Падение и впрямь было затяжным! Мимо пролетали подземные тоннели и целые города, мелькали станции метро и проходческие штреки… Однажды мы заметили одиноко стоящий вагон с золотом рейха, чуть позже – секретную ракетную базу ИГИЛ.
Нам приветственно махали, приглашали на чашку чая или рюмку коньяка, прицельно стреляли мимо, швыряли гранаты и букеты цветов.
- Гостеприимный народ! – заметил Связной, когда снял с рукава чьи-то черные кружевные трусики.
- Бывает всякое! – флегматично подтвердил Михалыч, закуривая сигарету от прилетевшей золотой зажигалки.
Я промолчал, так как в этот момент пытался избавить воротник дубленки от использованной жвачки, порванных наушников и репейника.
Падение, каким бы долгим оно ни было, рано или поздно должно было завершиться. Весь вопрос, каким будет приземление?
По счастью, мы упали в огромную кучу сухих осенних листьев, щедро напичканную обрывками рецензий на «Хроники подземной лодки» и призовыми баллами, оттого и остались невредимы!
Первое, что я заметил, ( а наблюдательности мне не занимать!), что стало заметно теплей. Да что там теплей, просто жарко!
- Парниковый эффект, однако! Глобальный! – сделал я гениальный вывод.
- Тля! Да тут лето!!! – эмоционально выразился Связной.
Действительно, у входа в пещерку, где мы финишировали, росла зеленая трава. Пригревало совсем не зимнее солнышко и чирикали кузнечики. А может это стрекотали птички, я – не знаток флоры-фауны!
Н-да! Хорошо, я одежонку прихватил подходящую! – поскреб в бороде сапожник. В его рюкзаке обнаружились три робы с надписью «Спецуралмонтаж» и брезентовые башмаки на нас всех. Делать нечего, пришлось переодеться, не щеголять же в шубах по солнцепеку?!
Свои пожитки, по совету Михалыча, мы аккуратно сложили у входа.
- Никто не попятит вашу одежу, некому тут шляться! – успокоил наш проводник.
От пещерки вниз по склону петляла тропинка, туда-сюда, словно прокладывали ее пьяные мамонты, причем в едином алкогольно-вдохновенном ритме соцсоревнования…
Примерно через час мы, наконец, выбрели к реке.
Точней, к останкам речной пристани с громадным дырявым лодочным сараем. Волны легендарной речки Ой были мутны и неприветливы, и, отчего-то, пахли перекисшей брагой.
Прикинув на глаз ширину реки, я удивился! Никогда бы не подумал, что она столь полноводна!
- Да не меньше Волги местами будет! – прищурился Михалыч: - Только не всякий по ней в навигацию пустится! С характером река!
Из сарая нам навстречу бежал мужик в драном брезентовом плаще. Междометия, слетавшие с его губ, подлежали немедленному аресту и препровождению в женскую курилку при общежитии студенток культпросветучилища!
Голова аборигена была по-каторжному выбрита наполовину, в руке дрожал ржавый топор.
- Родя! Не замай!! Свои мы, свои! – прокричал сапожник, а нам сообщил шепотом:
- Это здешний сторож. Вы с ним осторожней, он – философ! Терпеть не может старух и кредитные конторы. Виртуоз топора!
Сторож приблизился, и мы по очереди пожали ему мозолистую руку. От него разило многомесячным запоем и луком. Небогато живет философ, сразу видно!
- А Хома где? Спит?- поинтересовался сапожник.
- На рыбалке Хома! Все рыбку золотую выслеживает, мракобес! – буркнул Родя.
- Это напарник его, тоже философ.
Только школы у них разные, Родя Ницше уважает, а Хома – Канта.
Как сцепятся в споре – заслушаешься!
Хома все хочет золотую рыбку поймать, да пожелать, чтобы все ведьмы исчезли, злой он на них дюже!
А Родя убежден, что дорогу к счастью можно проложить лишь своими руками, через волю и действие! – Михалыч разложил весь местный пасьянс.
Мы лишь кивнули.
У сарая мы поздоровались с не менее колоритной фигурой в грязной рясе и тяжеленных чугунных веригах. В руке философа-схоласта были самодельная удочка и дубовая бадейка. Из бадейки торчало березовое полено.
- Это рыбу глушить, да от ведьм отмахиваться потребно! – пробурчал стриженый «под горшок» Хома.
- Резонно! – только и смог выдавить я.
Сторожа-философы с натугой отворотили двери сарая, и мы все дружно ахнули!
- Вот это сундук, массаракш! – почему-то вырвалось у Связного.
Я лично просто любовался этим КОРАБЛЕМ!
Огромный, сверкающий сталью гребных колес и начищенной медью, высотой с трехэтажный дом… С тремя выступающими впереди таранами, с двумя черными трубами… С белой капитанской рубкой и четырехпушечной башней на корме…
Я просто влюбился!
-«Левиафан»! – выдохнул я, утирая пот.
- Не! «Левиафан» мы Акунину подарили, ему нужней. А это – паровой ледокольный паром «Полярный лис», чудо техники конца 19-го века, совместная работа Можайского, Кулибина и Ползунова!
Вот на нем мы и пойдем за вашим кладом, мужики! – удовлетворенный произведенным эффектом сказал загадочный сапожник.
И я понял, что лучшего варианта у нас не будет! То есть, других вариантов просто нет!