1. Немы мы
2. Века Трояни
3. Зегзица - пороси - харалужный
4. Автор "Слова"
1. Немы мы
Почему «Слово о полку Игореве» (далее для удобства «Слово») мы читаем с переводом? Отчего так разнится язык современный с речью наших предков? До конца ли мы понимаем автора, да и кто он?
Начиная говорить о «Слове» не избежать темы находки памятника и сомнений в его подлинности. Когда в 1800 году русское общество познакомилось с этим высокохудожественным во всех отношениях произведением, оно было потрясено и озадачено. Контраст между тяжеловесной писаниной уже известных письменных памятников и вновь обретенным тоже в монастыре между прочим, был так велик, что моментально рождал сомнения в подлинности. Пожар 1812 года, уничтоживший оригинал древнерусской рукописи, только добавил подозрений. Открытие рукописи «Задонщины» в 1852 году еще более запутало ситуацию. Обстоятельств, сближающих два произведения, было так много, что давало защитникам и гонителям казалось одинаково грозные, но противоположные аргументы. Французский славист Луи Леже в конце XIX века определил подлинность и оригинальность «Задонщины», а коль связь двух произведений не укрыть, то высказал предположение, что неизвестный фальсификатор добыл «Задонщину» на полвека раньше и на ее основе создал «Слово». То француз. Предлагаю русскому читателю сравнить по одной фразе от этих произведений. «О Руская земля, уже не шеломя нем еси», говорится в «Слове». «Земля еси Русская… за Соломоном» говорится в «Задонщине». Сомнений нет, - «Задонщину» писал монах и он черпал вдохновение в «Слове», но никак не наоборот.
Наличие «темных» мест говорит о долгой и трудной судьбе памятника письменной культуры. Давайте не будем забывать, что была целая эпоха религиозного изуверства: за двуперстное крестное знамение вырывали ноздри, любое проявление ереси приводило к бичеванию до смерти, добиваясь религиозного аскетизма паствы, сжигали книги светского содержания. Только этим обстоятельством можно объяснить, что при широком распространении грамотности на Руси (после обнаружения берестяных грамот этот тезис сомнению не подлежит), кроме «Слова», из древней светской литературы, до нашего времени не дошло почти ничего. Уничтожению подвергались любые письмена, в которых упоминались языческие боги. Преследовалось даже такое слово, как «вещий» - мудрый, потому что оно имело переносное значение «кудесник, волшебник» и напоминало о жрецах языческих. Когда стереть это слово не представилось возможным (в народной памяти Олег навсегда остался «вещим») в ПВЛ сделали особую оговорку: «И прозвали Олега «Вещим», так как были люди язычниками и непросвещенными». В этом ракурсе представляется чудом, что «Слово» дожило до просвещенных веков именно в монастыре.
Исследованием «Слова» изначально занимались авторитетнейшие люди своего времени, собиратели, ученые, писатели и поэты: Мусин-Пушкин, Карамзин, Жуковский, Майков, Заболоцкий, Лихачев и другие. Каждый вносил свое толкование тех или иных мест, но решающего прорыва, когда можно сказать: «Слово» прочитано и познано», все не наступает. Уже более 200 лет вокруг этого произведения ведутся незатихающие споры и конца им не видно. Перед нами непреложный факт – трудно проникнуть в мир мысли и слова человека XII века. Дело в том, что, в сущности, автор принадлежит другому этносу (назовем его древнерусским, родственному нам по прямой линии, но другому) - отсюда и пропасть непонимания, иного толкования явлений и даже событий, о которых сказано полунамеком, скороговоркой, исходя из убеждения, мол, и так все ясно. Увы, не все так очевидно и понятно потомкам.
Примечательно, в море исследовательской литературы, что породило «Слово», все на равных. Выкладывай аргументацию, и если доводы более убедительны новая версия становится общепризнанной. Конечно не так все просто, более авторитетные личности (с регалиями ученых степеней) всячески ограждают высокую науку от дилетантов, хотя косность академических виршей порой не знает границ. Сейчас определенно требуется координация в оценке и накопление новых версий по «Слову», поступающих с разных сторон. Постоянно появляются публикации, в которых заведомый дилетант утирает нос академику. После такой категоричной фразы не привести пример просто недопустимо.
Вот в повести Игорь к Дону войско ведет и природа родной земли не фон, а действующее лицо. Звери и птицы предупреждают об опасности и отрывок завершается фразой: «О Руская земле! уже за шеломянемъ еси!». Академик Лихачев Д.С. переводит: «О Русская земля! Уже ты за холмом!» На другой день зори, тучи предвещают грозу русским, на горизонте бесчисленное войско половцев и отрывок завершается похожей, но чуть иной фразой: «О Руская землЂ! Уже не(за) шеломянемъ еси!». Лихачев Д.С. игнорирует изменение фразы, считает, что тут ошибка переписчика и переводит также: «О Русская земля! Уже ты за холмом!» Причем тут холм? Как эта завершающая фраза единого фрагмента корреспондируется с общим посылом, предупреждениями природы? Несуразность, абсурд какой-то. Инженер из Севастополя Косирати Ю.А. делает иную разбивку (мы знаем, первоначальный текст был сплошным и разбивка на слова, сделанная Мусиным-Пушкиным, далека от идеала, как небезупречны и прочие варианты) и получает: «О, руская земле, уже за шеломя немъ еси?» в первом случае и «О! Руская землЂ, уже не шеломя немъ еси!», во втором. Русской землей в ту пору называли не только страну, но и ее войско, которое не слышит предупреждений родной природы, не реагирует на солнечное затмение, русские ратники глухи за шлемами. Зато увидев огромные полчища половцев, они ошеломлены и шлемы здесь ни причем. Перевод Косирати Ю.А.: «О, русское племя, неужели за шлемами оглохло ты?» в первом случае и «О! Русское племя, уже не шлемами оглушено ты!», во втором. Кому как, а мне перевод Косирати Ю.А. представляется более убедительным.
Считаю, что прилагательное «ошеломленный», наряду с иносказательным значением глагола «ошеломлять» в отрыве от производного существительного, родом отсюда, из этого кусочка «Слова».
Сверхзадачей автора было и осудить предводителя похода за авантюру, и показать его героем, славным витязем, что с блеском удается. Развенчивая эгоизм князей, затевающих походы ради лишь воинской славы «а любо испити шеломомъ Дону», даны образцы общенациональных интересов, и это несется из «гнезда Ольгова», чей основатель Олег Святославич (Гориславлич) – смутьян Всея-Руси «мечом крамолу ковал». Совсем не случайно в заглавии повести значится, что Игорь внук Олега. Далеко не всегда, чтобы идентифицировать человека, наряду с отцом указывали деда, да что «не всегда» - крайне редко. Заглавием предварена негативная оценка деяниям главного героя. Наиважнейшая ценность – Родина, а потому мерилом всего выступает Русская Земля.
Любимая природа дышит, сопереживает героям повести, отражает события и предсказывает их ход. Протекание злоключений несчастного похода сопоставляется с великими событиями, случившимися за века на земле русской, как трагическими, так и победными. Этот размах во времени, пространстве и чувствах делает исключительно убедительной мысль, которую автор вкладывает в «золотое слово» Святослава – объединение всех русских князей перед лицом внешней угрозы. Эта якобы авторская речь великого князя до сих пор производит впечатление даже на нынешних историков, заставляя их невольно преувеличивать роль не совсем самостоятельного киевского князя. Автор же был вынужден апеллировать именно к Киевскому столу, формально главенствующему на Руси; других центральных фигур государства просто не было.
2. Века Трояни
Автор «Слова» удивительно легко и органично вплетает в свою повесть события давних дней, показывая истинную глубину русской истории. На фоне разгромного поражения осмысливается целая эпоха с тем, чтобы подвести читателя к простой истине – распри князей губят Русь. Удивительно, но зашоренность подправленной истории отечества не позволяет увидеть этой глубины многим исследователям «Слова». Так академик Лихачев Д.С. утверждал, что автор «Слова» охватывает полтора столетия истории Руси. Уверяю – много больше.
Вот Игорь после плена в Киеве, радость великая: «Д;вици поютъ на Дунаи, вьются голоси чрезъ море до Кіева». Здесь не просто ширина радости (аж до Дуная; обратим внимание на вектор – от Дуная!), но и мостик к временам киевского князя Святослава Игоревича (942 – 972 гг), который желал и много сделал, чтобы перенести столицу своего государства именно на Дунай. Геополитическая обстановка той поры это подсказывала: опустошенный готами и аварами Балканский полуостров был заселен славянскими племенами, то есть на юге и западе от Дуная простирались славянские земли; по Дунаю шли товары с северо-запада, из Паннонии (венгров там еще не было, а вот славянские племена присутствовали) и Моравии. Низовья Дуная вполне могли стать центром Панславянского государства. Естественно, что Византия сделала все, чтобы эти планы не состоялись, и хотя Святослав был убит Дунай надолго останется местом устремления русских. Отражением представлений, что Дунай – русская река в «Слове» более чем достаточно. Плач Ярославны: «Полечю, рече, зегзицею по Дунаеви» ставит в тупик многих исследователей. Почему автору важны воды не Сейма (в Путивле именно эта река), не Днепра и Дона, да и муж сражается в другой стороне, а у Ярославны на устах Дунай?
Важна, крайне важна эта река для русских. Скажу неожиданную для многих вещь - здесь родилась Русь! В первых изданиях «Слова» фраза 167 читалась: «Копіа поютъ на Дунаи», в которой многие исследователи справедливо видели намек на древние битвы в этом краю. Четыре раза в «Слове» упоминается «Троян» (здесь и «тропы Трояна» и «земля Трояна» и «века Трояна»). Карамзин Н.М. первый предположил (ранние читатели и исследователи «Слова» решительно не знали, как сиё понимать) соотнести его с римским императором Траяном (Марк Ульпий Нерва Траян, правивший в 98 – 117 годах), при котором Римская империя добилась максимального расширения границ. Завоевав Дакию (нынешняя Румыния) Траян двинулся дальше на восток, но в низовьях Дуная славянские племена дулебов нанесли ему такое жестокое поражение, что римская армия срочно перегородила это направление оборонительными валами. Они и сейчас так зовутся – Траяновы валы. Первый вал идет от моря у города Констанца к берегу Дуная у города Черновода. Второй вал или «Нижний вал Траяна» протянулся от реки Прут до реки Кундук. Третий вал или «Верхний вал Траяна» идет между реками Прут и Днестр чуть южнее широты Тирасполя. Три ряда валов отстоящих друг от друга на 160 и 80 километров. Вот они «земли Трояна», здесь слава русского оружия. Самый успешный римский император, потеряв пленными более десяти тысяч воинов, отгородился от славян тремя рядами валов. «Тропы Трояна» можно соотнести с «Траяновой военной дорогой», которая тянется от среднего Дуная к Траяновым валам на нижнем Дунае на 500 с лишним километров. Эта рокадная дорога играла большую роль во времена славянского проникновения на Балканский полуостров (так называемый балканский натиск славян, когда образовались нынешние южнославянские народы) и метка в самосознании нашего народа о том должна была быть обязательно. Автор «Слова» о том помнит и точно расставляет вехи.
Все произведение «Слова» о битве с кочевниками. Полтысячелетия прошло от последних столкновений с германскими племенами. Победу над Игорем празднуют половцы, причем здесь готы, им чего радоваться? Ан нет, они помянуты непосредственно. За этим может стоять не просто важная причина, а только коренная, принципиальная.
«И вот готские красны девы
запели на берегу синего моря:
звеня русским золотом,
воспевают время Бусово.»
Время Буса, это IV век нашей эры, время, когда в окрестных степях никаких половцев и в помине не было. По свидетельству Иордана в 375 году готский король Винитар победил славянское племя антов и приказал распять на кресте князя антов Буса, его сыновей и семьдесят знатных антов. Сделав устрашающий жест, готы узрели не смирение покоренных племен, а бурю славянского мира. Буквально через год после казни Буса, готы не выдержали яростного напора славян и побежали той же дорогой, какой проникли на Русскую равнину, - за Дунай, перемахивая через «тропы Траяна». Снова цитата из «Слова»:
«На седьмом веке Трояна
кинул Всеслав жребий».
Здесь речь о том, как в 1068 году Всеслав, играя своей судьбой, рискнул, «кинул жребий» - решил воспользоваться восстанием смердов, чтобы сесть на Киевский стол. А что было за семь веков до этого? Автором «Слова» дана совсем не случайная точка – 1068 год, уже от нее нужно отсчитать 700 лет. Заметьте, не от Игорева похода – 1185 года (повода появления самого «Слова»), а от события более чем на сто лет ранее. Впрочем, для автора «Слова» отправным пунктом является именно «век Трояна», это уж мы идем обратным ходом, коль исторические вехи забыты. То время проникновения готов на Русскую равнину. Делаем вычисления (1068–700=368), все сходится. По свидетельству Иордана готы под предводительством Германареха создали державу от Балтики до Черного моря. В середине IV века готы занимали Дакию, и проникнуть на Русскую равнину могли, только минуя Траяновы валы. Здесь они сломили сопротивление дулебов и растеклись по Приднепровью. Археологами установлено, что в III-IV веках Верхний Траянов вал активно использовался для обороны именно от вторжения с запада, так как выкопанный ранее ров с северной стороны был засыпан, а с южной – выкопан новый. Чуть позднее (в 375 году) готы решили усмирить антов (казнили Буса) и через год вынуждены были покинуть Русскую равнину.
Примерно в это время в Приднепровье появляются русы, пришедшие с Ближнего Востока. Как говорит наш самый известный летописец: «откуда есть пошла русская земля»; но коль «пошла», то от каких-то краев и пришла. Откуда пришли русы? Из Ханаана. Это была последняя волна переселения в Европу славянских и праславянских племен. Истоком первой волны ПВЛ указывает Пафлагонию и было то во времена Трои. Не раз еще Малая Азия выталкивала в Европу славян и вот в IV-V веках настал черед последней волны. Византийский патриарх Прокл (434 – 447 гг) в речи по поводу нашествия гуннов упоминает библейский народ «Рош» (Иезекиль,38,2). Как говорит по этому поводу С.Лесной: «Его аргументация (о каре Господней) могла иметь особую убедительность только тогда, когда среди нападавших было племя «Рос», иначе связь событий с пророчеством утрачивалась». Эти переселенцы с Ближнего Востока, прошедшие с боями через Византию, стали зваться русами или руссами. До IV века Европа племени с таким названием не знала.
Процесс вплавления русов в славян занял много времени. По-видимому, и сам исход русов с Ближнего Востока, начиная с IVвека, был не единовременным, а имел постоянную подпитку (былинный богатырь Никита жену себе взял в землях Ханаанских). По крайней мере еще в начале X века при Олеге воинов-русов выделяют при дележе добычи. «И сказал Олег: сшейте для руси паруса из паволок, а славянам копринные, - и было так». (ПВЛ) Отожествлять русов с варягами старая уловка нормандской теории. Кстати варяги были по большей части из западных славян южного побережья Балтики, как и сам Рюрик, но в той же ПВЛ русы и варяги поминаются отдельно. Скандинавского элемента, в пиратском по сути сброде варягов, было мало. Оттого путать варягов с русами было просто: и те и другие были славянские воины пришедшие из дальних краев.
Обозревая народы, их обычаи летописец Повести Временных Лет пишет: «Из них же первые – сирийцы, живущие на краю света. Имеют они законом себе обычаи своих отцов: не заниматься любодеянием и прелюбодеянием, не красть, не клеветать или убивать и, особенно, не делать зло. Таков же закон и у бактриан, называемых иначе рахманами или островитянами…» Перечисляя далее народы, комплиментарность (по терминологии Гумилева Л.Н.) проявляется только к упомянутым первыми, сирийцам и бактрианам. Индийцы, это убийцы и сквернотворцы; халдеи и вавилоняне блуд творят; у гилийцев жены пашут и любви предаются без меры; у британцев многомужество и многоженство; амазонки своих сыновей убивают; наконец, самые ближние соседи - половцы нечистоты едят. Что сирийцы и бактриане родственники русским по дальним предкам, видимо, уже забыто, а вот комплиментарность осталась.
Уже через тысячу лет только Татищев В.Н. о том пути пишет. Вслед за ним в XVIII веке и Болтин И.Н. сообщает, что ранее русские жили в Сирии и Финикии. Даже летописцы XII века больше вопрос ставят «откуда пошла Русская земля», чем отвечают на него.
Давно и не без удивления замечено, «русский» - имя прилагательное. Все прочие нации названы именами существительными, да и славянские племена (поляне, древляне и прочие) тоже. За что же себя так? Дело в том, что пришедшие из Ханаана русы, прилагались к своим славянским соплеменникам и наоборот – многочисленные славянские племена прилагались к военной мощи русов. Прилагаться могли только сородичи, это же так ясно – вслушайтесь в музыку этого слова, а потому не следует у русов искать германских, балтийских, финских и иных не славянских корней. Лингвистическая форма отражает историческую ипостась этнического свершения. Да, глубок русский язык, восхищения достойно, что непростые коллизии происхождения тех или иных явлений отражены в нем фотографически застывшей формой.
Кстати, не нужно думать, что этот новый этнический элемент был таким уж значительным в численном выражении. Часто племя, давшее свое имя целому народу, обладало не численным перевесом над остальными участниками этногенеза, а совсем даже наоборот. Примеров тому море. В Англии англы моментально растворились в более многочисленных саксах и даже языка своего не оставили. Если говорить о народе, давшем второе имя англичанам – бриттах, то теперь их следы нужно искать вообще по другую сторону Ла-Манша в Бретани. Словом их вклад в этногенез британской нации отнюдь не велик. Во Франции франки превосходили по численности другие германские племена, пришедшие в Галлию, но не выдерживали сравнения с местным кельтским населением, и скоро перешли на испорченную латынь, ввернув туда лишь некоторые военные термины. Тюркоязычные болгары быстро растворились в славянском мире балканского полуострова, забыв свой язык, но оставив новому народу (славянскому по природе) свое имя и верхушку вождей, отраженных ныне в знатных фамилиях. Что осталось от италиков кроме имени вообще непонятно.
Готы стремительно бежали с Русской равнины, а вот частица их в Крыму задержалась на целое тысячелетие. Францисканский монах – посол французского короля Людовика IX ко двору монголов Виллем Рубрук в 1253 году застал на черноморском полуострове следующую ситуацию: «Между Керсоной и Солдаией существует сорок замков; почти каждый из них имел особый язык; среди них было много готов, язык которых немецкий». Когда автор «Слова» писал о «готских девах на берегу синего моря», готы еще реально существовали в Крыму, но действительной угрозы для русских давно не представляли. То прежнее значение борьбы с готами было на уровне выживания: кочевник придет и уйдет, а готы стремились осесть на этой земле со своими волами и скарбом, – их необходимо было прогнать. Давайте еще раз представим толщу времен, отделяющую автора «Слова» от «времен Бусовых» - более 800 лет. Для нас Куликовская битва по времени стоит ближе. К рождению своего этноса обращался он!
«Встала обида в войсках Даждьбога внука,
вступила девою на землю Трояню,
восплескала лебедиными крылами
на синем море у Дона».
Автор «Слова» явно обозревает всю землю русскую – от сих до сих. Земля Трояна, это место Траяновых валов у Дуная. Географические ориентиры очень точны: от Дуная до Дона. Вот Ярославна плачет в Путивле, но глас ее над Дунаем разносится, то есть по всей земле русской. «Земля Трояна» место особое, здесь и лавры победы над Римской империей в зените ее славы и место жестокого поражения славян от готов. Этим же местом гнали готов вон из своего края. По тропам Траяна проникали наши пращуры на Балканский полуостров. Скажем громче, земля Трояна в представлении автора «Слова» – место зачина всей Земли Русской.
Как бы ни относится к теории Л. Гумилева, но в его гипотезу о рождении и смерти этноса с периодом в 1200 лет укладываются многие факты всемирной истории. Если победу дулебов над легионами Траяна признать началом в этногенезе древнерусского этноса (а это начало II века нашей эры), то в XIV веке он закончился, то есть исчез с лица Земли. Угасание проходило классически – и как распад на отдельные составляющие ранее единого этноса, и как покорение загнивающей нации внешним врагом. В 1380 г. на Куликовом поле бился уже другой народ – русские. Есть и более яркая метафора: на Куликово поле вошли владимирцы, рязанцы, белозерцы, и т.д., а вышли – русские. Вроде бы и тот народ, да не тот. Новая столица у них, с особой центростремительной силой. Становой хребет государства проходит по другим территориям. Для Руси, это «путь из варяг в греки», новое государство обрастает по бассейну верхней Волги. Даже купола церквей стали иными – луковицей; во времена Киевской Руси – шлемообразные. Внутри церкви тоже отличие: московского почитания Георгия Победоносца ранее Русь не знала. Внутреннее и внешнее состояние стало иным, и народ переродился.
Стало быть «Слово» отразило фазу гибели древнерусского этноса и передало, как эстафетную палочку наследие своей высокой культуры, этносу следующему за ним по прямой линии.
3. Зегзица – Пороси - Харалужный
Мы не можем «Слово о полку Игореве» читать без перевода. Да порой и перевод некоторых мест, сделанный уважаемыми академиками, вызывает сомнения. Ну не могу я своим русским сердцем принять то место в «плаче Ярославны», где она «кукушкою безвестною рано кукует»; в оригинале: «зегзицею незнаема рано кычеть». Не в традициях наших жен-матерей равнять себя в такой трагический момент с кукушкой!
Обосновывая подобный перевод, Лихачев Д.С. пишет: «В областных современных диалектах встречается довольно много созвучных слов со значением «кукушка»: «зогза» (вологодское), «загоска», «зезюля» (псковское)». Кроме созвучия есть отношение русского народа к тем или иным птицам. Мать, которая детей своих бросает, та – кукушка; вот сопоставление этой птицы с человеком, которое сложилось за века. Сравнивать женщин с кукушкой в положительном смысле не характерно для славян.
Признаюсь, меня просто коробит такой перевод. Плач Ярославны обретает ненужный оттенок кликушества. Может не стоило бы так резко (общепризнано, что такое толкование устарело), да есть в стране музей «Слова», который озвучивает и, таким образом, пропагандирует этот аховый перевод (ролик с отрывком плача Ярославны звучит в передвижной экспозиции ярославского музея).
Поэты первыми отреагировали на подобное несоответствие. Майков А.Н. ввел в оборот ласточку, не потому что нашел какое-то обоснование, - сердцем чувствовал, кукушки тут быть не может. Сейчас чаще переводят «чайка». Такой перевод встречается у Творогова О.В. и многих других. Хочется сказать: «уважаемые академики вы хотя бы само «Слово» до конца читайте». В конце произведения, в эпизодах побега Игоря автор пишет про чайку, называя ее «чайца». С идентификацией этой птицы ни у кого из переводчиков проблемы нет; тогда почему «зегзица» тоже чайка?
Может прав Осетров Е.И.: «Оказывается, под Путивлем зегичкой зовут чибиса»? «Зегзица» и «зегичка» похожи и это звуковое соответствие дожило до наших дней, причем в местах действия самого «Слова». Давайте фигурально рассмотрим эту птицу. Ее волнующий крик отражен не только в известной детской песенке. Специалисты по орнитологии раскрывают: «Крик чибисов представлен заунывными, протяжными звуками, резко меняющимися по высоте. Больше всего крик птиц похож на плач или громкие безутешные рыданья. Голос птиц ; «Уыи-уыи-кыии», который можно передать словами «Чьи-вы, чьи-вы!», столь характерен и своеобразен, что знающему голоса птиц человеку, его невозможно ассоциировать с чем либо иным, кроме жалобных, горьких рыданий». Все это ложится в смысловую строку «Слова» великолепным образом.
Однако есть и более веское основание переводить «зегзицу» чибисом. В Задонщине фигурирует эта же птица: «зегзици …на трупы падоша». Орнитология прямым текстом подсказывает: «Стараясь напугать, потенциально опасных для птиц существ (собак, людей), летящие чибисы пикируют, буквально падают на них, складывая крылья в полете и расправляя их у самой земли. Такие “падения” являются характерной чертой поведения именно чибисов и практически не встречаются у других птиц ; обитателей низменных лугов». Ну, если больше ни одна птица так себя не ведет, то на трупы, что упомянуты в Задонщине, пикируют именно чибисы, а в Задонщине пишется абсолютно так же, как и в «Слове», - «зегзица».
Чибис – хлопотливая, заботливая птица; с этим вариантом все укладывается в драматичный сюжет памятника древнерусской литературы.
***
«Ничить трава жалощами, а древо с тугою к земли преклонилось». То есть - Никнет трава от жалости, деревья в горе к земле склонились. Не единожды автор «Слова» через состояние природы повесть свою ведет. Вот еще. «Земля тутнет, рекы мутно текуть; пороси поля прикрывают; стязи глаголют - половци идуть от Дона и от моря; и от всех стран». Опять через природные явления показаны грозные предзнаменования для русского войска. Применен интересный термин – «пороси». Как его толкуют? Почему практически у всех переводчиков это просто пыль?
Соотносить «порось» с «пылью» довольно странно. В данном случае переводчики считают, что автор «Слова» имеет в виду «порох» - пыль на древнерусском, но в ту пору так и писали «порох», когда разумели пыль. Вот в частности: «Насыштяяся многосластьнааго пития, помяни пиюштааго теплу воду отъ слъньца въстоп;въшу и ту же пороха нападъшу отъ м;ста не зав;тръна.» (Изб. Св. 1076 г.). Приведен пример того же времени. Автору «Слова» совсем не надо было искажать написание «порох», если он имел в виду «пыль». Практические все переводчики «Слова» однако идут путем отожествления пороси с порохом (пылью). Оригинальную трактовку дал Югов А.К., решивший отталкиваться от «поросьник» - частый молодой лес. Получается странно: автор «Слова» рисует картины южнорусской природы и степь вдруг молодым лесом прикрыта. Читаем еще раз: «Пороси поля прикрывают». Разве может пыль или молодой лес прикрывать поля? Пыль может клубиться над полями, но не прикрывать их. Про лес и вовсе такое сказать невозможно. Не забываем, что поля эти - бескрайние степи. Поэты идут в другом направлении. Жуковский В.А. переводит «пороси», как прах. Язвитский Н.И. развивает тему: «облако подъемлющихся изъ убіенныхъ т;лъ паровъ». Думается поэты здесь перебарщивают; в этом месте «Слова» изображена природа, которая только предвкушает большое сражение, а не показывает результаты битвы.
Дубенский Д.Н. еще в 1844 году дал три направления трактовки «порось»: 1) от прахъ, порох (пыль), 2) от пара (пар, туман), 3) от слова – роса, порось. Почему второе и третье направление (туман и роса) были отброшены не очень понятно. Вот Янко Купала на белорусский язык перевел так: « туман пакрывае усё поле». Мне представляется, что пороси – низкий туман, к утру оседающий на травы росой, оттого и название такое. Некоторые природные явления, особенно масштабные, как говорится во всю ширь горизонта, необходимо просто видеть.
Стелящийся низкий туман, перетекающий с лугов в лог, создает картину движущегося войска. Когда в вечер передо мной разворачивалось грандиозное перемещение невысоких и не очень плотных молочных масс, поминутно меняющих картину местности, я всякий раз вспоминал это место из «Слова о полку Игореве». Еще раз подчеркну, не просто туман, а, появляющийся вечерами, низкий стелящийся над травой туман, утром оборачивающийся росой, имел у наших предков свой особый термин – пороси.
***
Шесть раз употреблено в «Слове» загадочное «харалужный» и, если ровно половина (три раза) использовано, как прилагательный к слову «меч», то переводчики не сомневались – толковать его надо «булатный, железный». Глубокое заблуждение! Конечно наконечник копья сделан из железа, но, когда в произведение изречено: «трещат копия харалужные», ясно, что не наконечник тут указан, а речь идет о деревянных древках копий, - только они могут трещать. Деревянные древки трещат и они все равно – харалужные. Полагаю никому в голову не придет считать их железными или того хлеще булатными, здесь на образность автора «Слова» свалить сложно.
Выразительность автора проявляется, когда главный орган человека вдруг «сердца в жестоцем харалузе скована», однако смею утверждать и здесь нет сравнения сердца с железом. Наконец на Немиге «молотят цепами харалужными». Древнее сельскохозяйственное орудие цеп всегда деревянное. Даже, когда речь заходит о боевом цепе, то разные энциклопедии одинаково характеризуют его, как «контактное холодное оружие ударного и ударно-дробящего действия, состоящее из двух (реже — трёх) гибко сочленённых твёрдых палок».
При определенной фантазии все эти нестыковки убирались и читателю преподносилось, что «харалужный», это булатный, железный. Однако уже в Задонщине сказано: «еси берези харалужныя». Вот так, хлестким взмахом последний гвоздь в гроб перевода «харалужный – булатный». Дерево и железо материал более чем разный, а тут вдруг харалужная береза.
Совершенно не согласен с исследователями, считающими это давно вышедшее из употребления слово неким заимствованием из языка какого-либо соседнего народа; да и попытки эти всегда неудачны. «Харалужный» исконное наше слово с двумя корнями, - хара и луж. Любой наш неподкованный в языкознании современник легко переиначивает это древнее словцо в знакомое – харя луженая.
Харя, по словарю Даля, не только отвратительное лицо, но и маска, личина. Первый корень «хара» - от древнего божества солнца Хорс (солнечный лик). Хара на санскрите «желтый» и одно из имен Шивы. Отсюда и просторечное «харя» и такие слова, как «характер», «характерный» в современном русском языке. Это позволяет трактовать «хара» в слове «харалужный», как «лицевая сторона», показывающая отличительную особенность, точнее - узорчатость чего-либо.
Второй корень «луж» от глагола «лудить». Здесь нужно помнить, что если основная масса населения процесс лужения связывает только с нанесением олова на металлическую поверхность, то вообще-то этот термин трактуется шире. В технологии хохломской росписи втирание в поверхность деревянного изделия алюминиевого порошка (полуды) называется лужением. Значит не всегда именно металл (булат) подвергается лужению. На Руси покрытие льняным маслом древков копий (тогда рука не скользит при хвате), предварительно отполированных до ясных узоров древесной текстуры, тоже лужение. Любой способ лужения оставляет на предмете затейливые узоры.
«Харалужный», это лик, вид после лужения, от того и «копия харалужные». Сейчас, когда раскрыта тайна производства булата, посмотрите на булатные ножи. Витиеватые узоры покрывают весь клинок. Наличие узоров – отличительная черта любого «харалужного» предмета.
Потому «березы харалужные» в Задонщине не ошибка по незнанию термина (как считают многие исследователи), а указание на не рядовую березу обыкновенную, - березу карельскую. Свое название («карельская», хотя растет не только в Карелии), эта особая порода березы получила в XIX веке, а славилась в народе всегда за высокую прочность и узорчатую свилеватую текстуру древесины.
В этом ракурсе становится понятно и выражение «храбра сердца в жестоцем харалузе сковано, а бусети закалено». Сердце здесь рассматривается закаленным и покрытым фигурально неким защитным слоем. Не только о сердце так говорили. Мостиком в наши дни служит выражение, тоже выходящее потихоньку из употребления – «луженые глотки». Впрочем, речь нужно вести не только о переносном смысле указанных человеческих органов. Натуральный вид их вполне в рамках термина. Красно-узорчатые прожилки на глотках, да и на сердце (как выглядит этот препарированный орган, в пору частых кровавых сечь было известно доподлинно), давали право называть их харалужными.
В виду тесной связи Руси с Ханааном технология производства булатных мечей попала к нам чуть ли не изначально. Из признанного центра – Дамаска, технология производства булата проникла в Европу и в Среднюю Азию, правда, не достигнув там заданных образцов. Русские булатные мечи в Средней Азии ценились, им явно отдавалось предпочтение. Это от того, что русы принесли в Приднепровье секретную технологию прямиком из Дамаска и только поддерживание постоянной связи с Ханааном позволяло Руси держать такую же высокую марку (повторяю, в Европе производства булата никогда не было на высоте). Разорение Тамерланом Дамаска, положило конец дамасской стали, и привело к постепенному свертыванию производства булата повсюду. Меч булатный не просто из очень прочной стали, обладающий большой упругостью, вязкостью и особой остротой, но непременно с особыми узорами, вследствие многократного лужения. То есть, меч булатный это всегда харалужный; а вот говорить, что харалужный предмет всегда булатный, никак нельзя.
4. Автор «Слова»
Казалось бы, что нам до автора? Мы читаем «Слово о полку Игореве» и полностью довольны, ведь имя писателя не является отмычкой, которой открывается текст. Все равно волнует. Ну, кто сотворил такое чудо? Конечно имя создателя не ключ к его произведению, зато сам текст может послужить мостиком к имени автора.
Анализ текста «Слова» многочисленных исследователей привел к выводам, которые легко структурируются:
- точная терминология средневековой иерархии сочетается у автора с тонким употреблением существовавших неформальных эпитетов доблести и порицания;
- выказаны немалые знания по истории родовых связей князей и общей истории всей земли русской;
- автора волнует весь клан Ольговичей, начиная с прародителя Олега Святославича (Гориславлича);
- автор незаурядный знаток военного дела (различает «шеломы латинские» и «сулицы ляцкие»), а приведенные многочисленные детали похода свидетельствуют, что он его участник;
- легко вводит в оборот письменного (!) сочинения языческие образы, яро отвергаемые церковью, что сразу отсекает профессиональных летописцев, - все деятели пера неразрывно с ней связаны; автор глубоко светский человек и высоко стоит на социальной лестнице, коль может себе это позволить;
- выказаны знания княжеской забавы, - соколиной охоты;
- свобода в обращении к князьям.
Вывод: автор «Слова» князь из рода Ольговичей и он участвовал в походе Игоря.
Войско Игоря делится на четыре части. У каждой свой полководец-князь из рода Ольговичей: сам Игорь, его младший брат Всеволод, юный сын Игоря Владимир (16 лет) и племянник Игоря Святослав Ольгович (тоже молод – 18 лет). Взял Игорь в поход и своих младших сыновей Олега (10 лет) и Святослава (8 лет). Близкий родственник Ярослав Всеволодович князь черниговский сам не пошел, поскольку в начале 1185 года еще вел переговоры с половцами чрез «мужа» своего Олстина Олексича и его же послал с ковуями (пешие воины тюркских племен, осевших на земле и подчинявшихся русским князьям) в войско Игоря – вот и вся помощь. Пропустив общерусский поход 1183, Игорь в том же году возле речки Мерла притока Ворсклы разбил небольшие части половцев и состав полков был точно такой же: брат Всеволод, старший сын Владимир и племянник Святослав. Не впервой Игорю идти на половцев в одиночку, есть чем самолюбие тешить – собрал силы, повел войска.
В начале сборов Игорь обращается к своим воинам: «Сказал Игорь дружине своей: Братья и дружина моя! Лучше убитым быть нежели пленным быти». Здесь явная ирония автора. Погибших будет много, а вдохновитель похода взывавший, что лучше убитым быть, пленен. Затем к полку присоединяется брат Игоря «буй тур» Всеволод, - славный воин. Заметим, что хваленым эпитетом «буй тур» за всю повесть Игорь от автора не удостаивается ни разу. Долго молодые князья в «Слове» не упоминаются, хотя у каждого свое войско.
Что полководцев четверо упомянуто вскользь перед главной битвой: «черные тучи с моря идут, хотят прикрыть четыре солнца». Четыре солнца – четыре князя. Сравнение идет через золоченые шлемы князей. Имена их не уточняются, сказано только: «Дремлет в поле Ольгово храброе гнездо». Первое столкновение с половцами было удачным. Полная победа, богатая добыча. Во многом это результат действий Святослава Ольговича, его части долго и яростно преследовали врага, но о том мы узнаем из летописей. В «Слове» помянута только богатая добыча, которой можно «мосты мостить по болотам». Ратные подвиги князей описаны в «Слове» только Всеволода (в большей мере) и Игоря (в меньшей). Молодые князья не упомянуты. Как итог главной битвы: «два солнца померкли, оба багряные столба погасли, и с ними два молодых месяца – Олег и Святослав». Два месяца – младшие сыновья Игоря, которые в силу возраста (10 и 8 лет) в битве участия не принимали, но пленники теперь знатные.
При всей начитанности, исторической образованности автор «Слова» идет на явное преувеличение: «То было в те рати и в те походы, а такой рати не слыхано!» Это место выдает – автор сам участник сей битвы и он молод. «С раннего утра до вечера, с вечера до света» идет сеча, она потрясает воображение и да, разум помнит, были более грандиозные битвы, но то, что разворачивается перед глазами не укладывается в рамки знаний о ратных подвигах предков, а потому не может сдержаться от неких преувеличений значения сражения, участником которого стал сам.
Поражение. Князья пленены, но Игорь бежит. Зачем?! Все сыновья в плену остаются. Понятно, что гарантии с Кончака взял, старшего сына женил на его дочери, а все равно риск, (за остальных половцев разве поручишься?) потому решился не сразу. Что Кончак в этой затее не только проводником Овлуром помог, тоже ясно. Именно этот побег автор «Слова» оттеняет наибольшей иронией. То Игорь «горностаем поскакал» - экий всадник (прыжки горностая похожи на конский галоп, да слишком порывисты); то «белым гоголем на воду» - то есть с коня в воду плюхнулся. «Вскочил на борзого коня и соскочил с него босым волком», - вот так смельчак! Многие переводчики, не чувствуя насмешки, переводят «босымъ влъкомъ» как и Лихачев Д.С. «серым волком», хотя здесь и перевода не требуется. Лишь Ласкин В.И. в 1885 году отразил колкость - «необутым волком». Куда мчит? В Киев отметиться. Так надо там быть вперед всех (ведь кто-то ушел от плена, по летописям 15 человек), что к жене не заглянул.
Итак князей-ольговичей в походе было четверо. Какой-то из них автор бессмертного произведения. Никогда не понимал исследователей, которые видели в нем Игоря. При всем старании автора сохранить тактичность и даже некоторую любовь к главному герою, о нем столько сказано негативного, что подобное исключено. Не годится на эту роль и сын Игоря – очень молод и не самостоятелен. Образованного «буй тура» Всеволода тоже отвергаем, а вот к Святославу Ольговичу князю рыльскому стоит присмотреться.
Здесь и добрая связь с дядей – откликнулся на призыв; и скрытый конфликт. По сути он тут сюзерен, которого вассалы – старшие дядья не признают. Важный момент, - Игорь, участвуя в усобицах, помогая то одному, то другому родственнику, свое княжество обрел только в 1180 году заручившись поддержкой великого князя Святослава Всеволодовича. Молодой Святослав Ольгович сын уже умершего старшего брата Игоря и Всеволода, Олега Святославовича был отодвинут своим дядей в дальнюю часть Новгород-Северского княжества – в Рыльск (куда мол отец тебя определил за два года до смерти, там и оставайся). Проделал это Игорь за пять лет до похода, (умер Олег Святославович в 1180 году) понятно, - племяннику тогда лишь 13 лет было, но достаточно искусно, без разрыва отношений и, надо полагать, не без участия жены, сгладившей ласкою отроку уход из жизни отца и потерю княжеского стола Новгород-Северского, где отец мальчика Олег Святославович правил до своей смерти.
Отсюда общий тон, красной линией прошедшей через все произведение – вещает истинный хозяин Новгород-Северской земли, призывая соседей помочь, коль от авантюры дяди теперь уж все пострадают, а также, помня ласки и заботу, всячески сглаживает вину Игоря, пытается примирить его с современниками, решая важнейшую задачу – соединить все русские силы, чтобы закрыть брешь пред диким полем. С другой стороны автор отдает отчет об истинном своем месте (отца нет, в роду Ольговичей поддержки тоже нет) и роль собственную не выпячивает.
Здесь я бы откинул версию о политическом расчете Святослава Ольговича, как это сделал исследователь Морозов В.А. (очевидно не зная, о так называемом «лествичном праве»), сводя все «Слово» к воинскому рапорту обиженного сюзерена, направленную великому князю киевскому – разберись мол с вассалитетом.
Волею судьбы молодой князь попал в запутанную ситуацию иерархических подчинений, да жаркую сечу, и выплеснул с молодым порывом свои переживания, оттого так образен и ярок язык. Он молод, умен, честно бился, имеет высокое происхождение, а выставлен виновником неудачи своим дядей, который ранее вытащил у него из рук отцовское княжество.
Куда из плена помчался Игорь? Не повидавшись с женой (как тут не вспомнить плачь Ярославны? – весьма оттеняет поступки игоревы), прямым ходом в Киев, на великом столе неудачу на молодого князя списать: «вообразил себя сюзереном, поход затеял, помогайте дядьки, повел да заплутал» (может так, может по другому, но своего добился) – идет Игорь по Киеву и все рады.
За два года до того Игорь уклонился от общего похода против половцев, который возглавлял князь киевский. О затеваемой кампании кроме соседа князя черниговского никто не ведал (только сон «мутный» у великого князя) и выкручиваться при полном провале надо было отчаянно. А ну как княжество отнимут? Могло вполне, такое право было у великого князя. Игорь выстрадал Новгород-Северское княжество. Он второй ребенок в семье и понимает, всегда перед ним черед первенца, а старший Олег теряет отцовский Черниговский стол. Незадачливый старший брат умирает. У Игоря к тому сроку три сына на руках, а он воин-рубака все без княжества. Едет к великому князю: «как сам занял Чернигов, также и мне дай Новгород-Северский, помогал тебе не раз, а у Олега сын еще мальчишка - «лествичный» обычай впору». Теперь наследник старшего брата подрос, возмужал, на малолетство не сошлешься «оборонить княжество не сумеет». Сейчас сам маху дал. Да-к может сказать, что не сам? Устоялось, что Киев координирует походы русских князей в степи – это и оборона от общей угрозы и обеспечение безопасной торговли; а тут явно сепаратный выступ. Ох, как обернуться такое может.
Полное несоответствие художественной мощи «Слова» в сравнение с мелким и вполне заурядным походом бросалось в глаза большинству читателей и исследователей великого произведения. Не поняв повода, эту проблему не разрешить. «Слово» уже потом появилось, когда пленники воротившись узнали версию предводителя. Не свалил бы свою вину Игорь на племянника может и «Слова» бы не было. В нем убраны любые упоминания о Святославе Ольговиче, явно намеренно – кто был знает, что бился честно, а уж автор себя славить не станет.
Считается, если создатель «Слова» приклеил к прародителю клана эпитет «Гориславлич», то автор точно не из Ольговичей. Отнюдь нет. Святослав Ольгович задвинут своим дядей Игорем Святославичем в дальний угол Новгород-Северского княжества. Обида таится на весь клан Ольговичей, который признал такую несправедливость. Все хвалятся друг перед другом своим происхождением – мы ведь Ольговичи. Ну, так я вам напомню, откуда клан пошел и чем славен.
Автору «Слова» - говорю прямо, Святославу Ольговичу князю рыльскому (первым эту версию выдвинул Домнин А.М.) нужно припомнить всем Ольговичам и за отца. Беды сына только отцовские повторили. Его дед княжил в Чернигове, а вот отец утвердится в нем не смог. Олег Святославович уступил его почти сразу после смерти отца Святослава Ольговича (полная аналогия с сыном) в 1164 году и безуспешно воевал за него со своим двоюродным братом Святославом Всеволодовичем, а тот, утвердившись в Киеве, в 1180 году передал Чернигов своему брату Ярославу Всеволодовичу, в руках которого тот и находился.
То есть автор «Слова» из «Ольговичского гнезда», но ольгович-изгой. По деду имеет право на Чернигов, по отцу – на Новгород-Северский, а сам в Рыльске. «Лествичное» право никогда не применялось в чистом виде; так Владимир Мономах посадил на великий стол сына Мстислава в обход наследников Святополка Изяславича и Давида Святославича, что привело к междоусобице 1140-х – 1150-х годов. Никогда не мог смириться с потерей родового княжества и отец Святослава Ольговича; есть сведения, что 1178-80 годы Олег Святославович все же правил Черниговом, бранясь с самим князем киевским, который до его смерти никому это гнездо Ольговичей не передавал (а ведь у самого еще Киев).
В собственной семье Святослава Ольговича живет вера – наследство от отца к сыну должно идти. Поняв это, понятно почему с прародителя клана «Гориславлича» идет в «Слове» переход намеком на Ярослава Всеволодовича. Киевский князь сейчас все тот же Святослав Всеволодович, что у отца Чернигов увел, так что нет надежды на справедливость. Потому не надеялся Святослав Ольгович для себя чего урвать, обращаясь к великому князю, автор искренен в призывах постоять за землю Русскую. За себя тут нет ничего. Ни к подвигам, ни к славе свое имя не прислоню!
В самом конце «Слова» здравица:
«Пели песнь старым князьям,
А потом молодым петь.
Слава Игорю Святославичу
Буй туру Всеволоду
Владимиру Игоревичу здравия».
Где слава четвертому князю? Известно, что он был, сражался и имя его известно, - Святослав Ольгович, а тут нет его. Именно это скромное умалчивание кричит громким голосом – вот он автор!
Исследователь Моисеева Г.Н. толкует это место иначе – значит племянник Игоря погиб в плену в 1186 году и «Слово» было написано после его смерти. О судьбе Святослава Ольговича (при крещение Борис) известно мало, что дает простор для разных версий. Вариант Моисеевой Г.Н. перечеркивает авторство Святослава Ольговича. Что тут скажешь? Достоверно известно, что от жены Анастасии он имел сыновей Олега, Мстислава, а если учесть, что дочерей летописцы часто не указывали, то всего детей возможно было больше. Многовато для человека не прожившего 20-ти лет.
Через одиннадцать лет в 1196 году умирает «буй тур» Всеволод Святославович и курским князем становится некий Борис Ольгович. Логичнее предположить, что это и есть тот самый Святослав Ольгович, которого густынский летописец назвал крещеным именем. По крайней мере других претендентов из Ольговичей сыскать сложно. Симпатии автора к курскому князю не подлежат сомнению. Возможно они подкреплялись обещанием Всеволода Святославовича сделать племянника своим наследником.
Действительно после смерти владения «буй тура» делятся надвое. Князем трубческим становится сын Святослав Всеволодович, а Курск отходит любимому племяннику.
Примерно в это же время, точнее в 1198 году идет похожая перестановка известных нам героев, - Игорь Святославович становится князем Чернигова, соответственно на Новгород-Северский стол садится его старший сын Владимир.
Опровергает гипотезу Моисеевой Г.Н. и анализ текста «Слова»:
«Трубы трубят в Новгороде
Стоят стяги в Путивле
Игорь ждет милого брата Всеволода».
Это самое начало похода. Сбор сил, - указаны их составные звенья. Новгород-Северский здесь, это сам Игорь. Путивль, - тут княжит старший сын Игоря Владимир. Игорь ждет брата Всеволода из Курска, а где четвертый? Молодой князь свою часть войска ведет из Рыльска, - важная составная Игорева полка не отражена вовсе при всей дотошности автора к мелочам. Все еще живы, но про четвертого князя не говорится. Это упорное замалчивание Святослава Ольговича здесь, да и далее (о чем сказано выше) на смерть не спишешь.
Проще, гораздо проще сказать, что его вообще не было, но это не так. Описание побега Игоря тоже указывает на Святослава Ольговича. Здесь и скрытый мотив Игоря и мотив автора, а потому эпизод в произведение становится центральным. Показаны не только нюансы бегства, но и диалоги Гзака с Кончаком. Знать их мог только знатный пленник.
Последнее возражение против авторства Святослава Ольговича – молод. Оборотимся на Пушкина А.С., который необычайно высоко ставил «Слово», - гений рассмотрел гения через века; его гениальность еще в лицее проявилась, а в каком возрасте, помните?
Полагаю, что после написания «Слово» было отправлено тем князьям, к которым был призыв и поимело действие – помощь Новгород-Северскому княжеству, а значит и Игорю, была оказана. А вот негативные метки его князю со стороны соседей и высшего общества Руси были тоже выставлены. Особенно осуждалось современниками бегство Игоря из плена – оставшихся могли казнить. Если, вновь обретенных родственников, Кончак уберег бы точно, то у других такой гарантии не было.
Разумеется, после обнародования «Слова», разрыв дяди с племянником стал явным. Деятельный Игорь еще не раз ходил на половцев, особо отмечен его поход 1191 года, когда наконец ему серьезно помог черниговский князь Ярослав Всеволодович, – послал своего сына Ярополка; но среди его сподвижников Святослав Ольгович уже не отмечен ни разу. После смерти в 1194 году князя киевского Святослава Всеволодовича, который сдерживал порывы младшего брата, Ярослав Всеволодович на манер своего деда (Гориславлича) затеял междоусобицу общерусского масштаба с завлечением половцев в русские земли.
Конечно ярый противник междоусобиц, автор призывов к единению русских Святослав Ольгович в этой заварушке участия не принимал – вот и не попал в летописи. Менее чем через полвека Русь накрыло татаро-монгольское иго, от монголов погибли оба сына Святослава Ольговича; так и забылось имя автора «Слова», который кроме высокого таланта обладал большой скромностью.
12.12.2015