День удачным обещал быть с утра. Вчерашняя договоренность с рассветом вступила в силу. И уже в десятом часу четвёрка неразлучных друзей, оседлав лошадей, выдвинулась по песчаному берегу залива Касатка к Чёртовке.
Солнечный день. Прекрасное настроение. Солёный ветер в лицо, - что ещё нужно для счастья подростка начала семидесятых. Приятно поскрипывало новенькое седло, которое Виктор с таким трудом раздобыл, выменяв на погранзаставе за приличную дозу спиртного у рыжеусого старшины, известного пройдохе и балагура. Седло – это придел мечтаний. Одно дело переброшенный бушлат через круп с самодельными верёвочными стременами и недоуздком из простой веревки, и совсем другое; гладкая кожа ленчика, покатые и даже женственные бока - крылья. С украшенными незатейливым орнаментом дугами лук, с металлическими стременами на ремешках, которые можно регулировать по высоте, с попоной, которая правильно называется вальтрап, - так сказали знающие люди, - заботливо укрывающей круп, две широких подпруги под брюхом и вдобавок настоящая узда с металлическими удилами, с нащёчными кольцами, что позвякивали в такт движения рысью. Да и Монгол, судя по всему, был доволен. Косил на седока большими глазами на поворотах. Как бы спрашивая путь. Это не машина, не велосипед, - бросил поводья на холку и доверься коню. Особенно когда известен маршрут. Ухоженный, с тщательно расчёсанной гривой, с тугими боками, что лоснились и переливались в свете утреннего солнца – он выглядел истинным красавцем. Впрочем, как и все в этой группе копытные. Да и двигаться по песчаному отливу – просто восторг. Нет: ни камней, ни луж, ни корней деревьев. Простор. Прекрасный обзор. Нет жалящих и надоедливых насекомых.
Четыре всадника довольно скоро приблизились к Чёртовке. Но в этот раз им не надо было подниматься на это скопления скал по крутой объездной дороге. Чуть не доезжая – они свернули влево, поднялись на плато изрезанное небольшими оврагами, где почти в каждом журчал ручеёк и уже дальше двинулись поперёк острова; от Тихого океана к Охотскому морю, по старой японской дороге. Маршрут известный. Двадцать пять километров. Довольно часто они посещали те места. В этот раз их конечной точкой пути был брошенный посёлок рыборазвода, с весьма поэтическим названием - Осеннее.
Родители довольно лояльно относились к небольшим путешествиям подростков, возможно были просто заняты, или сами дети войны рано повзрослевшие, считали, что и их дети так же имеют право быть самостоятельными. Всё выглядело предельно просто и заявочно: завтра идём или едем в поход. Родители не охали, не вздыхали, не читали нотаций, просто иногда помогали собрать нужные продукты питания, а отец в этот раз даже отдал свои болотные сапоги, ибо Виктор собственные спалил в костре во время предыдущего похода к вулкану Иван Грозный, когда пытался высушить их у костра, после хождения по росе в зарослях курильской травы, - по сути в травяных джунглях.
Хотя дорога была и дальняя, но они упорно считали повороты, стволы больших одиночных деревьев – угадывая именно тот момент, когда за следующим изгибом дороги появится небольшая долина среди этих бескрайних зарослей бамбука, и они окажутся в сказочном, зовущем и манящем их юные сердца месте. Наших седоков совершенно не интересовали многочисленные медвежьи и лисьи следы у непересыхающих луж дороги, где они более отчётливей видны. Они к этому привыкли. Все стремились вперёд. Только кони иногда хрипели, чуя где-то рядом хозяина этих мест. В этот раз у них и оружие не было, только пара реактивных ракетниц, впрочем, и они имели такую убойную силу, что по рассказам бывалых людей – если это не байка – могли прожечь медведя насквозь на близком расстоянии. Но ни Виктор, ни его друзья точно этого не знали, и ракетницы просто были некой надеждой для них выжить при прямом столкновении с раненым зверем. Простые медведи обходили стороной двуногих. Опасность представляли только подранки.
В этот раз прибыли к месту без особых приключений. Верхушки трёх тополей у спуска в долину заметили издали и сразу с шага перешли на рысь. Осень ещё не вступила в свои права и окружающие деревья, кусты и трава – не так давно омытые дождями, - мягко сглаживали рельеф зеленью.
С правой стороны долины виднелся брошенный рыборазвод с домиками, сараями, что просматривались сквозь густые заросли прибрежного ракитника. Слева раскинулись поля дикоросов, но и не только. Наверно в своё время, здесь японцы садили овощи, но в конце лета 1970 года, остались только заросли окультуренного щавеля и лука. Лук так и называли – японский. Шершавый и низкорослый, он рос пучками; и рыбаки, и такие же путешественники, как и они, использовали его в пищу. Использовали и щавель, - и весьма оригинально. Набирали огромные охапки оставляя только жесткие, переросшие стволы на месте и складывали ворохом у костра. Затем ставили эмалированное ведро с водой на раскалённые угли и дожидались пока закипит, и затем, неспешно, пучками, что только было можно захватить рукой, окунали в кипящую воду на несколько минут, отбрасывали уже использованный щавель в отходы, и окунали следующею партию. Так продолжалось довольно долго, пока через кипяток не пройдёт весь собранный продукт. И в результате этого получался великолепный напиток – который вряд ли кто из городских жителей мог себе позволить. Сладковато-кислый на вкус и очень ароматный. Его разливали в большие кружки, которые изготовили сами же из пустотелых стволов огромного бамбука, что море исправно выкидывало на берег. И пили этот божественный напиток вечерами при свете костра, завороженно глядя в огонь.
Для ночлега в этой долине у нашей компании было три места. На рыборазводе, в одном из уцелевших домов с печкой и стёклами, в японской землянке, скорее даже блиндаже из брёвен, - судя по всему из лиственницы, - и на самом берегу моря, у небольшой бухточки, которой заканчивалась долина и куда впадала нерестовая речка, протекающая по всей здешней низине. И именно эта речка, как стоит предположить, образовала эту долину за миллионы лет своей активной жизнедеятельности.
В этот раз негласный выбор был сделан в пользу берега. Просто Рыжий, который вырвался вперёд, свернул налево и поскакал сразу к берегу моря. Все остальные потянулись за ним, плавно и в такт приподымаясь на стременах, предугадывая движение коней.
Виктор больше любил именно это место ночёвки. Небольшой пляж усеянный плавником – это просто великолепное топливо, - и скалы, что расположились с правой и левой стороны, и которые закрывали своим массивом устье реки вместе с большей частью берега от ветра, и если пройти дальше вправо, то в скалах, что нависали над песчаным берегом молчаливыми громадами, сразу встретишь сухопутный грот с расселиной сверху, куда уходил дым от костра, который всегда разводили у входа. Пламя костра освещало пещеру в ночное время и отпугивало кровососущих насекомых, медведей – что немаловажно на острове - попутно прогревая глубину пещеры, где на охапках лапника и травы ночью отдыхали путешественники. Они часто находили там новые кострища, значить для ночёвок не только они облюбовали эту расщелину. Вполне возможно, что и тысячелетия назад древние айны именно там находили приют.
Прибыв на место, быстро спешились отпустив коней на волю. Здесь даже не требовалось пут на передние ноги, кони мирно паслись всё время самостоятельно и не уходя далече, ибо изобилие травы и её разнообразие - просто восхищало.
Размяли суставы и спины после продолжительной езды. Выгрузили скарб, продукты, рыбацкие принадлежности. Достали из заначек бамбуковые кружки, припрятанные во всех местах их ночёвок. Коллектив был хорошо подобран, каждый знал, что ему делать. Оставив Белова у места стоянки, чтобы вороны, лисы и прочие птицы и животные не позарились на продукты, двое пошли собирать плавник – дрова для будущего костра, а Виктор на берегу принялся воплощать свою давнею задумку - сооружать плот из подручных средств. В ход пошла сталистая проволока, обожжённая раньше в костре, прихваченные из дома гвозди, а брёвна, доски, жерди – всё это дары моря. Через пару часов плавсредство было готово. Неуклюжее на вид, но довольно устойчивое на плаву.
Толян, самый старший из компании и негласный лидер, притащил два бамбуковых шеста, сделал на каждый петлю из стальной проволоки – вот и снасть для ловли крабов готова. А другими концами шестов можно было просто отталкиваться от дна и плыть куда заблагорассудится и покуда позволит глубина.
Этот день второй полвины августа - был солнечный, а это первый и самый необходимый фактор для ловли крабов. Глубина бухты была не большая; полтора - два метра. Солнце свозь толщу воды пробивалось ко дну, высвечивая заросли, похожие на подвижные от подводного тока воды щупальцы неизвестных чудовищ. А на подводных полянах, что казались проплешинами среди зарослей – скопище крабов. Было такое ощущение, будто и они выползли из мира теней и сумрака на солнечные поляны, и греют свои красновато – зелёные, где-то даже с фиолетовым отливом, бока.
Виктор и Толян, с двух концов плота шестами выхватили их, подводя под брюхо проволочные кольца. Некоторые падали обратно в воду и радостно улепётывали в тень растений. И здесь и была нужна сноровка и опыт.
Крабов не брали полностью – зачем? Отламывали у свежепойманного десятиногого ракообразного две-три лапки, иногда в придачу одну клешню и возвращали в море, кидая их в заросли, где они в течение нескольких месяцев отрастят новые, а отломанные конечности складывали в большой ящик, что притулили посредине плота.
Рыжий и Белов на берегу так же не теряли времени даром. Прикатили огромную – литров на двести - металлическую бочку из-под напалма, невесть, когда принесённую морем и припрятанную в расщелине. Она не ржавела, поэтому и служила всегда для приготовления подобной пищи. Промыли и установили прямо на небольшом пляже недалече от воды. Обложили дровами, предварительно сделав и запас, нашли припрятанный старый, но ещё не совсем изодранный целлофан. А когда Виктор с Толяном подплывали с очередной порцией к берегу - помогали выгружать крабовый деликатес на целлофан, где эта же береговая бригада промывала добычу морской водой от песка и складывала в бочку. Буквально за час-полтора с берега крикнул Рыжий:
- Хватит! Полна коробушка!
Пока добытчики швартовались и привязывали плот, ребята на берегу залили краба в бочке морской водой и запалили костёр.
Ближе к вечеру – приготовление к пиршеству было окончено. И на целлофане, который расстелили поодаль, - парили горы крабовых конечностей, выловленные из бочки специальным сачком. Остывали, насыщая окружающий воздух ароматом моря, пара и ещё романтикой, если у неё бывает подобный аромат...
Стоит заметить, что поедание свежего краба – это такая зараза. Вроде уже все наелись вволю. Разлеглись на лежанки из травы, а рука нет-нет, да и тянулась за очередной порцией.
- Эх, брагулечки бы пару кружек, - протянул Рыжий с истомой в голосе, рассматривая огромную посудину из бамбука.
- Ага, и на каждый глаз. – Поспешил добавил Белов.
- Пару фужеров хереса, и я бы не отказался принять на грудь. – Поддержал разговор Виктор.
- Вот философ, вечно в облаках летаешь, все о насущном и доступном, а ты…. Ты… - Замялся Толян не закончив фразы, и вдруг закричал. – Слушайте, там что-то плывёт!
Здесь автор вынужден чуть отступить от повествования, и кое-что прояснить. Философом, как, впрочем, и Поэтом – звали его многие. Поэтом за то, что писал стихи, ну а философом после одного случае в школе, что стал известен многим. Однажды, Галина Васильевна, преподаватель литературы, на паре, предложила всем написать сочинение на тему: «В чём я вижу смысл жизни». И тут Виктор постарался, исписал тетрадь до конца, предвкушая восторг преподавателя от своих необычных размышлений, но когда, после проверки получил свою работу, - то оценки не было, вместо её красные чернила было написано размашисто: «Всё, что ты написал здесь – уже давно озвучил Ницше!»
Но вернёмся в ту реальность.
И точно! По левому края бухты, сразу за прибойной полосой, что отделяла прибрежную отмель от глубины рядом скал и обработанных морем валунов, на которых прицепились огромные листы морской капусты и другой морской растительности, ясно виднелся круглый предмет.
- Поплыли, посмотрим! – Виктор зажегся мигом и был полон решимости.
- Больно надо, деревяшка какая, а водичка сам знаешь - не Сочи. – лениво сказал Рыжий чуть приподнявшись над лежанкой. Но и в его глазах мелькнул все же некий азарт.
- Остынь! – Вмешался Толян. - Это наверно старенькая покрышка от машины, прямым ходом из Японии к нам.
- Ну как знаете, - я поплыл.
Виктор скинул энцефалитку и брюки. В трусах и тельняшке подошёл к берегу. Вода точно была прохладной, но он знал, что надо просто пересилить себя и сразу шагнуть в глубину. До прибойной полосы добрался по пояс в воде, - крылья волн накрывали его по самые плечи. Дальше надо было плыть, немного, метров десять. Чувствуя, что за ним следят с берега, не раздумывая, он скользнул в глубину и поплыл.
Это была бочка. Простая деревянная бочка, примерно в такой, мать солила капусту на зиму. Пятидесятилитровая. Но обруч был явно не отечественный. Латунный, заклёпанный на стыке – он плотно сидел на верхней части. Виктор кувырнул бочку, как оказалась, что и с другой стороны она была плотно запечатана. И судя по тому, что она держалась на плаву в притопленном состояние – внутри что-то было.
Сквозь шум прибоя, наш герой, пытался докричатся до товарищей на берегу. Но тщетно, и лишь когда он поплыл, подталкивая бочку к берегу, там зашевелились. Первый не выдержал Рыжий, его огненные волосы мелькнули на солнце, - и он уже плыл навстречу. И двое других не замедлили кинутся следом на помощь. Общими усилиями, молча, они вытолкали тару на берег. Осмотрели, потрогали крепко вбитую пробку и убедившись, что она сидит, как влитая, дружно покатили к месту приготовления крабов.
О, эти сладкие минуты открытия нового. Пусть это не чудесный новый необитаемы остров, пусть не золотой самородок в протоке и не тайная тропинка в лесу, а всего лишь бочка. Священный трепет ожидания пьянил.
Возле бочки, отодвинув Виктора на вторые роли, уже командовали Толян с Беловым. После долгих трудов, очередная попытка увенчалась успехом – пробку при помощи петли из проволоки провернули – значить шанс открыть появился реальный. Все компания сгрудилась около бочки. Но когда, наконец, пробка была извлечена, Рыжий растолкав всех и приник к отверстию носом.
- Спиртное! – Бросил он замершим в ожидание друзьям. - Тащите кружку и шланг. Шланг в моём рюкзаке.
Стоило бы поинтересоваться, зачем Рыжий, кроме всего прочего, имел в рюкзаке новенький поливинилхлоридный шланг, но никого это не удивило. Из его довольного объёмного рюкзака, порой появлялись уж очень неожиданные вещи. Но сейчас, нашим путешественникам было абсолютно не до этого.
Пару мощных сосков и красновато-коричневая жидкость пролилась в кружку, заполнив её примерно на палец.
- Ну, - оглядел Толян собравшихся и судя по взглядам - очень страждущих. – Кто первый?
Но смотрел он больше на Рыжего. Уж так повелось.
Читателю наших дней - это покажется странным, но автор может авторитетно заявить, что в те стародавние времена и именно на Итурупе, им довольно упорно внушали, что мировые империалисты спят и видят, как бы отравить пару комсомольцев или пионеров, подбрасывая в море начинённый ядом жидкий продукт. Но тут автор с уверенностью может сказать, что на его памяти и по рассказам островных старожилов - фактов отравления не было. Но это-то, не знали в то время собравшиеся вокруг деревянной тары друзья. И риск казался большим.
Все стали смотреть на Рыжего. Включая Виктора, он-то прекрасно помнил, как, впрочем, и Толян, случай из прошлогоднего похода. Когда они втроём решили полакомится яйцами чаек с птичьего базара, и заводилой этого предприятия был именно Рыжий. Переплыли туда, набрали огромную корзину яиц, отбиваясь от птиц шестом с мешковиной. Толян в тот день, ещё до начала этой авантюры, сразу говорил, что в яйцах уже зародыши, что они зря рискуют жизнью штурмуя почти неприступный бастион птичьего базара. Но Рыжий упорно бил себя кулаками в грудь и орал, что он лично их первый будет есть, и что он просто ручается, что они ещё не насиженные, ибо весна припозднилась и чайки поздно сели на гнёзда. Это надо было видеть. В тот раз они останавливались в домике на рыборазводе. Натопили печь и решили сделать огромную глазунью из с таким трудом добытый яиц, благо большая сковородка для этого была припрятана. Момент был весьма пикантный. Когда сковородка нагрелась, Рыжий с видом фокусника схватил яйцо, ударил об край и на кипящее масло вывалился… зародыш…
- Зародыш… - только и успел он сказать в тот момент, на что Толян довольно равнодушно и отстранённо сказал, – А ничего, тебе все равно жрать первому…
И наш страдалец с перекошенным лицом, буквально вылетел из домика и исчез до самого вечера…
Рыжий взял кружку, шутовски перекрестился, зачем-то поднял глаза к потолку и выпил содержимое в один глоток.
Минут двадцать все наблюдали за ним, но, когда он потянулся за второй порцией к шлангу, все облегчённо вздохнули и заговорили разом, разбирая свои кружки и заполняя их живительной влагой.
Они пили ром – это точно был ром. Градусов сорок пять. Закусывали крабами, говорили о жизни. Им было весело, и вечер, что сама природа подарила в этот день, - просто восхищал. Млечный Путь пересекал небо над долиной. Звёзды радостно мигали, а видимые планеты светили тихим, постоянным светом. И полная Луна, похожая на блин на сковородке, сияла в вышине.
Душа требовала музыки. Белов барабанил на перевёрнутом ведре, выбивая ритм не хуже, чем Кит Мун в свои самые светлые минуты вдохновения. Все пустились в пляс, представив себя, если и не пиратами, то аборигенами дикого острова среди огромного океана. Это было веселье.
Щеку нестерпимо жгло, словно кто-то гладил утюгом по обнажённой коже. Виктор открыл глаза. Солнце в зените. Легкий туман в голове. Скинув тельняшку, он рванулся к реке. Окунулся лицом в прохладу, - боль прошла.
Медленно, по одному компания возвращалась к жизни из сна. Помятые лица, потухшие взгляды. И нестерпимая вонь от горы протухшей горы крабовых конечностей и отходов от них. Пересиливая себя, глуша позывы к рвоте – Белов с Рыжим волоком потащили целлофан с остатками пиршества подальше по песку пляжа. На радость, воронам и прочим желающим воспользоваться остатками.
- Ну-с, - Толян оглядел всех – будем лечится? Как говорят порядочные люди: Клин вышибается клином!
Опять пенился ром, текущий струёй в огромные кружки, и были открыты консервные банки. Веселье вновь вернулось в эту компанию. Пели, плясали, дурачились, боролись. Самые красивые. Самые ловкие. Самые умные… Самые… самые…
В этот раз он проснулся от холода. Ночной туман выполз на берег, и потухший костёр совсем не грел. Напротив, храпел с присвистом Рыжий.
- Что философ, не спится?
Виктор от неожиданности вздрогнул. Это был Толян.
- И мне… курить охота, жрать охота. Давай пошаримся в рюкзаках, может что и найдём съестного.
Курить нашли, несколько пачек «Севера». А вот с едой не повезло. Только крупа, соль и перец.
Постепенно проснулись все. Полезли за бушлатами – было очень прохладно. Разожгли костёр, опять наполнили кружки дармовой выпивкой и сгрудились у медленно разгорающегося костра. В этот раз радости особой не было. Не было веселья. Пили больше молча… но это только начало. Кто-то уже блевал отойдя подальше.
Опять солнце. Нестерпимое и палящее. Обожжённые щеки. У кого правая, у кого левая. Кто как уснул. Часы у всех остановились. Настало безвременье. Пили и ели сухой рис.
Ночь. Виктор проснулся от собственного вскрика. Приснился кошмарный сон, который он тут-же забыл. И все уже не спали. На небе в этот раз было больше туч. Все голодные и злые. Слова лишнего не скажи.
- Надо пойти поймать рыбы, а иначе вымрем, как мамонты. – Подал Толян голос.
- Щас, только опохмелимся – и на реку. Там кета валом прёт. Даже отсюда слышны всплески на перекатах. – Рыжий нагнулся к бочке и привычно всосал из шланга. – Кто ещё желает?
Все, включая Виктора потянули свои кружки, чуть отряхнув от песка. Воды пресной рядом не было, и он привыкший запивать крепкое спиртное, взял одно из ведер и побежал к небольшому ручейку, что сочился струйкой со скал. Все набросились на воду.
Желание наловить рыбы, так и осталось желанием. Все уснули. Провались в бездну сна. В забвение.
Новый день. Неизвестно какого числа. Рыжий не выдержал и сбегал на реку. Заколол пару кетин острогой, разрубил на несколько частей и уже варил в ведре. Запах был просто восхитительный. Ели руками. Рвали податливое мясо, отделяя от позвонка и отправляли в рот незамедлительно. Запивали ромом. В бочке ещё было его очень много.
Ночь или поздний вечер, а может и раннее утро. Разбудил крик Белова:
- Не трогай меня, сволочь! У-у-у…
Все вскочили. Раздался взрыв, и ракетница унеслась в небо. Вспыхнула огненным фонтаном в высоте, освещая всё вокруг. Это не растерялся Рыжий. Хотя, когда разобрались, ничего страшного не произошло. Ночка, кобыла Белова, просто подошла к нему и лизнула в лицо спящего. Со страху, как он сознался позже, он принял её за медведя.
Выпили. Много. Опять забвение и безрадостный день.
Виктор проснулся. Все спали. Была ясная ночь. Он забил пробку бочки поглубже, выкинул шланг. Свалил её и покатил к устью. Река здесь была мелкая, - устье забито песком - это результат противостояния двух стихий – реки и моря. Он столкнул бочку, и она покатилась по течению, пока не исчезла в волнах прилива. Море забрало свой подарок. Огромная Луна, плоской и жёлтой рожицей отражалась в реке, как и звёзды, Виктору казалось, что она улыбается… и хохочет… скажи ему в то время, что ровно через два года, в 1972 году, некий Франклин Лауфрани представит миру изображение счастливого лица, которое назовут «Смалик», он бы не удивился. Идеи витают в воздухе…
Позади раздались шаги. Подошёл Толян, и долго, молча смотрел во тьму, где бились морские волны. Затем положил ему руку на плечо и сказал обыденно и просто:
- Молодец. Настоящий мужик.
Постоял ещё немного и добавил.
- Всё. С рассветом домой.
А рассвет уже крался с востока, чуть высветлив горизонт. В тот момент Виктору хотелось сказать всем, - всему миру: «Чудеса случаются – будьте осторожны».
10.12. 2015 г.