Моя мать держала нас с братом в «ежовых рукавицах». Причем большая часть этих рукавиц доставалась мне, так как я был старше на восемь лет и был не родным сыном, того отца от которого родился мой брат.
Хотя в отношении его я не могу сказать ни одного дурного слова. До четырнадцати лет я даже не знал, что он не родной. Да и после это никак не отразилось на наших отношениях. Их, в принципе, не было. Он был очень занят, а я жил в своем мире. Я привык к этому с пеленок, и для меня это было нормой.
Так же с пеленок я знал, что за любое желание надо платить, или последует наказание. Хочу гулять? Только после того как начищу картошку. Я ещё не ходил в школу, но уже знал, что на суп нужно чистить картошки в два раза меньше, чем на борщ, и поэтому «любил» больше суп. В первом классе я сам чистил и гладил свою школьную форму и подшивал белый воротничок.
Генеральная уборка по субботам была нашей семейной традицией, причем мой фронт работ – это подметание и мытье полов во всех комнатах, а младшего брата – чистка ванной и унитаза.
Да, к брату было другое отношение, но к чести родителей, оно было построено на различии возраста и больше ни на чем. Я не чувствовал себя рядом с ним обделенным. Нас обоих строили и наказывали одинаково, сообразно возрасту и степени вины.
Такой образ жизни привел к тому, что я быстро научился не показывать свои желания, дабы за их исполнение не была назначена плата, но если уж мой долг определен, то исполнять его нужно как можно быстрее и качественнее.
Поэтому во флотскую жизнь я вошел как нож в масло. Мои командиры не сильно то и отличались от моей матери, распорядок от нашего семейного быта, а беспрекословное и быстрое подчинение не вызывало какого-либо душевного дискомфорта.
В одном из фильмов про Анжелику героиня говорит, загоняя своих детей в холодную реку: « Я сильно люблю своих детей, и, поэтому, не могу опуститься до того, чтобы жалеть их».
Это были слова моей матери.
В первом классе она встала с ремнем в руках за моей спиной и предприняла попытку сделать из меня круглого отличника. На первых порах ей это удавалось, но в дальнейшем у меня возникло такое неприятие учебы, что все её усилия сводились на нет моим творческим подходом к вопросу противодействия обучению. А уж изобретательности мне было не занимать.
Когда мне было только пять лет, мы переехали в Майкоп. Мои родители недалеко от места работы отца (Майкопской ГЭС) купили маленький саманный домик с громадным (наверное, с полгектара) садом.
Отец целыми днями был на работе, а мать постоянно отлучалась, решая многочисленные семейные проблемы. Уходя куда-то утром, она просто не будила меня, а закрывала в доме, замкнув снаружи дверь и закрыв окна деревянными ставнями. Когда я просыпался, то не мог никуда уйти и коротал время, слушая радио (младший брат родился только спустя три года).
Это было довольно скучное времяпрепровождение и могло оно продолжаться часами. В конце концов, я разработал план побега.
Деревянные ставни закрывались снаружи металлической полосой со штырем, который проходил через стену и фиксировался внутри большим шплинтом. Вынуть шплинт из штыря не составляло труда и для детских пальчиков. Длинной тонкой палочкой, припасенной мной заранее, я протолкнул штырь наружу и освободил ставни от, не дававшей им открыться, железной полосы. Потом открыл на окне шпингалеты и, потихоньку ударяя створками окна о ставни, раскрыл окно.
Ключ лежал в водосточном желобе под крышей над дверью. Достать его я не мог даже с табуретки. Поэтому через открытое окно я вытащил две табуретки и, поставив их одну на другую, достал ключ, отомкнул дверь, занес обратно табуретки, закрыл окно и ставни, вставил обратно штырь, зафиксировал его изнутри шплинтом, замкнул замок и забросил ключ обратно в желоб.
Я был на свободе! Тенистый сад со множеством потайных мест ждал меня и время перестало существовать. Вернул меня в реальность какой-то странный толи крик, толи вой, раздававшийся со стороны нашего дома.
Я осторожно пробрался к дому и выглянул из-за угла. Посреди двора на табуретке сидела мать и громко рыдала, а соседи, собравшиеся вокруг неё, пытались утешить. Я не рискнул выходить и осторожно наблюдал, прячась за хату.
Вдруг кто-то больно схватил меня за ухо и выволок на всеобщее обозрение. Это был отец, который с длинной лозиной возвращался из сада, где, как я потом понял, безуспешно занимался моими поисками.
Вначале он выдал мне по полной программе (его вызвали с работы), а потом и мать добавила той же лозиной. Наказание закончилось, но соседи не расходились. Всем было интересно, КАК я из совершенно закрытой снаружи комнаты выбрался на улицу? Вначале я отмалчивался, но угроза новой экзекуции заставила рассказать. Никто не поверил. Пришлось продемонстрировать весь процесс.
Только тогда присутствующие успокоились, и особенно мать, которая, придя домой, и, никого не обнаружив в замкнутом доме, была готова поверить в любую чертовщину (о телекинезе и параллельных мирах тогда ещё не знали).
После этого дверь уже не запиралась снаружи, но отгребать по полной мне пришлось ещё не раз, благо, за что - хватало.
Читать далее
http://www.proza.ru/2015/12/12/429