налил Эрнандо, суровый и молчаливый родич, покачал восхищённо головой.
– С дальнего склона? Пятилетней выдержки? Вчера не попробовал, ограничился коньяком, – сделал ещё глоток, подержал во рту. – Да, букет бесподобный: чернослив и жареный грецкий орех. Удалось. Вы молодцы, парни, – обвёл взглядом довольных мужчин и принялся за пасту.
– Мы приедем летом, – терпеливо дождавшись, Анжелика улучила момент, когда повисла тишина в столовой. – Если Тина разрешит, я порисую на стенах, – подошла к Нико, доверчиво положила ручки на его колено. – А она позволит?
– Ещё и сомневаешься? Да у тебя же талант художницы, моя красавица! Точно-точно, не переживай, всё получится, уверен. Подождём немного, может, ещё что-то в доме начнут перестраивать? Тогда тебя сразу вызовем, даю честное слово звонаря! Веришь?
Кивнув кудрявой светло-каштановой головкой, дитя подбежала к улыбающейся Феличе, чтобы вытереть следы завтрака на щёчках.
Андреа степенно сидел за столиком и в разговор сестры не вмешивался, лишь сиял синими глазами, обводя ими многочисленную родню, слушал тихую беседу, терпеливо ожидая, когда разрешат покинуть столовую.
– Ну, звёздочки с ангельскими глазками, – старушка склонилась над мальчиком, осторожно стёрла следы ягоды и крема с личика и рук влажным полотенцем, – вы сыты? Добавки?
Дети, переглянувшись, решительно помотали головами.
– Свободны. Летите пока к маме, пригласите её на завтрак.
– В кого они такие? – Ника, посмеиваясь, села на край скамьи с чашкой кофе и куском запеканки. – Каштановые волосы, синие глаза с густыми тёмными ресницами… Шотландия, да и только! Так и вижу: холмы, вереск и скалы Абердина!
– Угадала, милая. Их папа из Эдинбурга, зовут Джемисон Роман-Росс. Для нас – Джим Романо. Так и представился впервые, когда появился в нашем доме. Славный парень из среднего сословия; семья маленькая, вымирающая, как сам сказал. Приняли его с радостью!
Личе кружилась вокруг стола, что-то приносила, что-то уносила, ворчала на ухо парням, наставляла взрослых.
– Вскоре у них и детки пошли. Эта двойня – третий ребёнок. Получилось, третий и четвёртый, – рассмеялась, окинула едоков строгим взглядом. – Всё? Больше не желаете ничего?
Смущённо хохотнув, стали вставать, отодвигать стулья, благодарить.
– Ступайте, родные. Удачного дня! Поторопитесь в гавань – солнце уж высоко…
– …Готова к прогулке, милая? – за спиной Ники вырос Никколо. – Как чувствуешь себя? Если не уверена, просто покажу окрестности вокруг домов и дороги. Начнём с малого. Идёт?
Когда смущённо кивнула, предложил локоть, мягко прижал его к боку, поверх её пальцев положил свою кисть, согрев: в утренней прохладе ещё чувствовалась сырость и свежесть с вершин.
– Прихватим что-нибудь?
В ответ скосила глаза влево: там, прислонённые к стене, стояли складной стул и холщовая сумка на длинном широком ремне.
– А съестное? – улыбнулся, вспомнив недавний разговор. – Я соберу сухой паёк.
Метнулся на кухню и показался буквально через пять минут с корзинкой, покрытой льняным полотном.
– Там были сёстры, сообразили, что нужно. Идём?
Вздохнув, как перед битвой, решительно сделала шаг. День начался, пора было брать эмоции в руки и перестать бегать от себя и проблем. Работа не могла бесконечно ждать, как и особые заказы на малый цикл пейзажей Италии, в частности, Апулии и Фоджи.
Неспешно обойдя усадьбу, внимательно осматривала теперь не только постройки, но и прихотливо спланированный сад, парк, выходящий за границы их угодий, перетекающий по склонам горы, теряющийся где-то там, внизу, на пересечении виноградника и рощицы апельсиновых деревьев. Левее, где наносная земля была ровной, сглаженной, буйно зацветали оливковые деревца, ставшие из-за обилия цвета сероватыми, будто запылёнными. Под ними старательно вспахали землю, прокатав её особыми валиками с бугорчатыми насадками, отчего на почве остался чёткий геометрически безупречный точечный принт. Задумавшись, Ника поняла, для чего эта узорчатость: удержание влаги. Там, где почву не распахивали, под деревьями буйствовало жёлтое море!
Сначала подумала, что одуванчики, потом, по мере приближения, меняла мнение: «Мать-и-мачеха? Гусиный лук? Сурепка? Лютики? Молочай?» Устав от догадок, отложила разгадку, окунувшись в весну и тепло: облака полностью развеялись, открыв лазурь и рай.
Солнце стремительно набирало силу, только ветерок с моря ещё заставлял оставаться в курточках и пуловерах.
– Ну, первая остановка?
Зорко наблюдая за настроением девушки, Ник уловил усталость по замедлившимся шагам. Быстро разложил складное креслице, установил в тени дерева, поставил корзину с ланчем на пенёк.
– Кофе? Мне тоже захотелось.
Сел на бревно, почти незаметное в подросшей траве, разлил из термоса по небольшим чашкам напиток, открыл непрозрачный контейнер, хмыкнул, показал содержимое замершей Нике.
– Твой фруктовый салат, – подал, нашёл ложку, протянул, тепло улыбнувшись. – Так… А что мне здесь припасли? – вскоре извлёк какой-то кулёк из полотенца, развернул на коленях, довольно крякнул. – Другое дело, – в руках оказался кусок домашнего сыра и ломоть пышки. – Люблю своё, простое. Так и не привык к химии и заменителям. А что из сочного? – извлёк три крупных помидора. – Порядок.
Ароматы пищи и цветов, запахи нагревшейся почвы и гниющей коры добавили новизны в букет запахов, пополнили флёром деревни и чего-то древнего, глубинного, забытого. Закрыв глаза, Ника пила кофе, замирала, вдыхала, опять ела салат, макая кусочки пышки в сладкий пряный сок, блаженно вздыхая: «Эдем, покой, волшебство. Стоило ехать, несомненно…»
– Не расскажешь?
Мужской тихий вопрос отвлёк девушку от созерцания природы, от ароматов и звуков, от мыслей и… горечи.
– А ты? – её голосок был глух и странен.
– Сама всё уже знаешь. Во мне нет больше загадок – вывернули и высушили, чтобы не загнил, должно быть, – ответил так же, смотря невидящим взором то ли на море, то ли на склоны гор. – В твоём салате больше загадки, чем во мне, – горько усмехнулся.
Взял её руку с чашкой, поднёс к своим глазам, внимательно рассмотрел.
– Попытаюсь разгадать… Ммм, здесь зелёное яблоко, киви, апельсин… Эээ, и не разберёшь из-за сметаны – прикрыла истину, путая и создавая неверное суждение. Банан? Мякоть ананаса? Груша? Или виноград розовый? – глубоко окунулся в сапфир молчащей побледневшей гостьи, вернул её руку на коленку. – Вот и мою жизнь все старались рассмотреть, а когда не получалось – ковырялись… ногами! Теперь там лишь разор и пустота. Даже рассказывать нечего, понимаешь?
Медленно кивнула, не сводя гипнотических глаз.
– Расскажи мне то, чего не знаю о себе, – скривил презрительно губы и отвёл взор, не в силах вынести этот синий сканер-нож. – Одним словом удиви, Ника.
– Догонялки.
Услышав ответ, резко вскинул на неё глаза, удивившись до немоты.
– Ты – вечный опоздавший. Вся жизнь вдогонку. Или настигни, сделай тот самый рывок, запрыгни, наконец, в поезд, или остановись. Найди в себе силы просто остаться на перроне. Кто знает, может, следующий поезд – шанс на новую жизнь? Я смогла это сделать, когда первый состав едва не переехал меня. Зажала все чувства и… свернула с роковой колеи, – едва успела стиснуть зубы, не давая воли истерике, нахлынувшей сильно и внезапно.
Нико не сводил потрясённых глаз, давая ей время опомниться и справиться с отчаянием.
Придя в себя, сумела закончить мысль:
– С ним уехали часть души и сердца, вырвав огромные куски, которые по сей день кровоточат. Но, понимаешь, лучше залечить проблемную рану, дать зарубцеваться, чем терзать себя в лоскуты постоянно, живя вдогонку обстоятельствам, которые против тебя были и будут всегда, до самой смерти. Решайся, Нико. Пришло время.
Не ответил.
Гнетущее молчание повисло над их головами, затмило ясный солнечный день, поселило в душах беспросветную пустыню, где свистел ледяной холод одиночества, зиял тьмой провал в никуда, в бесславие или бессмертие.
Ника мучилась, не могла забыть возлюбленных, безвременно ушедших, оставивших её на земле, заставив жить за них, страдать, любить и помнить.
Никколо рвал душу между любовью и долгом, честным словом и проклятием родителей. Чтобы ни говорила эта эльфина с божественной синевой в глазах, у него не было выбора. Была лишь боль, одиночество и психологический тупик. Не сказал девочке, что давным-давно свернул с пути и стоит на перроне уже несколько десятков лет, а те поезда, что пролетали мимо, оказались лишь миражами.
«Вдогонку, говоришь? – протяжно вздохнул, смотря ослепшими глазами на цветущий луг. – Да, однажды мне захотелось догнать один вагон… В окне увидел её, ту, ради которой мог бы запрыгнуть… Вовремя вспомнил, что за ядро на ногу приковали родители. Понял: как только ринусь – оно разворотит её жизнь, убьёт тяжестью. Не забуду теперь. Взял в руки эту проклятую ношу и стою. Больше даже смотреть не пытаюсь на пути и ничего не жду. Боюсь, и с перрона скоро сойду. Иссякают силы. Чувствую. Есть ли смысл стоять? Нет. Довольно. Помочь, что ли?..»
«Расслышав» мужские мысли, Вероника вскочила с кресла.
Нико невольно сделал то же самое, поразившись смертельно-белому женскому лицу.
– Ты не посмеешь! – голос девушки был просто жутким. – Тебе мало грехов?! Уйдёт следом! Хочешь ещё и её убить? Не позволю. Привяжу твою душу к земле, возьму такой грех на себя, но и ты не успокоишься тысячи лет! Только посмей проиграть жизни… Попробуй…
Воздух застыл, ветер стихнул, картинка пейзажа замерла, став плоской и мёртвой.
Мужчина лишь подумал: «Всё?..»
* Каморра (от неаполитанского «morra» – «шайка, банда») – неаполитанская мафия (точнее – неаполитанская организованная преступность, аналогичная сицилийской мафии). Возникла в XVIII веке.
** «Сакра Корона Унита» – итальянская мафиозная преступная группировка, происходящая из итальянского южного региона Апулия. Особенно активна в провинциях Бриндизи, Лечче и Таранто; была основана в начале 1970-х годов одним из боссов Каморры Рафаэле Кутоло.
КОНЕЦ.
P.S. Стоп! Пора остановиться. История выходит на качественно новый виток – пора замедлить ход и передохнуть.
Да, конечно, это нечестно, но правила жанра никто не отменял: автор вправе заставить читателя немного подождать, переосмыслить прочитанное, попытаться просчитать вероятные сценарии дальнейшего развития событий.
Дерзай, Читатель! Забавно будет потом сравнить наши версии, не находишь?
До скорой встречи на страницах восьмой книги саги, романа «Вышивка на полотне», что скоро начнёт свою жизнь на Прозе.ру.
Декабрь 2015 г. И. Д.
http://www.proza.ru/2016/01/27/166