ПАВЛОВ А. П.
На службе Ракетно-Артиллерийского Вооружения
Глава 9
Командир части
Д. Скородумка
2004 г.
Не каждому вооруженцу доводится быть командиром части. Это и понятно – в системе Главного Ракетно-Артиллерийского Управления командиров специально не готовят. Их “выращивают” из среды инженерно-технического состава и уж потом назначают на командные должности при наличии у них командирских качеств. Командир части – это должностное лицо, на которое возложено командование частью. Являясь единоначальником, командир несет личную ответственность за постоянную боевую и мобилизационную готовность вверенной части, состояние воинской дисциплины и успешное выполнение поставленных задач.
Возвратившись из Афганистана, я проходил реабилитацию с семьей в Симферополе. Чувствовал себя неважно: слабость, отеки ног и лица, сонливость – это все последствия перенесенного тифа.
Эти недомогания я относил и к акклиматизации, рассчитывая через некоторое время прийти в норму в домашней обстановке. Вдруг из Москвы пришла телеграмма от начальника Управления снабжения боеприпасами ГРАУ генерала Кичаева с указанием немедленно выехать в Минск для вступления в должность командира войсковой части 96754. Делать нечего. Собрал чемоданы и вместе с женой отправился к новому месту службы.
Поезд в Минск прибыл часов в девять утра, народу на вокзале было немного, нас никто не встречал.
Оставив жену в зале ожидания, я вышел на привокзальную площадь. Стоял небольшой морозец, порошил мелкий снежок, по асфальту змейками струилась поземка… И этот морозец, и эта поземка показались мне настолько родными после жаркого Афгана, настолько родными, что в груди что-то защемило, и белорусская земля легла мне на душу…
- Извините, немного опоздали, - сказал подошедший ко мне высокий полковник.
Это был старый командир части Бражников, которого я и должен был сменить. Недалеко стоял потрепанный УАЗик. Мы разместились в нем и тронулись в путь.
Часть стояла в лесу километрах в пятнадцати от Минска, дорога шла живописным сосновым лесом, и я с любопытством осматривался по сторонам. Вскоре слева от дороги в зарослях хвойного леса показался каменный забор и мы остановились перед воротами части.
Половинки металлических ворот с высокой П-образной перекладиной для крупногабаритной техники, к моему удивлению, раскрылись автоматически, управляемые дежурным из невзрачного КПП с подслеповатыми маленькими окошками.
- А почему сами ворота открылись? – спросил я.
- А почему они не должны открываться? – удивился Бражников.
Сразу не объяснить причину моего вопроса. После длительной службы в линейных войсках накрепко запечатлелась одна и та же картина ворота или шлагбаумы в частях на веревочках, открывают и закрывают их солдаты вручную, и от этого стереотипа не сразу освободишься.
Въехав на территорию части, мы остановились перед штабом.
Выйдя из машины, я огляделся: широкая асфальтированная дорога пролегает через всю территорию, напрямую соединяя въездные ворота и КПП технической территории. Слева от центральной дороги располагаются школа, клуб, гостиница, столовая. Справа – штаб, пожарная команда, гараж. Все здания недавней постройки из белого кирпича, кирпичная кладка ровная, красивая с аккуратной расшивкой.
В глубине справа располагаются здание Центральной Контрольной Лаборатории (ЦКЛ) порохов, склады, котельная, деревообрабатывающий цех и жилая зона.
Вокруг простирается вечнозеленое море высоких пышных елей вперемежку с березами, так что городок, выстроенный с любовью и умом, походит скорее на санаторную зону.
- Недаром наш городок называется “Дачное”,- отозвался Бражников на мое первое впечатление от части.
В штабе нас ожидал полковник Шагов, прибывший специально из Москвы на процедуру приема – передачи должности командира части.
Вникнуть во все нюансы за время приема – передачи невозможно, однако мне дали понять, что работы хватит.
- Нужно будет котельную перевести с угля на газ, - как бы между прочим заметил Бражников.
Не имея опыта в газовых вопросах, я сначала не оценил всю сложность этого дела, зато потом расплатился за это сполна…
Когда акт приема-передачи был подписан и Шагов уехал в Москву, мы с Бражниковым уединились в гостинице и за товарищеским ужином, в неофициальной обстановке он поведал мне разноплановую специфику части.
- Больше всего у тебя будет хлопот с иностранцами, - сказал Бражников. – Недавно здесь была финская делегация во главе с их генералом, так мне пришлось “Волгу” для их встречи просить у председателя соседнего колхоза, а ковры и посуду занимать в округе.
С ковром вышла курьезная накладка: этот ковер срочно потребовали вернуть обратно, а взамен дали другой. Пока генерал был на занятиях, мы заменили ковер в его номере, но он заметил это и удивился: был ковер красный, а теперь синий, может быть он двухсторонний? Нагнулся, завернул угол, посмотрел - односторонний и воспринял это как усердие с нашей стороны.
- Не нужно беспокоиться и часто менять ковры, - сказал генерал.
Я сидел, слушал, наматывал всю эту информацию себе на ус и мысленно выстраивал план своих действий. Так как за мной числилась квартира в Симферополе, то мы с женой поселились в одной из комнат этой же гостиницы на первом этаже.
Заведующая гостиницей, Надежда Иосифовна Люторович, показала мне свое хозяйство и сразу же «выложила» все своим проблемы и заботы.
- Наша гостиница на самоокупаемости за счет проживания у нас иностранцев, а их давно уже не было, на расчетном счете остались копейки, и скоро нечем будет платить зарплату работникам гостиницы…
Двухэтажное здание гостиницы имеет десятка два номеров, на первом этаже просторный холл с биллиардным столом посредине и буфет. На всем лежала печать запущенности и бедности: в большинстве номеров не было не только ковров, но даже элементарных прикроватных ковриков, не хватало графинов, стаканов, и прочего. Принимать иностранцев в такой обстановке, конечно, неудобно.
- Вот, когда я был на учениях в Болгарии, - стал я рассказывать Люторович, - в такой вот гостинице, где мы жили, на полу был ковролин, поверх ковролина красивые ковры, посуда из хрусталя, на каждого зубные щетки, зубная паста, одеколон, и ещё какие-то пузырьки…
- Вот когда мы разбогатеем, - парировала Надежда Иосифовна, - будут и у нас и ковры и пузырьки.
- Что же, придется ждать лучших времен, но кое-что можно сделать и сейчас, - возразил я.
На другой день, с утра, начался мой первый день командования частью. От гостиницы до штаба всего сотня метров. Приняв рапорт дежурного и взяв у него ключ от кабинета, я поднялся на второй этаж.
Кабинет просторный: слева от входа длинный стол для совещаний, справа вдоль стены ряд стульев и шкаф. В дальнем правом углу стол командира с приставным столиком, телефоны, сейф, блестит натертый паркетный пол, на полу ковер…
Сняв шинель и папаху, я залюбовался прекрасным видом, открывшимся из больших окон кабинета: прямо перед окном красуется роскошная береза, справа зеленой стеной стоят заснеженные ели… Было тихо.
Усевшись за стол, некоторое время посидел в раздумье, потом ощутил какую-то смутную тревогу. Тревога нарастала… В чем дело? Нужно найти причину. Ага, понятно! Молчат телефоны! За время службы в Афганистане, в обстановке боевой действительности уже выработалась привычка к бесконечным звонкам, как к нормальному рабочему фону, а тут – тишина… А может, отсутствует связь? Нет, связь в порядке – вот прямой телефон с Москвой, вот городской телефон, вот внутренняя связь – все работает. Что же делать? С чего начать? Личный состав части на три четверти состоит из рабочих и служащих, выполняющих установленную производственную программу, а небольшое количество военнослужащих занято специфическими разноплановыми обязанностями. В линейных войсках проще: там всегда рядом твой командир или начальник, он и задачу поставит, и совет при необходимости даст, и стружку снимет, а тут мой непосредственный начальник генерал Кичаев находится в Москве, и я предоставлен самому себе. Свобода действия! Что хочу, то и делаю, постоянной мелочной опеки и повседневного контроля надо мной нет. Однако, я понимал, что вот эта самостоятельность и вот эта свобода действий налагают на меня величайшую ответственность и перед Кичаевым, и перед начальником ГРАУ.
Чтобы успешно командовать частью, нужно, прежде всего, завоевать у подчиненных авторитет.
Забегая вперед, скажу, что сначала мой авторитет вырос в глазах рабочих и служащих. Произошло это непроизвольно на ближайшем празднике, когда в клубе зачитывался праздничный приказ с объявлениями благодарностей, награждениями грамотами и денежными премиями. Нужно сказать, что начальник ГРАУ постоянно проявлял заботу о рабочих и служащих, и выделял нам тысячу рублей премиальных. Этой суммой мы распоряжались таким образом, чтобы к праздникам поощрить рабочих и служащих денежными премиями в размере от 10 до 50 рублей. Обычно накануне праздника весь личный состав части собирался в клубе.
На высокой сцене за трибуной праздничный приказ зачитывает наш нештатный начальник штаба майор Насута, а я, в парадной форме, при орденах и медалях, вручаю грамоты и конверты с денежной премией. Рабочие и служащие один за другим поднимаются на сцену, и вдруг я вижу: пожилая полная женщина никак не может не может подняться на сцену по крутым ступенькам. И тогда я сам сбежал вниз и стал вручать награды уже здесь.
Вот этот, казалось бы, незначительный эпизод расположил ко мне рабочих и служащих. С офицерами и прапорщиками части получилось иначе.
- Будете подбирать себе пистолет? – спросил меня однажды майор Насута.
В мирное время пистолет командира части, хранящийся в сейфе дежурного, - это скорее формальность, поэтому я ответил:
- Зачем его подбирать, возьмите со склада любой и закрепите за мной.
Однако я не учел того обстоятельства, что, по установившейся традиции, в части проводились стрельбы из личного оружия, приуроченные к праздникам. На первых же стрельбах, взяв свой пистолет, приехал я на стрельбище, не ожидая каких-либо осложнений: стрелял я, в общем, хорошо. Нужно сказать, что каждый пистолет имеет свой «характер»: у одного спуск тугой и длинный, у другого он короткий, у третьего “бархатный”. Выйдя на огневой рубеж, я понял, что у моего пистолета, к несчастью, спуск тугой и длинный – пока тянешь за спусковой крючок, рука устает, линия прицеливания сбивается. Короче говоря, отстрелялся я на «удочку», что вызвало разочарование у офицеров и прапорщиков.
- Мы думали, что наш командир с боевым опытом стреляет лучше, - не стесняясь говорили они мне прямо в глаза.
И это ещё не всё: результаты стрельб вывесили на доске объявлений в штабе части, и любопытные женщины полезли изучать эту таблицу. Лучшими стрелками были наш доктор капитан Ширнин и начальник пожарной команды, старший прапорщик Карзин – они всегда соревновались между собой за первенство и даже шли на спор. Поднять свой авторитет мне удалось лишь позже.
Получилось так, что на следующие стрельбы, будучи по делам в городе, я приехал без своего пистолета. Стрельбы подходили к концу, оставалось ещё выяснить, кто же всё-таки займет первое место: Ширнин или Карзин. Естественно, меня в расчет не брали.
- Дайте мне ваш пистолет, - попросил я капитана Ширнина, - отстреляюсь из него.
Сделав контрольные выстрелы, чувствую, спуск у пистолета мягкий, короткий, рука не дрожит, линия прицеливания удерживается устойчиво. Отличный результат стрельб оказался неожиданным и у меня: по вытянувшимся лицам претендентов на первое место было заметно, что такой оборот дела расстроил их планы – первое место на этот раз досталось мне…
Однако вернемся к моему первому рабочему дню в качестве командира части.
Каким же должен быть командир части? Строгим, требовательным, твердым и жестким, или доброжелательным, человечным и мягким? Этот вопрос подробно на исторических примерах разбирает Макиавелли, правда, применительно к правителю. Но, на мой взгляд, эти рассуждения можно применить и к командиру. Из этих рассуждений вытекает, что командиру лучше быть строгим, твердым и жестким, чем добрым и мягким. Как это ни парадоксально, но такое замечательное человеческое качество, как доброта, в командирском деле может привести к непоправимым бедам из-за неисполнительности подчиненных. Выходит, что у командира с инженерно-техническим образованием все же должны перевешивать именно командирские качества. Закончив все эти теоретические рассуждения, я решил заняться практическими делами. Прежде всего нужно узнать, куда вывозят из части мусор.
Мой вопрос вызвал у Константина Павловича крайнее недоумение. Между тем, в войсках для командира – это первейший и важнейший вопрос при устройстве лагеря и в повседневной жизни. К сожалению, многие командиры не владеют и не хотят заниматься бытовыми вопросами, смотрят на них свысока, переводя их соответствующим службам. А службы без командирского надзора пускают это дело на такой самотек, что стоянки наших частей со временем обрастают со всех сторон свалкам и горами мусора. На все это я вдосталь насмотрелся и в Афганистане, и потом, в Монголии.
Между тем, к штабу подошла машина, мы сели в нее и поехали на свалку. Оказалось, что ехать недалеко: километра полтора – два. Выйдя из машины, я нигде не увидел привычного нагромождения куч мусора – в лесном массиве было чисто.
- А где же свалка?
- А вот, в траншее…
Действительно, невдалеке была вырыта глубокая траншея, наполовину аккуратно заполненная бытовым мусором.
- Когда траншея заполнится, мы ее засыплем, сверху посадим деревья, а рядом выкопаем новую,- пояснил Насута.
Что тут сказать? Просто молодцы!
Было часов двенадцать утра, когда мы возвратились назад, и я снова поднялся в свой кабинет.
Время тянулось томительно медленно, по-прежнему чувствовалась слабость, клонило ко сну, не терпелось дождаться обеденного перерыва, чтобы уйти в гостиницу и лечь в постель…
- Так дело не пойдет,- подумал я,- нужно, прежде всего, восстановить здоровье и параллельно решить неотложные вопросы.
К неотложным вопросом, на мой взгляд, была проблема с транспортом: в гараже около сорока единиц техники, а выехать в город, кроме как на командирском УАЗике, не на чем.
- Санитарную машину добили до ручки,- жалуется доктор,- больного отвезти – проблема…
А иностранцы! Иностранцы могут приехать в любой момент, и для их обслуживания мне нужна “Волга” и микроавтобус РАФ.
К счастью, в Советской Армии есть хорошая традиция: оказывать помощь и поддержку вновь назначенным командирам. Нужно воспользоваться этим благоприятным моментом и позвонить своим начальникам в Москву. Кому лучше всего звонить? Начальнику УСБ генералу Кичаеву, видимо, звонить не следует: у него машин нет, одни снаряды, а снарядов у нас и своих хватает…
Лучше всего позвонить начальнику Организационно – Планового Управления ГРАУ генералу Ходану.
- Слушаю, Ходан! – сразу ответил он.
Представившись, я изложил ему свою просьбу о выделении части двух легковых машин. Расторопный и оперативный Николай Данилович отреагировал мгновенно:
- Хорошо, помогу, - ответил он, - Решение о выделении машин сообщу телеграммой…
Положив трубку, я вздохнул с облегчением: один из труднейших вопросов по существу был решен.
- Какие будут указания? – спросил заглянувший в кабинет перед обеденным перерывом майор Насута.
- Скажите, Приказ Министра Обороны о проведении физкультуры с офицерами и прапорщиками отменен?
- Никак нет, не отменен, физкультура должна проводиться три раза в неделю по одному часу, по понедельникам, средам и пятницам…
- Тогда объявите: в следующую пятницу всем офицерам и прапорщикам построение на физзарядку в спортивной форме с лыжами. Снега сейчас много, будем заниматься лыжной прогулкой…
- Лыжная экипировка и сами лыжи стоят дорого, - возразил Насута. – Может быть к этому времени не все смогут все это приобрести.
- Все равно, пусть становятся в строй – будут заниматься пешей прогулкой…
Наконец подошло время обеденного перерыва. Обедать я пошел в столовую. Тут питались рабочие и служащие, иногда – офицеры и прапорщики части. Кормили хорошо: различные закуски, несколько первых блюд, мясные вторые блюда, чай, компот, молоко, выпечка. Все это недорого. В то же время, большой обеденный зал какой-то неуютный, казарменный.
Заведующая столовой, воспользовавшись моментом, тут же выложила мне все свои заботы и проблемы: протекает крыша столовой, требуется косметический ремонт, иногда не дают транспорт и так далее. Действительно, заглянув во все уголки, я увидел желтые подтеки на стенах, подсобные помещения захламлены, гостевая комната загромождена сломанной мебелью и заперта на глухой замок…
Впитав в себя всю эту негативную информацию, я, наконец, жлбрался до гостиницы, упал на койку и мгновенно уснул.
Затрещавший будильник возвестил, что короткий обеденный перерыв закончился и что нужно опять идти на службу. Я положил себе за железное правило ни в коем случае не нарушать распорядок дня и служить в этом отношении примером для подчиненных.
За полчаса до окончания рабочего дня в кабинет зашел мой заместитель главный инженер части подполковник Морев. Разными намеками мне дали понять, что Геннадий Иванович не пользуется авторитетом в части, так как у прежнего командира он был, как бы, “в загоне”. Это наглядный пример соотношения в одном человеке инженерных и командирских качеств: хороший, грамотный специалист, но мягкий по характеру, Морев не был ни строгим, ни требовательным. Не отличался он и инициативностью в работе, из-за чего, естественно, упускались многие вопросы и требовалось вмешательство командира в инженерные дела - отсюда у него и соответствующий авторитет.
- В семнадцать часов у нас планерка, - сказал Морев. – Будете ее проводить?
- Прошу Вас провести эту планерку, а я послушаю…
В назначенное время в кабинет один за другим стали входить начальники подразделений: помощник по материально-техническому обеспечению майор Осипенко, начальник отдела хранения майор Страх, начальник лаборатории капитан Рябов. Прибыли так же начальник пожарной команды старший прапорщик Карзин, начальник энерго-механического участка служащий С. Н. Змачинский, начальник цеха капитан Суханов, начальник гаража служащий СА Колбаско и, конечно, начальник штаба майор Насута.
Планерка свелась, в основном, к распределению транспорта на следующий день и к мелким текущим вопросам. При этом выяснилось, что автотранспорт в нашем гараже находится в плачевном состоянии, нужно принимать срочные меры по его ремонту и замене. Когда все указания на следующий день были даны и все разошлись, осталось какое-то чувство неудовлетворенности: текучка, мелочевка. Нужно, как учили, найти основное звено и, ухватившись за него, вытащить всю цепь. Но что это за звено? По всей видимости, это мобилизационный план части.
- В каком состоянии у нас мобплан? – спросил я майора Насуту.
- Требует переработки, сроки давно уже прошли…
- Тогда, не откладывая в долгий ящик, завтра с утра мы с Вами и займемся им…
- Понятно. Мы будем готовить материал, а Катюшка будет печатать. Я освобожу ее от другой работы…
- Какая Катюшка?
- Моя женв. Она работает машинисткой у нас в штабе, допуск у нее есть…
Я не знаю ни одного командира части, который любил бы мобилизационную работу. Это и понятно: мобилизационный план – это план части на случай войны, со всеми ее ужасами, тяготами и жертвами, одно упоминание о которых наводит тоску…
Многие счастливые командиры, всю жизнь прослужившие в мирных условиях, привыкают смотреть на мобплан, как на какую-то сверхсекретную формальность, не отдаваясь всей душой этом малоприятному, но жизненно необходимому делу. Насколько добротно, полно и детально проработан мобплан, настолько легче его выполнять в особый период. К сожалению, это в полной мере начинают понимать лишь те, кто прошел через ад отмобилизования. Когда я приехал в Кабул, 40-я армия уже была полностью отмобилизована и вела боевые действия.
- Явился на готовенькое! – сказали мне вооруженцы Туркестанского Военного Округа, только что пережившие кошмарный период отмобилизования войск.
Каждый мобилизационный план, грубо говоря, состоит из двух частей: задач, стоящих перед частью на особый период, и решения командира по их выполнению, исходя из местных, конкретных условий. Задачу ставит старший начальник, тут особых трудностей не предвидится – переписал, и дело с концом. А вот решения командира по выполнению этих задач являются изюминкой мобплана и вызывают затруднения. Есть вопросы, которые трудно разрешить, и некоторые командиры их обходят, оставляя открытыми. Этого делать ни в коем случае нельзя. Помню, командующий 14-й гвардейской армией генерал-лейтенант Востров, обнаружив пустое место в решении того или иного командира, сильно возмущался.
- Пусть решение будет глупым, - говорил Владимир Андреевич, - но это все же лучше, чем не будет вовсе никакого решения…
Решение командир принимает не единолично: оно складывается из суммы решений начальников соответствующих служб. Опытный командир, как пять пальцев знающий свою часть, при принятии решения, конечно, может обойтись и без начальников служб. Этого тоже нельзя делать. Ведь в этом случае начальники служб будут в стороне, а именно им предстоит выполнять эти решения - командиру везде не успеть. Исходя из этого принципа, при выработке решения я добивался предварительных соображений по тому или иному конкретному вопросу от своих подчиненных. К моему удивлению, затруднение вызывали простые вещи: прием личного состава, размещение, организация питания и т.д.
Условия приема личного состава брались экстремальные: зима и лютый мороз или дождь и слякоть.
- Где нам постричь и помыть личный состав? – спрашивал я майора Осипенко.
- Баня у нас маленькая, предбанника и вовсе нет, всех там не помоем, а стричь и подавно негде, - уходил Осипенко от ответа.
- Так что же будем делать? – не отставал я.
- Не знаю, нужно подумать…
- Думайте, завтра вернемся к этому вопросу…
На следующий день Осипенко опять уходил от ответа.
- Давайте решим, что не будем ни стричь, ни мыть личный состав, - не выдерживал я, - решение глупое, но это лучше, чем не будет никакого…
- Почему же не будем? – наконец “прозревал” Осипенко, - можно использовать фойе клуба, посмотреть помещения школы или, как вариант, рядом с баней поставить большую палатку с печкой…
Решение командира по тому или иному вопросу должно быть не только мудрым, обоснованным, оптимальным, но еще и обеспеченным материальными средствами.
- А большая палатка у нас есть?
- Нужно заявить в округе…
- Вот когда палатка и печка будут на месте, тогда и примем такой вариант…
Основной объем работы в особый период приходится на рассредоточение запасов боеприпасов нашего отдела хранения. Этим вопросом мне приходилось вплотную заниматься еще в ГСВГ, где на групповых складах систематически проводились учения с подъемом по тревоге, , формированием головного отделения, совершением марша в заданный район и оборудованием там полевого склада в строгом соответствии с руководством по ПАС. Была у нас даже разработанная нами методика проведения этих учений. К сожалению, здесь такие учения не проводились, и личный состав не приучен ни к действиям по тревоге, ни к выходам в поле. Конечно базы ГРАУ – это не войска. Но, коль скоро есть вопросы рассредоточения, их нужно периодически проигрывать в учебном плане.
В отношении рассредоточения запасов у меня вызрело свое собственное “крамольное” мнение: часть боеприпасов (примерно одну четверть) рассредоточивать вовсе не нужно. Лучше оставлять их в хранилищах в шахматном порядке, чередуя с пустыми (противник будет думать, что все вывезено). Тем более, что безопасные расстояния между хранилищами удваиваются, а живучесть запасов, вывезенных в чистое поле сомнительна…
Теперь несколько слов о секретности. Мобилизационный план части, безусловно, является совершенно секретным документом, но из этого нельзя делать культ: все офицеры и прапорщики должны четко знать свои обязанности по степеням готовности…
Между тем подходила пятница – день, назначенный мною для занятий физкультурой. Нужно было самому купить лыжное снаряжение, и я поехал в Минск.
В центральном универмаге полно всякого добротного товара, в большинстве своем белорусского производства – это и прекрасные холодильники, и велосипеды, и ткани, и радиоаппаратура и телевизоры, и многое другое. Нужно сказать, что и сегодня белорусские товары не утратили своего качества и успешно конкурируют с импортным ширпотребом. Я выбрал себе лыжи с ботинками и лыжный костюм.
В пятницу утром все офицеры и прапорщики выстроились перед штабом в лыжной экипировке. На большинстве были новенькие, очевидно, накануне купленные, красивые лыжные костюмы.
Выйдя за ворота части, мы углубились в роскошный хвойный лес. Я шел впереди. Какая сказочная прогулка! И сам воздух, и лапы елей под снегом, и молодой пушистый снежок, и небольшой бодрящий морозец. Все это бодрило и радовало, и мы, незаметно для себя, с удовольствием прошли нашу дистанцию. Лыжная прогулка всем понравилась. Мне показалось, что между мною и моими подчиненными отношения стали более близкими, более товарищескими…
- Давайте физподготовку проводить вечером, после окончания рабочего дня, - предложил Морев, - а то утром наши рабочие и служащие остаются без руководителей.
Командир должен чутко прислушиваться к своим подчиненным, в случае неверного решения не упираться, отстаивая честь мундира, а иметь мужество признать свою ошибку и тут же постараться ее исправить.
- Действительно, физкультурой нам лучше заниматься вечером, - согласился я с Моревым.
В дальнейшем лыжные прогулки мы стали совершать вечером. И тут уже не обходились одним часом, а катались в свое удовольствие, сколько влезет. Ходили мы на лыжах и по выходным дням. Однажды мы с Моревым ушли довольно далеко. Стоял чудесный солнечный денек, морозец градусов восемь, ни ветерка - одним словом, погода для лыжной прогулки самая благоприятная. Вдали показалась соседняя деревня.
- Интересно посмотреть, как живут белорусы, - сказал я Мореву, - давайте пройдем по деревне.
- В этой деревне живет много наших рабочих. Вон в крайнем дворе виден хозяин, зайдем к нему…
Мы свернули к крайнему дому, я внимательно рассматривал и сам дом, и подворье, сравнивая детали деревенского быта белорусов с нашими российскими. Во-первых, и дом, и участок вокруг дома, и весь огород были выгорожены аккуратной жердевой изгородью. Во-вторых, и возле дома, и на подворье, и на гумне – словом, везде, было прибрано и чисто. Хозяин работал на огороде, разбрасывая вилами копну соломы.
- Принимай гостей, - сказал Морев, когда мы подъехали вплотную к изгороди.
- Заходите в дом, - пригласил нас хозяин, бросив свои вилы.
Мы сняли лыжи и прошли в дом. Дом деревянный, на высоком фундаменте, с просторными сенями. И пол и потолок в сенях из гладко выструганных, потемневших от времени досок. В сенях ничего лишнего: ни коробок, ни ящиков, ни инвентаря – словом, ничего, что зачастую загромождает и захламляет подобные помещения.
Войдя в комнату, мы оказались в просторной горнице. Справа возле окна стол, вдоль стен лавки, стены украшены рушниками, вышитыми белорусским орнаментом.
В горнице сидела светловолосая девочка лет одиннадцати, дочка хозяина. Хозяйки дома не было. Отец что-то сказал дочке. Та сорвалась с места и, словно белка, нырнула в люк погреба, находившегося под сенями. Она вытащила из погреба припасы и, буквально, в считанные минуты накрыла стол. На стола стояло: белорусское сало, засоленное с перцем и чесноком, колбаса домашнего изготовления трех сортов, грибы соленые, грибы маринованные, запотевшая бутылка водки…
Мы подняли чарки за хозяина, чтобы его дом был всегда полной чашей…
Какая закуска может сравниться с солеными грибами в сметане? Но вкуснее всего оказался один сорт домашней колбасы, от которой я прямо-таки не мог оторваться.
- Это сыровяленая колбаса, - сказал хозяин, - кусочки сырого мяса и сала шинкуются в кишки, готовые колбаски подвешиваются на чердаке и там выдерживаются…
Хорошо живут белорусы, - сказал я Мореву, когда, распрощавшись с гостеприимным хозяином, мы возвращались назад. – Неужели все так живут?
- Некоторые живут и лучше. Белорусы – народ трудолюбивый, продукты у них почти все свои. Ту же колбасу в магазинах они не покупают…
Между тем, работа над мобилизационным планом подходила к концу: оставалось уточнить некоторые детали, исполнить карту и согласовать ее с Оперативным Управлением штаба округа. Если этого не сделать, то наш район в особый период может быть занят другими войсками. Кроме карты в штабе округа у меня еще много дел: нужно представиться начальнику политуправления, зайти в автослужбу и в Службу Ракетно-Артиллерийского Вооружения.
Величественное здание штаба Белорусского Военного Округа, похожее на здание из кинофильма “Офицеры”, одним своим видом вызывало уважение к этому учреждению.
Выписав пропуск, сначала направился в политуправление.
Нужно сказать, что в это время в Советской Армии вообще и в нашей части, в частности, процветала анонимщина – явление, надо сказать, не из приятных. Анонимщик невидим, может, не отвечая ни за что, написать, что вздумается, а ты потом попробуй оправдаться при унизительном разбирательстве очередной комиссии. Обычная тактика анонимщиков: замешать немного правды с неправдой и вымыслом, выставить факты в ином свете и укрыться за анонимным “посланием”, написанным нарочно корявым почерком где-то на стороне. Анонимщина поощрялась сверху: по каждой анонимке из ГРАУ приезжал представитель и начинал “разбираться”. Как говорится, спрос рождает предложение: если бы в центре не обращали внимания на анонимки, то они прекратились бы сами собой.
- Если будете кристально чистым, то анонимку на Вас не напишут, - строго сказал мне начальник политуправления, когда я посетовал ему по поводу анонимок.
Это мне было понятно, поэтому мы с женой жили в гостинице и не ходили в местный магазин, который зачастую являлся “яблоком раздора”…
В округе уже больше года функционировал, на мой взгляд, не только бесполезный, но и вредный институт заместителей по вооружению. Вооруженцы встретили меня приветливо, выслушали мои просьбы и тут же приняли их к исполнению.
- Поможем вам и с автотранспортом, - заверил меня нвчвльник штаба Управления Вооружения округа полковник Костев.
Познакомился я и с начальником Службы Ракетно-Артиллерийского Вооружения округа, которую возглавлял полковник Попович Антон Павлович - исключительно исполнительный и грамотный вооруженец.
Наступила очередная суббота – по заведенной традиции, банный день в части. Мне можно было поехать в Стайки – это расположенная рядом база футбольной команды минского “Динамо”. Там и сауна, и душ, и бассейн, и кислородные ванны… Нет, лучше все же пойти в свою баню: негоже командиру части скитаться по окрестностям в поисках помывки.
Одев меховую куртку и меховые сапоги, с веником и прочим банным снаряжением, я отправился в баню, расположенную метрах в ста за штабом. Возле небольшого кирпичного здания у входных дверей стояла пожилая женщина - хозяйка этого заведения. Она и топила печку, и убирала, и продавала билеты – все в одном лице. Вокруг здания сложены дрова, печка топится снаружи. Взяв билет и шагнув внутрь, я очутился прямо в раздевалке – служебного помещения и предбанника не было. В темной и мрачной раздевалке вдоль стен лавки, над ними во всю длину общие вешалки с крючками без какого бы то ни было разделения на секции. Раздевшись и повесив свою одежду на свободные крючки, я прошел в парную.
Парились, в основном, наши рабочие, из офицеров и прапорщиков никого не было. Взобравшись на верхнюю полку, я стал наслаждаться сухим, крепким паром, вдыхая аромат распаренных дубовых и березовых веников. Между тем мужики, сидящие рядом со мной, как бы между собой завели разговор:
- Полки совсем прогнили, как бы не загреметь отсюда…
- Да и печка вся растрескалась, из щелей в парную идет угар и дым…
Печку искусный мастер в свое время сложил по уму: топилась она снаружи, а в парную выходил только зев печки с раскаленными докрасна камнями – голышами, которые и давали тот ценный сухой и горячий пар. Однако, со временем камни раскрошились, сама печка во многих местах растрескалась и дымила. Было очевидно, что и печка, и полки, и ступеньки требуют ремонта. Но почему до сих пор не делали ремонт? Кто мешал? Почему само по себе не делается очевидное? Неужели командиру части везде нужно быть толкачом? Наверное, это так и есть и заложено в самой природе вещей…
- Есть ли у нас плотник и печник? – спросил я майора Насуту на следующий день.
- Плотником у нас работает Шабуневич, а печника нет…
- А кто же клал в бане печь?
- Какой-то бывший пленный немец, он жил в соседней деревне, а жив ли он теперь или нет – неизвестно…
- Ну, хорошо. Пригласите в понедельник с утра ко мне Шабуневича.
- Есть!
В назначенное время в кабинет вошел мужчина лет пятидесяти в рабочей спецовке и остановился у дверей.
- Нужно отремонтировать полки в бане, - поздоровавшись, сказал я Шабуневичу.
- Хорошо, будет сделано, - ответил он и ушел.
В следующий раз, сидя в парилке на свежевыструганных досках полка, я опять прислушивался к разговору мужиков.
- По-хорошему, надо бы парилку обшить рейкой, говорили они, - оборудовать по-человечески раздевалку, заменить краны…
На очередной планерке, обсудив положение дел в целом, мы решили заняться не только баней, но и гостиницей, и столовой, и штабом. Мы решили облагородить декоративной рейкой вестибюль гостиницы, коридор столовой и, конечно, баню. У нас свой деревообделочный цех, досок много, так что вскоре работа закипела… Из центра нам пришел вагон с облицовочной плиткой, красками и прочими материалами. Так что мы не только заново облицевали душевую, но и сделали небольшой бассейн. Оставалось решить проблему с ремонтом печки…
- Нашли того немца! – однажды радостно сообщил мне Насута. – Жив - здоров, живет в соседней деревне!
- Немедленно посылайте за ним машину! Попросите помочь нам, привезите мастера со всеми почестями!
Через некоторое время печка была отремонтирована и стала лучше новой. В дальнейшем мы оборудовали раздевалку и комнату отдыха. Так что если раньше баню посещали лишь любители парной, то теперь число желающих увеличилось в несколько раз и пришлось установить дни для женщин, для военнослужащих и рабочих. Был у нас аппарат для газирования воды, так что теперь перед каждой баней в комнату отдыха завозили сифоны с газированной водой. Здесь я много места уделяю, казалось бы, такому второстепенному вопросу, как баня. Но баня – это праздник, а у человека должно быть как можно больше праздников…
Между тем, из Москвы пришла телеграмма о выделении нам двух легковых машин: “Волгу” нужно получить в гараже Министерства Обороны, а микроавтобус РАФ на заводе в Риге. В Москве я не был уже давно и, пользуясь случаем, решил туда поехать сам вместе с водителем, старшим прапорщиком Карзиным. Мы выехали из Минска вечерним поездом, рассчитывая за день завершить в столице все дела и своим ходом вернуться обратно.
Со своим непосредственным начальником, генералом Кичаевым, мы вместе были в Афганистане, приезжал туда и мы встречались с теперешним начальником ГРАУ генерал-полковником Андриановым, а вот генерала Ходана я не видел уже давно.
В кабинете у Николая Даниловича полно народа.
- Выжил, выдержал, справился, - приветствовал он меня, и мы обнялись. – Восстанавливай здоровье, а там посмотрим. Вот тебе документы на машину из нашего гаража, иди получай…
Получив документы на машину, я отправился в Управление Снабжения Боеприпасами, возглавляемое генералом Кичаевым. Олег Михайлович подробно расспросил меня о положении дел в части, спросил, чем помочь. По завершении беседы я решил пройти по отделам Управления, чтобы познакомиться с работниками и получить указания заместителя полковника Сучилина и начальников отделов полковников Карпова, Гриценко и Свиридова.
- Мы планируем Вам на январь транспорт в количестве десяти вагонов, - сказали мне, - нужно немного поработать…
Поработать, так поработать: сколько этих транспортов за службу отправлено и сколько принято, один Бог знает. Но я еще не подозревал, с какими трудностями мне придется столкнуться при разгрузке этих десяти вагонов.
Завершив дела и отметив у дежурного по ГРАУ пропуск, я спустился на третий этаж. Проходя по коридору, на дверях одного из кабинетов увидел табличку: “Заместитель Главкома Сухопутных Войск по Вооружению генерал-полковник Баженов П. И.” Вот так новость! Введена новая должность у вооруженцев, и Павел Иванович стал не только генерал-полковником, но еще и нашим начальником! Нужно зайти к Баженову и хотя бы поздороваться, ведь в Кабуле, где он курировал танкистов, мы встречались с ним почти ежедневно. Приоткрыв дверь, я с удивлением увидел сидящего за столом генерал-полковника Лебедева. Оказывается, Валентин Яковлевич стал заместителем Баженова, перейдя к нему с должности заместителя начальника ГРАУ. Лебедев поздравил меня с благополучным возвращением.
- Мы следили за Вами и ускорили замену, - сказал он.
Из краткой беседы мне несколько прояснилась обстановка на нашем “вооруженческом олимпе”: новая структура еще не устоялась, непростые отношения с Главными Управлениями…
Оказалось, что в гараж идти недалеко – он гаходится сразу за зданием Министерства Обороны.
- Забирайте ласточку, - сказал начальник гаража, подойдя к черной “Волге”, - это бывшая “домашняя” Епишева. Машина после ремонта в хорошем состоянии…
- А что такое “домашняя”?
Мне, как провинциалу, разъяснили, что у больших начальников по две служебных машины: одна возит его самого, а другая, так называемая “домашняя”, возит жену.
Ну что ж, “домашняя” так “домашняя”, нам без разницы. Мы сели с Карзиным в машину и покатили домой: дома лучше. Тут, вроде, ничего не делал, а чертовски устал. Видимо, встреча с начальством дает стресс…
Машина и впрямь оказалась ласточкой: приемистая, легкая на ходу, так что мы без проблем быстро доехали до Минска…
Нас встречали. Посмотреть на новую машину собрались любопытные. Еще бы! Ведь раньше в части никогда не было “Волги”, а это престиж и для части, и, конечно, для командира. Командир любит свою машину…
Вскоре из Риги пригнали новеньки, салатного цвета микроавтобус “РАФ”, так что теперь можно без проблем обслуживать иностранцев.
До Нового 1982 года оставалось уже немного времени, когда из штаба округа пришли две бумаги: одна по строительству, другая по металлолому.
Командиры бывают двух сортов: так называемые “строители”, которые любят строить, и те, кто строительством не будет заниматься даже под дулом пистолета. Дело в том, что ни в Уставе, ни в другом каком-либо документе не указано командиру заниматься строительством. Поэтому каждый командир может строить, а может и не строить. За примером далеко ходить не нужно: мой предшественник за все время командования частью не забил и гвоздя, а до него полковник Дыкун, собственно говоря, и выстроил весь городок.
Или бывший командующий Белорусским Военным Округом – генерал армии Третьяк Иван Моисеевич – выстроил весь округ, и его даже за глаза называли ”cтроитель”.
- Не строитель, а стратег, - строго поправили меня, когда я однажды в разговоре назвал его так,- он сначала создает группировку войск, а уж потом обустраивает её…
Желание строить – это божий дар, заложенный в человеке: тяга к лучшему, совершенному, прекрасному. Ведь командиру-строителю приходится, помимо прочего, взваливать на свои плечи дополнительную нелегкую, хлопотливую и небезопасную ношу…
Опыт строительства у меня почти нулевой, хотя тяга к совершенному и прекрасному есть: сначала мечта, фантазия, разговоры, как бы в шутку, потом прикидки, расчеты, наконец, принятие решения и затем неукоснительное и неотступное выполнение этого решения – это, наверное, и есть прагматичный романтизм…
- Хорошо бы построить нам свое КПП-1 с почтовым отделением днём,- мечтаю я.
- А в нем ещё комнату для посетителей и для коменданта части,- добавляет майор Насута.
- КПП-2 тоже хорошо бы построить новое,- предлагает главный инженер.
- И с наблюдательным пожарным постом на крыше,- вставляет Карзин.
Построить хотелось бы многое, но справимся ли мы? Ведь кроме обязательного строительства газопровода, которое откладывалось несколько лет, над нами висит опять-таки обязательный ремонт кровли столовой, лаборатории и клуба. Прикидывали и так и эдак. И, в конечном итоге, решили включить в план строительства на 1982 год: газификацию котельной, строительство КПП-1 и КПП-2, а также ремонт кровли.
- Округ предлагает нам и строительство дома,- сказал майор Осипенко.
- Какого дома?
- Жилого пятиэтажного дома, когда я был в КЭУ, то слышал разговор об этом…
Строительство дома – это не шутка, нужно будет мне самому всё узнать в округе, а уж потом принимать решение. Действительно, КЭУ округа бралось строить жилой многоквартирный дом в нашем городке подрядным способом, но я колебался.
- Мы ничего не теряем,- настаивал майор Осипенко,- если мы не уложимся за год, то строительство перейдет на 1983 год. Главное получить титул, и упускать такую возможность нельзя…
В конце концов, в план строительства мы включили и жилой дом и теперь, как говорится, дал слово – держись!
Ясно, что к строительству нужно готовиться уже сейчас, но что можно сделать зимой? Прежде всего, конечно, всякая разрешительная и проектная документация, согласования и, разумеется, заготовка строительных материалов. Что касается газификации котельной, то тут целая эпопея: прокладка газопровода длиною 7 километров, строительство газораспределительного пункта (ГРП) и переоборудование собственно котлов с угля на газ с установкой автоматики и соответствующих приборов. Из семи километров трассы газопровода, километра два (на подходе к части) приходится на заросли леса, в котором нам нужно делать просеку. С этой просеки, не откладывая дела в долгий ящик, можно и начинать…
Лес растет десятилетиями, а спилить какую-нибудь красавицу ель или сосну – дело нескольких минут. Подходишь к дереву, а оно как живое, но делать нечего – прости, красавица… По условиям вырубки древесину мы забирали себе, свозили в цех и там разделывали на доски, а ветки и сучки сжигали в лесу. Жечь костер в зимнем лесу – это не работа, а удовольствие, и этим мы занимались сами во время лыжных прогулок.
Тем временем пришло извещение, что к нам едет группа иностранцев. К этому времени нам с Надеждой Иосифовной всё же удалось кое-что сделать в гостинице: стены вестибюля обшили декоративными рейками, заменили решетки, обновили оборудование буфета, на стенах повесили чеканку, подремонтировали номера и навели в них порядок. Правда, из-за недостатка средств сделано, естественно, далеко не все, но жить можно, хотя немного холодновато (наша котельная на угле на большее не способна).
У каждого командира бывают свои небольшие увлечения или, если хотите, причуды. У меня таким увлечением были решетки. У нас зарешечена, практически, вся страна: решетки на окнах и на балконах, решетки в городах и деревнях, в войсковых частях и в учреждениях, причем, самого отвратительного – тюремного дизайна “в клетку”, в лучшем случае – “лучами”. Окна с такими решетками наводят уныние и тоску, а ведь за этими окнами сидят вольные люди… Такие решетки везде, за исключением… штаба Туркестанского Военного Округа – там высокохудожественные решетки с разнообразным и неповторимым восточным орнаментом. Любуясь нарядным зданием штаба округа, я не только впитал в себя волшебный орнамент тех решеток, но и зарисовал их себе в блокнот. Теперь и у нас и на окнах штаба, и в гостинице, и в столовой – словом, везде, тоже красуются решетки с восточным орнаментом.
Первыми к нам приехали сирийцы. Их было трое: Акрам, Назим и Абдулахмейн. Приехали они к нам из Пензенского Высшего Инженерного Артиллерийского Училища на практику вместе с преподавателем, но без переводчика – они прекрасно владели русским. Встречали мы их на микроавтобусе и без проблем разместили в гостинице на втором этаже. По сложившейся традиции, иностранцев обслуживала наша Тамара – светловолосая, симпатичная пышка, небольшого роста, она больше всего подходила к этому делу, так как обладала мягким, покладистым характером и обходительностью. В полном распоряжении у Тамары был микроавтобус, она ездила на нем закупать продукты, готовила и кормила иностранцев в гостиничном буфете.
В мои же обязанности, помимо прочего, входило посещение вместе с иностранцами памятных исторических мест, в первую очередь, трагического памятника Великой Отечественной Войны “Хатынь”, вовлечение их в общественную жизнь части и поздравления по случаю национальных праздников. Даты и названия этих праздников, естественно, мне сообщали каждый раз заранее.
Впервые посетить “Хатынь” мне довелось именно с сирийцами. И этот печальный звон колокола, и эти остовы сгоревших вместе с людьми хат, и эти выбитые на плитах цифры погибших и замученных оставляют в душе тяжелый неизгладимый след. Моя родная деревня на Орловщине тоже почти дотла сгорела во время войны – у нас проходила линия фронта. Он первый удар, первую ярость фашистов приняли на себя белорусы…
Вот посажены три березки, три сестрички, а на месте четвертой горит вечный огонь – в войну погиб каждый четвертый житель Белоруссии…
Но жизнь продолжается. Мудрые белорусы на выезде поставили ресторанчик “Партизанский бор”, тут можно и помянуть погибших, и снять тяжесть с души… Мы сворачиваем к ресторанчику. В просторном зале длинные столы со скамьями, интерьер ресторана со вкусом выдержан в национальном белорусском стиле. Мы устроились в дальнем уголке, заказали закуску и выпивку, Акрам сел рядом со мной… К моему удивлению, менталитет у сирийцев оказался близок к нашему: сочувствие, сопереживание, участие, одинаковый психологический настрой – увиденное их потрясло в такой же степени, что и нас…
Занятия с иностранцами проводились в отделе хранения, в цехе и в лаборатории. Центральная Контрольная Лаборатория по испытанию физико-химических свойств порохов, несомненно, являлась самым сложным звеном в процессе обучения. Начальник ЦКЛ капитан Рябов, грамотный, высокопрофессиональный специалист, закончил гражданский ВУЗ. Принципиальный и строгий, пользуется у иностранцев авторитетом, и они его побаиваются – можно “завалиться” на экзамене.
Оценку нашего обучения я узнал от самих иностранцев.
Однажды к нам приехал сомалиец. Был канун какого-то праздника, и, по обыкновению, личный состав части собрался в клубе на торжественное собрание. Пригласили на это собрание мы и нашего гостя. Собрание проходило обыкновенно: дежурный доклад командира с поздравлением, выступления передовиков, зачитывание праздничного приказа с поощрениями. Темнокожий сомалиец сидел в президиуме в своей экзотической камуфляжной форме и модных темных очках, внимательно слушал и наблюдал за всем происходящим и, когда начались выступления, вдруг взял слово.
- Я приехал к вам из Парижа, - взойдя на трибуну, по-русски сказал он. – Учился там в Университете. Учиться мне было тяжело, так как я плохо понимал французский язык. Но это никого не волновало, и я вынужден был сначала записывать лекции на магнитофон, а потом заниматься переводом. Не все мне было понятно, но за помощью обратиться мне было не к кому – вокруг какая-то пустота и бездушие. У вас я совсем недавно, но сразу почувствовал огромную разницу по отношению к себе: господин капитан Рябов добровольно дополнительно занимается со мной до тех пор, пока не убедится, что я полностью усвоил материал. Спасибо вам за теплоту и великодушие!
Вот это оценка! Между тем, у начальника лаборатории “господина Рябова” всего лишь капитанская должность, тогда как в Германии начальником такой же лаборатории был в свое время подполковник Тихомиров. Это несправедливо! К сожалению, в жизни много несправедливости, и за эту самую справедливость нужно бороться… Наша лаборатория здесь единственная, с уникальным оборудованием, обслуживает несколько округов, и я обратился в Центр с просьбой пересмотреть штатную категорию начальника лаборатории. Просьба была удовлетворена, и вскоре Рябов получил очередное воинское звание “инженер-майор”.
За проживание в нашей гостинице иностранцы платили не менее 25 рублей в сутки, так что вскоре Надежда Иосифовна “разбогатела” и могла покрывать издержки не только по обслуживанию, но и покупать ковры, посуду и прочее. Иностранцы жили у нас по месяцу и больше, иногда по нескольку групп одновременно. Были и курьезы.
Однажды одновременно совпали две группы: одна из Ливии, другая из Йемена. Ливийцы приехали немного раньше и пищу готовили себе сами. Делали они так: в соседней деревне закупали десяток овец и резали их по мере надобности – магазинное готовое мясо они не признавали, считая его, по мусульманским понятиям, мертвечиной…
Ездивший с ними в деревню майор Осипенко рассказывал о процедуре заклания барашка: сначала ориентировали его головой на восток, а хвостом на запад, прокалывали горло и выпускали кровь, через надрез на ноге надували под кожу воздух…
- Удивительно, - рассказывал Осипенко, - но баран раздувался, как футбольный мяч, ударом острого ножа рассекали шкуру, и она мгновенно слетала с туши…
После разделки туши они сами готовили себе в буфете. В буфете у нас, помимо всего прочего, стационарная кофемолка. Естественно, в ней ливийцы мололи кофе. Приехавшие чуть позже йеменцы смололи в этой же кофемолке горький перец, так что пришлось улаживать это недоразумение.
Иностранцы свободно ходили по нашему городку, в том числе посещали жилую зону. Это не возбранялось, но меня беспокоила наша культура быта. Опасения оправдались: двери домов обшарпаны, обивка висит клочьями, входы домов не освещены и загромождены разным хламом. Пришлось проводить по этому вопросу соответствующую работу.
- Французов мы прогнали, немцев победили, - эмоционально говорил я на собрании жильцов, - никто не придет к нам наводить порядок в нашем собственном доме. У нас обучаются иностранцы, что они расскажут у себя о нашей культуре!
Короче говоря, был дан недельный срок “на устранение недостатков”, побывал я и в некоторых квартирах, но даже и после этого картина оставалась не очень радостная: низкая культура быта, привычка к беспорядку – характерная черта русского человека… Нужно сказать, что внимания вопросам быта уделяется у нас мало. Впервые мы это осознали живя в Германии, где в магазинах для быта, например, для кухни есть все, что душа пожелает: от какой-нибудь подставки до тряпочки для мытья посуды и прихваток…
Где-то в конце января из ВОСО округа сообщили, что к нам на подходе железнодорожный транспорт с боеприпасами в составе десяти вагонов.
- Как будем разгружать? – спросил я Морева. – Может быть поехать в округ и попросить солдат?
- Не нужно, выгрузим сами…
- Но у нас нет свободных людей!
- Как делали всегда. Приостановим все работы и распределим вагоны: 3 – отделу хранения, 3 – цеху, 2 – ЭМУ, 1 – пожарникам, 1 – лаборатории…
- Пожарников нельзя привлекать!
- Ничего, они выведут пожарные машины к рампе, и будут работать в готовности…
Когда на следующий день вагоны подали к разгрузочной рампе, то оказалось, что пол вагона на 15 сантиметров выше полотна рампы. При разгрузке это даже хорошо: тачка-медведка будет катиться по переходным металлическим листам как бы под горку, а вот при погрузке вагона…
- Почему построили рампу ниже на 15 сантиметров?
- Построили правильно, но недавно заменили деревянные шпалы железобетонными – вот и получилось…
- Что же теперь делать?
- Выход один: нужно наращивать рампу по высоте на 15 сантиметров.
Я прикинул: рампа длиною 150 метров и 4 в ширину потребует немалую работу. И как это лучше сделать, пока неясно…
Между тем двери вагонов раскрыли, и горячая работа началась: время у нас нормативное, ограниченное, нельзя допустить простой вагонов под разгрузкой.
Выявилась крайняя необходимость в наращивании рампы по высоте, ведь сегодня мы разгружали вагоны, а если завтра придется грузить эти же вагоны и катать тяжелые тачки-медведки вверх по уклону? Это, естественно, гораздо труднее и потребует больше времени. К сожалению, механизация погрузочных работ у нас почти нулевая, так что надо думать…Если командир думает над каким-либо вопросом, он его обязательно разрешит. Так и ту : проще всего выложить рампу железобетонными плитами, швы заделать, а сверху сделать еще и стяжку…
- Потребуется много дорогостоящих железобетонных плит, они шестиметровой длины, а машин-длинномеров у нас нет, - возразил Морев.
Стали считать. Получилось, что нам нужно ровным счетом сто железобетонных плит.
- Начнем с транспорта, - сказал я Мореву, - завтра же едем в округ и просим машины-длинномеры…
В штабе Белорусского Военного Округа к нам отнеслись с пониманием: дали нам пять новеньких КАМАЗов, в том числе два длинномера и списали старые машины. Теперь транспортная проблема полностью решена, и можно начинать завоз строительных материалов: кирпича, фундаментных блоков, цемента, рубероида, битума и прочего.
Были у нас и лошади, которые использовались, в основном, для внутренних нужд. Нужно сказать, что в век сплошной автомибилизации не следует отказываться от старого испытанного конного транспорта, который всегда “на ходу”, всегда под рукой, экологически чист, безопасен, не нуждается в дорогостоящем бензине и запчастях, не ограничен лимитом пробега…
Как-то рассказывал мне один начальник тыла полка:
- Завел я себе в полку лошадь и с тех пор горя не знал: двери КПП для моей упряжки всегда открыты, ведь ей не нужна ни путевка, ни техосмотр, ни старший, ни инструктаж. Поэтому с утра пораньше успевал и отходы из столовой на свинарник отвезти, и белье в прачечную сдать, и боеприпасы на стрельбище подбросить – словом, к девяти утра полностью управиться, а, между тем, машины все еще стоят у проходной…
У нас семь лошадей, ухаживает за ними конюх Лисовец, лошадей он любит и, когда у него бывает перебор со спиртным, ночует в конюшне. Одно плохо: лошади у нас преклонного возраста, а у местного лесника лошадь с жеребенком. Жеребенок мне очень нравится, и я всегда стараюсь чем-либо его угостить. Он берет с ладони угощение и дает себя погладить…
Разрешив транспортную проблему, мы приступили к завозу строительных материалов, и вскоре стопки кирпича выросли и у КПП-1, и у КПП-2, и на месте дома. Оставалось решить вопрос с железобетонными плитами. Помог случай. Однажды при поездке в город мы отклонились от обычного маршрута и поехали по объездной дороге. Вижу: в стороне от дороги какие-то большие строения промышленного типа.
- Что это за объект?
- Завод железобетонных изделий, - ответил водитель.
- Давайте заедем на этот завод…
Завод железобетонных изделий представлял из себя внушительное предприятие с огромными цехами, крановым хозяйством и подъездными путями. Огромная территория завода загромождена железобетонными плитами, фундаментными блоками, столбами, балками и прочим. Мы проехали к складу готовой продукции и разыскали начальника одного из цехов.
- Нам нужны некондиционные железобетонные плиты, можно ли купить их у вас? – спросил я его.
- У меня “некондицией” загромождена вся территория цеха, и я не знаю, куда с ней деваться, - ответил начальник цеха. – Берите эти плиты даром, я еще спасибо вам скажу…
Я не верил собственным ушам: такой трудный вопрос с этими плитами, оказывается, решался так просто! Конечно, не совсем просто: на завод нужно посылать машину-длинномер и свой кран (таково условие), грузить тяжелые плиты, ехать обратно, разгружать их, укладывать на рампу. Брали мы за один рейс по шесть плит и успевали за день делать только один рейс. Но “процесс пошел”…
Между тем, приближалось 23-е февраля – святой для нас день. И все готовились к предстоящему празднику: начальники подразделений и участков “подчищали хвосты” и определялись, кого надо поощрить, в штабе готовился праздничный приказ, кроме того, в честь праздника мы решили провести и лыжное соревнование…
День 23-го февраля выдался солнечным, тихим морозным – идеальным для лыжных соревнований. И, хотя систематические занятия физкультурой пронесли свои плоды, и я чувствовал себя значительно лучше, все равно мне не угнаться за молодыми здоровыми ребятами, а приходить к финишу последним командиру, конечно, не к лицу. Одна надежда на майора Страх: небольшого роста, с изрядным брюшком, он не очень уверенно держался на лыжне, и у меня был шанс обойти его и придти к финишу хотя бы предпоследним. На старте собралось много народа: дети, женщины, наши рабочие и служащие. Настроение у всех праздничное, шутки, смех… К моему огорчению выяснилось, что майор Страх по какой-то причине уклонился от участия в соревновании и пришел в качестве зрителя – теперь у меня нет никаких шансов…
Мы пошли. Сначала я шел впереди, но на половине дистанции меня стали обходить, так что ближе к финишу сзади меня остался только майор Казак, но вскоре и он обогнал меня. Я решил не сдаваться, прибавил ходу, дистанция между нами сократилась, но обойти его никак не удавалось: энергично работая палками, Альберт Маркович не собирался уступать лыжню. Показался финиш. Прилагая все силы, я все же сокращал расстояние между нами, но до финиша уже оставалось метров сто. И тут случай помог мне: перед самым финишем Казак запутался в лыжах и со всего маху бухнулся в сугроб. Публика была в восторге, и, пока под смех и шутки Казак выбирался из сугроба, я незаметно финишировал предпоследним.
Кроме лыжных соревнований, у нас в этот день еще предстояла поездка в город с офицерами и прапорщиками. Поехали все вместе на нашем школьном автобусе. В городе дела у всех разные: одному нужно в магазин, другому в фотографию, третьему в парикмахерскую и так далее. Остановившись в центре, мы условились через два часа собраться здесь же. Когда в назначенное время все были в сборе и собрались было ехать в обратный путь, кто-то предложил:
- Командир, не мешало бы перекусить перед дорогой…
Что же, сегодня большой праздник, не грех поднять и чарку…
Мы зашли в ближайший ресторан, расположились все за одним большим столом и сделали заказ. Вскоре официант накрыл стол, и я произнес тост за могучую Советскую Армию, которой мы гордились и которой целиком посвятили себя…
Когда трапеза закончилась и официант подал счет, офицеры стали шарить по карманам, доставая деньги.
- Товарищи офицеры, разрешите расплатиться мне, - сказал я и подал сотенную.
Как мне потом говорили, этот поступок возвысил меня в глазах офицеров – командир должен всегда иметь при себе сотню рублей…
Следом за мужским праздником, как известно, идет праздник женщин – 8-е Марта. Женщин к нас работает много: и в штабе, и в цеху, и в лаборатории, и в школе. В школе работает и моя Светлана Яковлевна преподавателем иностранного языка, и я в курсе всех подробностей школьной жизни.
Как-то жена принесла из школы домой несколько детских рисунков и похвасталась учениками.
- А что если к 8-му Марта сделать выставку детских рисунков? – вдруг осенила меня мысль.
Директор школы поддержала мою идею, и вскоре детвора взялась за дело. Выставку детских рисунков мы решили организовать в просторном и светлом фойе клуба. Но для этого сначала нужно разместить и смонтировать рисунки, что бы было наглядно и красиво. Выход нашелся: на складе лежали большие листы древесно-волокнистых плит (ДВП), вот на них-то мы и решили разместить рисунки. Поверху и понизу эти плиты мы украсили белорусским орнаментом. Мне нравится скромный ненавязчивый белорусский орнамент – получилось красиво. Выставка имела успех: посмотреть рисунки шли мамы и папы, дедушки и бабушки, а мне было вдвойне приятно, что удалось как-то скрасить женский праздник…
С приходом весны значительно расширился фронт работ: помимо завоза стройматериалов, как только оттаяла земля, мы приступили к отрывке семикилометровой траншеи газопровода. Траншей глубиной около полутора метров рыли своим трактором “Беларусь”, потом возле нее выкладывали газовые трубы, если не ошибаюсь, диаметром восемьдесят миллиметров. Вскоре к нам приехал прораб вместе с двумя сварщиками. Прораб – мужчина интеллигентного вида в кожаном полупальто, кожаной кепочке и с кожаной папкой под мышкой – выглядел солидно, и я, не имея опыта в газовых делах, полностью доверился ему.
Трубы сначала на поверхности сваривались в “плети” длиной тридцать метров каждая, места сварки тщательно изолировались и потом готовую “плеть” осторожно укладывали на дно траншеи при помощи кранов. Каждый стык сварщики должны нумеровать, желая записи в специальном журнале. Должно, но, к сожалению, об этом я узнал слишком поздно…
На дне траншеи “плети”, в свою очередь, сваривались между собой, после чего из города приходила специальная лаборатория для проверки качества сварки и изоляции. После устранения выявленных дефектов, траншеи можно засыпать, считая в первом приближении готовым этот участок. Такая процедура повторялась через каждые 90 метров газопровода, так что работа продвигалась мучительно медленно.
Правда, параллельно мы развернули работы и по строительству газораспределительного пункта, и по ремонту котельной, и по переоснащению котлов на газ.
Свой рабочий день теперь я начинал и заканчивал газопроводом.
Весна – это самый пожароопасный, тревожный период для боеприпасов. Начал я с ревизии нашего охранного периметра и противопожарной защитной полосы. Оказалось, что охранный периметр никто не пахал уже много лет, а местами его и вспахать невозможно: то там, то тут торчат пни, которые нужно корчевать. Но отступать некуда. Мобилизовав всю наличную землеройную технику и трактора, мы принялись за вспашку периметра и корчевку пней. Здесь мы справлялись сами, а вот расчистить защитную противопожарную полосу от зарослей кустарника в руку толщиной у нас не хватало сил. Что делать? Ясно, что нужно просить помощи, но солдаты – это такой дефицит, что их трудно выпросить. Хотя есть один вариант, нужно попробовать. Сел я в “Волгу” и поехал… к коменданту города Минска. Комендант в своем кабинете был один и, сидя за большим столом лицом к двери, перебирал какие-то бумаги. Это был пехотный полковник, высокий и плечистый, с загорелым лицом и крупными рублеными чертами лица. Сначала он встретил меня сдержанно, но с родной пехотой я всегда находил общий язык…
Мы разговорились. Узнав о наших трудностях, комендант согласился выделять нам на расчистку кустарника ежедневно по 20 – 30 солдат из числа содержащихся у него на гарнизонной гауптвахте.
- Только прошу присылать за ними машину и строго следить за ними, - на прощанье сказал он.
У нас была крытая машина, оборудованная для перевозки людей, и уже на следующее утро она ушла на гарнизонную гауптвахту за арестованными. Одновременно мне хотелось как-то заинтересовать , как их зовут, “губарей”, и я распорядился насушить в столовой сухарей из остатков хлеба и приготовить для них несколько чайников сладкого чая. На гауптвахте сидят разные сроки, одни выходят, другие попадают туда за дисциплинарные провинности. Но солдаты передавали друг другу, что в нашей части работается им хорошо, и охотно ездили к нам. Так что за месяц защитную полосу вокруг технической территории они полностью вычистили.
Кроме расчистки и вспашки, весной нужно выполнить много другой работы в противопожарном отношении: проверить грозозащиту, зарядить огнетушители, пополнить и обновить инвентарь на пожарных щитах, наполнить бочки водой и многое другое. Кроме того, в поле зрения командира постоянно находится боевая подготовка пожарной команды. По тревоге наши пожарники поднимались часто и успешно тушили пожары в окрестных селах, хуже обстояло дело с тактической подготовкой. Я имею в виду тактику действий пожарной команды на нашей технической территории, на каждом конкретном объекте. Для этого нужно заранее принять решение и, как говорится, пройти “пешим по конному”. Работа это нкдная, и пожарники ее не любят: пешим порядком нужно обойти все объекты и заранее выбрать оптимальный вариант тушения пожара на конкретном объекте: как удобнее подъехать, как лучше поставить пожарные машины, откуда брать воду и так далее. После детального обсуждения мы со старшим прапорщиком Карзиным составляли специальные карточки действий пожарников по каждому объекту и потом проводили тренировки с личным составом. Карточки хранились в пожарной части.
В апреле мы, как и вся страна, проводили у себя Ленинский субботник. Нужно сказать,что мероприятие это замечательное: приятно перед наступающими светлыми майскими праздниками прибраться в своем доме.
- А что делать с металлоломом? – спросил майор Насута накануне субботника.
- Как что делать? Заодно на субботнике будем собирать и металлолом…
- Но план сдачи на 1982 год очень большой – пятьдесят пять тонн, по сравнению с прошлым годом нам его увеличили на пять тонн…
Я призадумался: план великоват, но, если его выполнить, есть шанс получить поощрение от Командующего Войсками Округа – лишняя благодарность не помешает, нужно постараться…
- Какие указания начальника ГРАУ по металлолому?
Майор Насута принес бумагу, где сдача металлолома вменялась как обязательная задача, подробно расписывалось, как это делать, начиная от оборудования места для складирования и кончая размером таблички для обозначения этого места.
- У нас оборудовано место для сбора металлолома?
- Нет…
- Почему? Вот же на документе резолюция старого командира: “т. Мореву. К исполнению”.
- Геннадий Иванович, почему не выполнено указание начальника ГРАУ?
Подполковник Морев смотрит на документ, как будто видит его впервые. Вертит его и так, и этак, заглядывает на обратную сторону…
- Что, не узнаете свою роспись? Вот же она, под резолюцией командира…
Что тут сказать? Это просто неисполнительность, и, к сожалению, таких примеров можно привести множество. Исполнительность – это наша ахиллесова пята. К каким только ухищрениям не прибегают для контроля исполнительности – это и журналы контроля, и специально назначенные для этого лица, и памятные календари… Чтобы вовремя исполнить тот или иной документ вооруженцы в войсках прибегают к самодельным календарям-памяткам с кармашками на каждое число и кладут в эти кармашки записки-напоминания о приближающемся сроке исполнения того или иного документа. В вопросе исполнительности, конечно, многое зависит и от командира. Лично для меня образцом командира, добивающегося неукоснительной исполнительности, является генерал армии Третьяк. Иван Моисеевич, на мой взгляд, добивается этого не только за счет своей феноменальной памяти, но, главным образом, за счет редкой для такого большого начальника способности самому доходить до конкретного офицера в любом армейском звене. Каждый офицер из числа его подчиненных, от лейтенанта до генерала, знал, что, если И. М. Третьяк дал какое-либо задание или поручение, то за его выполнение он обязательно спросит лично. Не накажет, не снимет с должности, а именно спросит. Примеров можно привести множество, позже я это испытал на себе, а здесь приведу один лишь эпизод, о котором мне рассказал начальник армейского склада боеприпасов Томичи майор Синкевич:
- Приехал однажды ко мне на склад командующий Дальневосточным Военным Округом генерал армии Третьяк и после проверки дал одно задание: немедленно снести старую трансформаторную будку, загромождавшую проезд на техническую территорию. Я знал, что командующий обязательно проверит исполнение его приказания, поэтому после его отъезда принялся сносить злосчастную будку. И что Вы думаете? Уже под вечер, когда я решил, что никто ко мне больше не приедет, вдруг появился вертолет и завис над территорией – это Иван Моисеевич проверял, выполнен ли его приказ.
Однако, вернемся к субботнику. Прежде всего, мы по всей науке оборудовали место для металлолома и обозначили его соответствующей табличкой, а потом стали собирать и сам металлолом. Я принимал в этом деле самое активное участие: вместе со всеми собирал разные железяки, разбросанные по территории, сносил их в кучу. Забегая вперед, скажу, что план по сдаче металлолома мы выполнили даже с некоторым превышением, но каково было мое разочарование, когда в итоговом приказе Командующего Войсками Округа на поощрение я не увидел своей фамилии…
- В округе Вы недавно, Вас еще никто не знает, - утешал меня майор Насута.
И все же благодарность от командующего Белорусским Военным Округом я получил. Случилось это уже позже. Как-то приехал к нам майор из пожарной инспекции.
- Мы планируем провести соревнование спортсменов – пожарников на базе Вашей части, - сказал он.
- Что требуется от нас?
- Ничего. Мы сами подготовим все необходимое. Желательно в день соревнований участие личного состава части в качестве зрителей…
В назначенный день спортсмены – пожарники со всего округа собрались у нас. День выдался теплый, посмотреть на соревнование собрались почти все жители нашего городка, включая и детвору. Зрители разместились на специально оборудованной трибуне около полосы препятствий и наблюдали за приготовлениями. Но вот смолкла музыка, и соревнование началось… Это было захватывающее зрелище, ведь состязались заслуженные спортсмены высокого класса. Соревнование продолжалось около двух часов и доставило всем огромное удовольствие.
- Вам благодарность от командующего округом за обеспечение соревнований! – сообщил мне некоторое время спустя сияющий майор Насута, показывая приказ.
Спрашивается, где же справедливость? Металлолом я таскал в поте лица – и никакого поощрения, а тут присутствовал зрителем – и благодарность! Отсюда вывод: командир не должен добиваться награды, она сама его найдет…
После майских праздников из ГРАУ пришла выписка из графика отпусков, подписанная генералом Кичаевым, мне надлежало убыть в отпуск в конце мая. В округе дали мне парную путевку в ялтинский санаторий, и мы вместе с женой уехали туда. За командира части остался подполковник Морев, которому поручались все дела.
Лучше бы мне не ездить в отпуск: вернувшись из санатория, я с ужасом обнаружил, что строительство газопровода за время моего отсутствия, практически, не велось. Положение дел нужно было срочно выправлять. Мы провели партийное собрание и решили форсировать строительство. Между тем, сварщики работали ни шатко, ни валко, прораб их почти не контролировал, переоснащение котельной, практически не велось. Стоило больших усилий, чтобы ускорить ритм работ по всем направлениям. Наше отставание заметили в округе, и однажды к нам приехал сам начальник КЭУ.
- Не успеете вы до холодов перевести котельную на газ, - сказал он, - давай, командир, вернемся на уголь, а то заморозим часть, будет скандал…
Это предложение шокировало меня: сколько затрачено усилий, сколько проделано работы, а, главное – котлы на угле не дают нужного тепла, в домах холодно, не говоря уж о гостинице…
- Будем переводить котельную на газ, - твердо заявил я начальнику КЭУ.
- Ваше дело, но ответственность ложится на Вас…
После отъезда начальника КЭУ я задумался: чтобы выполнить трудную задачу командиру нужно проявить решительность, волю и энергию, но есть ли у меня эти качества в достаточной мере? Колебаниям нет места: раз принято решение – его нужно выполнять. Теперь с утра до позднего вечера я занимался контролем строительства и не спускал с рабочих глаз. Дело осложнялось еще и тем, что мне впервые пришлось столкнуться со сложными газовыми вопросами, и порой приходилось, как говорится, бить по хвостам, когда можно было решить те или иные вопросы загодя. Так, выяснилось, чсто для газораспределительного пункта нет редукторов и достать их нигде невозможно. Потом мотались по всему городу и искали газовые счетчики, и так далее.
В сентябре была полностью закончена прокладка газопровода, и наступил момент испытания его специальной аппаратурой на пробой в закрытом состоянии. Делается это так: аппаратура, наподобие тарелок миноискателя, движется сверху, и, в случае некачественной изоляции трубы, происходит “пробой”. Теперь в месте пробоя нужно раскопать трубу, найти поврежденное место, зачистить его, засмолить, заизолировать и снова закопать…
“Тарелки” медленно продвигались вдоль трубопровода, а мы напряженно следили. Вот один “пробой”, вот второй, на месте каждого “пробоя” забивается колышек. К моему огорчению, этих “пробоев” набирается все больше и больше – на каждые сто метров по “пробою”. Что делать? Решили создать “ударную бригаду” во главе с прапорщиком Квач, у него экскаватор, машина со смолотопкой в кузове и бригада рабочих, так что за два дня удалось устранить все дефекты. Наконец, наступил день врезки нашего газопровода в магистральную трубу. По традиции этот день газовики отмечают, как праздник, поэтому в столовой пришлось накрыть столы и не поскупиться на угощение…
Было уже начало октября, а у нас еще не отлажена автоматика в котельной, и в многочисленных трубопроводах нет нужной плотности. Плотность должна быть идеальной, измеряется она специальным, чувствительным ртутным манометром. Задача, казалось бы, простая: сделать подтяжку соединений трубопроводов. Но, оказывается, она требовала особой методики, которой мы, к сожалению, не обладали. Чтобы не терять драгоценное время, мы занялись этой плотностью сами в воскресный день: целый день мы крутили гайки, но так ничего не добились. На следующий день мастер сделал все это за какие-нибудь пару часов. Странно: все мы с техническим образованием, рассуждали и действовали, вроде бы, правильно, а результата никакого…
Холода в этом году, как назло, наступили раньше обычного, выпал первый снежок, в квартирах холодно, стали болеть дети…
- Сейчас пойдут жалобы, - размышлял я. – Приедет комиссия, могут и снять с должности…
Но люди не жаловались, они видели, что командир делает все возможное и невозможное, и терпели. Когда, наконец, котельная, на мой взгляд, была готова, поехал я в Главное Газовое Управление за разрешением пуска ее в эксплуатацию.
- Мы не можем разрешить эксплуатацию котельной, - сказали мне.
- Почему?
- Не готова отчетная документация…
- Кто должен делать документацию?
- Прораб, который занимался газификацией вашего городка…
Не теряя больше времени, помчался я в контору к прорабу. Оказалось, что сварщики в свое время не вели журналы, сейчас нужно сдавать отчетные документы с нумерацией сварных стыков, а где их взять?
-Вы что, шутите? – напустился я на прораба. – Из-за вас люди теперь должны мерзнуть? Ничего не знаю, к утру отчетная документация должна быть готова!
Командир должен досконально знать своих подчиненных, знать их сильные и слабые стороны, умело опираться на первые и нейтрализовать вторые. Майор Казак из числа тех офицеров, которые, не колеблясь, выполняют приказы.
- Альберт Маркович, - сказал я ему, - оставайтесь здесь с газовиками и не пускайте их никуда, пока они не сделают отчетную документацию…
Майор Казак задачу понял буквально. Часа в два ночи у меня дома вдруг раздался телефонный звонок. Звонил прораб:
- Казак не пускает нас в туалет, скажите ему…
К десяти утра документация была готова, и мы с прорабом поехали в Управление, где отчитались и, наконец, получили разрешение на эксплуатацию котельной.
- Но начинать отопление вы пока не можете, - сказал начальник отдела, - у вас нет лимита на газ…
- Что теперь делать?
- Обращайтесь к министру…
Обескураженный новой проблемой, поехал я в министерство. Референт министра, отставной офицер, войдя в наше положение, записал меня на прием на следующий день и назначил время.
Командир должен иметь в запасе полчаса времени, у меня и были эти полчаса. Но, когда мы с Карзиным подъехали к переезду, оказалось, что дорога перекрыта по случаю приезда в Минск главы какого-то африканского государства. Время имеет свойство: когда торопишь – оно медленно ползет, и стрелки часов словно стоят на месте; когда его в обрез – оно просто летит… Так и тут. Смотрю: в запасе у меня осталось двадцать минут, пятнадцать, десять, а дорога все еще перекрыта. От нетерпенья ерзаю на сиденье, как на раскаленной сковородке…
Наконец, правительственный кортеж проехал, дорога освободилась, но… я уже опаздывал на десять минут! Единственный раз в жизни довелось встретиться с министром, и то я опоздал – это прямо-таки какой-то рок…
- Почему опоздали? – спросил меня референт, - ваше время уже прошло, прошу подождать…
Референт скрылся за высокими дверями, а я остался в приемной, терзаясь угрызениями совести.
- Министр ждет Вас, - сказал быстро возвратившийся референт.
Пройдя тамбур двойных дверей, я оказался в огромном кабинете, устланном коврами и ковровыми дорожками. Министр сидел за столом в правом дальнем углу кабинета и отсюда смотрелся неприметной серенькой мышкой. Как дальше вести себя? Военный человек всегда и везде ведет себя по-военному. Поэтому я твердым шагом прошагал к столу и отрапортовал. Министр вышел из-за стола, подошел ко мне и поздоровался за руку. Он оказался небольшого роста, в сером костюме, на лице доброжелательная улыбка.
- Мне доложили о вашей проблеме, - сказал он. – Вопрос решен положительно, документ получите в приемной, желаю вам всего хорошего…
Вся аудиенция заняла не больше пяти минут, а сколько волнений, признаться, даже спал я этой ночью плохо…
Получив вожделенный лимит газа в виде листа с красной полосой наискосок, торжественно мы возвратились в часть, и… тепло пошло! После всех хлопот и треволнений я рано лег спать и сразу отключился.
Проснулся от холода часа в два ночи.
- Почему прекратилось отопление? – спрашиваю по телефону дежурного.
- В котельной произошла авария…
Одеваюсь и бегу в котельную. Нашу котельную теперь не узнать: освобожденная от угля и копоти, она сверкает чистотой и разноцветными свежевыкрашенными трубопроводами, яркое освещение, женщины – операторы принесли сюда цветы… Котельная – это сердце части, и командир ни на минуту не должен забывать об этом.
В котельной начальник ЭМУ служащий Змачинский, дежурный оператор и несколько рабочих. Высокий, симпатичный, с модной бородкой, Змачинский окончил институт – он офицер запаса, периодически проходя военные сборы, он дослужился уже до капитана запаса. У командования части и у рабочих он пользуется заслуженным авторитетом. Теперь он стоит потупившись.
- Что произошло?
- Мы хотели побольше дать тепла, включили газ на полную мощность, котел не выдержал и потек…
- Что же теперь делать?
- Нужно разобрать кирпичную обмуровку котла и заменить треснувшую чугунную секцию котла…
- Сколько потребуется времени и что нужно?
- За сутки управимся своими силами, запасные секции у нас есть…
Котел состоял из мощных отдельных секций, которые, к счастью, оказались у нас в запасе, поэтому авария вскоре была устранена. Операторы, наученные горьким опытом, теперь, уже не форсируя тепло, постепенно вывели котельную на нормальный рабочий режим. Теперь и в жилых домах, и в штабе, и в гостинице – словом, везде стало тепло и уютно. Эпопея с газом закончилась, и я, сбросив этот тяжкий груз со своих плеч, впервые за долгое время праздно сидел в своем кабинете, перебирая какие-то бумаги, как вдруг раздался звонок прямого телефона. Звонил генерал Кичаев:
- К вам выезжает финская делегация во главе с заместителем начальника Главного Ракетно-Артиллерийского Управления Финляндии, нужно подготовиться, встретить и разместить гостей, - передал Олег Михайлович.
Положив трубку, я призадумался, вспомнив рассказ бывшего командира о прошлом приезде финнов. Обстановка в части сейчас совсем другая, чем у моего предшественника: есть приличный транспорт для встречи, в гостинице тепло, разбогатевшая Надежда Иосифовна накупила много ковров и дорожек, отремонтированы номера… Тем не менее, нужно, во-первых, навести везде порядок, во-вторых, съездить в штаб округа и доложить о прибытии высоких гостей и, наконец, лично все проверить.
Финская делегация состояла всего из трех человек, поэтому мы особенно тщательно готовили три номера. Войдя в один из номеров, я увидел на полу новый красивый ковер, новое зеркало, на столе хрустальный набор (графин с подставкой и стаканы), новую вешалку и прочее.
- Нужно бы еще в каждый номер закупить зубные щетки, зубную пасту, одеколон, разное мыло, туалетную воду, как в Болгарии…
- Вы уже сто раз говорили мне про эту Болгарию, - рассердилась Надежда Иосифовна, но мыло, щетки и прочее все же закупила.
В штабе округа уже было известно о приезде финнов, и часть забот округ взял на себя: к нам прислали двух красивых официанток, они привезли свою посуду, столовые приборы, полотенца, салфетки и принялись энергично хозяйничать в нашем гостиничном буфете. Нашей бедной Тамаре досталась лишь роль подсобника: достать продукты, поднести, вынести и так далее.
Поезд с нашими гостями приходил поздно вечером, и я, наученный горьким опытом, уже с часовым запасом времени выехал их встречать. Выехали мы на “Волге” и на микроавтобусе РАФ на случай, если окажется много вещей. Настроение у меня приподнятое: гостиница готова, там тепло, уютно, Надежда Иосифовна, наверное, заработает на этой делегации кругленькую сумму…
Однако, к моему великому разочарованию, финны остановились в центральной городской гостинице.
- У вас в гостинице холодно, - объяснили они, видя мое расстроенное лицо…
Делать нечего, видимо, у них была информация о нашей гостинице от прошлой делегации и ничего не оставалось, как, не солоно хлебавши, возвращаться с пустыми руками домой, условившись приехать за ними утром. Завтракали и обедали они у нас. Наш буфет столичные официантки преобразили до неузнаваемости: расставили по-своему столы, сделали красивую сервировку, заменили занавески и так далее. После завтрака я все же показал гостям их комнаты на случай, если кому-то захочется отдохнуть, и они были удивлены и теплом, и комфортом в номерах, но, как говорится, поезд ушел…
Финны пробыли у нас всего дня четыре и на прощанье подарили мне настоящую финку и красочный буклет “Финляндия” издания 1979 года. Этот буклет хранится у меня до сих пор. На первом развороте слова В. И. Ленина о Финляндии: “Если в Финляндии мы видим культуру, цивилизацию, свободу и грамотность, образованных женщин и так далее, то это исключительно потому, что в Финляндии нет такого “общественного бедствия”, как российское правительство” (В. И. Ленин о Финляндии. 15.06.1913 г.).
Горько читать сейчас эти строки – Ельцинское правительство – вот настоящее “общественное бедствие”, приведшее страну к развалу и хаосу, учинившее дефолт и прочие мерзости…
Смотришь по телевизору: иная банановая республика процветает на одной нефти, а ведь у нас, кроме нефти, еще газ, золота, алмазы, лес, пушнина и прочее, а мы все пребываем в бедности – непостижимо!
- Элита нас погубит, - говорит Жириновский, и он прав.
Действительно, наша элита – высокомерная, коррумпированная, жадная, ненасытная, подлая, воровитая, циничная, а ведь именно из нее и формируется “общественное бедствие” – российское правительство.
Однако, вернемся к повседневным делам части. После отъезда финской делегации нам нужно было завершить строительство объектов и начинать подготовку к ноябрьским праздникам. Кроме газопровода, в этом году мы закончили рампу, подняв ее на пятнадцать сантиметров, отремонтировали кровли, построили КПП на технической территории и КПП-1, выполнили нулевой цикл на жилом доме. Как и мечтали, КПП-1 получился просто красавцем: на высоком фундаменте, с орнаментной кирпичной кладкой, с комнатой для посетителей, комнатой для коменданта и… с почтой.
Просторную светлую комнату для почты мы построили явочным порядком, в надежде, что связисты пойдут нам навстречу и разрешат открыть почтовое отделение в нашем городке – ходить в соседнее Гатово все же далековато. К связистам за разрешением мы с Карзиным собрались ехать, конечно, на “Волге”. Командиры Советской Армии не имеют барской привычки ездить на заднем сиденье – они садятся всегда впереди, рядом с водителем.
- Лучше садитесь на заднее сиденье, - посоветовал Майор Насута, - а прапорщик Тихонович сядет впереди, будет изображать Вашего адъютанта, как у большого начальника…
Так и сделали: я сел на заднее сиденье, “адъютант” впереди, потренировались, как он будет открывать дверцу и поехали. Однако, наши ухищрения были излишни: связисты, видимо, давно знали о нашем строительстве и о наше желании иметь собственное почтовое отделение. Они с готовностью пошли нам навстречу и разрешили открыть почтовое отделение с красивым названием “дачное”.
Приближался Новый Год, и мы стали готовиться к этому празднику.
В гостинице поставили большую нарядную елку, и мы с женой пригласили к себе Морева, Казака и Насуту с женами. За праздничным столом проводили нелегкий для нас старый год, повспоминали все перепетии и трудности, прожитые вместе в уходящем году, и с верой в лучшее грядущее встретили Новый 1983 год.
После новогодний праздников сложился плотный график подготовки иностранных специалистов. Проходили стажировку и практические занятия сразу несколько групп. По окончании занятий они теперь сдавали у нас зачеты и экзамены, на которых председательствовать вменялось мне. Мне было интересно узнать степень усвоения материала. В конце января отчитывалась группа одной из арабских стран. Все они сносно владели русским языком и показали неплохие знания, в том числе старший группы Баштур Самер получил отличную оценку, Хадж Халед и Хедер Заид – хорошо, а Максуд Мухамад – удовлетворительно. Высказали они и свои пожелания: больше времени отводить изучению порохов, в том числе практическим занятиям по их испытанию в лаборатории.
Кубинцы подготовлены лучше: Харардо Вальдес Флорат и Торибио Рейнэл Наварро Диас показали отличные знания, а Франсиско Васкос Суарес и Эктор Салазар Сипегас отчмтались на “хорошо”. Экзаменуемые имели выбор: сдавать на русском языке или через переводчика. Через переводчика принимать экзамен гораздо труднее: экзаменуемый что-то говорит на своем языке, потом переводчик переводит на русский – это и долго и трудно оценить истинные знания, так как переводчик не специалист и может допустить неточности…
Где-то в конце февраля из округа позвонил Костев.
- Приезжает генерал Ходан, - сказал Владимир Григорьевич, прошу Вас подъехать часам к восемнадцати на артиллерийскую базу.
Окружная артиллерийская база находится почти в центре Минска, и к назначенному времени я уже был на месте. В кабинета начальника артбазы находились Ходан, Костев и незнакомый мне высокий представительный мужчина в штатском.
- Машеров, - назвал он себя, здороваясь со мною.
Как позже выяснилось, это был родной брат недавно погибшего в автокатастрофе первого секретаря ЦК Компартии Белоруссии Машерова Петра Мириновича. Ходан с его братом был в дружеских отношениях и каждый свой приезд в Минск использовал для встречи и задушевной беседы. Вот и на этот раз здесь снова встретились старые друзья.
- Прошу к столу, - на правах хозяина сказал Костев, приглашая собравшихся пройти в соседнюю комнату с накрытым столом.
Костев был в новеньком генеральском мундире – он только что получил очередное генеральское звание и, видимо, это послужило причиной торжественного ужина.
Нарядный стол сервирован всего на четыре персоны, главным блюдом были картофельные драники по-белорусски. Картошка – это национальное блюдо белорусов, по отношению к картошке они проявляют прямо-таки какую-то жадность.
У нас в городке у каждого свой небольшой участок, и все сажают картошку. Кроме того, осенью мы прикупаем картошку еще на стороне, посылая машины в соседние колхозы. Однажды два наших КАМАЗа, доверху нагруженных картошкой, возвращались в часть и остановились возле КПП. И тут случилось непредвиденное: наши работники, поджидавшие машины возле ворот, бросились со всех сторон на кузова и стали лихорадочно набирать себе картошку в мешки. Наверху всем места не хватало, началась толкотня, ругань. Вот-вот могла начаться потасовка, и ситуация грозила выйти из-под контроля, о чем и доложил мне запыхавшийся дежурный по части. Поспешив на проходную, я застал самозахват картошки в самом разгаре: облепив борта машин со всех сторон, люди со своими мешками лезли наверх, толкались, кричали, ругались. Мое появление и уговоры никакого воздействия не произвели. Оценив обстановку, я понял, что нужно принимать иные меры: приказал освободить боксы пожарной команды, загнать туда КАМАЗы с картошкой и запереть двери. Так и сделали. Но, когда машины на малом ходу пошли к боксам, самые упорные остались наверху и продолжали набирать картошку даже на ходу. Однако в закрытых боксах ситуацию мы полностью взяли под контроль, выдворили всех на улицу, установили очередь, поставили весы и начали упорядоченно раздавать картошку.
Очередь стояла тихо, мужчины курили, женщины мирно беседовали, и мне даже не верилось, что вот эти же самые наши люди еще несколько минут назад представляли собой взбесившуюся, неуправляемую толпу…
- Вы что, боялись, не хватит картошки? – спрашивал я людей, пытаясь разобраться в психологии их поведения. В ответ мужчины пожимали плечами, а женины, потупившись, отворачивались, стыдясь и сознавая свою вину. Я же отнес этот эпизод к особому отношению белорусов к картошке, к любви к ней… Действительно, картофельные драники по-белорусски – это что-то особенное. Потом мне неоднократно доводилось есть это нехитрое блюдо из картошки, но такой вкусноты не встречалось. Видимо, нужно знать секрет, “душу” этого национального белорусского блюда.
Сначала Ходан поздравил Костева с присвоением ему высокого воинского звания и пожелал ему дальнейших успехов в службе, а потом они с Машеровым пустились в воспоминания. Мы с Костевым сидели молча и внимали старшим. Когда они вдоволь наговорились и наступила пауза, Костев вдруг спросил Машерова:
- Вы верите, что Ваш брат случайно погиб в автокатастрофе?
В гибели первого секретаря ЦК Компартии Белоруссии Машерова было много загадочного и непонятного, ходили разные слухи, разное писали газеты. Поэтому вопрос, заданный неожиданно и, как говорится, в лоб, застал нас врасплох. За столом наступила тишина. Машеров ответил не сразу. Он как-то подобрался, выпрямился и, помедлив, сказал:
- В случайную гибель брата я не верю…
С наступлением весны заниматься физкультурой мы не перестали: оборудовали площадку и начали играть в волейбол. Играли по утрам, не затрагивая рабочего времени. Сначала играли, как положено, по понедельникам, средам и пятницам, а когда вошли во вкус – ежедневно.
Кроме того, я купил себе велосипед, на котором езжу до сих пор, и должен сказать, что белорусские велосипеды самые лучшие: легкие на ходу, удобные в посадке, надежные и нарядные…
Короче говоря, в результате систематических занятий физкультурой и соблюдения определенного режима я почувствовал себя гораздо лучше и… стал скучать по войскам с их жаркой, кипучей жизнью…
Как говорится, от судьбы не уйдешь: как раз в это время я получил письмо с Дальнего Востока от своего бывшего начальника еще по ГСВГ генерала Ренке. Георгий Владимирович писал, что освободилась должность начальника Службы Ракетно-Артиллерийского Вооружения войск Дальнего Востока и, если я не против, то моя кандидатура будет рассматриваться на эту должность. Я согласился, написал ответное письмо и стал ждать дальнейшего развития событий…
Между тем, с наступлением весны хозяйственные хлопоты обступили нас со всех сторон, хотя было уже легче: свалилось с плеч строительство газопровода, построены КПП, отремонтированы крыши и другое, но, тем не менее, забот хватало.
- Замучили пьяницы, - пожаловался комендант части прапорщик Тихонович, - идут через КПП в пьяном виде, шатаются, падают, а наши некоторые водители, особенно трактористы, садятся за руль выпивши…
Сигнал серьезный, нужно принимать срочные меры.
Решил начать с гаража.
Рабочий день в гараже начинается с великого перекура: рассевшись вдоль стен на лавках, водители начинают нещадно дымить, так, что едва в дыму различают друг друга. В качестве пепельницы – ступица колеса, стоящая посредине. Как бороться с этой публикой? Увещевания на них не действуют, наказаний они не боятся, а если уволить, к примеру, тракториста, то вместо него нужно брать человека откуда-то со стороны, что крайне нежелательно. Остается принимать профилактические меры, и я придумал нестандартный ход. У нашего доктора была медсестра, и я попросил ее утром сходить в гараж и осмотреть водителей на предмет их профпригодности по состоянию здоровья.
Появление медсестры, солидной дамы в золотых очках и белом халате со стетоскопом на груди, в адском дыму курилки вызвало среди водителей шок. Пьяниц в этот день мы отстранили от работы и издали по этому поводу приказ по части. Одновременно я зашел с тыла: побеседовал с женами нарушителей, дескать, Ваш супруг – кормилец сегодня отстранен от работы с вычетом впоследствии соответствующей суммы из зарплаты… Конечно, полностью решить проблему с выпивохами в гараже не так просто, но злостные нарушители поутихли, а с остальными пришлось работать в индивидуальном порядке путем систематического контроля в течение всего рабочего дня.
Теперь еще оставалась группа пьяниц, работающих на стороне, потерявших связь с частью, но проживающих в нашем городке. Не строя иллюзий и не рассчитывая исправить эту публику, для очистки совести, я решил провести с ними для формальности просто профилактическую беседу.
- Сколько у нас в городке таких пьяниц? – спросил я коменданта…
- Человек девять…
-Составьте список и пригласите их ко мне на беседу…
Беседа состоялась в ближайшую субботу. К моему удивлению, все девять человек, солидные пожилые мужики, дисциплинированно явились в назначенное время в кабинет, с виноватым видом выслушали мою нотацию и заверили, что впредь не допустят никаких нарушений.
Следующий воскресный день выдался солнечным, и мы с женой, прогуливаясь по центральной аллее, наслаждались теплом и весной, как вдруг как4ой-то мужик подошел к нам.
- Разрешите обратиться! – сказал он.
- Слушаю Вас…
- Я пьяница. Вчера Вы собирали всех пьяниц, а меня почему-то не пригласили на беседу. Почему не пригласили, не пойму. Верите, я не спал всю ночь…
Такое признание этого человека ошеломило меня. Конечно, его просто случайно пропустили и не включили в список. Но этот эпизод заставил меня задуматься о сложной человеческой психологии, которую командир обязан знать, тонко чувствовать и использовать в повседневной службе…
Между тем, пришло второе письмо от генерала Ренке. Георгий Владимирович сообщал, что моя кандидатура фактически утверждена, но окончательное решение зависит от заместителя Главкома войск Дальнего Востока по Вооружению генерал-лейтенанта Васильева. Его решение будет определяющим и окончательным. Для встречи ч Васильевым мне предлагалось прибыть в Ленинград, где в последней декаде апреля в Артакадемии проводились сборы вооруженцев. Вскоре пришла телеграмма с вызовом, и теперь дело приняло официальный оборот.
В день отъезда на вокзале я встретил своего бывшего начальника по 40-й армии генерала Журавель. Прошло уже два года, как мы расстались с ним, но Георгий Васильевич нисколько не изменился: сухощавый, подвижный, энергичный. Я был рад встрече со своим боевым товарищем, наши места случайно оказались в одном вагоне и даже в одном купе, так что проговорили мы с ним до самого утра…
В Артакадемии я, прежде всего, разыскал генерала Ренке.
Георгий Владимирович только что получил это воинское звание, встретил меня радушно, но выпить за встречу не захотел.
- Хочешь, бери вон в холодильнике водку или коньяк, а мне уж это надоело, - сказал он.
Я поздравил его с высоким званием, поблагодарил, но угощаться не стал – меня волновала предстоящая встреча с Васильевым.
- Завтра с утра я тебя представлю шефу, - сказал Ренке, - а пока отдыхай…
Васильев, как повелось, из танкистов, среднего роста, полноватый, с мягкими интеллигентными манерами, встретил меня доброжелательно, особых вопросов не задавал, видимо, ему было достаточной характеристикой мое прохождение службы в действующей армии.
- Жди приказ о назначении, сказал мне вечером Георгий Владимирович, - Васильев не против твоей кандидатуры.
Вскоре я сдал должность командира воинской части 96754 и уже 5 мая был в Москве. Сначала отправился в ГРАУ.
В кабинете генерала Ходана был Костев, ставший теперь одним из заместителей начальника ГРАУ. Костев как бы подвел черту под моей командирской деятельностью и дал довольно неожиданную оценку мне как командиру:
- Ваша заслуга, Александр Петрович, - сказал он, - не в том, что Вы успешно командовали частью, не в том, что много сделали в обустройстве, а в том, что сплотили коллектив…
- Теперь Вам нужно представиться начальнику ГРАУ, - сказал генерал Ходан по окончании беседы.
Кабинет начальника ГРАУ – это тот олимп, куда рядовому вооруженцу, особенно из войск, никогда в жизни не попасть. Главное Ракетно-Артиллерийское Управление – старейшее, авторитетнейшее учреждение страны, которое в разное время возглавляли государственные мужи и видные военачальники. Теперь этот кабинет занимает генерал-полковник Андрианов. Беседа заняла немного времени, но врезалась в память одна емкая фраза:
- Теперь Вы являетесь моим наместником на Дальнем Востоке, - сказал Юрий Михайлович, - кроме войск Вам придется заниматься и Центральными Арсеналами…
Что такое “заниматься Центральными Арсеналами”, я ощутил в полной мере лишь позже, а теперь нужно спешить на аэродром Чкаловский, где, как мне сказали, сегодня есть наш самолет прямо до Улан-Удэ. Оказывается, в этот день в Министерстве Обороны проводилось совещание, и аэродром Чкаловский буквально был забит самолетами, прилетевшими со всех концов необъятного Советского Союза. Разыскав ТУ-154 штаба войск Дальнего Востока, или попросту Ставки, я остановился в нерешительности: у меня нет ни билета, ни какого-либо разрешения, одно командировочное предписание. Возле самолета копошились техники, и я подошел к ним.
- Давайте загрузим Ваш багаж, - сказали они, узнав, что мне нужно лететь в Улан-Удэ для прохождения дальнейшей службы, - проходите в салон…
- А кто старший самолета?
- Маршал авиации Кирсанов, он сейчас на совещании…
Я смутился: без разрешения Маршала садиться в самолет все-таки нельзя и решил дожидаться у трапа. Фамилия Маршала мне была знакома по большой статье за его подписью в газете по поводу недавно сбитого нашей ПВО над Камчаткой южнокорейского пассажирского самолета.
Между тем, совещание, видимо, закончилось, так как вереницы черных “Волг” показались на краю аэродрома, растекаясь по стоянкам самолетов. Вскоре машин пять завернули на нашу стоянку и остановились прямо под крылом. Маршал, высокий, стройный, вышел из передней машины, и я, пойдя ему навстречу, представился и попросил разрешения лететь на самолете.
- Приходите в салон, - поздоровавшись, просто сказал он, - Вы же теперь будете служить у нас…
Вскоре наш самолет взмыл в воздух и взял курс на восток.
На Дальний Восток…
2004 г. д. Скородумка