Какое счастье выпало мне и моему другу Володе Ракитину: мы стали рижанами!
Володя был увлечённой натурой, и увлечённым слишком. Его увлечение – шахматы. Он обладал феноменальной памятью. Ещё в своём Московском Энергетическом Институте (МЭИ) он решал задачи по ТОЭ (Теоретические Основы Электротехники) в уме. В уме в школьные годы мне удавалось решать только уравнения по алгебре.
Володя держал в памяти шахматные ходы, и мог играть со мной, не глядя на шахматную доску. Также хорошо он запоминал анекдоты и охотно рассказывал их друзьям.
С группой выпускников МЭИ он попал по распределению на НЭВЗ (Новочеркасской Электровозостроительный Завод). НЭВЗ в шестидесятые годы прошлого столетия был на подъёме, и ему требовались способные конструкторы и изобретатели.
Четыре года спустя, и я по распределению попал в конструкторское бюро НЭВЗа, где я с ним познакомился, как шахматист. Но предпочтение я тогда уже отдавал более подвижному и полезному для здоровья настольному теннису.
Велосипед и настольный теннис меня не подвели на протяжении всей моей жизни, и я не изменял им никогда.
Но Володю Ракитина привлёк рижский шахматный клуб, где в те годы играли признанные мастера Гипслис, Таль, Споня, Лацис. И Володя стал кандидатом в мастера по шахматам.
А на работу его приняли на РВЗ (Рижский Вагоностроительный Завод), при котором с лёгкой руки главного конструктора, героя социалистического труда, Колеснеченко был создан НИИ вагоностроения. Володя Ракитин особых заслуг в науке не имел, работая там младшим научным сотрудником.
Из ворот РВЗ выходили вагоны трамваев, электричек и дизель поездов, а в проходную завода заходили выдающиеся шахматисты, которые собирались в обеденный перерыв в нашем конструкторском бюро, руководителем которого был Споня.
Как я стал рижанином? Три года я отпахал на НЭВЗе. Три года – и три конструкторские ступеньки: третья, вторая и первая категории успешно пройдены. Чтобы продолжить карьеру нужно было бы вступить в партию КПСС. Подполковник в запасе и подкаблучник у своей жены Нины (сестры моей матери) советовал мне вступить в партию, и давал рекомендацию.
Но секретарь парткома завода сказала мне, что я слишком «горяч». Видимо у неё был особый градусник, которым она мерила температуру кандидатов в партию накануне новочеркасских событий 1962 года.
Но тут в конце 1961 года я получаю приглашение на работу в конструкторское бюро Рижского электромашиностроительного завода РЭЗ.
Комната на восемь человек в заводской общаге. А койку мне освободил мой двоюродный брат Борис, переехавший к своей молодой жене Лене.
Когда мои дружные парни приводили в общагу девиц, то мне приходилось тоже ночевать у своей будущей жены Валерии, с которой посчастливилось познакомиться на танцах в доме офицеров.
Валерия Латсон жила с отцом, матерью и сестрой на центральной улице Ленина в четырёхкомнатной квартире. Её отец Роланд, как старый латышский большевик, имел льготы. Каждое лето он получал дачу в Юрмале рядом со знаменитой летней эстрадой в Дзинтари. Через полгода после нашего знакомства с Валерией я жил уже с ними в Риге и Юрмале.
А до того главный конструктор РВЗ переманил меня на свой завод, дав место в трёхместной комнате общежития со всеми удобствами. Четыре года я маялся за кульманом (чертёжной доской), прежде чем вернуться на РЭЗ, где работа была более творческой по электрическим двигателям погрузчиков, тягачей и электромобилей. Мой брат Борис работал ведущим технологом по машинам, и мне посчастливилось доводить до ума опытные образцы электродвигателей совместно с ним.
СССР успешно справлялся с кризисами (карибским, венгерским, чехословацким и многими другими). Володя Ракитин, отслужив один год на Байконуре, ушёл в запас по состоянию здоровья и получил от военкомата комнату в Риге. Это была комната в трёхкомнатной коммунальной квартире по улице Рупниецибас. Какое счастье! (Серию анекдотов про счастье из Володиной копилки расскажу потом).
Если бы он имел бы семью, то была бы у него и отдельная квартира. Но он не был ни разу женат. Шахматы поглощали всё его время и его самого.
Военнослужащие, уходящие в запас, платили тогда за прописку в Риге огромные деньги – пять тысяч рублей, чтобы через год-два получить через военкомат квартиру в культурной столице СССР.
Сильное увлечение чем-то называется хобби или дурь, а ВОЗ (Всемирная Организация Здравоохранения) игроманию (людоманию) признала болезнью. Володя, кроме анекдотов, коллекционировал ещё и художественные книги и, разумеется, книги и журналы по шахматам. С Урала каждый год к нему наведывались какие-то родственники, которые наводили какой-то порядок в его комнате, заваленной книгами так, что не пройти.
Попытки сосватать его с кем-то были тщетными. Сам он оказывал знаки внимания узбечке, единственной женщине в сборной команде по шахматам, за которую они играли каждый год. Родители узбечки заявили, что лишат её наследства и проклянут, если она выйдет замуж не за узбека. Секретарша на работе охотно принимала от него подарки, но хитро уклонялась от встреч с ним после работы. Наташа из Кишинёва стала пожизненной холостячкой, заявив при предложении руки и сердца от Володи, что он слишком для неё стар.
Прошло двадцать три года с тех пор, как я встречался последний раз с моими друзьями в Риге, Юрмале, Ливанах и Даугавпилсе.
Почему так?
Спросите что-нибудь полегче!
2015-12-12