Таджикский Национальный Университет (г. Душанбе)
=====================
После того, как я рассказал о кавказских мигрантах, о жизни в военном Душанбе и о моей школе (очерки «Мигранты», «Вдали от фронта» и «Школа»), я хочу поведать читателю (ежели такой будет) о моём университете, появившимся здесь, в Таджикистане, как раз в то время, когда я заканчивал обучение в моей школе. Просто, следуя последовательности повествования, захотелось рассказать о той обстановке жизни, которая окружала нас во второй половине 50-х годов ушедшего века.
==============================
Окончен бал, погасли свечи. Прощай, школа!
==============================
ВЫБОР ПРОФЕССИИ
В конце мая 1950-го года прозвучал мой последний школьный звонок. И вот - трогательное прощание с милыми учителями, с разъезжающимися кто куда товарищами, не осознанное ещё значение этого мига, уходившего в прошлое. Я получил аттестат зрелости. Нужно было выбирать поприще. Больших способностей у меня к чему-то определённому не было. Учился в школе средне, или чуть-чуть выше среднего. Но у меня было одно влечение, - я очень любил природу. Ещё в школьные годы я часто со сверстниками бывал в предгорьях Гиссарского хребта, который хорошо просматривался из города. Мы нередко устраивали маленькие походы. Любовались заснеженными дальними вершинами гор. На предгорных адырах (холмах) цвели луга с обилием различных красивых трав, цветов. Вот перед нами маковое поле густо-красного цвета. Оно имеет такой цвет только по утрам. За полдень маки отцветают, красные лепестки осыпаются, и травостой становится обычным, зелёным. А утром – новое бутоны распускаются, и снова поле принимает густо-красный цвет. И так до лета, пока не выгорит трава. Выше в горах – тюльпаны, оранжево-жёлтые шафраны, колокольчики, в сырых оврагах – ветреницы-анемоны… Красиво и – дышится свободно. Природа ласкала и радовала душу. Я очень любил такие походы. Возвращался домой с букетом полевых цветов. Все эти мои увлечения, да и мой характер, и склад ума привели меня к мысли, что буду поступать в университет на биологический факультет.
БИОФАК
Таджикский государственный университет (сейчас он называется Таджикский Национальный университет) был основан в 1949-м году, в первые послевоенные годы. Высокое начальство Страны постановило, что и в Таджикистане, в этой далёкой от Центра республике, должен быть свой университет. Он и был создан. Сколько было сразу факультетов, я не знаю, но уже в 1949-м году университет принял первых студентов. Правительство побеспокоилось о том, чтобы в этом новом периферийном университете преподавание сразу шло на высоком научном уровне, а поэтому для формирования преподавательского состава из разных городов Союза были приглашены (направлены) хорошие научные кадры, доценты, доктора, профессора - из Москвы и Ленинграда, из Киева и Ялты, из городов Сибири и т.д. Местных преподавательских кадров университетского уровня для большинства факультетов пока ещё не было. Поэтому преподавание велось на русском языке.
ТАДЖИМУРАТ
Я представил документы в приёмную комиссию, успешно сдал экзамены и был зачислен на биолого-почвенный факультет. Факультет оказался чисто женским. На нашем первом курсе, в частности, было двадцать пять девушек и трое парней. Среди парней, в том числе таджик, Муратов Таджимурат. Мы стали его звать Максимом. О нём я расскажу несколько подробнее. Он – стоит того! Максим был старше всех нас. Демобилизованный боевой фронтовик, инвалид. Лицо всё в шрамах от ожогов. Правая нога плохо сгибается, хромота. Он мне потом доверительно рассказал, как он горел в танке, и о других военных подвигах. Мы с ним хорошо подружились. Поскольку он плохо знал русский язык, мы вместе готовились к зачётам и экзаменам. Я ему помогал. Так ему было легче, да и сам он был на редкость старательным. Когда не понимал значения каких-то русских слов, пользовался толковым словарём русского языка. Девочкам он о себе ничего не рассказывал. Они знали, что он воевал, но – многие воевали.
Но однажды, в праздничный день, в День Победы (1952 год), Максим пришёл в военной форме старшего лейтенанта, в той форме, в какой он закончил войну. Он сохранил её на память о фронтовой службе и никогда при нас её не одевал. А тут – офицерский китель, вся грудь в боевых орденах и медалях. Все ахнули от неожиданности, окружили Максима, трогают, рассматривают и считают награды. Расспрашивают, заглядывают в глаза. «Максим, что же ты скрывал от нас свои заслуги? Вот это – да! Ну и Максим!». Максим смущался от такого внимания. Было всеобщее восхищение своим сокурсником.
Ему тогда было тридцать – тридцать два года. Это значит, что на войну он ушёл в двадцать-двадцать два года. Это был особого склада человек. После войны он женился на русской девушки («Её звать Зоя, она очень красивая», - поведал мне Максим). После войны он успел окончить ускоренный курс вечерней школы, получить аттестат, а затем вместе с нами поступил в университет и успешно его окончил (1955 год). Удивительное упорство! Учился трудно, но старательно, и как вознаграждение за старательность - вместе с нами получил университетский диплом. Выбрал специальность – растениеводство. Максим уехал учителем в сельскую школу. Некоторое время мы с ним переписывались, но затем связь потерялась. Но я его хорошо вспоминаю, это удивительный таджик, крепкий человек!
В нашем университете было немало таких фронтовиков. Ушедшие воевать в возрасте двадцати – двадцати пяти лет, не успевшие доучиться, они возвращались и с фронтовым упорством учились, заканчивали вузы и шли дальше по жизни. Одним из таких был мой друг Вадим Ранов. На войне он был артиллеристом. Был награждён боевыми орденами и медалями. До войны он всё-таки успел закончить десятилетку, после чего ушёл на фронт. Когда вернулся, продолжил учёбу, закончил исторический факультет нашего, таджикского университета и впоследствии стал известным археологом, специалистом по истории людей каменного века. Одно время был чемпионом Душанбе по шахматам. Была удивительная способность к познанию иностранных языков. Легко обучился и свободно говорил на французском и английском, а поэтому, будучи уже специалистом с мировым именем, участвовал во многих международных совещаниях, конференциях. К нему для установления творческих связей приезжали археологи из США, Англии, Франции, Индии и т.д. Вот – такой фронтовик. Мне часто приходилось работать с ним на археологических раскопках, публиковать совместные научные работы.
Вернёмся на мой биофак.
И ВОТ НАЧАЛАСЬ УЧЁБА
Преподаватели были разные и по характеру, и по содержанию.
Биологию нам преподавал доцент Филипп Григорьевич Тверитнев. «Наш Филя», так мы звали его в своей студенческой среде. Это был человек, крепко забетонированный в идеи Лысенко, этого лжеученого и фальсификатора науки. Филипп Григорьевич, к несчастью, у него учился. В конце сороковых и в пятидесятые годы как раз было гонение на генетиков. Филипп Григорьевич генетику, как науку, не признавал, а советская генетика только-только начала выходить из подполья. Особенно досталось генетикам на печально известной сессии ВАСХНИЛ (Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук имени Ленина) 1948-го года. Слова «менделизм, морганизм», сказанные в адрес биологов, считались ругательными. Сейчас не верится, что такое могло быть. Но, тем не менее, и в тех условиях в биологии уже были сформулированы основные идеи гения биологической науки, Н.И.Вавилова, который не без участия Лысенко, был арестован и в дальнейшем погиб в сталинских застенках (был похоронен в общей могиле). Так, к сожалению, завершилась судьба гения.
Биологи знают, как Лысенко вошёл в доверие к Сталину, наобещал ему, что его методы в растениеводстве позволят в ближайшие годы существенно поднять урожайность зерновых культур, что генетики только мутят воду и мешают «нашему социалистическому сельскому хозяйству». Взаимоотношения, личные дискуссии между Н.И.Вавиловым и Лысенко – это очень сложная и трудная история, связанная с поиском биологических истин. Сталин ближе принял «околонаучный блуд» Лысенко. На этих идеях и сформировался «наш Филя». Для него идеи и законы биологии были тайной за семью печатями. Доцент был туповат. Но мы, студенты, Твертинева так и воспринимали, как догматика и недалёкого человека. Лекции он читал строго по конспекту, а когда отрывал глаза от конспекта, то какое-то время искал то место в конспекте, на котором остановился. Ну, в общем, - феномен.
Больше всего мне нравились лекции профессора Павла Николаевича Овчинникова, который с лихвой перекрывал «околобиологическое» лепетание Фили. Это был красивый мужчина лет сорока пяти - пятидесяти, с седой волнистой шевелюрой, с правильными чертами лица русского человека. В отличие от Тверитнева, он, как правило, лекции не читал, а просто рассказывал нам в очень доступной форме материал изучаемой темы. А порой приносил на лекции различные журналы с проблемными статьями по биологии, флористике и вместе с нами устраивал увлеченный разбор этих статей, комментировал их. Рассказывал нам и о Н.И. Вавилове, о значении его идей в генетике, хотя в вузах среди преподавателей-биологов, согласно учебной программе, всё ещё вдалбливались в головы студентов лженаучные представления Лысенко. Но они трудно усваивались и после сдачи зачётов и экзаменов навсегда забывались.
На лекциях П.Н.Овчинникова всегда было интересно. Сам он был систематиком растений и палеофлористом, то есть рассказывал нам о том, как на протяжении геологических эпох развивался растительный мир на Земле, этапы его эволюции за многие миллионы лет и многое другое. Именно от него я «заразился» ещё на третьем курсе палеогеографией и палеофлористикой. В дальнейшем профессор был руководителем моей выпускной дипломной работы, посвящённой составу и истории формирования горных лесов Туркестанского хребта.
Ещё мне хорошо остался в памяти профессор Михаил Соломонович Шалыт. Он приехал на работу в Таджикистан из Ялты. Читал лекции по, казалось бы, скучному предмету - растительно-сырьевые ресурсы. Но лекции его были на редкость интересными. На третьем курсе по программе обучения у биологов должна была быть дальняя полевая практика. Руководителем практики был назначен М.С.Шалыт. Он разработал интересный маршрут, рассчитанный на сорок дней пути, добился в ректорате университета, чтобы нам выдали на руки суточные и дорожные, плюс полученная летняя стипендия, и мы, имея финансовую поддержку, были рады и счастливы, предвкушая интересные встречи в дальней дороге. Это был 1954-й год. А нам-то всем всего по 22-23 года! Впереди лето и дальняя, незнакомая дорога! Деньги на путь – в кармане! Ура!
Маршрут практики был такой: из Душанбе поездом проехали через пустыни юга Туркестана до Красноводска. Нам было интересно хотя бы из окна вагона посмотреть на настоящие песчаные и солончаковые пустыни. Мы же – природники. Нам нужно было видеть ландшафты. По югу жаркой Средней Азии (июнь!) на старом тихом поезде доехали до Красноводска. От раскалённого Красноводска на пароходе, через Каспий доплыли до Баку (влёжку на палубе, подешевле). Побывали в местечке Мардакяны под Баку, где когда-то Сергей Есенин влюбился в «персиянку» (девушку-азербайджанку) и начал писать знаменитые «Персидские мотивы». В Мардокянах – великолепный ботанический сад. А далее – через весь Кавказ, где автобусом, где поездом (помню горную узкоколейку в Бакуриани, потрясающие виды горного Кавказа), – до Тбилиси, Боржоми, Батуми, Сухуми. От Сухуми теплоходом «Украина» (шикарный теплоход румынского короля, взятый после войны в качестве трофея) – до Ялты. Затем – Симферополь, Курск, Москва, а из Москвы, без пересадок, через Аральск (тогда ещё существовало Аральское море, а в самом Аральске к вагону приносили вяленого и копчёного жереха) и оазисы Туркестана – вернулись в Душанбе.
По ходу маршрута мы посещали заповедники, ботанические сады, растениеводческие хозяйства. Обо всём увиденном записывали в полевые дневники. Были в Чакве на чайных плантациях, а также на чайной фабрике, где нам показывали технологию приготовления чая из зелёных листьев чая. Побывали в Батуми, в заповеднике «Зелёный мыс», где похоронен известный русский путешественник, основатель заповедника, и флорист А.Н.Краснов. В Сухуми смотрели обезьяний питомник, в Сочи – знаменитый дендрарий, в котором собрана коллекция древесных растений со всего Земного шара. Далее были Крым, Ялта, винные погреба Массандры (без дегустации). И вот, проезжая через Курскую лесостепь и Подмосковье, сердце моё ёкнуло. – Я в самой что ни на есть России. Я впервые увидел Россию! Я очень любил рассказы и повести К.Паустовского. Лучше него, мне кажется, никто не рассказал о Средней России. Именно в этот миг во мне выросло и укрепилось тайное желание, мечта – жить в России. Прошло ещё много лет. Я окончил в Душанбе учебный курс университета, получил специальность биолога-ботаника, поработал в ботанических и геологических экспедициях в высокогорьях Таджикистана. В дальнейшем моя судьба была связана с Россией. Об этом я ещё расскажу.
Иван Демьянович Иваненко – преподаватель зоологии. Крепкий мужчина с крупными чертами лица, без мимики. Когда он говорил, двигались только губы, а лицо было застывшим, словно маска. Заядлый охотник, в мелочах знал жизнь и повадки диких кабанов. Именно на эту тему он защитил диссертацию. Упорно агитировал меня на третьем курсе специализироваться по зоологии. Но я уже выбрал себе дело, - ботаника.
Олег Константинович Чедия, доцент, а в последующем – профессор геологического факультета. Поскольку я мечтал и планировал посвятить себя палеогеографии и палеоботанике (что в дальнейшем и произошло), я уже на первом курсе стал параллельно (с разрешения О.К.) посещать его лекции по общей геологии и геоморфологии, знания по которым должны будут пригодиться мне в будущем. Это был молодой и очень эрудированный геолог, кандидат наук, приехавший в Таджикистан из Ленинграда. Впоследствии мне посчастливилось работать с ним на Памире.
В 1955-м году я получил диплом об окончании университета с присвоением квалификации – «Учитель биологии и химии средней школы, биолог-ботаник». Диплом в руках, а «впереди у жизни только даль, полная надежд людских дорога».