Между двух огней. часть -1. Переворот

Юрий Баранов
     Кто не помнит прошлого, тот не поймет настоящего
                Уже был  пройден экватор   гражданской войны   в России.  Расстреляна царская семья, казнен А. Колчак,  изгнаны из  страны войска  А. Деникина и П. Врангеля, золотая прослойка царского общества отстранена  от власти,   заменена другой и  надо  бы    налаживать мирную жизнь,  но не тут  то было!

 В феврале  1921 года по всей стране сражения закипели с новой силой.  На этот раз  в борьбу за свои кровные права вступило крестьянство, у которого большевики  грубо и безвозмездно стали отнимать плоды его труда.  Восстания, как гангрена расползались по стране вслед   идущим по деревням и селам продотрядам.

              Уже 12 февраля  Тюмень была вынуждена выставить на оборонительные позиции все имеющиеся в  гарнизоне части. В Ялуторовске   царила паника.  Узнав, что повстанцы убивают коммунистов и членов их семей, некоторые большевики старались   скрыться от расправы.

  Накануне  переворота жиряковские  коммунисты успели предупредить об этом  однопартийцев из деревни  Комлева.    Последние,  под покровом ночи, бросились бежать, но не удосужились уведомить  о смертельной  опасности   своих соседей по территории, хотя    до Ю. Дубровного   им надо было проехать всего один километр, а путь их бегства   пролегал и вовсе через деревни Зубарева и Гоглино. На их улицах  не мерцал ни один огонек.   Люди спали. Трусость суховских беглецов дорого  обойдется зубаревским и гоглинским коммунистам.

                Через несколько часов, как простыл их санный след, начались  аресты.  В  дом члена РКП(б)   обыкновенно заходили сразу   три человека. Один из них  обязательно был чужим. У него в деревне не было ни братьев, ни сватов.  За его спиной угрюмо топтались  двое обиженных крестьян из местных, у одного из них продотрядовцы выгребли   семенное зерно,    у второго  двойная  обида: у него не только взяли хлеб, но еще и  заставили  среди зимы   постричь овец. 

Продразверстка шла по 37 пунктам,  начиная от рогов и копыт и заканчивая главным - зерном. У одного из «гостей» за плечом двустволка. На всякий случай. Ведь большинство,  к кому они приходили,  в партию большевиков вступили еще на фронте.
             Звучала сухая как  выстрел  фраза чужого.
        -Вы арестованы! 
           -Что за шутки?
            -Это не шутки. Ваша власть пала!

            Как часто  произносились эти слова   в Армизоне, Гоглино, Орлово, Калмаке, Чирково, Ново- Рямово!  Арестовывались не только коммунисты. Соколов Василий из  Армизона был сыном учительницы, Ослин Сергей - учитель,  Пелагея Клеменникова из Орлово  была матерью комсомольца. В Зубарева выбили всю семью Барзуновых, потому что их сын Герман служил в красной армии, в Гоглино чудом удалось избежать казни  Прасковье и Фекле   Кадочниковым. Они были из семьи коммуниста. К счастью, на суде, который проходил в местном сиротском доме,  их не побоялся защитить бывший морской офицер Ф. Кадочников.

             В Ю. - Дубровном  были арестованы  шесть большевиков: секретарь партячейки В. Белоусов, Д. Сидоров, Д. Ульянов, А. Стадниченко, А. Сидоров  и П. Сидоров.
              Руководство восстанием взяли на себя эсеры, и объявили  мобилизацию.  Авторитет этой партии среди крестьян  Сибири был очень велик. Эта партия была против крестьянской уравниловки. В некоторых волостях призыву подлежали мужчины от 18 до 45 лет. Вскоре в Зауралье    образовались несколько народных фронтов. Люди оказались между двух огней. И  опять начали убивать,   пускать под откос поезда, и необязательная, казалась бы еще вчера  смерть,  называла  все новые и новые имена своих жертв.

Кто еще вчера любил, надеялся, торопился вдогонку за своим маленьким  счастьем, терял последнюю надежду.    Кричали люди,  плакали кони,  жизнь человека  обесценилась, и казалось, не будет    пределов человеческой жестокости.

             Над  зданием Армизонского  волисполкома*  реет     зеленое знамя. На нем  криком кричат  два белых слова: Долой коммунистов!
А рядом, на  заснеженной  площади, синеют следы многочисленных полозьев,   стоят несколько санных подвод,   толпятся  тепло одетые повстанцы.
 
           Скрипнув сапогами, на штабное крыльцо шагнул  высокий человек в шинели. Его голова укутана башлыком. Шагнул  и остановился. Стал  заинтересованно читать сводку, приклеенную на двери.
          СВОДКА НАЧАЛЬНИКА АРМИЗОНСКОГО ПОВСТАНЧЕСКОГО ШТАБА
НАРОДНОЙ АРМИИ ИШИМСКОГО УЕЗДА
        Б.м. 12 февраля 1921 г. Из Мокроусово через д. Жиряково получена радостная весть, что пал Иркутск и восточные войска спешно идут к нам на помощь. Шадринск и Ялуторовск пали. В Кургане [идет] бой с успехом для Народной армии1. По слухам, Моршиха пала 11 февраля. Русский народ, вставайте на защиту себя и своего достояния и напрягайте последние усилия для победы. Из Мостовой на Елошное прошел наш отряд в 20 чел., хорошо вооруженных, и 150 чел. вооруженной пехоты при четырех пулеметах и запасе винтовок. В Мокроусово прошел отряд в 50 чел. Начальник Армизонского штаба (подпись)

Начотряда (подпись]

                Это был  офицер запаса Иосиф Ганчиков. В кармане у него лежала  повестка о призыве в народную армию.   Он  в третий раз бегло перечитал   сводку, подумал, что и у этой войны первой ее жертвой стала правда. Услышав крик, он оглянулся.
Продолжение следует. http://www.proza.ru/2015/12/13/408
Армизонского волисполкома* нынешнее здание районной прокуратуры и сельской администрации.