Как ни старались офицеры военной кафедры университета, которые выехали со студентами на военную практику в Псков, сделать их жизнь хотя бы отдаленно напоминающей армейскую, из затеи этой мало что получалось. Строго по распорядку проходили лишь так называемые теоретические и практические занятия, смысл которых сводился к обучению подопечных тактике и стратегии ведения боевых действий с использованием современной техники и участием воздушно-десантных войск, навыкам по укладке парашюта и особенностям выполнения самого прыжка. Строевая же подготовка, например, как правило, превращалась в сплошной цирк, на занятиях по физической подготовке стоял непрерывный смех, пока, наконец, их не заменили игрой в футбол: так, посчитали, пользы не меньше будет. И, в самом деле, ну что можно сделать со студентами, да еще за две недели?.. Не на срочной же они службе! И не кадровые же офицеры, наконец!
– Взять-то с вас нечего!.. – С досадой, но больше с иронией в голосе говорил майор Погодин.
– … кроме анализа… – добавлял к этому Аверкин, любивший похохмить.
На этом и заканчивались все благие намерения превратить старшекурсников за время короткой практики в настоящих бойцов.
Однако и на занятиях, к которым студенты относились со всей серьезностью, без курьезов не обходилось.
Так, во время отработки прыжков с парашютом на специальном тренажере отличился Паша Касаткин.
Тренировка сводилась к тому, что из макета самолета Ан-2 студенты должны были, сгруппировавшись, имитировать прыжок в околоземное пространство. Стоя при этом, как говорится, на полусогнутых, на земле и находясь уже как бы в свободном полете, они произносили вслух:
– Пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три, кольцо, купол…
В то время, когда произносилось слово «кольцо», студент должен был рвануть воображаемое кольцо и после этого, на слове «купол» посмотреть вверх, то есть, удостовериться, что спасительный круг из плотной парашютной ткани над ним раскрылся.
Учитывая то, что прыжки были, собственно, самым важным, ответственным и, в случае несоблюдения элементарных приемов, даже опасным делом, которому должны были научиться практиканты, занятия эти повторялись многократно, чтобы довести все действия до автоматизма.
Но известно, что студенты народ рассеянный, часто неведомо о чем думающий, поэтому на одном из таких занятий, выпрыгнув из тренажера, Паша забыл, какое слово произносится после того, как воображаемое кольцо уже выдернуто. Подняв глаза к небу, он задумался, мучительно вспоминая, что же должен произнести.
Все замерли, словно предчувствуя неожиданную развязку. Кто-то из стоявших рядом товарищей, уже давясь от смеха, услужливо подсказывал шепотом:
– Купол, Паша, ку-пол!..
Но Касаткин, зачарованно глядя в небо, безмолвствовал!
Бывалому офицеру, Николаю Ивановичу, стоявшему рядом, ситуация тоже, вероятно, показалась смешной и он, поддаваясь общему настрою, озвучил несколько неожиданную версию мысли, поразительно созвучной той, которая могла бы промелькнуть в голове незадачливого парашютиста, откажи у него снаряжение:
– Очко!..
Точнее, эта мысль вульгарно отражала последствия осознания непоправимой беды человеком, обреченным на погибель из-за несработавшего парашюта, которая непроизвольно совершенно в неожиданном месте ощущаются им физически. Одним словом, не суть как важно сейчас, что она отражала, главное, что вызвала взрыв безудержного смеха.
Засмеялся и Паша, но по его грустным мечтательным глазам, конечно, не сложно было догадаться, о чем он тогда подумал. Это боевому офицеру, прошедшему в Чечне огонь, воду и медные трубы, было все нипочем. Это он был на сто процентов уверен, что строго выполняющему все указания командира десантнику в воздухе ничего не грозит. А Паша… он лишь отошел, сопровождаемый дружным хохотом ребят в сторону, и понуро опустил голову.
– Ничего, бойцы, – подбодрил студентов Погодин, перейдя на серьезный тон и как бы подытоживая минуту расслабления. – Парашют в любом случае раскроется, если даже вы о нем напрочь забудете: есть такой хитрый страхующий прибор. Ну и, в конце концов, у вас есть запаска! Вы должны всегда об этом помнить, или вы зря учитесь?..