Исторический музей

 
    
    
     РАЗРУШЕННЫЙ ЗАМОК
    
    
     От разоренного и сгоревшего замка мало что осталось: часть главного здания, полуразрушенный левый флигель и темная башня с черными глазницами пустых окон. Место считалось проклятым, поэтому здесь не останавливались даже разбойники.
     - Замок Креоли, - подумал Норман, - сомнений быть не может... однако как я сюда попал?
     Бешеная гонка за странным белым оленем привела его в совершенно незнакомые места. Свой лес он знал хорошо. А тут плутал уже часа три, постепенно выходя из себя от этого тупого блуждания неизвестно где и от невозможности происходящего.
     Про трагедию баронов Креоли в этих краях знали все. Это случилось еще во времена войны за независимость, так славно начавшейся и так ужасно завершившейся. Симур как был, так и остался придатком Триморской империи, не досчитавшись самых отважных и самых гордых, не говоря уже о бесконечных кострах и виселицах.
     Замок Креоли лежал на пути триморских войск, и они не оставили там камня на камне. Из всей семьи тогда спаслась только младшая дочь барона, которую забрали дальние родственники, и которая уже никогда не возвращалась в эти края.
     Норман спешился и повел коня под уздцы в сторону развалин. Он устал, хотел есть и спать и, главное, совершенно не представлял, по какой дороге он так быстро сюда добрался.
     Стоял октябрь, темнело рано, холодные сумерки подкрадывались незаметно и зловеще, в лесу раздавался протяжный вой, выглядывала первая звезда, и влажный пар тихо поднимался от остывающей земли. Становилось зябко и совсем уж неуютно. И что-то надоедливо кололо под лопаткой, так что трудно было поднять руку.
     На втором этаже башни горел свет, это было странно, но не более чем всё остальное. Норман привязал коня у входа, на всякий случай обнажил меч и отправился наверх. Поднимаясь в темноте по ступеням, он чувствовал вокруг запах гари и копоти, стены словно пропитались им навечно, и ни дожди, ни снега, ни ветры не смогли этот запах уничтожить.
     Оружие не понадобилось. У горящего камина на корточках сидела девочка-подросток, одетая во всё черное и старомодное, со стянутыми на затылке, как у пожилой женщины, волосами. Он увидел ее лицо, на кого-то неуловимо похожее, и почему-то понял, что перед ним маленькая старушка, юная и прекрасная, умудренная опытом и придавленная скорбью.
     Она не удивилась его появлению и не испугалась. Было похоже, ее уже ничто не могло удивить и испугать, еще меньше ее волновал собственный наряд и прическа.
     - Это вы, барон... - сказала она равнодушно, - странно, что вас сюда привело... вы один?
     - Один, - сказал он изумленно, - если не считать коня...
     - Странно, что вы так постарели, - заметила девочка, - впрочем, я тоже... вы, наверно, меня не помните? А я вас помню. Вы наш сосед, барон Лескри...
     Она сказала это всё так же равнодушно и протянула руки к огню. Норман спрятал меч и огляделся. Комната была большая и почти без мебели. Каменные, пропахшие гарью стены были беспощадно голыми и холодными. На кровати в углу кто-то лежал под грудой одеял, судя по туфелькам на полу, тоже женщина.
     - Я, в самом деле, не узнаю вас, сударыня, - обратился Норман к девочке, сударыней он назвал ее потому, что держалась она как взрослая, да и на служанку тоже похожа не была.
     - У нас осталось зеркало, - сказала она вдруг тоном обиженного ребенка, - я сама себя не узнаю... - потом снова повзрослела, - я младшая дочь барона Креоли, единственная наследница и хозяйка этих развалин... что вас привело сюда, барон? Разве вы не знаете, что все погибли?
     - Вы хотите сказать, что вы Кармелита?
     - Да. Что вас так удивляет? Что я жива? Это заслуга Гелха, он сейчас придет и, может быть, расскажет вам, как это было... а я просто не могу.
     Женщина под одеялами слабо застонала.
     - Бедняжка, - вздохнула девочка, выдававшая себя за Кармелиту Креоли, - у нее жар. Представляете, заблудилась в лесу, а вчера был такой ливень... она совершенно продрогла. Там кубок на столе, дайте ей глотнуть.
     Норман как во сне подошел к большому дубовому столу, местами изрубленному, как чурбан мясника, взял кубок и направился к кровати. Он ничего не понимал.
     Женщина сама откинула край одеяла и протянула руку. Ей было лет сорок, а может, и гораздо больше, но об этом она бы никому не позволила догадаться. Горящее лицо ее с пылающими щеками было ухоженным и красивым, волосы выкрашены в черный цвет, глаза подведены, ногти на руке, принявшей кубок, отполированы и изящны. Она сделала несколько глотков и откинулась на подушку.
     - Благодарю вас...
     Он хотел что-то сказать, но ему помешал крик, точнее визг.
     - Что это?! О, Господи!
     Кармелита стояла у камина, сжимая руками голову. У нее на лице был ужас.
     - Что это у вас?!
     Норман еще ничего не успел понять, как с лестницы в комнату влетел человек, косматый и грязный как пират, и бросился к девочке. Она уткнулась лицом в облезлый мех его безрукавки.
     - Он же мертвый! Он тоже мертвый! Гелх, я не могу больше!
     - Успокойтесь, госпожа...
     - Он убит, у него стрела в спине!
     Гелх оставил дрожащую девочку и подошел к Норману.
     - Повернитесь спиной, господин.
     Норман считал, что боль под лопаткой – это из-за сердца, так уже бывало не раз. Да и кто мог стрелять ему в спину? Его собственные братья, с которыми он был на охоте?
     - Честно говоря, я не знаю, почему вы живы, - мрачно сказал Гелх и что-то с хрустом надломил у него за спиной.
    
          *******************************************
    
     Аквила тупо смотрела на огонь. Холод пронизывал ее до костей, и она никак не могла согреться. Ее верный телохранитель Сарх снял с себя почти всё, чтобы согреть ее, и неутомимо отсекал мечом ветки с поваленной коряги. Ее отряд был разбит, два дня они вдвоем выбирались из окружения и наконец позволили себе отдохнуть. Она никогда не разрешала себе расслабиться, ее воины смотрели на нее как на богиню и думали, что она сделана из камня и стали. Теперь притворяться было ни к чему. У нее не было больше силы, у нее не было больше власти, у нее не было больше цели.
     - Сарх, хватит! - сказала она раздраженно, - зачем нам столько дров? Не век же мы будем тут сидеть!
     - Уже темнеет, - отозвался он.
     - Мы еще можем добраться до Лестопаля.
     - В темноте?
     - Ну и что?
     - Послушай, мы и так не знаем толком, куда идем!
     - Я знаю эти места.
     - Как хочешь.
     Он привык ей подчиняться, поэтому вскоре загасил костер и молча двинулся следом. Аквила шла уверенно, хотя зубы у нее непроизвольно стучали. Она была вынослива и равнодушна к холоду, как любая деревенская девушка, выросшая в суровом северном Симуре, но сейчас ей казалось, что гигантский паук высосал всю ее кровь. Только упрямство заставляло ее идти, а не упасть лицом в желтую траву и холодный мокрый мох.
     Тропинка оборвалась и уперлась в широкий ров. Этого рва не должно было быть. Или он появился только вчера, что было бы совершенно невозможно, или они все-таки заблудились. В синем небе уже осторожно поблескивали первые звезды. Вода казалась черной и гладкой как стекло.
     - Река? - спросил Сарх.
     - Ров - сказала она сквозь зубы. Никакого течения.
     - Значит, где-то замок.
     Она все-таки обессилено села на влажную траву.
     - Где-то замок, - повторил Сарх и ободряюще улыбнулся ей, - а значит – крыша над головой, тарелка горячего супа и сухая солома в теплом углу. Слышишь, Аквила?
     - А если там триморцы?
     - Ты думаешь, все знают тебя в лицо?
     - А мой костюм?! - разозлилась она от его глупости, - где я тут возьму одежду нищенки или бедной вдовы башмачника?!
     - Тогда первым пойду я, - ответил он спокойно, - и если всё в порядке, вернусь за тобой.
     Они разделись, не глядя друг на друга, и вошли в воду, держа одежду и оружие над головой. Вода была холодной как сама осень. Аквилу обожгло. Она поплыла как можно быстрее, и единственным ее желанием было выпрыгнуть как ошпаренной и завизжать. На берегу она долго шумно дрожала, стуча зубами. Ей было уже всё равно, отвернулся Сарх, или смотрит на нее... потом она наконец заметила что его нет. Нигде.
     Она закричала. Поверхность воды была гладкой и чистой, и ни одного звука, ни одного всплеска не раздалось ей в ответ.
     - Сарх... ты где? - проговорила она с ужасом.
     Холодная вода молчала. Аквила чуть не завыла от отчаяния и снова прыгнула в черную пропасть рва. Ей было уже не до холода. Сарх был последним из ее друзей.
     Когда предел возможного был исчерпан, она выбралась на берег, дрожа как осиновый лист на ветру, натянула на мокрое тело штаны и рубашку, сунула онемевшие ноги в сапоги и закуталась в теплую куртку Сарха. Надо было идти. Вперед, только вперед.
     Замок оказался просто развалинами. Свет был только наверху, в полуразрушенной башне. Аквила уже ничего не боялась, она вообще перестала что-либо чувствовать, устало поднялась по ступеням и приоткрыла тугую дверь. На нее сразу пахнуло теплом от горящего камина. Всё ее существо потянулось к этому теплу.
     - О, Боже! Где вы так промокли? - спросила ее девочка лет четырнадцати, одетая в черное платье с чужого плеча и причесанная гладко как старая вдова.
     Кроме нее в комнате был еще косматый человек, по виду слуга, в котором угадывалась диковатая лесная сила, и благородного вида рыцарь с легкой сединой в бороде и на висках. На кровати лежала больная женщина, ее черные волосы на белой подушке еще сохранили следы былой прически. На разбойников они все не походили, так же как и на триморцев.
     Аквила, обтекая водой, опустилась на скамью возле двери.
     - Я переплывала ров, - объяснила она этой непонятливой девчонке.
     - У нас нет рва, - спокойно отозвалась та.
     - Уж не думаешь ли ты, детка, что я нарочно искупалась в луже? - усмехнулась Аквила.
     - Вы говорите с баронессой Креоли, - хмуро сказал косматый слуга.
     - В самом деле?..
     Ей было абсолютно всё равно, с кем она говорит. Она давно научилась презирать высокие титулы. У Великого Суандра любой мог стать полководцем, даже простой хлебопек, лишь бы ты был смел, умен, честен и всей душой желал свободы для Симура. Впрочем, что толку было объяснять это такому лохматому псу, который ничего не видел, кроме своей маленькой хозяйки, и ничего знать не хотел, кроме ее приказов.
     - Гелх, оставь ее, - сказала маленькая баронесса и подошла к Аквиле, - вам надо переодеться, пойдемте со мной в подвал, там остались старые сундуки, может, подберем вам что-нибудь.
     - Платье? - презрительно усмехнулась Аквила.
     - Сухое, - серьезно ответила девочка.
     - Я пойду с вами, - заявил Гелх и шагнул к своей хозяйке.
     - Только тебя там и не хватало, - сказала она, отворачиваясь, - подай мне лучше факел.
     С горящим факелом они спустились во двор и прошли к основному зданию, первый этаж которого был почти цел.
     - Мы бы разместились тут, если бы знали, что у нас сегодня будет столько гостей, - вздохнула маленькая баронесса, - у меня такое чувство, что вы не последняя. Осторожней, там плита...
     - Это замок Креоли?
     - Три дня назад это еще был замок. А теперь, сами видите.
     - Если бы барон Креоли присоединился в свое время к Великому Суандру, всё могло бы обернуться иначе.
     - О чем вы говорите... - маленькая хозяйка посмотрела на нее и разочарованно вздохнула, - война проиграна, ваш Великий Суандр давно мертв. Друзья его предали, союзники разбежались как зайцы, и даже собственная жена отреклась от него. Такой печальный и бесславный конец... Три года мы молились на него, а теперь...
     - Надо было не молиться, - разозлилась Аквила, - надо было воевать! Расселись по норам и думаете, что кто-то обязан проливать за вас кровь?!
     - Моя старшая сестра воевала у Суандра. Она погибла на войне. А мой отец был против любой войны, даже против освободительной, но всё равно погиб. Война нашла его здесь.
     «Значит, так ему и надо», - подумала Аквила, но нашла в себе силы промолчать. Ей совсем ни к чему было обижать девочку, когда та искренне хотела ей помочь... Они спустились в подвал и порылись в старых сундуках. Все платья были старыми и вышедшими из моды, к тому же изъедены молью. Выбирать не приходилось.
     Аквила ужасно нелепо чувствовала себя в женском наряде. Ее широкие плечи и могучие руки рвались наружу из тесной ткани, юбка цеплялась за ноги и мешала ходить.
     - А вы могли бы согнуть... кочергу? - совсем по-детски спросила баронесса, видя, как играют мышцы на ее руках, когда она натягивала узкое платье на свое мокрое тело.
     - Не знаю, не пробовала, - усмехнулась Аквила.
     - Вы как статуя богини войны Азерты. Она стояла у нас в парке, но теперь там одни осколки... И как моя сестра. Она была очень сильная. Вы тоже воевали у Суандра?
     - Конечно. Там было много женщин.
     - Иногда мне кажется, что и я могла бы воевать.
     - Ты еще ребенок. И больше похожа на цветок, чем на воина.
     - Я жалею, что я не мужчина.
     - Тебе просто хочется отомстить.
     - Кому? Господу Богу или всему миру? Разве можно отомстить урагану или наводнению? К этому надо относиться как к стихийному бедствию, иначе с ума сойдешь. О, нет! О мести я не думаю, меня угнетает моя беспомощность.
     Во дворе они услышали голоса, которые доносились из окон башни. Вернее, один голос, чья веселость была здесь совершенно не к месту.
     - Ну вот, - девочка остановилась и прислушалась, - я же говорила, что еще кто-то придет. Сначала Ньер, потом барон Лескри, наш сосед, потом вы...
     - Ньер – это та женщина на кровати?
     - Да, она купчиха из Лестопаля.
     Слово «купчиха» маленькая хозяйка произнесла с легким презрением. Почти неуловимым, но Аквила всё равно заметила.
     - А ты знаешь, кто я? - спросила она с усмешкой.
     - Богиня войны, - сразу ответила девочка.
    
          *******************************************
    
     Новый гость стоял посреди комнаты покачиваясь. Он не был ни ранен, ни измучен. Он просто был пьян до состояния легкого счастья. Радоваться жизни ему не мешали ни рваные башмаки, ни штаны в заплатках, ни опустевшая бутылка, ни свежие ссадины, разукрасившие его бледное лицо.
     Он увидел Аквилу и уставился на нее с неприкрытым и пошловатым восхищением. Наверно, причиной тому послужило слишком тесное для ее груди платье, туго стянутое на узкой талии, и распущенные мокрые волосы. Она бы нашла, что сказать на такой наглый пьяный взгляд, но язык не повернулся.
     Это был прекрасный юноша. Просто до изумления прекрасный. Ни убогая одежда, ни рваные башмаки, ни отсутствие даже тени умной мысли на лице не могли затмить эту вопиющую красоту. Если она была богиней войны, то перед ней стоял бог любви в лохмотьях.
     Черные глянцевые волосы падали до плеч, в противоположность им, глаза сияли светлой голубизной как незабудки у ручья. Движения его стройного тела были ленивы и изящны, как у кошки.
     - Пойду поищу большой котел, - сказал Гелх, - нас что-то слишком много.
     - Бери побольше, - посоветовал ему новый гость, - не знаю, куда я попал, но мне тут нравится.
     - Что тут может нравиться? - холодно спросила Кармелита.
     - Всё! Особенно то, что здесь должна быть корчма дядюшки Риха. Признавайтесь, как это вы так быстро сумели всё это построить, да еще и разгромить?
     - Здесь нет никакой корчмы, - строго сказала маленькая хозяйка, ей было вовсе не смешно, - если уж ты тут оказался, сядь в углу и закрой рот, пока тебя не выставили вон.
     - Это кто это меня выставит? - искренне удивился он, - не ты ли, ласточка?
     Гелха не было, а барон почему-то молчал, погруженный в свои мысли.
     - Я, - сказала Аквила, - возьму тебя за шкирку и выкину в окно.
     - Как?! - усмехнулся он, - вы хотите меня выкинуть, словно куль дерьма, даже не узнав, какой я хороший? Уверяю вас, я просто замечательный, вам страшно повезло, что я сюда попал! Вы же не знаете, кто я.
     - Болтун, бродяга, пьяница и хам.
     - Ну и что? Зато я могу стоять на голове и показывать фокусы. И еще многое другое... могу вам погадать по руке, или по глазам, или по животу, покажи мне свой живот, красотка, и я расскажу тебе твое прошлое и будущее!
     Аквила вспыхнула.
     - Прекрати паясничать, - заговорил наконец барон Лескри, - лучше расскажи, кто ты и как ты сюда попал. Нам не до шуток.
     - Пожалуйста! С превеликим удовольствием. Я Рос Ели. Шел из Лестопаля в Криген, не пропуская ни одной корчмы по дороге. Свернул с дороги в лес по одной весьма прозаической причине... а потом, видно спьяну, заплутал.
     - А кто это тебя так отделал?
     - Чей-то муж...
     - Понятно.
     Вернулся Гелх с большим котлом и ведрами. Аквила хотела присесть у камина, но решила ему не мешать. Есть хотелось страшно.
     - А вы, сударыня? Что случилось с вами?
     Это барон обращался к ней. Она рассказала, как потеряла свой отряд, и как переплывая ров, потеряла последнего своего друга. Говорила она отрешенно, словно не о себе. Самое страшное было там, на берегу.
     - Да, странно... - вздохнул барон, - вы сражались под Исменом, Рос Ели шел в Криген, госпожа Ньер Норли ехала за товаром в Периколь, я охотился у себя в Лескри... однако все мы оказались здесь.
     Рос Ели обвел всех прекрасными пьяными глазами и почти шепотом спросил:
     - Кто мне скажет, наконец, куда меня черт занес?
     - В замок Креоли, - ответил ему Гелх.
     Он только свистнул и покачал головой.
    
          *******************************************
    
     Ядовитая Заводь была царством огромных до неба елей и поросших мхом камней. Здесь не было троп, и черничник доставал до колен, комариные тучки звонко гудели над маленькими болотцами.
     Конь всё время спотыкался о корни и путался в кустарниках, его пришлось вести под уздцы и самому топать пешком.
     - Дикая страна Озерия, - думал Осмальд, вытирая рукавом мошку с лица, - не Озерия, а Болотия какая-то...
     Его случайный попутчик уверял, что знает дорогу хорошо, но, кажется, запутался в этих хмурых елках и тощих осинках. В последней корчме на дороге, после которой надо было сворачивать в дикий лес, они оказались за одним столом.
     - У тебя хмурый вид, - сказал этот наглый тип, попросту наливая ему из своей бутылки, - кажется, я знаю, куда ты направляешься!
     - И куда? - хмуро поинтересовался Осмальд.
     - К старику Мозесу.
     Отпираться почему-то не хотелось. Всё надоело смертельно.
     - Да. Говорят, его трудно найти.
     - Он живет в пещере за болотами. Я как-то бывал у него и снова собираюсь. Хочешь, пойдем вместе?
     «Если это разбойник», - подумал Осмальд, - «то грабить у меня всё равно нечего, да и справлюсь я с ним как с букашкой... скорее всего, он не врет, а действительно идет к Мозесу».
     - Пойдем, - вздохнул он.
     Попутчика звали Тротто, он был до тоски похож на всех озерских мужиков из Симура, коренастый, недалекий, не в меру веселый и такой же наглый. Он болтал всю дорогу, вероятно, полагая, что рыцарю безумно интересно знать, как плодятся его овцы, и сколько ягод труболиста нужно класть на чан вина.
     - Если ты не замолчишь хоть на полчаса, - сказал Осмальд, - то я перестану жалеть, что почти весь Симур достался Триморью.
     Тротто, как ни странно, не обиделся, а напротив пустился в рассуждения о том, что Симур и правда бедная провинция, и проку от нее королю никакого, поэтому король и отступился от него. А ведь мог бы, если бы прислал свои войска с белогорской границы...
     Когда крестьяне начинали рассуждать о политике, Осмальда передергивало.
     - Лучше говори о своих овцах, - буркнул он.
     Симур он не любил уже за то, что там находился герцог Симурский.
     Дом Мозеса как будто рос прямо из скалы, его черепичная крыша и бревенчатые стены поросли мхом и незаметно переходили в такой же косматый камень. Рядом стояли еще более запущенные хлев для овец и курятник.
     Старик вышел им навстречу сам, высокий, тощий, с огромной седой бородой и в длинной холщовой рубахе. Настоящий колдун! Осмальд остановился, отвешивая колдуну сдержанный поклон, Тротто же скомкал шапку и скорчил подобострастную улыбку.
     - Будете заходить по одному, - сказал Мозес, окинув спокойным и ясным взглядом своих посетителей, - вместе вам никак нельзя находиться.
     «Это уж точно!» - подумал Осмальд.
     - Посиди пока на крыльце, - обратился Мозес к Тротто, всё еще мнущему свою шапку, - сначала я поговорю с рыцарем.
     - Само собой! - ничуть не огорчился надоедливый попутчик.
     Осмальд прошел в полутемную прохладную горницу и огляделся. Никаких колдовских атрибутов типа засушенных лягушек, колб с отравами, змей и сов и черных кошек он не увидел. На столе стояли крынка с козьим молоком да лукошко с брусникой. Ягоды ароматно пахли.
     - Садись, - сказал колдун, показывая на ветхую табуретку.
     Осмальд присел осторожно, боясь, что она сейчас рассыплется в прах под тяжестью его могучего тела. Он был огромен, силен и в бою непобедим, не было еще такого случая, но табуретки он испугался.
     - Выпей молока, рыцарь, - предложил колдун и придвинул ему крынку.
     Осмальд глотнул сразу полгоршка и утерся рукавом.
     - Теперь говори.
     Отступать было некуда. Раз уж пришел, раз добрался в такую глушь, минуя все преграды, и бросил все дела ради этого, надо было говорить.
     - На мне много ран, - сказал Осмальд, - но они не болят. Болит душа. Помоги, старик...
     - Смотря в чем, - усмехнулся колдун, - у меня есть лекарство от любви. Но нет – от совести.
     - Что ты знаешь о моей совести?
     - Всё. Твоя история проста. Ты убил любовника жены. Твоя жена молода и прекрасна, она ровесница твоей старшей дочери. Ты потерял голову от ее юности и непосредственности, ты вытащил ее из нищеты и возвысил до себя, тебе казалось, она тоже любит тебя... но это весьма распространенное заблуждение.
     Осмальд скрипел зубами и сжимал кулаки. Всё так и было. Глупо с самого начала и неправдоподобно. И зачем он зашел тогда в гладильню? Кажется, ему сказали, что где-то в полуподвальных комнатах есть дверь от подземного хода. Он и Ритбор пошли проверить.
     Всё было огромное: и стол, и утюг, и бесконечная мятая занавеска, стелющаяся по полу, и два рыцаря, неожиданно ввалившихся в гладильню, только она была маленькая, эта девочка с утюгом. У нее были взлохмаченные над тонкой шеей темные волосы, узкие плечики, приподнятая почти до колен юбка, из-под которой выглядывали детские ровные ножки, и спущенные чулки, складками упавшие на неуклюжие деревянные башмаки. И это было как вчера.
     Неужели Глелия не любила его никогда? Просто позарилась на его богатства и титул? Или у нее просто не было выбора? Разве он ее спрашивал? Разве сомневался в своей неотразимости? Самонадеянный болван, так тебе и надо!..
     Однажды он увидел это своими глазами. Правда, было темно, но то, что этот наглец, который выскочил в окно, прихватив свою одежду, был так же молод и хорош собой, как и Глелия, он разглядел. Счастливый любовник еще замер на подоконнике, где луна освещала его стройное обнаженное тело, гибкое как у кошки, и невозмутимо заявил: «По ночам надо спать, дяденька!» И исчез совершенно непостижимым образом.
     - Он был достоин смерти, - хмуро сказал Осмальд, - и мне не жаль его ни капли.
     - Чего же ты от меня хочешь? Приворотного зелья?
     - Забвения. Избавь меня от этого жала в сердце, колдун.
     Она сидела на разобранной постели, такая же бесстыдно обнаженная, как и юноша, ускользнувший в окно, и ни в чем не оправдывалась, сказала только, что ни за что не признается, кто с ней был, даже под пытками. И он понял, что это так и есть.
     - Хорошо, я сделаю тебе отвар, - сказал колдун, - выйди пока и позови своего спутника.
     Осмальд послушался его.
     - А тебе я не буду помогать, - сказал Мозес, когда второй гость переступил порог его ветхого домишки.
     - Что так, колдун? - усмехнулся Тротто, присаживаясь к столу и закидывая ногу на ногу, - я тебе не нравлюсь?
     - Не мне тебя судить, - спокойно отозвался Мозес, - просто случай твой безнадежный, и я бы на твоем месте бросил всё и вернулся домой. Впрочем, ты уже не успеешь. Ты и двух дней не проживешь, Тибелио Флариан.
     Флариан невозмутимо рассматривал свою руку, крепкую, с пересохшей кожей и грязью под ногтями, его эстетическое чувство, которое он давно загнал в угол, тем не менее, из этого самого угла вопило, как безобразно иметь такие неухоженные руки.
     - Значит, я умру.
     - Ты и сам это знаешь. Ты здесь не за этим.
     - Вот как? А зачем же тогда?
     - Не считай меня глупцом, Флариан. Я вижу тебя насквозь, - сурово сказал Мозес, - иди и делай свое дело.
     - Так нужно, старик, - усмехнулся гость, - так нужно... но раз уж я тут, дай мне что-нибудь заглушить боль в желудке, а то, ей богу, как-то безрадостно.
     Выпив какой-то настойки, Флариан спокойно вышел, увидел своего спутника, огромного, словно вытесанного из камня и отлитого из металла, который еще не знал ни одного поражения в бою, и о котором ходили легенды по всей Озерии и Лесовии, и тупо ему улыбнулся.
     - Вас зовут, сэр рыцарь.
     Осмальд устало поднялся с завалинки, с равнодушным презрением взглянул на него и кивнул. Через пять минут он вышел еще более хмурый и еще более равнодушный. Сердце его холодело в груди, словно превращаясь в камень, голова кружилась.
     - Возвращаемся, сэр рыцарь?
     - Да. И чем быстрей, тем лучше.
    
          *******************************************
    
     Ньер Норли открыла глаза. Она плохо понимала, где находилась, и еще меньше – как она сюда попала. Какие-то странные, совсем незнакомые люди были вокруг, встревоженные и серьезные, комната полуразрушена, посредине – большой дубовый стол, камин с котлом на крюке, запах гари и мясного бульона с петрушкой, на потолке закопченные остатки былой росписи... Ей было жарко, и ломило все кости.
     Высокая, широкоплечая и, видимо, очень сильная девушка стояла у огня и распускала мокрые косы, рядом сидел косматый слуга с поварешкой в руках, за столом о чем-то тихо беседовали прелестная девочка лет четырнадцати в черном платье с чужого плеча и рыцарь с лицом усталым и добрым, который годился девочке в отцы. Кажется, это он поил ее водой.
     Ньер села, опираясь на руку, чтобы не упасть. Второй рукой сразу поправила прическу, представляя, как ужасно она сейчас выглядит.
     - Вам лучше? - спросила девочка, грустно улыбаясь.
     - Спасибо, детка.
     В это время в дверь зашел юноша в драной куртке и таких же потрепанных штанах, он принес ведро с водой и деловито наполнил из него большой медный чайник. Эта несложная операция его почему-то утомила. Он сел прямо на пол и сморщился.
     Он был красив. Пожалуй, даже красивей, чем ее Эстрильо. И так же беден. И так же недостижимо молод.
     Эстрильо был беден. Она купила его. Конечно, купила, что же еще? Разве могла хоть одна его знакомая девушка позволить себе такие платья, такие прически, такие приемы? Разве могла хоть одна девушка утопить его в роскоши и удовольствиях, замолвить за него словечко коменданту города, устроить его в университет? Это могла только она, Ньер Норли, самая богатая женщина Лестопаля.
     Ей исполнилось сорок. Она впервые прикасалась к мужчине. Волнение душило ее, она мечтала о нем уже несколько лет, с тех пор как увидела его случайно на улице совсем подростком и терпеливо ждала, пока он вырастет. Господи, как он был сладок, как желанен! И как это было давно, еще до войны...
     - Эй, Рос! Тебе плохо? - косматый слуга отложил поварешку и подсел к юноше.
     Девушка с мокрыми косами презрительно фыркнула. Слабость она презирала, это было видно даже по ее походке.
     - Он пьян, как сивый мерин!
     - Накормите ее, - усмехнулся юноша, - может, подобреет... Гелх, посмотри, что там у меня...
     Он стал расстегивать куртку, но руки его упали как плети, и слуга доделал это сам. Под курткой рубаха его была вся в крови. Из-под ребра торчала рукоять ножа.
     - Баронесса, - спокойно сказал Гелх, - нужны бинты.
     - Где же я возьму тебе бинты? - обреченно вздохнула она.
     - Срочно, - добавил он.
     - Можно разорвать простыню, - смущенно предложила Ньер, - она не понимала, как этот юноша еще жив и ходит, и принес воды, но тут всё было странно.
     - Вставайте, - сказал Гелх, - сэр Норман, помогите мне.
     Норман взял меч. Простыню быстро раскроили на мелкие кусочки. Ньер сидела на матрасе и, не в силах помочь, с жалостью наблюдала, как промывают несчастному юноше рану, заматывают его в самодельные бинты и вливают в его бесчувственный рот какой-то отвар.
     Потом послышались тяжелые шаги по ступеням. Все замерли и оглянулись на дверь.
     - Ночь гостей, - усмехнулся Гелх.
     Вошедший человек был огромен и могуч. Доспехи его были тяжелы, меч – почти до пола, заросшее густой щетиной лицо сурово и властно.
     - Мир вашему очагу, - сказал он раскатистым басом, - я заблудился, мой спутник пошел искать дорогу и бросил меня.
     - Вы в замке Креоли, - объяснил ему Норман, - это Кармелита, младшая дочь барона и наша гостеприимная хозяйка, я их сосед барон Лескри. А вы кто?
     - Осмальд, - коротко ответил гигант.
     - Ну что ж, - Норман кивнул, не дождавшись подробностей, - мы все тут в очень странной ситуации, и неизвестно, как долго это будет продолжаться. Так что разрешите представить вам остальных.
     Ньер смотрела на нового гостя со страхом и трепетом. В нем был тот крайний полюс мужества, который всегда пугал ее и отталкивал. В мужчинах ей почему-то нравилась слабость и мягкость, даже женственность. Ее привлекала и возбуждала именно жалость к мужчине, как к собственному сыну. Поэтому ей и нравились беспомощные, неопытные юноши, которые всему удивляются, волнуются и зависят от нее. Почувствовать жалость к Осмальду было невозможно.
     Он отказался от еды, когда все дружно уселись за стол, подошел к огню и погрузился в свои невеселые мысли. «Каменный истукан», - подумала Ньер, но когда лежавший на полу Рос застонал, и мрачный Осмальд заботливо напоил его из чайника, она смягчилась.
     - Предлагаю подумать о том, как мы будем спать, - как всегда невозмутимо сказал Гелх, - господа рыцари, предлагаю вам сходить со мной на развалины скотного двора за соломой.
     - Я тоже пойду, - заявила девушка с мокрыми косами, кажется, ее звали Аквила.
     - Постели нам рядом, - послышался из угла веселый голос Роса, - я тебя люблю, ты меня тоже!
     - Болтун! - вспыхнула она, - другой бы лежал и с Богом разговаривал на твоем месте, а не о любви думал.
     - А я всегда о ней думаю! Особенно, когда вижу таких красоток как ты, моя прелесть.
     - Заткнись немедленно!
     Неизвестно, чем бы кончился их разговор, если бы не появился еще один гость. Шестой. Это был крестьянин лет тридцати, среднего роста, ладный, светловолосый, с синими искорками лукавых глаз. Он был довольно красив, но как-то неуклюж, неопрятен и непоправимо глуп.
     - Здрасьте, - промямлил он, сминая войлочную шапку и переступая с ноги на ногу, - так я, это... я тут шел...
     Потом он заметил Осмальда и радостно ударил себя по коленкам, неуклюже приседая.
     - Сэр рыцарь! Вот вы где! Обыскался я вас. Вот!
     - Тротто? - неприятно удивился Осмальд.
     - Я ведь что, - торопливо заговорил крестьянин, не замечая уже никого вокруг, - я пошел на разведку-то, а там прилег под куст, ну меня и сморило. Заснул я, стало быть. А вернулся – вас и след простыл, сэр рыцарь!
     - А я уж решил, что ты меня бросил, - холодно сказал Осмальд.
     - Как можно! - искренне возмутился Тротто.
     - Садись к столу, - позвал его Гелх, - и расскажи о себе.
     - О себе? - усмехнулся Тротто, - да хоть до утра. А есть не буду. Не могу.
     - Почему? - настороженно спросила Кармелита.
     - Живот болит, госпожа-красавица, - ответил он запросто, - не сегодня-завтра помру.
     - Иногда мне кажется, - сказала она, отложив ложку, - что мы все тут уже мертвые.
    
    
    
    
    
    
    
    
    
    
          «««««««««« ««««««« «««««««« «««««« ««««
     ««««««««««««««««««
     ««« ««« ««
    
     АНГРИС
    
    
     Смена закончилась. Ангрис последний раз посмотрела на дежурные экраны, убедилась, что всё в порядке, и прошла в раздевалку. Она раскрыла свой шкафчик, сняла серебристый пылеулавливающий халат, махнула щеткой по желто-медной копне непозволительно отросших волос и задумчиво уставилась в зеркальную дверцу на свое бледное лицо, уныло выглядывающее из глухого ворота черного свитера.
     - Ангрис устала, - подумала она, - Ангрис пойдет в свою каюту и ляжет спать. А перед этим съест брикет, который лежит в верхнем ящике тумбочки и запьет чаем из термоса...
     Ее сменщица и подруга Хенни вошла с виновато-умоляющим видом.
     - Представляешь, - сказала она расстроенно, - Тол будет ждать меня в кафешке на третьем ярусе ровно в девять. Он сам меня пригласил, представляешь?
     - И ты от радости забыла, что у тебя дежурство? - усмехнулась Ангрис.
     - По-твоему, я должна была ставить ему условия? Я и так не верю, что он захотел со мной встретиться.
     - Странно... неужели ты его так любишь?
     Хенни присела на диванчик и вытянула ноги в облегающем трико. Она была высокая и тонкая как ивовый прут.
     - Неужели ты не понимаешь? Впрочем, что от тебя ждать, ты кроме своих книг и знать ничего не хочешь.
     - Я фригидная.
     - Откуда ты можешь это знать, если ты до сих пор девица?
     Ангрис пожала плечом.
     - Ну, я же тебе рассказывала про свой неудачный опыт, - сказала она безразличным тоном, ей действительно на данный момент было уже всё равно.
     - Ерунда, - безапелляционно заявила подруга, - просто тебе мужик попался бестолковый, но на нем же свет клином не сошелся!
     - Толковый, - улыбнулась Ангрис, - это я такая… ладно, не переживай, я за тебя подежурю, только схожу к себе проглотить брикет.
     - Успей до полдевятого, хорошо?
     - Я не копуша, ты же знаешь.
     В своей каюте она быстро расправилась с едой, помыла чашку, смахнула крошки и, устало вздохнув, собралась уходить. В это время по информатору сообщили, что ее вызывает центральный узел связи. Пришлось почти бегом бежать на первый ярус, позабыв про дежурство.
     В узле было тихо, только приветливо мигали огоньки индикации, и стукали по клавишам секретарши.
     - Пройди в первую кабину, - кивнула ей Олис, - Земля на связи. Кажется, твоя мамочка. Через минуту соединяю.
     - Спасибо.
     Ангрис прикрыла за собой дверь и села в пластиковое кресло. Оно было жесткое, но настолько учитывало форму тела, что сидеть в нем было одно удовольствие. Примерно через минуту напротив в центре стереоэкрана появилась ее мать, Милена Сетфер, она сидела совсем в другом, роскошном домашнем кресле, закинув ногу на ногу, окруженная пышными цветами в напольных вазах и яркими драпировками. Говорила она прямо из дома, полнообъемная видеосвязь с Ганимедом всё еще была дорогим удовольствием, но ее средства позволяли ей это делать.
     - Привет, малышка. Как дела?
     - Дела? Нормально.
     Казалось, мать сидит совсем рядом, можно дотронуться до ее узкого колена в малиново-оранжевом чулке, а позолоченная туфелька, которая болталась на кончике ее ступни, сейчас упадет на казенный пластиковый пол. Что-то в ней было жалкое, несмотря на всю роскошь, которой она себя окружала, и на ее красоту. Крашеная пятидесятилетняя блондинка изо всех сил старалась походить на молодую девушку и вдобавок всю жизнь совершенно безуспешно старалась завоевать любовь одного единственного человека – отца Ангрис.
     - Ты плохо выглядишь, детка. Совсем бледная... почему ты не красишь губы? Они у тебя почти синие.
     - Здесь очень дорогая косметика. И потом, мне абсолютно всё равно, как я выгляжу.
     - Напрасно. Женщина всегда должна следить за собой.
     - Надеюсь, ты связалась со мной не затем, чтоб читать лекцию по психологии женщин?
     - Нет, конечно. Хотя и не мешало бы.
     - Тогда говори, пожалуйста, короче. Время – деньги.
     - Мои, детка. Мои деньги.
     - Этого никто не отрицает.
     Милена удовлетворенно кивнула и обернулась куда-то на секунду, кажется, посмотрела на себя в зеркало.
     - Дело в том, - продолжила она со скрытой радостью, - что отец приглашает тебя на Землю.
     Ангрис не поверила собственным ушам. Отец, которого она впервые увидела, когда ей было пять лет, и который никогда ее не признавал за родную дочь, этот странный человек с непостижимым равнодушием и достоинством олимпийского бога взирающий на нее свысока, как на нечто чужеродное и могущее только помешать, вдруг решил пригласить ее к себе! Она ничего не ответила, просто решила, что чего-то не понимает.
     - Мы с ним недавно встретились, - говорила мать довольным голосом, - представляешь, он сам меня разыскал, расспрашивал о тебе.
     - Поздравляю тебя, - усмехнулась Ангрис, но Милена насмешки не заметила, как не замечала всю жизнь, что похожа на жалкую преданную собачонку.
     - Я ему рассказала, что у тебя не всё в порядке с психикой...
     - Зачем?!
     - Ну, он же твой отец!
     - Какой он мне отец... это всё твои мечты.
     - Не смей так говорить! - вспыхнула оскорбленная Милена, - ты же ничего о нем не знаешь!
     - Знаю. Он совершенно самодостаточен, не сентиментален и никогда не собирался на тебе жениться.
     - А он мне ничего не обещал. Впрочем, как и тебе тоже.
     - Тогда, какое ему до нас дело, мама?
     - Он хочет тебя вылечить. И вообще ему не нравится, что ты живешь под колпаком. Космос – это не женское дело.
     - Это мое дело. Мне здесь спокойней.
     - Ты нашла себе какое-то странное убежище, Ангрис. Тебе надо вылечиться, выйти замуж, рожать детей и жить на Земле, как все нормальные люди.
     - Я никогда не выйду замуж.
     - Господи, почему?
     - Потому что я... я уже замужем.
     - Так я и думала, - Милена всплеснула красивыми руками, она прекрасно знала, что никакого мужа у ее дочери нет и не было, - снова твои сдвиги! Тебя надо лечить, и чем быстрее, тем лучше.
     - Не надо меня лечить, - с тоской сказала Ангрис, - я сама как-нибудь разберусь. Только оставьте меня в покое!
     - Так ты что, не полетишь? - изумленно и разочарованно уставилась на нее мать, - отец приглашает, а ты отказываешься?
     Она хотела отказаться наотрез, но вместо этого только недовольно проговорила:
     - Почему он сам не связался со мной?
     - Наверно, у него есть дела поважнее, - также недовольно ответила мать, - уж не думаешь ли ты, что он экономит деньги?
     - Я ничего не думаю, - вздохнула Ангрис.
     - Бери отпуск, бери билет и собирай вещи, - сказала Милена строго, - послезавтра я снова с тобой свяжусь, поняла?
     - Поняла, - кивнула Ангрис.
     На этом сеанс связи закончился. Она вышла как в тумане, сама не понимая, как это она согласилась лететь на Землю. Что ей там делать? И не начнет ли она там потихоньку сходить с ума, как это было с ней до вербовки на станцию.
     Хенни уже начала волноваться.
     - Без десяти девять! - заныла она, когда Ангрис, застегивая халат, вошла в контрольный зал, - где тебя носит?!
     - Вызвали в узел связи, - улыбнулась Ангрис, - беги к своему Толу, еще успеешь.
     Ночь текла незаметно. Работа была несложная, почти что никакая: сидеть, смотреть за экранами и следить, как идут процессы. Какие это процессы, она толком и не представляла, но как должны вести себя объемные и плоские графики, и что должно быть на счетчиках, помнила прекрасно. Платили за это мало, выручал только космический коэффициент, но зато можно было ни о чем не думать, читать и писать.
     «В битве при Навскиле войска Суандра были разбиты триморским полководцем Эсбилом, а сам Суандр убит. Тело его так и не нашли. Его малолетний сын тоже пропал, а жена и ближайшие друзья и соратники оказались пленниками Эсбила. После этого сражения освободительная армия уже не смогла восстановить свои силы, и скоро война окончилась, господство Триморской империи в Симуре задержалось еще на два столетия...»
     Ангрис вздрогнула от звука расползающихся дверей, оторвалась от экрана и обернулась. В дверях стоял Тол. На нем был пылеулавливающий халат, застегнутый по всем правилам на все кнопки, и такие же сапоги, на голове – чепец с козырьком и бляшкой научного сотрудника. Он был смуглый, несмотря на светло-русые волосы, и какой-то немыслимо аккуратный благодаря своим вечно белым воротничкам и манжетам.
     Прежде чем удивиться, она почему-то позавидовала длинноногой Хенни, потому что прямо сейчас, в эту самую секунду поняла, как он нравится ей самой. Это было глупо. И совершенно бесперспективно. Потом она все-таки удивилась.
     - А где же Хенни? Неужели вы с ней не встретились?
     - Я прождал полчаса, - Тол пожал плечом, - потом сообразил, что она дежурит.
     - Я вместо нее.
     - Две смены подряд?
     - Ну и что такого?
     Тол посмотрел на нее с интересом, но ничего не ответил, потому что подошел к экрану с замигавшим индикатором, промасштабировал изображение, докопался до самой сути и снисходительно сказал, что всё в норме. Ангрис в это время стояла рядом и беспомощно следила за его руками. Сама она в этом ничего не понимала и в экстренных случаях вызывала специалиста.
     Потом он долго ей рассказывал, какой экран за работу какого узла на станции отвечает, как идет бурение спутника, и какие там происходят химические процессы. И даже такая голубая муть в его устах звучала увлекательно, как детективный роман.
     - А Хенни, наверное, ищет тебя, - сказала она зачем-то, она уже поняла, что Толу гораздо больше нравится находиться с ней в этом контрольном зале, чем сидеть с ее длинноногой подругой в кафе на третьем ярусе. Это было приятно и грустно.
     - Да, - усмехнулся Тол, - разминулись...
     Разговор получился долгий. Ей казалось, что ни одна подруга не выслушивала ее с таким вниманием и пониманием. Ему хотелось рассказать всё, впрочем, Ангрис, будучи к себе беспощадной, никогда не была скрытной. Ничего особенного она не видела в том, что о ней будут знать то, что и есть на самом деле. Представляться лучше, чем ты есть, создавать из себя какой-то образ – вот это ей казалось глупым и унизительным.
     - Мне очень стыдно в этом признаться, - сказала она, видя что ее внимательно слушают, - но во мне тоже есть что-то от матери, эта ее собачья преданность. Когда я впервые увидела отца, то не испытала ничего, кроме трепета: ни обиды, ни отчуждения, ни неприязни. Мне было пять лет, мы стояли с мамой в парке Космопроекта, он спускался по лестнице, такой самоуверенный, такой красивый, такой мужественный. На нем была темно-красная форма дальней разведки со всеми атрибутами... Он на меня и внимания-то не обращал, беседовал с мамой, а я плелась сзади как бесплатное приложение. Я его ненавидеть должна или презирать, по крайней мере. А не получается. Сегодня согласилась лететь к нему на Землю. Не хотела, а согласилась.
     - Надеюсь, ты вернешься?
     - Не знаю. Мне кажется, всё будет так, как он захочет.
     - Странно. Со стороны ты кажешься сильной, независимой, самостоятельной...
     - Это оборотная сторона моей силы.
     И снова пищала и мигала индикация, и незаметно уходила ночь.
     - Знаешь, - грустно сказал Тол, - если бы мы были на Земле, я бы пригласил тебя покататься на яхте, или поехать в горы. А тут я могу пригласить тебя только в свою каюту.
     - У меня еще не кончилось дежурство.
     - Да плюнь ты на него. Что тут может произойти? Ну что? Пошли, у меня есть кофе и консервы.
     Второй раз за ночь Ангрис соглашалась против своей воли. Она сидела у Тола, рассматривая его книги, и кофе был очень крепкий, а консервы вкусные.
     - А у тебя нет ничего по двенадцатому веку?
     - А что тебя интересует?
     - Симурская война.
     - Великий Суандр?
     - Да. Великий Суандр.
     - Тянет же тебя к сильным личностям, - усмехнулся Тол.
     - Дело не в этом, - Ангрис задумалась: говорить - не говорить, но потом все-таки сказала, - понимаешь, мне кажется, что меня тоже убили на этой войне. Иногда я очень четко вижу кровавые картины и испытываю боль и страх, - и сразу поспешно спросила его, - я не кажусь тебе ненормальной?
     Тол не удивился. Только посмотрел на нее с пристальным вниманием.
     - А что еще тебе кажется?
     - Многое. Например, то, что я замужем. Не подумай, что это сдвиг старой девы. Я определенно знаю, что я с кем-то связана. И это еще не всё. Я знаю, что у меня есть ребенок. Я, конечно, не рожала на самом деле, но я знаю, что он есть. И беспокоюсь за него. И с ума от этого схожу.
     - Странно всё это.
     - Сама знаю. Отец хочет меня вылечить, но я не представляю, как. Я вообще боюсь лететь на Землю. Там слишком много ассоциаций. А здесь – никаких. Здесь мне лучше.
     - И давно это с тобой началось?
     - С двенадцати лет. Однажды я увидела ужасный сон, а проснуться от него так и не смогла.
     - И что же ты увидела?
     - Пытку. Пытали меня. И это было как-то связано с Суандром.
     - Это он тебя пытал?
     - Не знаю... И еще там был один человек, которого я знала и которому я верила. Он стоял и смотрел... Я ненавижу его за это до сих пор, хоть и не помню его лица.
     - Послушай, а тебе не кажется, что это из твоей прошлой жизни?
     - Не знаю... я вообще в это не верю. Жизнь одна, и мы всё должны успеть в ней. Мы должны успеть что-то очень важное, понимаешь? Я не знаю что, а если бы знала, то перестала бы мучиться.
     - Полюбить, наверно, - улыбнулся Тол, беря ее за руку.
     - Нет, - Ангрис покачала головой, - не это...
     В коридоре ждала Хенни. Она сидела возле его двери на корточках и, увидев Ангрис, резко вскочила. Ее щеки горели как с мороза, глаза метали молнии.
     - Ну что? Подежурила за меня? - спросила она с ненавистью.
     Объяснить ей что-либо Ангрис просто не успела, потому что, когда она выслушала всё, что думает о ней подруга, говорить стало уже не о чем. Так и не сказав ни слова, она холодно повернулась к Хенни спиной и пошла в свою каюту.
     Было мерзко, досадно и грустно одновременно. Она сидела в своей клетушке напротив зеркала и расчесывала жесткие бронзовые волосы. Она была прекрасна. Она нравилась сама себе, она любовалась сама собой и с грустью понимала, что всё это зря, что годы идут и уносят лучшее, что есть в ее красоте, а она будет стареть и тупо смотреть на экраны. И читать об эпохе симурской войны и Великом Суандре.
    
          *******************************************
    
     Полет она перенесла неплохо, и волновалась больше не из-за осознания себя песчинкой в космосе, а от предстоящей встречи с отцом. Полет кончился, а волнение осталось.
     Ангрис растерянно стояла со своим скромным багажом в зале для встречающих, который постепенно освобождался обнявшимися и радостными парами. Скоро она осталась почти одна, остро ощущая свою ненужность и нелепость в этом огромном зале. И тогда появился он.
     Отец шел к ней неторопливо и размеренно, красивый, сдержанный и грустный, он не волновался, в отличие от нее, и прекрасно знал, что делать и как себя держать с ней. Она же изо всех сил старалась выглядеть безразличной.
     - С прилетом, Ангрис.
     - Спасибо.
     На какую-то минуту он позволил ей разглядеть себя, да и сам ее разглядывал с закономерным интересом. Двадцать лет назад она была ему совершенно неинтересна. Теперь она наконец доросла до его внимания.
     Не улыбнулся, не извинился за свое опоздание, не смутился даже, что не признавал ее двадцать лет и бросил ее мать! Ангрис собиралась помнить об этом всегда и держать эту обиду впереди себя как щит. И тоже не собиралась ему улыбаться.
     Отец снял с себя перламутрово-голубую куртку с синими полосками по рукавам и набросил ей на плечи. После серости Ганимада она как-то особенно остро воспринимала яркие краски, и это ее тоже настораживало.
     - В Озерии зима, - сказал отец спокойно, - идем, - и подхватил с пола ее сумку.
     Ангрис молча шла на полшага сзади, окутанная его теплом, сбитая с толку и возмущенная его самоуверенностью и отсутствием хоть малейшего чувства вины и ничуть не меньше, чем в глупом детстве, потрясенная его красотой. Он был как демон, и время не властно было ни над его сильным, упругим телом, ни над его отточенным, мужественным лицом, ни над белокурой, даже непонятно седой или нет, копной его волос. Разве что морщин прибавилось вокруг пронзительно-черных глаз.
     По серо-желтым, заметенным снегом плитам они дошли до стоянки. Ангрис вдыхала морозный воздух Земли. Голова кружилась.
     Он распахнул перед ней золотисто-медовую дверцу модуля. Она села, расправляя складки давно уже здесь не модного платья и поглядывая на себя в зеркальце кругового обзора. Растрепанные волосы, бледные губы, синяки под глазами... но это ничего, это ей даже идет. Она красива, и он не может этого не заметить. Впрочем, зачем это ему? И зачем это ей? Она глупа и неисправима, как все бабы.
     Модуль взмыл в яркое солнечное небо. Ангрис зажмурилась, она уже отвыкла за несколько лет в космосе от этого сладостного чувства, когда тебя вдавливает в спинку сиденья и несет куда-то сила, которая лучше знает, где тебе надо быть. И ты на миг становишься песчинкой.
     За окном мелькали города, поселки и заснеженные леса. Сердце радостно и тревожно сжималось, особенно, когда она видела дым из какой-нибудь трубы. В этом было что-то очень родное и очень земное. Как она могла без этого? Как-то ведь могла!
     Отец не проронил и двух слов. Его руки лежали на руле в полном бездействии, рукава черного свитера были закатаны почти до локтей, открывая следы шрамов на правой руке. Ей показалось тогда странным, что у него могут быть шрамы. Что у него хоть что-то может быть не в порядке.
     - Не удивляйся, что я всё время молчу, - сказал он вдруг, - нам о многом нужно поговорить... но не в спешке. Не между делом.
     - Да, конечно, - кивнула она.
     Скоро они опустились на стоянку перед небольшим особняком. Маленький робот подметал заснеженную дорожку от стоянки к крыльцу. Отец вышел первым. Ангрис спрыгнула на снег, опираясь на его руку.
     - Это твой дом?
     - Пока мой.
     - Ты один живешь?
     Он как-то странно посмотрел на нее.
     - Конечно.
    
          *******************************************
    
     Ей было уютно в плетеном кресле, она наелась и вымылась, и подружилась с роботом Миклей, и уже осмотрела дом, в котором ей предстояло жить. Отец сидел напротив за столом. Его сильные руки в закатанных черных рукавах сцепившись лежали на белой льняной скатерти, вышитой васильками. Из-под его светлой и какой-то детской челки смотрели совсем не детские, усталые, строгие черные глаза. Она еще подумала тогда, какая у него не современная, прямо средневековая прическа.
     - Кажется, пора объясниться, - усмехнулся он.
     За окном была зима, снег в сумерках казался синим и всё падал и падал...
     - Тебе придется мне довериться во всем, - услышала Ангрис, - хочешь ты этого или не хочешь. Ты веришь мне, я верю тебе. Иначе ничего не получится.
     Она посмотрела ему в лицо, осмелилась.
     - А ты не находишь, что это слишком сложно... в нашей ситуации?
     Он не смутился.
     - Видишь ли, я не собираюсь оправдываться.
     - Это я уже поняла.
     - Я собираюсь тебе помочь. И вовсе не потому, что у нас с тобой родственные отношения, а потому что я могу это сделать. Могу и должен.
     - Ты мне ничего не должен.
     Она пожалела, что сказала это. Сорвалось. От усталости и от волнения. И от той многолетней обиды на него.
     - Зачем ты приехала? - спросил он спокойно, но ей захотелось завыть от этого вопроса. В самом деле, ведь никто ее не заставлял, если она уж так ненавидит его.
     - Ну, знаешь...
     Он встал из-за стола, подошел к ней и вдруг, как перед маленькой девочкой, опустился перед ней на корточки. Лицо у него было в этот момент доброе и мудрое, и по усталым глазам в мелкой сетке морщин было видно, насколько он ее старше.
     - Ты больна. Я могу тебе помочь. Остальное не важно. Доверься мне, Ангрис, раз уж ты прилетела сюда. Теперь моя очередь о тебе позаботиться.
     - Что ты собираешься со мной делать? - усмехнулась Ангрис, за один только ласковый голос прощая ему всё и чувствуя, как не хватало ей всю жизнь именно этого: «доверься мне, а я о тебе позабочусь...». Господи, где он был раньше!
     - Сначала – расспросить тебя. Тебя, а не твою мать, которая вечно всё путает.
     - Она ничего не путает, - усмехнулась Ангрис, - я сумасшедшая.
     - Ты необыкновенная, - сказал он грустно, - и очень строга к себе. Так нельзя.
     Она рассказала ему всё. Беспощадно. Как не хотела умирать, как боялась пыток, как подкинула соседям своего ребенка... Отец ничему не удивлялся и задавал очень точные вопросы… как тот старик. Она исповедовалась этому старику, выворачиваясь наизнанку, и молила его о чем то. О чем? Господи, ну конечно! У нее была цель, и она просила у него сил.
     - Я помню старого колдуна, - сказала Ангрис, глядя отцу в глаза, - я просила его дать мне силы. Видимо, я была очень слаба, если просила об этом.
     - Что еще ты о нем помнишь?
     - Его звали Мозес. Он был очень стар...
     - А как звали тебя?
     - Не знаю.
     Она всё рассказала и сидела, глядя на него с безнадежной усталостью.
     - Ну? И что дальше?
     - Прежде всего, ты не должна путать себя с этой женщиной, - сказал отец.
     - Но это я.
     - Ты другая. У тебя своя жизнь, а она пытается с твоей помощью решить свои проблемы.
     - Какие проблемы? О чем ты? Она же давно умерла.
     - Она обращалась к Мозесу. Поэтому можно предположить всё, что угодно. Даже то, что она бессмертна.
     - О, господи!
     - Твоя задача сейчас вспомнить о ней как можно больше. Только не путать эту женщину с собой. Тогда мы всё поймем и решим, что с тобой делать.
     Его самоуверенность задела Ангрис, получалось, что этот посторонний в общем-то человек знает о ней больше, чем она сама.
     - Ты кто? - спросила она с усмешкой, - колдун? Психолог? Историк средних веков?
     - Нет, - ответил он спокойно, - я всего лишь сторож. Сторож в историческом музее.
     - Ты?..
     Больше слов у нее не нашлось.
     - Видишь ли, - пояснил отец, словно не замечая ее разочарования, - старинные вещи нельзя охранять с помощью роботов и сигнализации, они несовместимы во времени, понимаешь? Они от этого портятся и даже рассыпаются в прах. Нельзя насильно соединить туфельку принцессы Луизы и компьютер. Это парадокс. И хорошо, что мы наконец это поняли. С историческим временем надо обращаться так же бережно, как и с природой.
     - Да, я понимаю, - проговорила Ангрис, - но я не об этом. Ты же звездный разведчик!
     - Был, - усмехнулся он, - я слишком стар, дальше Луны меня не пустит ни одна медкомиссия. Так что мое место в музее.
     Они снова пили чай, и ей хотелось сказать ему что-то очень важное: что она совсем не разочарована, просто удивлена, что он сторож. Но потом вспомнила, что ему всё равно, что она о нем думает. Он не собирался ни оправдываться, ни смущаться, ни пускать ей пыль в глаза, как юной поклоннице.
     - Ты узнал обо мне почти всё, - сказала она, - а я о тебе – ничего. Так нечестно, правда?
     - Спрашивай, - ответил он спокойно.
     Ангрис могла задать любой вопрос, но на языке вертелся только один, глупый, детский, который преследовал ее всю жизнь.
     - Помнишь, тот день, когда мы в первый раз встретились? - спросила она, скрывая охватившее ее вдруг волнение, - помнишь?
     - Да, - коротко ответил он, почти не раздумывая.
     - Ты спускался по ступеням из Космопроекта, а мы стояли на набережной...
     Повисла долгая пауза. Ангрис хотела, чтобы он очень хорошо вспомнил этот день. Они смотрели друг на друга.
     - Почему ты тогда не взял меня за руку? - наконец выговорила она, так и не сумев скрыть обиду.
     Он ответил как всегда невозмутимо.
     - Я не собирался быть твоим отцом и считал себя посторонним. Так оно и было. Зачем тебе нужен был отец, которого ты в глаза не видела? Который на Земле бывает реже, чем в космосе, который почти ничего не может добавить к вашим миллионам, и который, наконец, никогда не любил твою мать?
     Чашка задрожала в ее руке, она поставила ее на льняную скатерть с васильками, сжимая от обиды кулак. Отец потянулся через стол и накрыл этот дрожащий кулак своей большой горячей ладонью, он поглотил и растопил его, как кусочек льда.
     - Если б тогда, - упрямо добавила Ангрис, - ты взял меня за руку, - я бы просто умерла от счастья.
     - Я этого не знал, - ответил он просто.
     Что-то случилось со временем. Оно, видимо, застыло, потрясенное этим событием: он все-таки взял ее за руку! Маленькая девочка дождалась осуществления своей мечты.
     - Спасибо, - сказала она, - поднимаясь из-за стола, - спасибо за всё... я пойду спать.
     - Да, конечно, - кивнул он, - у тебя был трудный день.
     Они разошлись по комнатам. Всё было не так. Как во сне, как в другой, чужой жизни. Земля, зима, заснеженные елки за синим окном, тихий свет осколка луны, какие-то смутные надежды. Отец, который ведет себя так, словно она ему нужна, словно ему не всё равно, существует она на белом свете или нет. Неужели в мире есть справедливость, и она ее все-таки дождалась?
     Не спалось. Конечно, не спалось. Ангрис включила ночник и подсела к трюмо. Интересно, какой женщине оно принадлежало? Чья вообще это была спальня? Какой женщине так повезло, что он любил ее?
     Внезапный укол ревности ее не удивил, она прекрасно понимала, что с ней происходит, здесь ей не нужен был психолог. Это был ее отец, только ее, и ей всегда хотелось иметь какие-то особые права на него. Это страстное неудовлетворенное желание так и застыло в ней как в пятилетней девочке, и она устала с этой девочкой в себе бороться.
     Ангрис с усмешкой посмотрела на себя, на свое красивое лицо со скорбными зелеными глазами, на свои растрепанные бронзово-желтые волосы, жесткие и непослушные, на тоненькую свою шею в кружевах ночной рубашки и попыталась понять, что он видел в ней тогда, когда сидел напротив, и выслушивал ее упреки. И вдруг поняла, как ее зовут. Как будто сам старик Мозес сидел напротив, держал ее за руку и говорил строго и печально, словно в последний раз предупреждал: «Послушай, Франческа...»
     Это было внезапно и поэтому сродни бреду. Ангрис заметалась по маленькой спальне от платяного шкафа до двери и обратно. Ей вдруг стало страшно, что она узнает сейчас о себе (или о той женщине) нечто такое, что будет ее мучить всю жизнь. Она отталкивала от себя это внезапное прозрение, которое подступало как тошнота при беременности... Господи, какой беременности! Она никогда не была беременна, она вообще еще до неприличия неопытна в этом деле, и даже с подругами ей здесь нечего обсудить и поделиться опытом. Им это смешно.
     Нет, не надо было лететь на Землю! Здесь слишком много впечатлений, слишком много ассоциаций. И здесь слишком легко стать слабой – пятилетней девочкой с мокрым носом и мечтательными глазами.
     Она бродила по темному незнакомому дому, смотрела в прозрачные окна, пила холодное молоко из холодильника и тихо плакала от своей слабости, которую надоело скрывать. Ей хотелось поддержки, ей хотелось надежды, ей хотелось чуда, и ей хотелось наконец быть счастливой.
     Всё смешалось в ней: обида, страх, тоска, надежда... Ангрис остановилась возле его двери, потом решительно вошла к нему и присела на край постели. В комнате было почти светло от яркой луны и скопища звезд вокруг нее. Он спал, обнимая подушку, он был каким-то особым существом для нее, даже не человеком, а всё тем же полубогом-полугероем, который спускался по лестнице в темно-красной форме дальней разведки со всеми ее атрибутами, и мать говорила, взволнованно одергивая ее детское платьице: «Смотри, это твой отец, Ангрис».
     Она осторожно легла к нему под одеяло в полном убеждении, что имеет право это сделать, и в ужасе от своего безрассудства. Он спокойно повернулся и обнял ее. И тихо погладил ее волосы. И она подумала, что сейчас у нее в душе случится взрыв от этой его сдержанной ласки, потому что еще вчера она этого и представить не могла.
     - Ты только не считай меня порочной, - проговорила она, прижимаясь к нему всем своим существом, - просто у меня слишком долго тебя не было.
     - Я же всё про тебя знаю, - улыбнулся он, согревая ее как заблудшую кошку, - ничего не бойся, Ангрис. Ты ведь сильная?
     - Не знаю. Ничего уже не знаю.
     Оказалось, что больше ничего на свете и не нужно, только лежать, уткнувшись носом ему в плечо, под его ладонью, под его дыханием и слышать, как стучит где-то глубоко в груди его невозмутимое, сильное сердце.
     - Я устала без тебя, я так устала...
     Он ей не мог ответить тем же и не отвечал, но он хотя бы всё понимал и ни о чем не спрашивал.
     Так, уткнувшись ему в плечо, она и уснула. И снился ей прекрасный сон о любви.
    
          *******************************************
    
     Наконец-то она увидела того, кого любила. О, как сладки были его объятья, какую чудовищную, глубинную силу пробуждали в ее существе его ласки, как могла она чувствовать, как могла любить! Или это все-таки не она была, а та женщина, Франческа?
     Это был ее муж. У них были обручальные кольца, совсем новенькие, блестящие, их руки сплетались, их губы жадно впивались друг в друга, их тела сливались в одно целое, стонущее от восторга. Со стоном она и проснулась. То, чего ей не дано было в жизни, пришло во сне. А она-то считала себя бревном!
     Немного придя в себя, Ангрис стала вспоминать все подробности волшебного сна и с отчаянием поняла, что уже не помнит его лица, только то, что он был молод. И прекрасен. И у него было обручальное кольцо. Еще, правда, перстень, странный такой перстень: очень нежный камень в очень грубой оправе, алмаз в черненом серебре или что-то в этом роде.
     Отец зашел и улыбнулся, улыбка шла ему, лишая той холодной недоступности, которую он на себя напускал. У нее сжалось сердце, как будто он сейчас прочтет ее мысли и узнает ее тайну, которую никому знать было не положено: сегодня она впервые почувствовала себя женщиной. Он только прижал ее к себе и погладил по волосам, и во сне пришел другой, муж... Она лежала как распятая на кровати, пытаясь собраться с мыслями.
     - Ну, как ты себя чувствуешь?
     Она села, свесив босые ноги и ища тапочки. Усмехнулась.
     - Странно.
     - Что-нибудь приснилось?
     - Принеси мне халат, - сказала она раздраженно, - я все-таки не одета.
     Вечером были гости, но весь день они провели вдвоем. Гуляли по поселку и по лесу, говорили, наблюдали друг за другом, наряжали елку, и всё это тоже мало походило на реальность. Елка стояла в гостиной возле прозрачной стены, за которой были такие же ели и сосны, только еще больше и в снегу. Когда стена-окно посинела от сумерек, отец зажег огни, и елка, отразившись в стекле, раздвоилась.
     Уже накрывая на стол, Ангрис спохватилась, что у нее нет подобающего вечеру платья.
     - Какой ужас, - сказала она, опускаясь на стул.
     - Что случилось? - обернулся к ней отец.
     - Посмотри на меня.
     - Я весь день на тебя смотрю. Ничего ужасного.
     - Посмотри на мое платье. По-моему, оно вышло из моды, когда я только отлетала на Ганимед.
     - Тебе это так важно?
     - А тебе? Ты же не хочешь, чтобы твоя дочь предстала твоим друзьям жуткой провинциалкой?
     - Ангрис, - сказал он, что-то явно в себе преодолев, - у тебя в комнате в шкафу висят такие платья, которые из моды не выходят.
     Об этом она как-то не подумала, ей захотелось отказаться от этих шикарных платьев наотрез.
     - И мне можно их надеть? - усмехнулась она.
     Он ответил вполне серьезно.
     - Кому же, как не тебе?
     Она подошла к огромному синему стеклу и увидела в нем свое нервное отражение на фоне заснеженных елей, такое хрупкое, потерянное и очень одинокое. За спиной блестел посудой сервированный стол. Отец подошел сзади и взял ее за плечи.
     - Она давно умерла. Еще до твоего рождения... Это ее дом.
     - И ты ничего не тронул в нем? Ни одного платья, ни одной баночки с кремом? Или это тоже Исторический музей, а ты сторож в нем?
     - Это – моя жизнь, которая тебя, в общем-то, не касается, - сказал он вполне сдержанно.
     - Конечно, - усмехнулась она, - кто я тебе... извини, я слишком плохо собой владею. И, возможно, из-за этого я кажусь тебе наивной. Но это не так.
     - Конечно, не так...
     - Почему ты сегодня ни о чем меня не спрашиваешь?
     - Тебе надо отвлечься от этого. Завтра у нас трудный день.
     - Хочешь знать, как меня зовут? То есть, как ее зовут?
     - Не сегодня, Ангрис. Сегодня – Новый Год.
     - И тебе не интересно, что я видела во сне?
     - Во сне ты стонала. Я думаю, тебе лучше не вспоминать сейчас этот сон.
     - Разве можно включить меня и выключить, как настольную лампу?!
     Их спасли гости. Они явились как-то все сразу, посыпались с неба в трех разноцветных модулях, потом шумно раздевались в прихожей и разбредались по просторной гостиной.
     Его друзья были немолоды, но всё еще в форме, как и положено матерым звездолетчикам: крепкие, спортивные, с мужественными лицами. Их дамы тоже были в засекреченном возрасте, но красивые, ухоженные и одетые так изысканно, что хотелось нацепить фартук и покорно идти мыть посуду.
     Им было весело, у них была общая молодость, общие традиции и общие шутки. Ангрис впервые увидела, как отец смеется. Для нее это было равносильно тому, что рассмеялась мраморная статуя бога Диониса.
     - Это моя дочь, - объявил он своим друзьям и подружкам.
     Дамы посмотрели чуть-чуть снисходительно, как будто сами собирались ее удочерить, мужчины отреагировали более жизнерадостно и удивленно.
     - Ты всегда был полон тайн, Клайд Лирни, - многозначительно заявил один из них и панибратски похлопал ее бога по плечу, - что ты нам предложишь в следующий раз? - после чего поцеловал ей руку, - вы прекрасны, мадемуазель...
     А другой, огромный, у которого на лице было написано соразмерное ему чувство юмора и добродушие, посмотрел на нее и покачал косматой головой.
     - Клайд! Какой ужас! Ты хочешь сказать, что эта прекрасная женщина, у которой в глазах вся вселенная – твоя дочь?
     - Это лучше, чем ничего - усмехнулся отец.
     Ангрис быстро поднялась к себе в комнату. В шкафу действительно висели платья немыслимой красоты. Дрожащими руками она выбрала себе то, что казалось ей самым подходящим. Да, она наденет чужое платье, наденет этот экспонат Исторического музея, она выйдет в нем, как в своем собственном. Она ничуть не хуже этих дам. Она прекрасна, и он должен это увидеть.
     Быстро облачившись в темное вечернее платье, которое отливало всеми оттенками цветов от черного до малиново-синего и мягкими фалдами падало на пол, Ангрис как подкошенная села к трюмо и схватилась за голову. Ей стало стыдно за себя, за свое волнение, за свою суету, за свою рабскую зависимость от этого человека и страстное желание ему что-то доказать.
     - Я глупа как девчонка... - она перебирала седые волоски у себя на висках, она не стеснялась, а даже гордилась ими, как будто они в самом деле придавали ей мудрости, - я веду себя глупо ... он умнее меня в сто раз, он сразу догадается... Господи, вразуми меня!
     Ее время вышло. Она встала, отчужденно рассматривая себя в зеркале. Огромный вырез на спине требовал роскошных длинных волос с завитками на концах. У нее же была небольшая львиная гривка, которая больше подошла бы мальчишке, в космосе не носят длинных волос. Ее плечи были по-девичьи остры, движения немного угловаты, в ней было что-то дикое, взъерошенное, торчащее колючками и грозящее внезапным взрывом. В космосе она была иной, сосредоточенной и равнодушной ко всему, что не касалось эпохи Великого Суандра. Она казалась себе деловой, умной, критичной. А она глупая и нервная, и совершенно не умеет владеть собой!
     Отец беседовал с белокурой дамой в зеленом костюме, на классический ворот которого вываливались пышные кружевные брыжи серебристой блузки. Ангрис стояла на лестнице. Он взглянул на нее всего на какую-то секунду и снова отвернулся к собеседнице.
     - Вы прекрасны.
     Это говорил всё тот же нахал, который так снисходительно похлопал Клайда по плечу, а потом поцеловал ей руку. Он был моложе всех. Его зеленые глаза были узкими и хитрыми.
     - Откуда вы взялись на этой грешной Земле, позвольте мне узнать?
     - Из космоса, - сказала она, - с Ганимеда.
     - Да? Он еще летает?
     - Да. И всё еще вокруг Юпитера.
     - Рад слышать. Я, знаете ли, давно не был в Солнечной системе.
     - И далеко вы летали?
     - Ригель. Слышали о такой звездочке?
     Он представился Зефом, и она беседовала с ним пока не сели за стол. Отец оказался напротив с этой самой дамой в зеленом костюме, а Зеф – на другом конце стола. Рядом же был тот самый веселый здоровяк по имени Див Доминицци, который весьма галантно за ней ухаживал и не хвастался по поводу намотанных светолет. Он же пригласил ее потом на танец.
     Ее рука утопала в его огромной ручище, и это было забавно, ей казалось, что она танцует с самим дедом Морозом.
     - Вы давно знаете Клайда?
     - Всю жизнь, - усмехнулся Див Доминицци, - с первого курса.
     - Вы тоже пилот?
     - Навигатор.
     - Скажите... почему он больше не летает? Он чем-то болен?
     - Он здоров как последний негодяй. Это необъяснимо как шутка гения. Просто его почему-то потянуло на старый хлам... Знаете, детка, у него бывают и не такие сюрпризы. Вот вы, например.
     - Я? Вот уж тут ничего странного нет. Он узнал обо мне, когда мне было пять лет, а потом еще двадцать не вспоминал обо мне. А теперь вот вспомнил. Вспомнил, понимаете? Вот и всё.
     - Вам очень обидно, детка, ведь так?
     - Мне? Я плохо это скрываю?
     - Во всяком случае, от меня.
     - Хочу, чтоб вы поняли: я здесь по делу, по очень большой необходимости, а вовсе не затем, чтоб возобновить родственные отношения... которых, впрочем, никогда и не было. И этот праздник для меня – полная неожиданность. На мне даже платье – чужое.
     - Я всё понял, - улыбнулся этот дед Мороз.
     Она и не заметила, когда они закончили танцевать и стали просто разговаривать.
     - Могу вас немного утешить, детка. Вы не одиноки.
     - Что вы хотите этим сказать?
     - Еще не было человека, к которому Клайд Лирни привязался бы достаточно сильно. Он уходит от привязанностей, как карась в дырявую сеть. У него есть друзья, у него бывают женщины, его боготворят ученики... но он всегда один.
     - За что же его тогда любят, черт возьми?
     - За всё. Он отличный парень, твой отец, можешь даже не сомневаться, детка. Но он слишком хорош, настолько, что ему никто не нужен.
     - Да, но я – не друг, и не любовница. И не ученик, и не сотрудник... Я – его дочь. И другой у него нет.
     Ангрис пошла по залу, голова кружилась от вина и от танца, в коленях появилась та предательская слабость, когда очень хочется, чтобы кто-то взял тебя на руки, особенно такую красивую, в таком роскошном платье! Потом кто-то подхватил ее под локоть и усадил рядом с собой на диван. Это оказался всё тот же Зеф.
     Женщина в красном села к роялю и пела грустные песни о любви, от которых хотелось плакать и до смерти влюбиться. Музыки было так много! Полный зал! Она накатывала волнами, обволакивала, гладила, брала за плечи, тонкой змейкой заползала в уже раскрытую душу... загадочно блестели огоньками две елки: одна настоящая, другая – отраженная в стекле. Раскрытая и обезоруженная душа ждала чуда, она была почти уверена в нем.
     Отец сидел напротив и смотрел в пол. Сейчас он был не с ней, а со своими друзьями и со своими воспоминаниями, он даже не подошел к ней ни разу, только пару раз взглянул мельком, как будто это было ему запрещено. Но Ангрис знала, что в конце концов все уйдут, а они вдвоем останутся, и к ней обязательно вернется то ощущение, что она ему небезразлична. Пусть он говорит с этой женщиной и танцует с той. Кто они ему? Никто. А она – его дочь, и он всё равно принадлежит ей.
     Пока гости прощались, она поднялась к себе. Потом спустилась в опустевшую гостиную, где одинокий робот Микля уже убирал со стола последнюю посуду. Елка слабо и как-то устало помаргивала, голова кружилась, и путались мысли.
     - Хочешь немного прогуляться? - отец, проводивший гостей, был в куртке, сапоги в снегу, - там чудесно.
     - В самом деле...
     Ангрис обулась и накинула что-то на плечи. Они вышли на застывший от мороза двор. Было безветренно и тихо. Серебрились в свете луны сосновые лапы, лопалась под ногами хрустящая корочка снега. Сказочная ночь подходила к концу, повернулась звездная сфера, зависла над лесом огромная трапеция Льва, исчез Орион, а золотая Капелла из зенита уползла к горизонту.
     Они медленно шли по тропинке вдоль леса.
     - В каждом лесу есть волшебное дерево, какой-нибудь дуб-колдун, или кривая береза... - Ангрис усмехнулась, - ты не знаешь, где оно здесь? Очень хочется чуда. Именно сегодня!
     - Ты права, - улыбнулся отец, - чудо иногда не помешает...
     - А чего бы ты хотел? Только честно.
     - Машину времени, - усмехнулся он.
     - Зачем?
     - От жадности, наверно. Как ни крути, а мы обладаем только сегодняшним днем, а вчера и завтра нам не принадлежат. А я хочу всё. Сразу.
     - Поэтому ты и променял звезды на Исторический музей? Тебе надоело пространство, и ты взялся за время?
     Отец остановился и повернул ее лицом к лунному свету, чтобы лучше видеть ее глаза.
     - Ты очень мало обо мне знаешь, Ангрис.
     - Разве у меня была возможность?!
     Она отстранилась и быстро зашагала назад к дому. Обида оказалась сильнее ее, сильнее рассудка и очарования безмолвной звездной ночи. Потом она пожалела об этой вспышке, но возвращаться было уже поздно.
     Дома было тепло, мерцала елка, дымился в чашках свежий чай, заваренный расторопным Миклей, и пахло духами недавно пребывавших здесь дам.
     - Что с тобой, Ангрис?
     Отец прошел за ней в гостиную, не раздеваясь: красный шарф, голубая куртка, белые волосы, черные глаза... он был ярким и четким как стереообложка, и такими же четкими и ясными должны были быть его мысли. Разве могло его правильное, мудрое сознание понять, что с ней?
     - Ничего. Пьяна, глупа, устала... понимай, как хочешь.
     - У нас завтра трудный день.
     - Сегодня, - усмехнулась она.
     - Ну да, - кивнул он, - уже сегодня.
     Они стояли посреди комнаты, надо было сделать всего один шаг в сторону, но она не могла его сделать. Это значило, разойтись по разным комнатам, лечь в разные постели, укрыться разными одеялами и не прижаться больше друг к другу никогда. Потому что такое, как вчера, не повторяется.
     - Всё было здорово, - усмехнулась она, - правда. Я вообще люблю Новый год. Спасибо тебе.
     - Но ты мне так и не сказала, какого чуда ты хочешь. Или это тайна?
     - Нет, почему же... слушай.
     Она смотрела на него так прямо и уверенно, как только могла. Она не должна была показаться слабой и униженной, и чего-то выпрашивающей. Просто она была откровенна и беспощадна к себе. Как всегда.
     - Я хочу, чтоб ты любил меня. Я всю жизнь этого хочу... - ей показалось, что она сейчас собьется и запнется от волнения, не найдет нужного слова или вообще не успеет ничего сказать, но он не перебивал ее, - я говорила себе, что это глупо, что ты – просто плод моей детской фантазии, выдумка, мечта, миф. Что на самом деле всё не так, просто не сбылось, что тебя нет... - Ангрис вздохнула и добавила обреченно, - но ты существуешь.
     Он стоял, сунув руки в карманы распахнутой куртки, из-под шарфа выбивался ослепительно-белый уголок воротника. У него всё было как у людей: застежки, карманы, пуговицы... она прилетела, чтобы в этом убедиться. Убедилась. И теперь не может даже находиться с ним в разных комнатах.
     - Ангрис, - сказал он наконец, - я не слепой. И не каменный. Любить тебя – это не обязанность, это скорее неизбежность... Но дело не во мне.
     И польщенная, и испуганная его словами и тем, как буквально он ее понял, Ангрис проговорила чуть слышно:
     - А в чем?
     - В тебе, - усмехнулся он и спокойно взял ее лицо в ладони, - в твоей прекрасной головке, в которой всё перепутано. Сначала я должен тебя вылечить, а потом ты поймешь, кто тебе нужен.
     - Я люблю тебя, - сказала она упрямо, - всю жизнь люблю, сколько себя помню. Я никого не хочу, кроме тебя.
     - Ангрис, детские мечты не должны сбываться. На их месте образуется пустота.
     - И ты этого боишься?
     - Ты ничего не знаешь обо мне, - повторил он строго.
     - Ну и что! Господи, да какая разница! - она вырвалась, потому что дальше уговаривать его не было сил, всё уже было сказано.
     Он так и стоял посреди гостиной в мерцающем свете елки: белые волосы, красный шарф. Ангрис обернулась к нему уже на лестнице, схватившись за перила.
     - Может я что-то и пойму, - крикнула она, - но это будет завтра! Но пока еще сегодня. Впрочем, что тебе сегодня... тебе нужны все дни сразу: и прошлое, и будущее. Одним днем ты жить не умеешь.
     Платье к утру стало невыносимо узким и с трудом снималось, к тому же руки дрожали. Ангрис аккуратно повесила его в шкаф, надела халат, умылась и причесалась. Была усталость, но спать не хотелось. Она знала, что будет долго лежать без сна, обдумывая происшедшее и оценивая степень своей неправоты.
     Неправота ее была чудовищна. Настолько, что она не просто лежала и смотрела в потолок, а металась по подушке, задыхаясь от стыда и безысходности. Ей хотелось вскочить и всё объяснить ему по-другому, объяснить, что ей ничего от него не нужно, ничего такого, что было во сне с ее мужем, и ощущений таких не нужно. Просто прижаться к нему, вцепиться в него, слиться с ним в одно целое и повторять без конца: «Ты мой, ты мой!..» пока вся вселенная в это не поверит.
     Клайд Лирни тихо вошел и присел рядом на кровати. Он был почему-то до сих пор в куртке и шарфе. Из кармана на пол упала перчатка.
     - В восемь вечера мы должны быть в Историческом музее, - сказал он, - в семь надо вылетать. Тебе лучше отдохнуть, Ангрис. Не думай, что всё так просто...
     - Настолько, что ты даже не обнимешь меня?
     - Ангрис, - вздохнул он, - если я обниму тебя...
     Ей показалось, что она куда-то стремительно падает.
     - Ты – мой должник, - проговорила она, комкая край одеяла, - ты мне должен за все двадцать пять лет.
     - Знаешь, - усмехнулся он, скидывая куртку, - гори всё синим пламенем.
    
          *******************************************
    
     Конечно, двадцать пять лет не могли вместиться в несколько часов, но они того стоили. Ее мечта сбылась: она наконец вцепилась в него и без устали повторяла: «Ты мой». Он только улыбался в ответ: «Конечно, твой, чей же еще?». Еще он говорил, что она самая красивая женщина последнего тысячелетия и так грустно смотрел на нее, как будто эта самая красивая женщина не ему принадлежит.
     Когда она проснулась, в комнате снова были сумерки. Она была одна и не могла понять, день сейчас или ночь, Земля это, или Ганимед, дочь она своему отцу или любовница...
     - Клайд! - крикнула она испуганно, - Клайд!
     Он пришел через минуту и присел к ней на кровать, умытый, одетый, побритый, причесанный. Они оба посмотрели друг на друга с тревогой: не изменилось ли чего после сна. Потом снова крепко обнялись.
     - Ты здесь, - прошептала она, - а я испугалась, что мне опять приснилось.
     - Ты меня еще не разлюбила?
     - Ты с ума сошел? Как же я тебя разлюблю, если я твоя дочь?
     - Скоро семь часов, ты помнишь об этом?
     - Что, уже пора собираться?
     - Пора.
     - А может, не полетим никуда?
     - Ангрис...
     - Понимаешь, мне уже ничего не надо. Я счастлива. И я совершенно здорова. Наверно, всё дело было в тебе, но теперь ты мой. Зачем мне какой-то музей?
     - Так надо, Ангрис, не возражай, пожалуйста. Мы же уже обо всем договорились.
     Он коротко поцеловал ее и встал.
     - Собирайся поскорее.
     Ангрис собралась очень быстро, как любая женщина, которая не пользуется косметикой и имеет фигуру, которой идет буквально всё. Надев юбку и свитер, пару раз проведя расческой по пышным волосам, она зашла к нему в комнату. Он сидел за письменным столом, что-то отмечая на листке бумаги.
     - Ты уже? - в голосе его послышалось удивление.
     - Почему бы нет? - засмеялась она.
     Только сейчас она заметила, что на стенах висят потрясающие снимки: поверхности бушующих лавой планет, черно-красные горы, россыпи лун в сиреневом небе, фиолетовые долины в мерцающих огоньках, уходящие в бесконечность.
     - Боже! Ты сам снимал?
     - Да, конечно.
     - Где ты только не был...
     - Это Беллятрикс. Восьмая планета.
     Ангрис подошла поближе к фиолетовой долине, понимая в эту минуту, как мало она о нем знает, как много в его жизни прошло без нее, и жизнь эта была интересна и прекрасна!
     Внизу, возле самой рамки от руки, торопливо было написано: «Беллятрикс-8, ноябрь 2215».
     Несколько минут она стояла как каменная, отчаянно пытаясь найти какой-то выход из этой ситуации и на что-то еще надеясь.
     - Ты не ошибся в дате? - спросила она с дрожью в голосе.
     - Нет, - ответил он твердо.
     - Значит, ты не отец мне?
     - Конечно, нет. Это всё фантазии Милены Сетфер.
     Он сидел напротив, безумно красивый и совершенно посторонний мужчина, который был ее мифом, ее детской мечтой, которому она согласна была довериться, от которого требовала любви и с которым (о, боже!) была так близка, что дальше некуда, не придумало еще человечество большей близости.
     Кровь бросилась ей в лицо, Ангрис с досадой отвернулась.
     - Как ты мог?! Почему ты ничего не сказал мне?!
     Он подошел, попробовал взять ее за плечи, но она вырвалась.
     - Не трогай меня... господи, какой ужас...
     - Я предупреждал, что ты ничего обо мне не знаешь.
     - Я знала одно – что ты мой отец. Неужели ты думаешь, что я прилетела бы к какому-то постороннему мужчине со своими проблемами, всё ему про себя выложила, а потом залезла к нему под одеяло? Какая пошлость...
     - Вот поэтому я тебе ничего и не сказал, - усмехнулся он.
     - Ты должен был сказать это еще тогда, когда мне было пять лет. Тогда я не заболела бы тобой на всю жизнь.
     - Это было настолько очевидно, что мне не приходило в голову оправдываться. Как я мог быть твоим отцом, если меня три года не было даже близко к Земле. И потом... мне это жить не мешало.
     - Не мешало? Ты знал, что где-то есть девочка, которая считает тебя своим отцом, и не мешало?
     - Ангрис, я не знал, что у тебя такое сильное чувство ко мне. А когда узнал, пришел в ужас.
     Она держала его на расстоянии вытянутых рук, не позволяя к себе приблизиться, в глазах у нее было отчаяние и тоска.
     - Ты сказал, гори всё синим пламенем. Вот всё и сгорело.
     - Ты уже жалеешь обо всем? - усмехнулся он.
     - Я чувствую себя потаскушкой. Мы же совершенно посторонние друг другу люди...
     - Ты совсем с ума сошла, - он все-таки схватил ее за плечи и даже встряхнул тихонечко, - я люблю тебя, это ты можешь понять?
     - Как ты можешь меня любить, если я тебе чужая! Чужая! Чужая!
     - Ангрис, прошу тебя...
     Она вырывалась и плакала. Потом, вдоволь смочив подушку слезами, она наконец успокоилась. Пришло полное опустошение и равнодушие. Клайд сидел всё здесь же, рядом.
     - Нам пора ехать, - сказал он.
     - Что? - ей стало даже смешно, - ехать? Я никуда с тобой не поеду.
     - Ты можешь относиться ко мне как угодно, - заметил он, - но это нужно в первую очередь тебе.
     - Мне ничего не нужно. Я улетаю на Ганимед.
     И тогда он сказал совсем другим, властным и строгим тоном:
     - Немедленно вставай, Франческа. И иди за мной.
    
          *******************************************
    
     Каждому веку соответствовал свой зал. Они шли по пустым полутемным залам из настоящего в прошлое, и шаги их гулко отдавались под потолком. В зале двенадцатого века Клайд Лирни зажег несколько светильников того времени, которые горели тускло и чадили. Запах был до боли знакомый.
     Это был странный музей, здесь не было стендов и стеклянных витрин, которые дерзко напоминали бы о современности, здесь всё было как в ту далекую эпоху: столы, стулья, лавки, предметы на них, рукописи, картины... Казалось, хозяин всего этого где-то здесь и просто вышел.
     Ангрис чувствовала волнение, пока еще непонятное, но уже странным холодком подступавшее к горлу.
     - Ты хочешь, чтобы я тут всё вспомнила? - спросила она.
     - Так просто ты не вспомнишь. Ты слишком этого боишься.
     - А что же тогда?
     - Посмотри, - Клайд подошел к нише с портретом, - это твой Великий Суандр.
     Великий Суандр был изображен в профиль. У него был высокий лоб и нос с горбинкой, твердый подбородок, прищуренный взгляд. Этот человек был сильный, мрачный и уверенный в себе.
     - Если бы Эсбил не разбил его под Навскилем, он стал бы королем Озерии. И вся история пошла бы по-другому, - сказала она печально, - иногда просто удивительно, от каких случайностей зависят наши судьбы.
     - У Эсбила была регулярная имперская армия. Суандр со своими повстанцами был обречен. Удивительно, что этого не случилось раньше. Может, он и правда, был великим?
     - А кто автор? - спросила она, ежась от холода, в музее было прохладно.
     - Тибелио Флариан.
     - Я думала, он писатель.
     - Он еще и актер. Весьма примечательная личность.
     - Постой... Он же триморец. Как же он рисовал Суандра?
     - Он выдавал себя за алонского живописца школы Арихнора.
     - Дерзкая идея.
     - Тебе холодно? - Клайд снял с себя пиджак и обернул Ангрис в него. Руки его задержались на ее плечах чуть дольше, чем того требовала галантность.
     Первым порывом было обернуться и встретиться с его губами, как прежде, как это было ночью, но что-то чуждое и холодное выросло между ними как стена, и она не могла с этим справиться. Она не могла простить ему, что он не ее отец, потому что теперь у нее вообще не было отца. Он действительно стал мифом, этот воображаемый бог.
     - Побудь немного одна, - сказал Клайд, - поцеловал ее в затылок и тихо вышел из зала.
     Ангрис побродила вдоль стен с портретами, заглянула в книги, подержала в руках экспонаты. Ей становилось всё тревожнее, но она старалась не замечать этого. И, может быть, для того, чтобы отвлечься, она открыла эту дверь.
     Дверь была маленькая, узкая и низкая, она вела, должно быть, в кладовую или в запасник, лестница за ней уходила вниз по узкому туннелю. Снизу тянуло гарью. Скоро Ангрис уперлась в еще одну дверь, большую и крепкую, из-под которой тянуло холодком. Это был просто выход на улицу.
     Она вышла. Было темно и холодно. Но почему-то не было снега. Город исчез. Очевидно, это была задняя дверь, которая выходила в парк. Только куда-то исчезла зима в этом парке.
     - Кто здесь?
     Из темноты к ней приближалось косматое существо с огромной охапкой чего-то, как потом оказалось, соломы. Тогда она подумала, что это уборщик в этом парке, и попыталась ему объяснить свое присутствие.
     - Извините, я сейчас вернусь в музей. Мой отец здесь работает сторожем.
     - Идите за мной, - сурово сказало косматое существо.
     - Что?
     - Идите скорее! Здесь опасно.
     Она и пикнуть не успела, как он схватил ее за руку, теряя из-за этого половину своей ноши, и повел за собой.
     - Что вы делаете?! Куда вы меня ведете?!
     - Туда же, куда и всех, - сказал он устало, повернулся и заглянул ей в лицо, - не волнуйтесь, я не разбойник.
     И тогда она его узнала.
    
    
    
    
    
    
    
    
    
    
    
    
    
    
     * «««««««««««««««««««« ««««««««« «««««««««« ««
     * . « « ««« «« « ««
    
     РАЗГНЕВАННЫЙ БОГ ЛЮБВИ
    
    
     Флариан из своего угла смотрел на Ньер Норли. Она казалась ему совершенством, а он знал толк в женской красоте. В ней не было полутонов: черные глянцевые волосы, мускатные виноградины глаз, белая кожа, высокая тонкая шея, изящные руки. Легкие морщинки не портили ее лицо, а всего лишь говорили об опыте, что он очень ценил в женщинах. Он ценил вкус, он ценил породу. На красивую женщину он смотрел как на модель для портрета, и Ньер Норли подходила для этого как нельзя лучше.
     Пожалуй, она сама этого не знала. Разве могли оценить ее эти дикие озеряне с их испорченным вкусом!
     А грубая, самоуверенная девица с широкими плечами и жестоким взглядом была отвратительна. Руки ее были красны, лицо широко, губы толсты, шаги тяжелы, голос слишком резок. И она, судя по всему, ничего не понимала в любви. В войне – пожалуй, в присмотре за скотиной – тоже. Но только не в любви.
     Кармелита Креоли, прелестное дитя, которое обещало превратиться в прекрасную девушку, так ею и не стала. Она сразу превратилась в старушку, маленькую, худенькую, равнодушную ко всему и ужасно одетую. Интересно, узнала она его? Конечно, нет. Он гениальный актер, да и столько лет прошло!
     Однако пора кончать притворяться. Происходит какая-то чертовщина, да и Ньер слишком хороша, чтоб он сидел и изображал тут из себя жизнерадостного идиота. Флариан вдруг понял, что никакой боли в желудке нет. Это было странно. Неужели старик все-таки его вылечил? А ведь сам сказал, что дело – дрянь. Да и не лечиться он приходил.
     Оборванец в углу перестал стонать и заснул. Ньер слишком часто смотрела в его сторону, и в ее взгляде было не только сочувствие. Ну что ж, это говорило только о том, что у нее хороший вкус. Парень был вульгарен, но красив, пожалуй, подошел бы для императорского театра.
     А вот пожилой барон с аккуратной бородкой и мягким голосом показался ему каким-то невыразительным, он больше молчал и поэтому выглядел умным, но все эти доспехи, которые он не удосужился снять, говорили о том, что он больше воевал, чем читал книги, смотрел пьесы, изучал науки... дикая страна Озерия!
     Осмальд, этот, конечно, был образован. Но он был непоправимо глуп, как раз пропорционально своей силе, иначе его не обвела бы вокруг пальца какая-то сопливая девчонка. Совершенно непостижимо, как он мог на пятом десятке по уши влюбиться в это ничтожное маленькое существо с жидкими волосенками, тонкими ручками, писклявым голоском и умом суслика? Темные глазищи в пол-лица, вот ее единственное достоинство, да и то, если б она не хлопала ими так бестолково. Ее молодого любовника Осмальд приказал убить. И теперь его мучает совесть. Это тоже глупо. И смешно. Убил, и ладно. Сколько их еще будет у нее, молодых и шустрых!
     Гелх – слуга, но чувствует себя здесь как хозяин. Предан своей маленькой госпоже, ради нее на многое готов и, главное, на многое способен. Воевал у Суандра, силен, бесстрашен до безрассудства, ловок, многому обучен, но думать опять-таки не привык. Да и зачем ему думать, если он слуга?
     А Флариан думал. В который раз он задавал себе вопрос: зачем они оказались тут все вместе? Что между ними общего? Что-то ведь должно быть, если какая-то сила собирает их всех под одной крышей. Он здесь, безусловно, самый умный и самый опытный в интригах. Он первый должен догадаться, в чем дело! Для этого надо всех разговорить. Чтобы рассказали о себе всё, без утайки.
     Эта мысль его скоро смутила. Сам он был совершенно не готов рассказать о себе всё, как есть, и подозревал, что и другие тоже. Он решил пока не торопиться. Его принимают за деревенского дурака, и так даже лучше. С него и спрос меньше. Пусть кто-нибудь другой додумается до этого и начнет с себя!
     Дверь скрипнула. Вошел хмурый Гелх с охапкой соломы подмышкой. Он вел за руку еще одно существо, появлению которого уже никто не удивился. Но только появлению. Сама же гостья была удивительна. Это была рыжеволосая девушка в одежде странной, если не сказать нелепой. Юбка ее едва прикрывала колени, на ногах были абсолютно белые, сверкающие перламутром сапожки, словно нигде на дорогах нет ни луж, ни грязи, ни навоза, они вполне подошли бы принцессе, но короткие взлохмаченные волосы и отсутствие всякого грима на лице выдавали в ней простолюдинку. На плечи ей было наброшено нечто весьма странного покроя со множеством карманов и сшитое, казалось, не из ткани, а из изумрудно-зеленого металла. Девушка выглядела весьма растерянно, яркая, красивая, бело-рыже-изумрудным мотыльком стояла она в дверях и настороженно рассматривала присутствующих.
     - Знакомьтесь, господа, - сказал Гелх, не выпуская ее руки, словно этот мотылек сейчас выпорхнет из мрачной полуразрушенной башни, - наша новая гостья.
     Первой подошла к рыжеволосой девушке юная баронесса.
     - Я Кармелита Креоли, - сказала она устало, - хозяйка этих развалин.
     - Это не музей?
     - Что значит музей?.. Это замок моего отца, барона Креоли, который три дня назад сожгли триморцы.
     - Значит, вы не сотрудники музея?
     - Очевидно, вы прибыли очень издалека, - вздохнула Кармелита, - ваши речи звучат странно, а ваша одежда...
     - Я только позавчера с Ганимеда, и меня саму смущает моя одежда.
     - Ганимед? - баронесса растерянно пожала плечами, - что это?
     - Гора! - послышался веселый голос из угла, - красотка спустилась с горы и даже не испачкала сапожки!
     Голос принадлежал этому оборванцу в углу, который успел прийти в себя и сразу принялся за свои пошлые насмешки.
     - Простите, - вежливо вмешалась Ньер Норли, - но нам ничего не говорит название «Ганимед», конечно, кроме того, что он был у Зевса виночерпием. Это местность?
     Гостья просто остолбенела от такой тупости, ей и в голову не могло прийти, что кто-то не слышал про Ганимед. Теперь она искала слова, чтобы говорить с хозяевами на понятном им языке.
     Дикая страна Озерия! Флариан не удержался.
     - Ганимед – это спутник планеты Юпитер, - усмехнулся он из своего угла, прекрасно понимая, что эти темные люди даже не знают, что Земля вращается вокруг солнца, а не наоборот, планеты же для них – просто плутающие по небу звезды, а звезды – дырки в черном деревянном небе.
     Все уставились на Флариана.
     - Кто это здесь такой умный? - спросил Осмальд грозным басом.
     - У Солнца шесть планет, - серьезно сказал Флариан, - Меркурий, Венера, Земля, Марс, Юпитер и еще Нептун. У Земли есть Луна, а у Юпитера их четыре. Одна из них – Ганимед.
     После такого выступления у всех пропал дар речи. Флариан понял, что придется взять инициативу в свои руки. Он встал, снял дурацкую шляпу и кинул ее на пол, подошел к новой гостье, которую всё еще держал за руку Гелх, и спокойно поинтересовался:
     - Как вас все-таки зовут?
     - Ангрис.
     - Вам придется кое-что понять, Ангрис с Ганимеда. Мы все тут оказались довольно странным образом, кроме хозяев, естественно. Мы все незнакомы, и все – очень разные люди. Каждый шел по своим делам, а попал сюда. Хотелось бы выслушать вашу историю, загадочная незнакомка.
     Рыжеволосая Ангрис взглянула на Гелха, как бы ища у него поддержки, потом по очереди оглядела каждого.
     - Мне кажется, - сказала она хмуро, - что мое появление будет для вас самым странным. Если я не ошибаюсь... Скажите мне, какой сейчас век?
     - Двенадцатый.
     - Мне все-таки кажется, - усмехнулась она, - что вы все меня разыгрываете.
     - Если здесь кто-то кого-то и разыгрывает, - послышался бас Осмальда, - так это деревенский увалень с познаниями триморского жреца.
     - Ну, с ним-то мы разберемся, - спокойно отозвался Гелх, - скорее всего – имперский шпион, их тут полно в последнее время.
     Флариан его ответом не удостоил. Он смотрел в зеленые глаза незнакомки, в которых отчетливо виделась борьба с паникой и сомнение.
     - Мы ждем вашу историю, Ангрис.
     - На моем календаре, - сказала она, - 2241 год. Я действительно прилетела с Ганимеда к своему отцу. Он работает сторожем в Историческом музее.
     - Где-где? - вставил Рос Ели.
     - Исторический музей, - объяснила Ангрис, - это такое место, где собраны разные древности: книги, картины, предметы быта разных эпох... Такая огромная коллекция для всеобщего обозрения. Отец провел меня туда в зал двенадцатого века, я вышла через боковую дверь... и встретила Гелха.
     Рос Ели свистнул.
     - А юбочки у вас там ничего, - добавил он ухмыляясь.
     - Прекрати, - строго сказала ему маленькая баронесса.
     - Чертовщина какая-то! - фыркнул Осмальд, он не привык к парадоксам и явно не любил много думать, он был слишком силен для этого.
     - Боже мой, - тихо сказала Ньер Норли, - нас кто-то приводит сюда не только из разных мест, но и из разных времен.
     - Вы совершенно правы, сударыня, - обернулся к ней Флариан, - и из разных времен. Осталось понять, что у нас общего.
     - Да что у нас может быть общего? - Ньер дернула плечиком, - тем более с этой девушкой, которая родится через тысячу лет?.. Послушайте! - вдруг встрепенулась она, - ведь это же безумно интересно! 2241 год! Ангрис, вы нам расскажете, что будет там?
     - Конечно, - кивнула Ангрис, - но сначала вы мне расскажите, что происходит здесь.
    
          *******************************************
    
     Все улеглись на соломе, но никто не спал. Ни сна, ни голода, ни боли словно не существовало в этом странном мире. К Гелху с обоих сторон прижимались Кармелита и Ангрис, Рос Ели сидел, опираясь на могучее плечо Осмальда, рядом с ним отрешенно лежала Аквила и делала вид, что спит, на самом деле она с презрением к себе понимала, что наслаждается уже тем, что слышит рядом его дыхание. Напротив них Флариан шептал что-то на ухо Ньер Норли. Норман же поддерживал огонь в камине. Всполохи рыжего пламени бегали по каменным стенам и по бледным измученным лицам.
     - Послушайте, что я скажу, - выступил Рос Ели, - есть не хочется, спать не хочется... даже женщину не хочется! Бывает же такое!
     - Пошляк, - процедила сквозь зубы Аквила, - говори по делу.
     - Мы все мертвы, господа, - невозмутимо докончил Рос, - я – так уж точно. Мне подраться – одно удовольствие, но их была целая банда. Продырявили, как бурдюк с пивом, да еще и ограбили.
     Аквила фыркнула, но молчаливый Норман спокойно сказал:
     - Меня тоже. Меня убили стрелой в спину.
     - О, боже! - в который раз вздохнула Ньер, - не хотите ли вы сказать, что я умерла от лихорадки?
     - Почему бы нет? - усмехнулся Рос.
     - Но я-то жив, - заявил Осмальд.
     - Ты? - Флариан посмотрел на него и усмехнулся, - ты рухнул как подкошенный, сэр рыцарь. У тебя остановилось сердце. Не знаю, чего там намешал тебе Мозес, но твое бычье сердце этого не выдержало.
     - И ты меня бросил, негодяй?!
     - А что? Надо было тебя закопать, сэр рыцарь? Я пошел искать дорогу без тебя.
     - Но ты-то жив, черт возьми!
     - Мозес не дал мне и двух дней. Думаю, что там под деревом я не заснул, а умер.
     Осмальд неслышно выругался.
     - Ерунда, - пробурчал он, - так не бывает...
     - Есть еще я, - сказала Аквила, - а я не умирала.
     - Ты в этом уверена? - Рос насмешливо посмотрел на нее голубыми глазами ангела, ей показалось тогда, что на нее льют голубизну, что она купается в ней, она в ней летает.
     - Как будто...
     - Вы нырнули в ров, ты и твой приятель, - уточнил Рос.
     - Мой друг, - поправила она.
     - Пусть будет друг, - великодушно согласился он, - ты выплыла, а он - нет. Так?
     - Я искала его потом, сколько могла.
     - Не сомневаюсь, - усмехнулся он, - ты геройская девушка! Но ты уверена, что утонул он, а не ты?
     Аквила так устала и запуталась, что готова была согласиться на всё.
     - Хорошо, - громко сказала она, - я утонула. А как же баронесса и Гелх?
     - Я вас не обрадую, - сказал Гелх мрачно.
     Повисла жуткая тишина. Казалось, никто даже не дышал, только огонь лениво потрескивал, танцуя на обгорелых поленьях.
     - Я нашел ее без чувств. Когда имперцы ворвались в замок, Кармелита выбросилась из окна башни. А я... надо ли говорить, что я дрался до последнего, а не отсиживался в лесу или в подвале? И если я не в плену и не предатель, значит, я мертвец.
     - Я слышу речь настоящего воина, - сказал Осмальд.
     - Я воевал у Великого Суандра, - отозвался Гелх.
     - Когда в мою комнату ворвались разъяренные солдаты, - тихо добавила Кармелита, - мне ничего не оставалось... правда, когда я очнулась у Гелха на руках, мне и в голову не пришло, что я мертва. Я и сейчас этого не понимаю...
     - Это гипотеза, - ответил ей Флариан, - всего лишь гипотеза, тем более что наша гостья из будущего в нее не вписывается.
     Ангрис пребывала в шоке. Она сидела, поджав ноги, солома впивалась в кожу сквозь тонкие чулки и не давала ни сосредоточиться, ни уснуть.
     Ей казалось, что она в театре. В какой-то надуманной пьесе. Но уж слишком всё было ей знакомо! Двенадцатый век, Великий Суандр, Кармелита Креоли, Норман Лескри... Какие знакомые имена! Она определенно знает эту милую, серьезную девочку, которой так не повезло в жизни... И имя это ужасно знакомое – Кармелита Креоли. А вот женщина с черными волосами ей совсем незнакома, и этот огромный грозный рыцарь, сэр Осмальд. Она его никогда не видела.
     Гелх – это друг. Это опора, это сама надежность. Гелху можно верить. А вот этому странному типу, который считает, что у солнца шесть планет, – нельзя. Он умен и образован. Но слишком хитер. И, похоже, он обманул ее когда-то. Ее, Франческу.
     Девушка с косами вызывала теплое чувство. К ней не было настороженности. А юноша рядом с ней почему-то внушал ей презрение. Интересно, почему? Он был не глуп, не скуп, не труслив. И очень красив, настолько, что не заметить это мог только слепой. Ангрис замечала, но оставалась равнодушной. Она с самого раннего детства знала, что самый красивый мужчина во вселенной – Клайд Лирни.
     Больше ей память ничего не подсказала, она упрямо возвращалась к утру. Самый красивый мужчина во вселенной говорил: «Гори все синим пламенем», - и скидывал куртку. И рубашку. И всё остальное. И мерцала новогодняя елка, обещая чудо, и заглядывали в окна равнодушные звезды, и молчал опустевший дом, и шипело вино в фужерах, и шумела вода в душе, обжигая кожу, и до сих пор еще сладко ныло изумленное тело...
     Так, в тоске по нему, она и уснула, прижимаясь щекой к надежному плечу косматого Гелха. Сейчас она понимала только одно: не важно, жива она или мертва, а важно, что какая-то сила разлучила ее с Клайдом. Он остался в музее, а она каким-то невидимым путем проскользнула в двенадцатый век. Ее разлучили с Клайдом! Об этом хотелось кричать, вопить, рыдать и биться головой о стенку.
    
          *******************************************
    
     Утро выдалось солнечное. Остатки листвы отливали золотом, в голубом небе не было видно ни облачка. Если б не запах гари, мир выглядел бы вполне радостным и приветливым. Аквила проснулась одной из первых. Только Гелх колол дрова в дальнем углу двора, когда она спустилась вниз размяться. Она всегда начинала утро с разминки всех мышц и сухожилий. Жизнь требовала от нее силы и здоровья и не допускала расхлябанности. Впрочем, об этом уже можно было забыть и стать просто женщиной. Война окончилась.
     Гелх взглянул на нее и поздоровался. Он был по пояс раздет, сухопар, как голодный лесной волк по весне, но в каждом его движении чувствовалась собранность и сила.
     - Так ты говоришь, воевал у Суандра? - поинтересовалась она.
     - Да, - ответил он коротко.
     - А где?
     - У Виконта.
     - У Виконта? Что-то я тебя не помню!
     - Я был слишком мелкой сошкой для тебя, Аквила. Ты никогда меня не замечала.
     - Я часто бывала у Виконта, - сказала Аквила задумчиво, - мы были друзьями.
     - Знаю. Он тебя любил. И ценил.
     Гелх сказал это как-то странно. Аквила не знала, что подумать, и вспыхнула. Ее и без того румяные щеки загорелись.
     - Что ты еще знаешь обо мне и Виконте?
     - Я слуга, - усмехнулся Гелх, - знаю только то, что мне положено.
     Аквила отошла и направилась по тропинке к лесу. Обгорелый замок и подозрительный Гелх остались у нее за спиной, но на душе стало неспокойно.
     Тому было уже больше двух лет. Она и еще несколько парней из ее деревни сбежали от хозяина воевать с имперцами. Они попали в расположение войск Виконта, одного из лучших друзей и военачальников Великого Суандра. Уже тогда за его голову император обещал две тысячи дельфов. Народ тогда стекался к Суандру тысячами. Появлению еще одной горстки оборванцев с горящими глазами никто не удивился. Им повезло, они попали прямо к Виконту. Он принял их лично. Аквилу и еще троих парней пригласили к нему в палатку. Она уже знала, что женщины воюют у Суандра, и не боялась, что ее отправят мыть горшки.
     Виконт сидел за дощатым, наскоро сколоченным столом, а вокруг него как будто разливалось сияние. Это ей так показалось. Он источал какую-то бешеную энергию, его синие глаза горели, жесткие пепельные волосы стояли дыбом, как будто он сейчас в любую секунду готов вскочить и всех увести за собой. Таким он ей тогда показался. И она бы пошла за ним. Сразу, не раздумывая. Она еще не поняла тогда, что он очень красив, этот полководец, ее потрясла только его гипнотическая сила.
     «Как же хорошо», - подумала она, - «иметь такую власть и известность, слыть героем, командовать сотнями людей, дружить с самим Суандром и при этом быть таким молодым и красивым! Да еще и благородным. Недаром в этой крестьянской армии его прозвали Виконтом!»
     Виконт встал. Он был среднего роста, и не слишком смахивал на воина, но о его силе в армии ходили легенды. Говорили, что он поднимал лошадь и носил ее по лагерю как бурдюк с вином, а в бою ему не было равных.
     - Вы откуда? - спросил он, стоя у стола, голос оказался мягкий и ласковый, он принадлежал не мужчине и не воину, а какому-то начитанному и утонченному графскому сыночку.
     - Из Антинои, - ответила за всех Аквила.
     - Сколько вас?
     - Семеро.
     - А тебя что привело ко мне? - спросил Виконт, внимательно глядя ей в глаза.
     - Разве женщина не может воевать за свободу Озерии? - вспыхнула Аквила, гордо вскидывая подбородок.
     - Война – не женское дело, - покачал он головой.
     - Но я слышала, что у Суандра воюют все: и женщины, и мужчины!
     - У Суандра – да, - усмехнулся Виконт, - это его и погубит. Я не доверяю женщинам.
     Тогда он ей показался мальчишкой, дерзким и самонадеянным, который непонятным образом и незаслуженно занимает такой пост.
     И тут за нее вступился Пьетро.
     - Мы не можем отпустить Аквилу, Виконт, - заявил он громко, - она наш командир!
     - Командир? - брови Виконта выразительно взлетели вверх, он посмотрел на нее как-то по-другому, сердце у нее часто-часто забилось от волнения.
     - Ну что ж, - сказал он, щуря синие глаза, - твой отряд невелик, Аквила, но со временем у тебя будет пополнение.
     - Мой отряд? - пробормотала она.
     - Вы получите оружие и снаряжение. И встанете у излучины реки. Но помни: ты – единственная женщина в моем лагере.
     - Я пришла сюда воевать, а не...
     Прошло время. У них было и оружие, и снаряжение, и учителя. Их поставили на довольствие. Пришел опыт, прибавилось людей в ее отряде, начались вылазки и стычки с имперцами... Аквила была безупречна. Мужчины облизывались, глядя на нее, но ее это не волновало. Она думала только о войне и еще немножко – о Виконте. Это была не любовь, это была какая-то зависть.
     Когда ее отряд разросся до внушительных размеров, ее стали приглашать на заседания штаба. Она была прирожденным командиром, да и силой ее бог не обидел, ее слава росла, но до славы Виконта ей было еще так далеко!
     Однажды она посмела с ним спорить. Это было не принято. Виконт подавлял всех своей волей и энергией, и какой-то ироничной уверенностью в себе. Аквила распалилась в праведном гневе, может, только краешком сознания признаваясь себе, что хочет привлечь к себе его внимание. Переубедить Виконта не удалось, но внимание его она все-таки привлекла.
     Его терпение лопнуло. Он велел всем уйти, а ей – остаться.
     - Тебе не слишком тяжело с нами? - неожиданно и совсем не по теме спросил он, без всякого гнева, теребя в благородных пальцах гусиное перо.
     - Почему мне должно быть тяжело? - насторожилась она.
     - Ну, ты же девушка, - сказал он.
     - У тебя есть повод сомневаться в моей храбрости и преданности? - заговорила она, понимая, что всё это не то... он сказал главное, что она – девушка, и он это заметил наконец.
     - Ты очень красивая девушка, - добавил Виконт, - и смелая, и преданная, и сильная, и даже не боишься спорить со мной...
     - Я вообще ничего не боюсь.
     - Прекрасно...
     Аквила заметила, что он очень устал. Горящие синие глаза его слипались и щурились, возле рта залегли разочарованные складки, в конце концов, наверняка он был когда-то избалован жизнью и рожден был все-таки не для войны, а для чего-то другого: для любви, искусства и науки. Ему нужен был сейчас халат, шлепанцы, кресло у камина и увесистый том с описанием этой самой войны, но только в далеком прошлом. Это она, простая крестьянская девушка, которая в жизни ничего не знала, кроме тяжелой работы, и щадить себя не привыкла, должна была его пожалеть, а не наоборот.
     - У тебя роскошные косы, - вдруг сказал он, - не вздумай их отрезать.
     Она как раз подумывала об этом. Длинные волосы мешали в походной жизни, их негде было мыть, их некогда было расчесывать. А красота ее мало волновала.
     - Ты за этим меня оставил, - проговорила она с возмущением, - чтобы сказать это?
     Желание отрезать косы начисто отпало. Ее смущал и волновал его тон и то, что они беседуют наедине, и что она ему нравится, несмотря на его предубеждение против женщин и ее показное равнодушие.
     - Я хочу, - сказал он спокойно, - чтобы завтра ты приехала на лесное озеро за оврагом. Одна.
     - Я?!
     Аквила в очередной раз вспыхнула, эмоции ее всегда были сильны и неожиданны, потом она успокоилась и взяла себя в руки, но было уже поздно: Виконт усмехался, почти смеялся над ней.
     - Если ты меня боишься, - заявил он, - можешь вооружиться до зубов...
    
     «О чем это я?» - подумала Аквила, останавливаясь посреди леса и не понимая, куда идет, - «Всё давно кануло в Лету, и Виконта давно нет в живых, и даже Великого Суандра уже нет. Откуда какому-то Гелху знать о наших отношениях? Ерунда, глупость, запоздалые муки совести...»
     Побродив немного, она вернулась в башню. Постепенно все проснулись, и прекрасный Рос Ели – одним из последних. Он был ленив и расхлябан, он обожал свою персону и ни в чем себе старался не отказывать, это было очевидно, это раздражало целеустремленную, аскетичную Аквилу, тем не менее, он до неприличия ей нравился. Может, потому что чем-то напоминал Виконта той поры?
     Вместо завтрака пили травяной отвар. Впрочем, на голод никто не жаловался.
     - Пора идти на разведку, - сурово сказал Осмальд, тоном, не терпящим никаких возражений, было похоже, что он решил переложить всю ответственность за дальнейшие события на себя, - нас девять человек, девочку оставим в крепости, а остальные разобьются на пары и пойдут в разные стороны. Засветло все должны вернуться.
     - Я не оставлю баронессу, - заявил Гелх.
     - Хорошо, - сказал Осмальд, - тогда я пойду один. Но остальные обязательно по парам. Здесь может быть любая чертовщина.
     - Я пойду ко рву, - сказала Аквила.
     - С тобой пойдет... - Осмальд задумался на секунду и кивнул в сторону Роса, - вот он.
     - С какой стати? - фыркнула Аквила по привычке, хотя Рос не возражал и только довольно по-кошачьи потягивался, - почему именно он?
     - Нам не до личных симпатий, девушка, - сказал Осмальд, - ты самая сильная из женщин, а он – самый слабый из мужчин.
     - Не очень-то приятное заявление, - усмехнулся Рос Ели, но возражать не стал.
     - Тротто... или как тебя там на самом деле? - Осмальд усмехнулся, - вы с Ньер пойдете на запад, в сторону дороги на Лестопаль.
     - Будет исполнено, сэр рыцарь, - усмехнулся в ответ Флариан.
     - Смотри, не брось ее где-нибудь, как меня.
     - Вы не деликатны, - заметил Флариан, - сэр Осмальд... или как вас там на самом деле?
     Рыцарь смерил его суровым взглядом и отвернулся.
     - Я сам пойду на север в сторону гор.
     - В горах опасно, - заметил Гелх, - идти туда должен я, потому что только я их знаю. Если бы кто-то остался с Кармелитой...
     - Я останусь с Кармелитой, - согласно кивнул Норман, - если она не возражает.
     - Почему я должна возражать, барон? - дернула плечиком маленькая хозяйка, - я знаю вас достаточно.
     Тогда Гелх взял за руку эту немыслимо одетую девушку из будущего, волосы которой при дневном свете оказались не рыжими, а желтыми, а глаза удивительного зеленого цвета и слегка заплаканные.
     - Ты пойдешь со мной в горы, Ангрис?
     - Конечно, Гелх. Я пойду с тобой куда угодно.
     - Возьми моего коня, - предложил Норман Осмальду.
     - И считай, что вас тоже двое! - засмеялся Рос Ели, но никто его не поддержал.
     - Я бы взял и твой лук, - сказал Осмальд, - если мы не на том свете, то к вечеру озвереем от голода.
    
          *******************************************
    
     От опавшей листвы на черной земле рябило в глазах. Аквила с наслаждением вдыхала прелый запах влажной земли. Он о многом говорил ей и напоминал ей. Самая бурная и яркая часть ее жизни прошла в лесу, ее жизнь, такая короткая и такая трудная: бесконечная борьба с врагами, с друзьями и с собой. Наверно, так она устроена, что не может не бороться и не доказывать что-то.
     Враги победили, друзей не осталось, осталась только борьба с собой. Те, кому она с таким трудом что-то доказывала, мертвы. Неужели всё придется делать по-новой?
     - По-моему, тот свет так же хорош как этот, - весело заметил Рос.
     Он шел впереди подпрыгивая, трогая кору, подбирая ветки, шумно вдыхая прохладный прозрачный воздух. В нем было что-то чувственное и непосредственное, как в лесном зверьке.
     - Ты любишь лес? - спросила Аквила.
     Он обернулся, посмотрел на нее ясными глазами.
     - Я люблю всё. И лес, и воду, и дороги...
     - И поесть, и выпить, и женщин, - добавила она с усмешкой.
     - Конечно, - вполне серьезно согласился Рос, - я люблю жизнь.
     - А жизнь любит тебя.
     - О, да! Я был везуч. Пока меня не убили.
     - Ты веришь, что ты мертвец, Рос?
     Рос остановился и загородил ей дорогу. Он был серьезен.
     - Если мы не на том свете, Аквила, то и не на этом. А на каком-то третьем... Посмотри, где моя рана?
     Он распахнул куртку и задрал рубашку. Бинтов из простыни на нем не было. Его живот в красивых камешках тренированных мышц был совершенно цел.
     - Да, странно... - сказала она, предательски краснея.
     - Тебе идет, когда ты смущаешься, - сказал он, опуская рубашку.
     - С какой стати мне тебя смущаться! - возмутилась Аквила.
     - Да ты непорочна как Диана-охотница, - заявил Рос, - от этого можно с ума сойти!
     - Замолчи!
     - Сколько мужчин тебя окружало, сколько смертей... а тебя так легко вогнать в краску, Аквила!
     - Кажется, мы шли ко рву.
     - Куда нам торопиться?
     Она оттолкнула его и пошла вперед. Он шел сзади, шурша опавшей листвой.
     - Все пролетело, все промчалось,
     Мелькали годы и дела,
     Менялся я, и всё менялось,
     Но ты единственной была.
     Я изменился совершенно,
     Меня б узнать ты не смогла,
     И всё стиралось постепенно,
     Лишь ты священною была.
    
     Она была груба. Ее окружала грубость и жестокость, и деваться от этого было некуда. Первым и последним человеком, который читал ей стихи, был Виконт. Но он погиб вместе со своими стихами и своими безумными планами. Она думала, это никогда больше не повторится.
     - Я любил тебя безмерно! - вдохновенно декламировал за ее спиной Рос, -
     Это был какой-то бред!
     Я любил тебя, наверно,
     Сотню зим и сотню лет,
    
     Я любил тебя сгорая,
     И как в омут головой,
     Не скрывая, не играя,
     Сам не рад и сам не свой.
    
     Я любил так увлеченно,
     Без усилий, без труда,
     Я любил так обреченно,
     Безысходно, навсегда!
    
     Без тоски, без напряженья,
     Без сомнений и без мук,
     Без конца и продолженья,
     Просто так, случайно, вдруг!
    
     Я любил непринужденно,
     Точно так должно и быть,
     Я любил непревзойденно,
     Только я так мог любить.
    
     Я любил неповторимо,
     Без причин и без корней,
     Я любил неизмеримо,
     Но готов был и сильней.
    
     Не искал я оправданья,
     Не жалел душевных сил,
     Просто на одном дыханье
     Пролюбил и отлюбил.
    
     И любовь была наитьем,
     Вдохновением сплошным,
     Незаслуженным открытьем
     И восторгом затяжным.
    
     Я любил тебя безбожно!
     Нету Бога всё равно.
     Я любил тебя? Возможно...
     Это было так давно!
    
     - Какие у тебя роскошные косы, Аквила. Что будет, если их расплести?
     Потом случилось что-то странное и ей самой непонятное. Она остановилась, чувствуя себя совершенно ватной, он подошел сзади, взял ее за плечи и развернул к себе лицом. Ее непорочные губы жадно встретились с его искушенными губами.
     Всё оказалось так просто и так оглушительно быстро! И ничто не помешало: ни одежда, ни холод осеннего леса, ни ее смущение, ни даже то, что всё это случилось с ней впервые.
     Скоро Аквила стала ощущать, что под его курткой, на которой она лежала, влажная земля, корни и шишки, что всё у нее внутри горит, и что они напоминают двух диких, не ведающих стыда животных. Ей захотелось поскорее встать, застегнуться и уйти.
     - Не уходи, - он задержал ее за руку, - мне так хорошо с тобой! Честное слово, мне давно уже не было так хорошо... ты даже не представляешь, что ты для меня сделала.
     - Я? Я просто потеряла от тебя голову, - сказала Аквила недовольно.
     - А я от тебя, - грустно улыбнулся он, - обожаю сильных женщин!
     - Я не самая сильная, - усмехнулась Аквила.
     Он как-то странно, как будто разочарованно посмотрел на нее, встал и поправил на себе одежду.
     - Ладно, Аквила. Пойдем ко рву. Ледяная вода мне сейчас не помешает.
     На берегу он снова начал раздеваться.
     - Что ты делаешь? - спросила она на всякий случай.
     - Собираюсь плыть на ту сторону, - усмехнулся Рос, - отвернись, если ты такая скромная.
     - Вода очень холодная.
     - Не считай меня неженкой, Диана-охотница.
     Она не отвернулась. И еще раз увидела, как прекрасен как он к тому же он хорошо плавает. Как он упоительно целует, она уже знала. Идеальный любовник: красив, нежен, умен, читает стихи о любви. И явно не такое ничтожество, каким показался вчера. Хорош Рос Ели. Одно только всё сводит на нет: он ни капельки ее не любит. Он просто любит сильных женщин.
     Аквила стояла на залитом солнцем берегу, с грустью вспоминая Сарха и всех своих погибших товарищей, потерю которых еще не осознала и не пережила. Не до того было. Вода блестела на солнце как зеркало, не верилось, что она ледяная.
     Рос доплыл до середины и почему-то повернул обратно. Наверно, замерз.
     - Что случилось? - спросила она, когда он уже подплывал к берегу, - слишком холодно?
     Рос не ответил. Он вышел на берег и стал вытираться своей рубашкой. Кожа его горела, по ней стекали капельки воды.
     - Почему ты вернулся?
     - Я всё время плыл в одну сторону, - сказал он мрачно.
    
          *******************************************
    
     Гелх оставил свою спутницу в долине Валунов. У нее больше не было сил идти вверх. Он решил подняться на перевал и вернуться. Ангрис присела на гладкий камень и обессилено вытянула ноги в белых сапожках.
     - Не сиди долго, - предупредил он, - камни холодные.
     - Почему ты так обо мне заботишься? - спросила она, поднимая на него изумительные зеленые глаза, - почему, Гелх?
     - Я слуга, - сказал он коротко.
     - Но ведь ты – не мой слуга.
     - Ну и что?
     - Может... ты узнаешь меня?
     - Как я могу тебя узнать? - не понял он, - если ты из будущего?
     - Не знаю. Но мне кажется, что я тебя помню.
     - О чем ты, Ангрис?
     - Я очень хорошо помню: горы, валуны, мы идем с тобой по обрыву. Ты ведешь меня за руку. Прямо как сегодня. Только у тебя была повязка на голове. Ты был ранен, да?
     - Знаешь что, - сказал он хмуро, - по-моему, ты сильно переутомилась. Отдохни, а я схожу на перевал.
     Ангрис с тоской посмотрела ему вслед. Он был слишком прост и примитивен, чтобы понять такую сложную вещь: что можно жить сразу в двух временах и быть одновременно и Ангрис и Франческой. Ей и самой это было непонятно.
     Франческа, скорее всего, умерла. Но когда? Может, она еще жива? Может, она – одна из женщин в башне? Аквила, Ньер или Кармелита. Девочка отпадает, ее знают Норман и Гелх. Но о тех двух все знают только с их слов. А вдруг одна из них на самом деле Франческа? Нет, это не так. Гелх не мог вести ни одну из них за руку над пропастью. Он бы это помнил.
     Гелх был вынослив как мул. Но на хребет взобрался из последних сил. Переводя дыхание, он обернулся. Далеко внизу, в долине Валунов сидела изумрудно-желтая фигурка Ангрис. Что-то печальное и растерянное было в этой девушке. Что-то желанное и недоступное, как детская мечта. Как только он увидел ее в темноте, как только прикоснулся к ее руке, что-то оборвалось внутри. Потом прошло... А теперь она заявляет, что помнит его. Бред какой-то!
     Гелх шагнул на хребет и взглянул вниз. Внизу была всё та же долина Валунов. И Ангрис. Тогда он решил, что у него закружилась голова от высоты.
    
     Осмальд подстрелил двух зайцев, осмотрел ничем не примечательный лес и с чистой совестью решил возвращаться в крепость. Сердце его было спокойным и каменным, оно больше не болело. Уже ничто не могло ни растрогать его, ни огорчить. Великий колдун этот Мозес, если сумел избавить его не только от любви, но и от мук совести! Теперь даже странно, что же его так мучило?
     Глелия перестала притворяться, что любит его, и пощады не ждала. Но он не тронул ее, он стал избегать жену, словно ее и не существует. Короткие вынужденные встречи с ней были мучительны. В глазах ее всегда был упрек и дерзкий вызов. Однажды, в конце лета, когда малиновое солнце, прощаясь с миром, бросало кровавый отблеск на оконные витражи, Осмальд вошел к жене и, хмуро глядя на закат, сказал:
     - Он мертв.
     - Кто? - прошептала она у него за спиной.
     - Рафаэль Симурский, - выговорил он это ненавистное имя, которое узнал от старшей дочери.
     - Ты лжешь, - сказала она дрожащим голосом, таким детским, таким слабым и так исполненным ненависти.
     - Я убил его, - Осмальд повернулся к ней и показал ей перстень с фамильной печатью герцогов Симурских, который ее благородный любовник, младший сын герцога, ни за что бы не снял добровольно.
     Глелия вскрикнула, попятилась, потом молча упала как подкошенная. Он отомстил ей. Но почему-то не было торжества и не было облегчения. Была только острая жалость к этому юному существу и безнадежная любовь к нему. Теперь не осталось ничего.
     Чувств не было, но были мысли. И были вопросы. Где он? Почему его окружают именно эти люди? И жив ли он вообще?
     Всё вокруг говорило о том, что он жив: шуршала листва под копытами коня, пахло прелью, кожа ощущала осенний холодок, хотелось есть и, наконец, дохли зайцы. Нельзя же умереть уже после смерти! Но какая-то чертовщина творилась с ними определенно.
     Углубленный в свои мысли, Осмальд вдруг заметил вдали, на фоне черной земли и рыжей листвы, обычных красок осени, ярко-белое пятно. Словно кусочек облака оторвался и упал на грешную землю. Подъехав поближе, он с удивлением увидел, что это девушка. Она стояла на коленях возле пня, и голова ее лежала на нем как на плахе. На девушке была чистая белая рубаха и больше ничего, если не считать цепей на руках. Тельце у нее было худенькое, почти такое же белое, как ткань, облачного цвета волосы коротко обрезаны как у мальчика.
     Не хватало только палача с топором. Осмальд спрыгнул с коня и подошел к ней. Девушка не шевелилась и явно была без сознания. Он снял ее с пня и положил на землю, поднес к бледным губам флягу с водой.
     Лицо ее поразило своим несоответствием телу. Осмальд ожидал чего-то другого, нежного, испуганного. У нее были широкие скулы, твердый подбородок, упрямые складки в уголках рта, а губы так плотно сжаты, что с трудом удалось влить в них хоть каплю воды.
     Наконец она очнулась, потом с минуту приходила в себя, оглядываясь и растерянно глядя на Осмальда. Глаза ее оказались нежно-голубыми как незабудки, и только они были нежными на этом волевом лице.
     - Где я? - наконец спросила она вполне осмысленно и деловито.
     - В лесу, - ответил Осмальд, - неподалеку от замка Креоли.
     - Почему меня не казнили?
     - Этого я не знаю. Я нашел тебя здесь.
     - Кто ты?
     - Осмальд.
     - Ты симурец?
     - Нет.
     - Впрочем, какая мне разница, - вздохнула она, - меня ненавидят и те, и те.
     - Кто казнил тебя?
     - Тхолль.
     Тхолль был имперским наместником в Симуре и мягким нравом не отличался. Осмальд ненавидел его.
     - Тхолль далеко, - сказал он уверенно, - дай-ка свои руки.
     Не случайно он считался самым сильным человеком в Озерии. Он молча разорвал ее цепь и даже не сморщился при этом.
     - Зачем ты это сделал? - усмехнулась она, ты даже не знаешь, кто я.
     - Можешь мне поверить, - усмехнулся он в ответ, - я тебя не боюсь.
     - Я не преступница. Я грешница.
     Ясные глаза, волевое лицо... что-то тут было не так.
     - И в чем твой грех?
     Девушка посмотрела на него, задумалась и ответила:
     - В любви.
     - Догадываюсь, - сказал Осмальд мрачно, этот вызов в ее голосе был ему знаком, - ты бросила старого мужа и убежала с молодым любовником. И считаешь себя правой...
     - Ты хорошо знаешь жизнь, рыцарь.
     - Даже если я прав, то не за это же казнил тебя Тхолль?
     - На мне много прегрешений... главным образом за то, что я помогла бежать Виконту.
     Осмальд смотрел на нее, не понимая.
     - Разве Виконт бежал? Я слышал, что его убили.
     - Он бежал вместе со своим слугой. Я сама видела как он разогнул прутья клетки, в которой его держали... - она посмотрела на разорванную цепь, - он был так же силен, как ты, рыцарь.
     - Ты любила его? - спросил Осмальд.
     - Любовь здесь ни при чем. Просто не хотела, чтоб он погиб вот так в застенках Тхолля! Все отказались от него, все его предали: и союзники, и герцог Симурский, и даже наш самонадеянный король. Он мог выкупить Виконта или обменять. Не захотел.
     - Значит, Виконт жив?
     - Я надеюсь.
     Впрочем, какой смысл было говорить о судьбе какого-то Виконта, если они находились совсем в другом мире, в котором не было ни Виконтов, ни королей, ни имперских наместников, только они, эта горстка людей, неизвестно чем связанных, и это предстояло еще объяснить странной девушке с голубыми глазами.
     Осмальд запрыгнул в седло и подал ей руку. Она посмотрела на него с таким доверием, точно он был сама надежность.
    
          *******************************************
    
     - Вы всё время молчите, барон, - сказала Кармелита грустно глядя на огонь, - а я не решаюсь спросить... как там девочка?
     Конечно. Для нее Ольга – девочка, ведь для нее не прошло этих десяти лет, и она сама еще ребенок.
     Норману Лескри было очень странно это понять, но потом он заметил, что все они были разделены не только в пространстве, но и во времени. Особенно эта девушка с Ганимеда. Ньер Норли ехала в Периколь летом, Рос Ели слишком легко одет для октября, вероятно, он где-то в начале осени, а сам Норман провалился в прошлое на целых десять лет. Здесь его дочь еще ребенок. И здесь она еще жива.
     - Всё в порядке, - сказал он, - девочка здорова.
     - А на кого она похожа? - не отставала Кармелита, не представляя, насколько болезненны ее вопросы.
     - На твою сестру, - сказал он терпеливо.
     Ответ удовлетворил маленькую баронессу, но любопытство ее не иссякло.
     - А ваша жена, как она к ней относится?
     Жена относилась к ней ужасно. Как она могла относиться к чужому ребенку, подкинутому взбалмошной соседкой, убежавшей воевать к Суандру? И подкинула она его только на том основании, что считала Нормана отцом. Он сам не был в этом уверен, слишком безрассудной она ему казалась, слишком внезапно вспыхнула ее любовь к нему и так же внезапно погасла. Он долго не признавал Ольгу родной дочерью, пока не убедился, что в ней все его черты... но было уже поздно.
     Норман не знал, что ответить, но к счастью этого делать не пришлось. Вернулись Аквила и Рос. Аквила держала в руках букет из засохших осенних трав и осиновых веточек. Вид у этой воинственной девы был немного растерянный и задумчивый. Она показалась Норману даже кроткой, чего он никак не мог представить ночью, и кротость шла ей, как и этот букет. Впрочем, при дневном свете всё выглядело по-иному.
     У Роса Ели были мокрые волосы, зачесанные назад ото лба, они открывали его красивое лицо, которое Норман теперь узнал. Он видел его совсем недавно, правда, несколько постаревшим, но таким же красавцем и насмешником. Барон Лескри имел честь стоять рядом с ним.
     Рос Ели был не в духе. Он сел к огню подсушиться, не обращая внимания на притихшую Аквилу.
     - Что вы нам расскажете? - поинтересовался Норман, изучая его с любопытством.
     - Расскажу, когда соберутся все, - ответил Рос за двоих.
     Скоро пришли и Тротто с Ньер Норли. Они не стали скрывать, что какой-то леший завернул их назад, хотя они всё время шли вперед. Ньер была изумлена и измучена. Тротто возбужден.
     Со своей дамой он вел себя весьма галантно. Усадил ее к огню, подал одеяло, принес воды и несколько раз спросил, как она себя чувствует, и не нужно ли ей чего.
     Но если ей чего-то и было нужно, так это внимание Роса Ели. Сейчас он выглядел иначе, и взгляд от него отвести было невозможно. Норман не сомневался, что именно это обеспечило Росу такой стремительный успех: красота, женщины, вседозволенность, умение притворяться, а также непомерное честолюбие. И если это и есть чистилище, то ему даже думать не надо, за что он сюда попал.
     Наверно, Рос сам уже начал что-то понимать, потому что был необычно хмур и даже несчастен.
     «Однако, если это чистилище, то весьма странное», - подумал Норман, потому что, в отличие от остальных, он знал, что этот юноша проживет еще минимум десять лет и весьма успешно проживет.
     Тротто подсел к Норману и бодро спросил:
     - Ну что, барон? Мы в ловушке?
     - Тебя это вдохновляет? - усмехнулся барон.
     - Я люблю приключения.
     - Думаю, приключением тут и не пахнет. Просто мы будем сидеть тут и выворачиваться наизнанку, пока не поймем, кто мы и зачем. Здесь каждому есть, что скрывать. И это единственное, что нас как-то связывает.
     - Вы разумный человек, но почему вы не допускаете, что кто-то может знать больше вас?
     - Я это допускаю. И надеюсь, что он в конце концов заговорит.
     - Хорошо. Давайте попробуем разобраться пока вдвоем. Кого знаете вы?
     - Еще рано.
     - Вот как?
     От этого Тротто за версту разило прирожденным интриганом, хотя глупым его назвать было нельзя. Но ум – это еще не всё.
     - Я не собираюсь выдавать чужих тайн, пока мы все об этом не договоримся, - холодно заявил Норман.
     - И своих, - криво усмехнулся Тротто.
     - И своих, - хмуро отозвался барон.
    
          *******************************************
    
     Ньер была приятно удивлена превращением деревенского увальня в умного и галантного кавалера, в чем, как он признался, была и ее заслуга. Он сказал ей, что он художник и ищет вдохновения таким странным способом. Она его вдохновила. Это было приятно, хотя мало походило на правду. Ей ведь было не семнадцать, ей было сорок два, и каких речей она только не слышала за свою долгую одинокую жизнь.
     «Странные люди», - думала Ньер, - «они пытаются идти от ума, а не от чувства. Почему они решили, что мы все в чем-то должны быть похожи, раз попали сюда? И если похожи, то в чем-то виновны? Может быть, каждому человеку в жизни суждено попасть в иное пространство, чтобы со стороны посмотреть на себя, опомниться и одуматься? Это же так естественно! И, видимо, со всеми рано или поздно это случается, только они молчат об этом. Однажды я очнусь в своей карете от той же лихорадки, и не пройдет и секунды, и все, как и я сама будут думать, что это только бред...»
     Красивый мальчик с напряжением на лице смотрел на огонь. Его знобило. Он был где-то далеко, в своих невеселых мыслях, и ей захотелось вырвать его оттуда и успокоить.
     - Ты купался? - спросила Ньер.
     - Да, - хмуро ответил Рос Ели.
     - Бедный, - улыбнулась Ньер, - вода такая холодная!
     - Мне ее никто не подогрел, - усмехнулся он.
     - А как же твоя рана? Не болит?
     - Тебя интересует моя рана?
     - Глупый...
     Ньер сделала то, что другая женщина, хоть чуть-чуть моложе, позволить бы себе не могла, – она ласково, по-матерински погладила его по мокрым волосам.
     - Еще, - сказал он тихо, не поворачиваясь к ней и как будто стесняясь своего желания, - еще...
     Он зажмурился, мокрый, дрожащий, стосковавшийся по ласке бездомный пес, приручить его оказалось очень просто.
     - Что с тобой, Рос? Тебе плохо?
     - Пройдет... Так, вспомнилось вдруг.
     - Это бывает, - улыбнулась она, - и быстро проходит.
     Рос подвинулся к ней, и положил голову на ее колени, укрытые одеялом. Глаза его снова закрылись, на лице появилось ожидание облегчения и покоя.
     - Только не прогоняй меня! Хотя бы пять минут!
     - Глупый, - тихо засмеялась Ньер.
     Краем глаза она заметила, как вспыхнула, прилегшая на кровати несдержанная девушка Аквила, с которой он ходил ко рву, и каким-то чутьем поняла, что могло произойти между ними.
     - Либо эта девчонка глупа и невыносима, либо Рос – чудовище, - подумала она тогда.
     В это время вернулись Гелх и Ангрис. Они сели за стол к Норману и Тротто.
     - Конец света, - заявил Гелх, - мир обрывается в горах. Там невидимое зеркало, в котором он отражается сам в себя. Я стоял на перевале и видел сразу две долины Валунов. И две Ангрис... Кармелита, неужели у нас нет ничего выпить?
     - Надо поискать в подвале под кухней. Может, что и уцелело, - ответила хозяйка.
     - Надо поискать более подходящее помещение для нас, - добавил Гелх, - никуда нам отсюда не деться!
     - Успокойся, - неожиданно строго сказала Кармелита, - мы найдем выход. А если не найдем, так что ж?..
     Девочка была невозмутима. Из всех присутствующих она вела себя сдержаннее всех.
     - Подождем Осмальда, - предложил Норман, - думаю, он скоро приедет.
     - Я не могу сидеть без дела! - возмутился Тротто, которого давно тянуло на подвиги, особенно после того, как Ньер занялась этим ничтожным Росом, - Гелх, пойдем подыщем комнату или хотя бы мебель. Сидеть же не на чем, черт возьми!
     - Пойдем, - кивнул Гелх.
     Аквила уступила место на кровати уставшей Ангрис, и вышла, никому ничего не говоря, но с таким видом, словно все здесь ей осточертели. Рос, кажется, только сейчас понял, что на свете существуют не только его проблемы. Он нехотя поднялся и направился вслед за ней. Ньер грустно улыбалась ему вслед.
     Норман посмотрел на исчезающую стопку поленьев, взял топор и отправился за дровами. Ему тоже тяжко было сидеть без дела.
    
          *******************************************
    
     Настроение было гнусным. Флариан старался не думать ни о коварной Ньер, ни об этом смазливом мальчишке. Парадный вход пришлось долго разгребать от обвалившейся арматуры потолка, осколков фресок и обломков мебели. Он надышался пылью и гарью до раздирающего кашля. А Гелху всё было нипочем. Он был железный.
     Пробравшись через завалы, они убедились, что пригодных помещений вполне достаточно, если немного постараться. На полу валялась бронзовая посуда, подсвечники, обгорелые книги, содержимое беззастенчиво выпотрошенных шкафов, жалко болтались на ветру обрывки занавесок. Но самое отвратительное, что в каждом углу лежали друг на дружке трупы: убитые слуги, имперские солдаты в форменных доспехах и прибившиеся к ним наемники, одетые с миру по нитке, жалкие и жадные даже после смерти.
     - Жарко вам тут пришлось, - заметил Флариан.
     - Всех, кто был снаружи, я оттащил в лес, - отозвался Гелх, - своих закопал, а этих - сжег. Придется еще повозиться.
     Флариан сморщился. Он был художником, а не солдатом. Тем более не санитаром и не могильщиком. Но выбирать не приходилось.
     - Вынесем, - кивнул он, - когда всё осмотрим.
     Гелх повел его наверх, он, как преданный слуга, хотел проверить, цела ли комната Кармелиты. Комната, из которой она выбросилась в окно. Там почти всё осталось нетронутым, грабить было нечего, маленькая баронесса была скромна в своих запросах и роскоши не любила. Над узкой кроватью был сорван полог, опрокинуты стулья, разбит фарфоровый кувшинчик для умывания, брошен на пол чернильный прибор, да ставни у окна закоптились. Вот и всё.
     Уцелело зеркало рядом с выпотрошенным платяным шкафом. И, что самое странное, – уцелела картина. Перед этой картиной оба остановились как вкопанные и забыли, зачем пришли.
     - Цела, - проговорил наконец Гелх, - надо обрадовать баронессу.
     Странная девушка смотрела на них с портрета. Ее нельзя было назвать красивой. В ней не было ни одной правильной черты, ни одной правильной линии ни в лице, ни в теле, всем своим видом, своими жестами, своей походкой, не говоря уже о поступках, она оскорбляла классический вкус Флариана, но он не мог не написать ее портрет, он не мог на нее насмотреться, он не мог ее понять и он до сих пор не мог ее забыть.
     Она жила не по правилам, любила не по правилам и умерла не по правилам. Несравненная Франческа Креоли!
     - Это старшая сестра баронессы, - добавил Гелх, - Кармелита очень любила ее. Лет семь назад приезжал какой-то триморский художник, хозяин терпеть не мог триморцев, но его почему-то принял. А потом он уехал, а Франческа родила ребенка. Барон был в ярости...
     - А причем же тут художник? - усмехнулся Флариан.
     - Не знаю. Может, и ни при чем. Она была непредсказуема.
     Еще как непредсказуема! С ним она держалась всегда строго и насмешливо. Долгое позирование утомляло ее и злило. Но она была честолюбива и поэтому терпела. Во время сеансов они всё время разговаривали, и Франческа не раз высказывала ему свои весьма необычные и смелые взгляды на жизнь, которые никого не удивили бы в Триморье, но в этой дикой Озерии казались невозможными.
     Один раз он поцеловал ее и получил надменную пощечину. Во второй раз реакция была совершенно противоположная. У Франчески было другое настроение, и поцелую она отдалась с таким удовольствием, что видавший виды художник сам потерял голову. И он, как мальчишка, почему-то решил, что это та самая Любовь, которая наконец нашла их обоих. Он был молод и глуп.
     Уже через пять минут, обнимая ее и гладя все эти неправильные и несравненные линии ее тела, он обратил внимание на ее выпуклый живот. «Ты... беременна?» «Ну и что?» Она рассмеялась и оттолкнула его.
     Так причем же здесь художник?
    
     Замок уже виден был с холма. Ехать до него оставалось совсем немного, когда Осмальд заметил, что его странную попутчицу трясет от холода, она крепилась, но дрожь была сильнее. А он как-то забыл, что на дворе октябрь, и дело уже к вечеру, не привык обращать внимание на такие мелочи. Или сердце совсем очерствело?
     Не слезая с коня, он укутал ее коченеющее тельце своим плащом. Она чем-то напоминала Глелию, такая же маленькая и хрупкая с виду. Но только с виду. Уже по тому, как быстро она пришла в себя после своей казни и как старалась скрыть свою слабость, было понятно, что у нее сильный независимый характер.
     Сильная девушка вцепилась одеревеневшими пальцами в плащ и проговорила, стуча зубами:
     - Меня знобит не от холода, рыцарь. Мне кажется, что моя голова всё еще на плахе.
     - Не бойся, крошка. Твоя плаха осталась совсем в другом мире.
     - Это не страх. Мне нечего бояться. И нечего терять. Я пережила уже всё, что можно, и смерть для меня – избавление. Они хотели запугать меня. Меня! Не смешно ли?..
     - Тогда скажи, кто ты? Как твое имя?
     - Если я скажу, ты выбросишь меня из седла... мое имя знают все и произносят его с ненавистью.
     - Я спас тебя, - усмехнулся Осмальд, - мне слишком поздно тебя ненавидеть. Единственной женщиной, которая могла вызвать во мне это чувство, была моя жена.
     - Она умерла?
     - Нет. Скорее, я умер. Я разучился и любить, и ненавидеть.
     - А я – нет!
     - Ты ненавидишь своих палачей?
     - Конечно. И никогда их не прощу, ни за себя, ни за Виконта, ни за других... Но еще больше я ненавижу нашего короля!
     - Вот как?
     - Это он предал Суандра. И это он виноват в том, что война проиграна. Ему не нужен Симур, ему нужен мир с империей любой ценой. Цена заплачена.
     Осмальду стало странно: он, немолодой мужчина, воин, говорил о себе и своей любви, а она, хрупкая девушка – о войне и о судьбе Симура. Ему стало досадно, что он никак не может вырваться из круга своих личных проблем, и только этим и забита его голова. У него не болит душа, но всё равно он только и делает, что вспоминает свои последние встречи с Глелией, свои слова, ее ответы... вспоминает до изнеможения и всё пытается что-то понять.
     - Это же старо как мир, - сказал он своей возбужденной спутнице, - Суандр стал слишком мощной силой в государстве, и это не понравилось не только королю, но и всем герцогам, кроме Симурского, конечно.
     - Поэтому они и Виконта отдали на растерзание?
     - После гибели Суандра Виконт тоже представлял серьезную угрозу для трона. Они были обречены. Оба.
     - Как видно, этот мир не переделаешь, - вздохнула она, голос ее ослаб совсем, а потом и голова упала на грудь.
     Осмальд хотел спешиться и привести ее в чувство, но замок был уже совсем рядом.
    
          *******************************************
    
     Аквила удалялась от замка в полном смятении. Ее гордыня была задета, ее разум отказывался понимать, что ее можно так быстро и нагло поменять на другую, ее разбуженная плоть бесновалась, неподвластная ей, при одной только мысли о том, что Рос прикоснется к ней.
     Это плотское чувство, которое она столько лет отвергала и презирала, оказалось настолько сильным, что затмило для нее всё: и возбуждение боя, и радость победы, и горечь поражения, и упоение гордости за свою правоту.
     Оказалось, для полноты жизни ничего этого и не нужно, а только лежать на диване и заниматься любовью. Как всё просто! Никаких усилий, никаких подвигов, никаких испытаний... только для этого нужен Рос Ели.
     Он догнал ее на тропинке, ведущей в поле. Они стояли вдвоем на открытом пространстве, как на ладони, и не было защитного сумрака леса, чтобы скрыть смущение и возмущение.
     - Мне не нравится твое поведение, - заявил он.
     - Что?! - Аквила чуть не задохнулась.
     - Ты совсем не умеешь сдерживать свои эмоции.
     - Как ты смеешь мне такое говорить?
     - Смею. Мы все тут слишком хорошо влипли, и нам надо держаться дружно, поняла? Мы все в одной лодке.
     Рос сказал это таким зловещим тоном, что у нее мурашки пошли по спине, и она на миг забыла свою обиду.
     - Ты думаешь, мы в ловушке?
     - Мы в замкнутом пространстве, из которого нет выхода. Пока. Его надо искать и всем вместе.
     - Ну что ж... - Аквила опомнилась, - с кем ты пойдешь в следующий раз? С этой купчихой? Или с рыжей Ангрис? Она безумно хороша!
     Роса как будто передернуло от ее слов.
     - Послушай... я ради тебя вывернулся наизнанку. И не говори, что тебе не понравилось... но, с чего ты взяла, что теперь это моя обязанность?
     Они долго смотрели друг на друга, стоя на продувном ветру. Ей показалось, что сейчас его голубые глаза видят ее насквозь: и ее возмущение, и задетую женскую гордость, и ее невыносимое желание испытать это хотя бы еще раз, желание, которое сильнее и гордости и обиды.
     - Потому что ты мой, - сказала она с тихой яростью, с решительным видом шагнула к нему и принялась торопливо расстегивать его куртку.
     Рос не шевелился, он молча наблюдал за ней. Ее пальцы скользнули ему под рубашку, ладони прижались к его горячей гладкой коже, и сердце бешено застучало, подгоняя кровь к щекам, к ушам, к набухшей груди, и туда, вниз живота, где всё уже сжималось от желания. В лесу ей казалось, что они два диких зверя, и это ее возмущало. Теперь она согласна была быть кем угодно.
     - Что ты сделал со мной? А? Ты хоть представляешь, что ты со мной сделал?
     - Это не я, - сказал он, - это твой возраст.
     - Рос! - чуть не взвыла она от его бездействия.
     Он взял ее за плечи и огляделся.
     - Успокойся. Идем вон туда, в хлев. Там все-таки солома.
     Хлев был давно пуст, коров солдаты угнали, а овец пережарили. Распахнутые двери болтались на ветру и скрипели. Аквила не думала ни о грязной соломе, ни о войне, она ловила нарастающее наслаждение и тихо плакала от своего бессилия перед ним. Плоть оказалась сильнее ее, такой сильной и самоуверенной. Рос не обращал на ее слезы никакого внимания, он знал, что женщины плачут и от удовольствия. Аквила плакала от унижения.
     - Я ненавижу тебя, - сказала она потом, когда развеялся и жар, и туман, и реальность выступила во всей своей беспощадности.
     - За что? - усмехнулся Рос.
     - За то, что я твоя раба.
     - Я этого не хотел.
     Она отвернулась от него, уткнулась лицом в солому и зарычала как раненая львица.
     Рос подошел к замку, ежась от ветра. Его знобило. На душе было скверно и пусто как в пересохшем колодце. Погода стремительно портилась. Мимо него Гелх и Тротто тащили в сторону леса на носилках чей-то труп.
     - Помочь? - спросил он равнодушно.
     - Отдыхай, - ухмыльнулся Тротто, - поди в сарае утомился.
     - Тогда неси сам, - пожал плечом Рос и отвернулся.
     В углу двора барон Лескри в одной рубахе крошил в щепки упавшую деревянную ограду, ему было жарко.
     - Вас подменить, барон? - Рос поеживаясь остановился рядом, - мне надо согреться.
     Норман замер и посмотрел на него удивленно, потом протянул топор. Рос взял его и спросил недовольно:
     - В чем дело? Чем я вас так удивил? Почему, черт возьми, тут все считают, что я ни на что не способен?
     - Я так не считаю, - сказал Норман,- и, почему-то перейдя на шепот, добавил, - просто это совсем не ваше дело, ваше величество.
    
          *******************************************
    
     Успокоилось обезумевшее тело. Забылась в слезах душа. Равнодушная ко всему, Аквила смотрела в щели потолка, стараясь не думать о том, где она находится, и что произошло с ней за последнее время. Она старалась забыться в спасительном детстве: дом, деревня, мать, сестры... Всё это было как вчера. А этого… этого не было!
     Ей казалось, что она слышит забытую и родную песенку из детства: «Бедной Лори всё равно, всё равно...» Аквила была младшей из сестер, но ей всегда хотелось быть взрослее всех. Ей хотелось командовать и решать, ей хотелось, чтоб ее уважали и слушались. Она завидовала старшей Анне в ее самостоятельности и силе и старалась походить на нее, слишком рано берясь за тяжелую работу. Она завидовала Дези в ее яркой красоте и заплетала косы так же как она, копировала ее походку и манеру говорить. Она завидовала Лусине в том, что в нее влюблен Гастио, и тоже старалась ему понравиться. Она всегда им всем завидовала и даже не заметила, как выросла и стала сильнее Анны, красивее Дези и привлекательнее Лусины. Зачем?! «Бедной Лори всё равно...»
     Аквила вспомнила речку, огород, корову, поросят, уютный огарок свечи на подоконнике, запах свежеиспеченного хлеба. Отец сажал ее на колени и целовал в макушку.
     По крыше накрапывал дождь. Детство незаметно кончилось, уступая место настоящему. Аквила лежала на грязной соломе, пытаясь понять, откуда в ней это страстное желание быть лучше всех? Почему она должна быть сильнее всех мужчин и красивее всех женщин, а иначе ей и жить не стоит?! Какой-то тихий голос, казалось, нашептывал ей: «Аквила, отдохни. Аквила, позволь себе быть слабой!» «Врешь!» - сказала она этому голосу, - «Видишь, что значить быть слабой?! Я лежу в хлеву, примитивно совращенная, как самая заурядная деревенская дурочка. Сначала были стихи о любви, а потом просто: пошли в хлев, там солома!»
     И от сознания того, что никакой слабости она себе позволить не может, хотелось выть и плакать.
     Она всегда с собой боролась и успешно. Но зачем? Зачем была вся ее жизнь, которую она считала самой что ни на есть настоящей, ее борьба, ее лишения, ее потери? Война проиграна, друзья убиты. Ни славы, ни чести, ни любви!
     Зачем?! Всё зря! Она уже поняла это однажды, но постаралась забыть. Это было два года назад. Усталая Аквила возвращалась в лагерь из леса, намахавшись мечом, сто раз отжавшись и искупавшись в ледяной воде. Мышцы ныли, горела кожа. И вот тогда она увидела, как завороженно смотрят ее солдаты вовсе не а нее, а на вновь прибывшую всадницу, как восхищенно и преданно поворачивают они ей вслед свои косматые головы. «Тесса!» «Тесса!»
     Девушка не отличалась ни ростом, ни силой. Не было у нее ни роскошных волос, ни высокой груди, ни огненного взора. Но она была женой Великого Суандра, и на нее смотрели как на богиню. Тессе не нужно было изнурять себя, ограничивать, насиловать, рисковать жизнью, чтобы стать лучше всех. Ее выбрал Суандр, и этого было достаточно.
     На ее фоне гордая Аквила почувствовала себя ничтожеством, а это чувство всегда причиняло ей острую боль. Тогда она силой заставила себя не думать об этом. Ее ждали дела и подвиги. А что теперь?! Чем ей отвлечь себя от ужасных мыслей? Чем оправдать свое никчемное существование? «Бедной Лори всё равно...»
     На улице стемнело. Нехотя Аквила вышла под моросящий дождь. В башне одиноко горели два окна. Там, наверное, уже все собрались у огня и обсуждают, как быть дальше. А тут и думать нечего. Надо искать выход. Надо ходить, ходить и ходить. Надо тыкаться во все щели, надо действовать. А иначе с ума сойдешь!
    
          *******************************************
    
     Что-то изменилось в башне, пока ее не было. На столе появилась посуда и бутылки с вином. В котле варилось что-то мясное. На полу лежала уже не солома, а одеяла с подушками. На кровати по-прежнему лежала Ангрис, в ногах у нее на полу развалился Рос, облизывая горлышко бутылки. Правее, в самом углу сидел Норман, слева, в другом углу – Тротто. Кармелита и Гелх сидели за столом, Ньер стояла у окна. У огня расположился Осмальд, а рядом с ним женщина, от вида которой всё закипело у Аквилы внутри. Никак она не ожидала такой встречи! Выглядела та ужасно, но всё так же гордо сидела на плечах ее коротко остриженная головка, так же красиво было ее волевое лицо, и так же надменно и недоступно смотрели на мир ее холодные голубые глаза. Тесса! Снова Тесса! Здесь, сейчас! Знал ли Осмальд, кому на плечи он положил свою мощную руку? Тесса взглянула на Аквилу, но было непонятно, узнала она ее или нет.
     - Мы уже хотели тебя искать, - сказала Кармелита.
     - С какой стати? - дернула плечом Аквила.
     Она посмотрела, где бы ей сесть. Рядом с Росом места не было, да она бы никогда и не стала липнуть к нему, как мокрая одежка. Она села к огню.
     Говорили о том, что завтра все переберутся в замок. Никто уже не сомневался, что они здесь надолго. Настроение у всех было гнусное, если не считать Роса, который, видимо, выпил столько, что ему всё теперь было в радость. А чего ему было огорчаться? Вино, похлебка, любовница, компания...
     Разговор их показался Аквиле вялым. Все не столько говорили, сколько молча копались в себе, как она только что в хлеву. Это было невыносимо! И тогда она высказалась, что нечего сидеть, сложа руки. Надо действовать и искать!
     - А мне кажется, - спокойно возразила ей Ньер, - что нам как раз надо думать. Надо понять причину, а не слепо тыкаться, куда попало... Мне кажется, если нет выхода снаружи, надо искать его внутри. Внутри себя, понимаете? Если мы здесь не случайно, а с этим уже никто не спорит, значит, кто-то нас здесь собрал и не выпускает. Значит, он чего-то от нас хочет. Бог это, или дьявол, но нам придется ему угодить.
     Аквиле слишком трудно было понять, что сказала эта женщина, но остальные, видимо, уже достаточно порассуждали на эту тему.
     - Конечно, это дьявол, - хмуро проговорил Гелх, - не знаю, много ли вы все натворили в жизни, господа, но среди нас есть и существа совсем невинные. За что Богу наказывать Кармелиту?
     - Но... возможно, что это вовсе и не наказание, - робко перебила его Ньер, но ее заглушил хор голосов.
     - Тихо! - наконец рявкнул Осмальд своим грозным басом, - не мешайте ей! Говори, Ньер.
     - Я подумала, - продолжила Ньер немного смущенно, - что мы либо в чем-то одинаково несчастны, либо виновны. Понимаете? Ведь грехов на свете много, и жизнь такая длинная, чтоб наделать их сколько угодно. А нас всего десять человек. Пятеро мужчин и пять женщин.
     - Да! И это очень интересно! - усмехнулся Рос, облизывая горлышко бутылки.
     - Помолчи, - фыркнул в его сторону Флариан.
     - Почему? - невозмутимо продолжил Рос, - я всё понял.
     - Что ты понял?
     - Чем быстрей мы разобьемся на парочки, тем быстрей нас отсюда выпустят! Да здравствует любовь, господа! - он допил последнюю каплю и расхохотался.
     - Прежде всего, мы должны поумнеть, это уж точно, - сказал Норман, - Ньер говорит правильно, надо искать причину. Пока мы молчим, мы далеко не продвинемся. Я могу начать с себя. А дальше пусть продолжит, кто хочет.
     Такой оборот дела Аквиле совсем не понравился. Она не собиралась ни в чем каяться, для нее это было просто немыслимо, Норман поразил ее своей решительностью, но восторга не вызвал. Она поняла, что начиналось что-то жуткое. Такое же жуткое и непонятное, как их теперешнее положение.
     - Говори, барон, - кивнул Осмальд.
     Стало непривычно тихо, и в этой тишине торжественно прозвучал мягкий голос барона.
     - Я виновен, - сказал он, - я убил свою дочь.
     Тихий крик Кармелиты нарушил напряженную тишину, но больше никто ничего не произнес.
     - Этот ребенок родился не в браке. Женщина, которую я любил, отдала его мне, попросту подкинула, не спросив моего согласия. Я виновен, я не признал этого ребенка. Девочка росла со слугами и не знала, кто ее отец. Потом я женился. У меня появились свои дети. Ольга росла такой же взбалмошной, как ее мать, она становилась всё больше на нее похожей. Оба моих сына, как полоумные, влюбились в нее, не говоря о моем брате. Это был какой-то дьявол в юбке... Она любила старшего, Кастора. Я, конечно, не мог позволить, чтобы мой сын женился на служанке, какой бы прекрасной она ни была. Я виновен. Я сделал всё, чтобы разлучить их. По моей просьбе Кастора призвали ко двору, и там он, в конце концов, женился на одной из придворных дам, в столице ведь всё воспринимается иначе. В день его свадьбы она и отравилась. Вот и вся моя история. Кто продолжит?
     Пауза затянулась.
     - Не верьте ему, - вдруг сказала Кармелита, - он всё выдумывает! Ольга еще маленькая, ей только шесть лет. Зачем вы на себя наговариваете, барон?
     - Я не наговариваю, Кармелита, - вздохнул Норман,- просто я прожил на десять лет дольше, чем вы. Разве ты не замечаешь, какой я старый?
     Легкое недоумение волной пробежало по полутемной комнате.
     - Люди стареют не только от времени, - глубокомысленно заметила она, - как же вы могли так поступить с девочкой! Если б сестра была жива, она бы не простила вам! Никогда!
     - Она мертва, - сухо сказал барон.
     - Послушай, Кармелита, - мягко вмешалась Ньер, - мы ведь здесь не затем, чтобы судить друг друга. Да и права такого не имеем.
     - Я имею! - гордо заявила маленькая баронесса, - это дочь моей сестры.
     - Всё равно. Ведь сейчас мы не об этом.
     - Дайте мне еще бутылочку, - усмехнулся Рос Ели, - что-то мне это всё меньше нравится...
     - Тихо! Теперь моя очередь, - сказал Осмальд, чтобы прервать их бессмысленный спор, - моя история короче, - он усмехнулся, - и гораздо обычней: я убил любовника жены.
    
          *******************************************
    
     Снова наступила необычная тишина, только монотонно накрапывал мелкий дождь по кирпичам подоконника, да всё более зловещими казались всполохи огня на серых стенах.
     - Дикая страна, Озерия! - не удержался и первым нарушил молчание Флариан, - в Триморье с любовником жены ведут светские беседы и пьют вино за ее здоровье. А здесь – разговор короткий!
     - Сейчас мы послушаем тебя, - грозно проговорил Осмальд.
     - Нет уж, подождите! Я не вижу между вашими историями ничего общего. А у меня ведь столько грехов, что и не знаю, о чем поведать! Проницательная Ньер, что вы можете сказать нам по этому поводу?
     - Но это же очевидно, - грустно проговорила Ньер.
     - Что же?
     - Вы еще не поняли, какого бога мы прогневили?
     - Мы такие тупые, Ньер! - засмеялся Рос, он был слишком пьян, чтобы находиться в дурном настроении, - объясни нам...
     - Бога любви, - спокойно сказала Ньер.
     На этот раз не выдержала Аквила.
     - Что вы ее слушаете?! - фыркнула она, - такая чушь может прийти в голову только старой деве! Причем здесь какая-то любовь? Я ее знать не знаю и уж тем более ни в чем не виновата!
     - Может быть, как раз в этом? - тихо ответила Ньер и отвернулась ото всех к окну.
     - А что! - весело заявил Рос Ели, - мне нравится эта игра! Хотите, я вам расскажу, господа, чем я прогневил этого бога?
     - Тут и думать нечего, - усмехнулся Флариан.
     - Я изменил своей жене, - продолжил Рос, не обращая на него внимания, - все слышали? Я ей изменил!
     - Ты еще и женат, - добавил Флариан в том же духе.
     - Нет, мой милый. Я не женат... Она давно умерла, - голос у Роса чуть-чуть дрогнул, но скоро он бодро добавил, - я абсолютно свободен и могу любить кого угодно!
     При этом на Аквилу он даже не взглянул. Казалось, его больше привлекала притихшая сентиментальная Ньер.
     - Все изменяют женам, не ты один, - презрительно сказала Аквила.
     - Не все, - хмуро перебил ее Осмальд.
     Ангрис присела на кровати, поправляя падающий с плеча пиджак.
     - В мое время, - сказала она, - это называлось... то есть будет называться – рабочая гипотеза. Может быть, Ньер и не права. Но надо же с чего-то начать? Давайте проверим эту версию?.. Тем более что трое из нас уже рассказали о себе.
     - Их никто не заставлял, - недовольно отозвалась Аквила, - я не собираюсь ничего о себе рассказывать, тем более что никаких грехов за мной нет. Я никому не изменяла и никого не предавала!
     - Я тоже, - ответила ей Ангрис, - но если я хорошо подумаю, я наверняка пойму свою вину. Подумайте все. Вспомните!
     - Ты! - возмутился Гелх, качая головой, - прекрасный ангел с неба! Ты создана для любви, чем ты могла ее прогневить?!
     - А ты, Гелх? - улыбнулась она, - ты такой честный и такой преданный? Я уверена, что ты умеешь любить, как никто.
     - Со мной всё просто, - сказал Гелх, мрачнея, он огляделся по сторонам и добавил, - я ее попросту убил.
     - Как?! - ахнула Ангрис.
     - Очень просто, - пояснил он, - мечом.
     - Дикая страна Озерия, - в который раз повторил Флариан, - Гелх, зачем же ты убил любимую женщину? Да еще так грубо, мечом? Чтоб другому не досталась?
     Слуга отвернулся и не ответил.
     - Ньер, - Флариан повернулся к ней, - а ты? Надеюсь, никого не убила?
     - Обо мне уже было сказано, - ответила Ньер, краснея, - я старая дева, и это тоже преступление. У меня нет семьи, я не завела детей, я не сделала счастливым ни одного мужчину и довольствуюсь сомнительными ласками... думаю, я не слишком откровенна, после того, что мы уже услышали?
     - Безумцы... - пробормотала Аквила.
     - Успокойся, Ньер, мне тоже есть, чем шокировать публику, - сказала наконец Ангрис, - очевидно, это то самое, за что я здесь...
     И в полной тишине она произнесла:
     - Я была любовницей своего отца.
     В тишине слышались только глотки Роса и треск поленьев.
     - Кажется, остался только я, - заметил Флариан, - и... наша гостья, которая даже не назвала своего имени.
     Он знал ее прекрасно и видел, что и она узнала его сразу же. Но поговорить им наедине так и не удалось. Ее могли ненавидеть в Симуре, поэтому он не стал выдавать ее, но она сама назвала свое имя.
     - Я – Тесса, - сказала она с холодным безразличием.
     Волна отчуждения мгновенно выросла между ней и остальными. Еще больше нахмурилась Аквила, втянула голову в плечи Кармелита, разочарованно посмотрела Ньер, и непроизвольно убрал руку с ее плеча Осмальд.
     - Кто тронет ее – убью, - неожиданно прямо заявил Гелх.
     - С тебя станется, - усмехнулся Флариан, чтобы разрядить обстановку, - ты и родную маму убьешь – не заметишь.
     - Здесь никто никого не тронет, - хмуро заявил Осмальд, - все хороши...
     - Я в защите не нуждаюсь, - гордо заявила девушка, звеня обрывками цепей, - и в судьях тоже, у меня их было достаточно.
     Когда все утихли, она продолжила.
     - Я вас внимательно слушала. Мне нравится ваша прямота. Я готова продолжить ваши признания, хотя вы и сами знаете... Моя вина в том, что уже через месяц после смерти моего мужа я стала любовницей другого человека. Вот и всё.
     - Нет не всё! - не выдержала Аквила, - ты забыла уточнить самую малость! Что твоим мужем был Великий Суандр! А твоим любовником – Эсбил, его убийца! Ты предала Суандра, ты предала саму память о нем, ты предала Симур!
     - Успокойся, Аквила, - Гелх подошел и взял ее за плечи, чтоб она чего доброго не ударила Тессу.
     - Солдаты в бой ходили с ее именем, они молились на нее, на нее смотрели как на богиню... а она – просто ничтожная шлюха! Подстилка для победителя! Я ненавижу ее, и не успокаивай меня, я всё равно ей выскажу всё, что думаю!
     Тесса взглянула на нее, на ее бледных щеках проступил лихорадочный румянец. Она встала и резко выбежала в дверь, даже не закрыв ее за собой. Гелх хотел кинуться следом, но Осмальд остановил его властным жестом.
     - Стой. Я сам.
     Аквила тяжело дышала.
     - Успокойся, - повторил Гелх, - ты не можешь судить ее.
     - Ее?! Она плюнула в лицо всем нам, всем кто так любил Суандра и был ему предан. Она опозорила весь Симур и всю Озерию. У меня душа горит, когда я ее вижу!
     - Ну, не всем же быть героинями, как ты, - насмешливо сказал лениво развалившийся на полу Рос.
    
          *******************************************
    
     Осмальд не сразу заметил белое пятно в темноте. Тесса шла, сцепив на груди руки, быстрой порывистой походкой. Идти ей было некуда, она просто уходила.
     - Тесса! - крикнул он властно, - стой!
     Она обернулась. По бледному лицу текли капли дождя. Холодные светлые глаза смотрели отчужденно.
     - Ну, куда ты? - сказал он уже мягче.
     - Мне всё равно.
     - А мне нет. Вернись, Тесса.
     - Зачем?
     - Я сумею заткнуть рот этой девчонке.
     - Ты? Ты первый от меня отвернулся.
     - Неправда... пойми, мы все тут грешники. Неизвестно, кто больше. И потом, я же уже говорил, что мне поздно тебя ненавидеть.
     - Лично я, - с вызовом заявила Тесса,- себя грешницей не считаю.
     - Конечно, - согласился Осмальд, - тебя заставили. Есть тысяча способов принудить женщину, кто же этого не знает?
     - Ты ничего не понял, - покачала головой Тесса, - меня никто не принуждал, - она презрительно усмехнулась, - и не смог бы. Просто я любила Эсбила. Я любила его безумно! А он – меня. И в этом истина, а всё остальное – чушь!.. Теперь его нет, и мне уже ничего не страшно.
     Осмальд снова снял плащ и укутал в него Тессу, маленькую гордую статуэточку, босыми ногами стоящую на склизкой холодной земле.
     - Очевидно, моя жена считала так же, как ты, - сказал он, - я уже отомстил ей, и это не принесло мне ни радости, ни облегчения. С меня довольно.
     Он резким движением подхватил Тессу на руки. Она не успела ничего понять, как оказалась в его могучих руках. Она не вскрикнула, не возмутилась, а наоборот как-то доверчиво, по-детски прильнула к нему и обвила руками его шею. Браслеты от наручников были холодными и шершавыми.
     - Я завтра раскую тебя, - сказал Осмальд.
     Потом они медленно поднялись по ступеням в башню. Там было тепло и сухо, и по-прежнему напряженно.
     - Я никогда никого не любил, - заявил Флариан, - этого достаточно для разгневанного бога любви?
     - По-моему, у дяденьки есть что-то посерьезней! - заметил Рос.
     - Я не изменял женам и не убивал их любовников, - ответил Флариан раздраженно, - я не женат. Я не спал со своей дочерью и не мешал ей выйти замуж. У меня нет детей. И монахом меня тоже не назовешь.
     - А если хорошо подумать? - не унимался Рос.
     Флариан устал. Ему вдруг резко надоело врать, хотя признание его бы не украсило, как не украсило оно здесь никого. Величественный Осмальд оказался старым обманутым ревнивцем, божественная Ньер – нудной старой девой, мужественный Гелх – хладнокровным убийцей, прекрасная Ангрис – извращенкой, умный рассудительный Норман – малодушным, жестоким папашей, храбрая Аквила – грубой несдержанной гордячкой, а веселый красавчик Рос – непутевым и несчастным гулякой.
     О Тессе и говорить нечего. Она так быстро перекочевала с пьедестала, воздвигнутого для нее Суандром, в чужую постель, что даже его, прирожденного циника, покоробило.
     «Не смей ее трогать», - не раз говорил он Эсбилу, напрашиваясь на дуэль. «Я люблю ее», - отвечал Эсбил упрямо, и Флариана в дрожь бросало от силы его чувства. Он так не умел. С такой силой он любил разве что себя.
     - Хорошо! - он стукнул себя по коленкам, - слушайте! Чем я, собственно, лучше вас?.. Я никого не любил. Это правда. Но я хотел, чтобы любили меня. Очевидно, мне не хватило своих достоинств. И я использовал свое положение. Я хотел добиться любви силой. Я ее вымогал.
     - И что? - усмехнулся Рос Ели, - получилось?
     - Нет.
     - Подсудимый, вы свободны! - Рос рассмеялся, но смех его звучал невесело.
     Всё оказалось просто. Сказал, и сразу стало легче на душе. Не так скверно и не так тоскливо.
     - Осталась только Кармелита, - сказал Осмальд.
     - Не трогайте девочку! - сразу же возмутился Гелх, - она ни в чем не виновата, потому что еще ребенок. Это же очевидно... тем более что всё это чушь – то, что вы тут придумали! Ладно, женщины! Они от природы сентиментальны. Мальчишки, - он посмотрел на Роса и Флариана, - глупы. Но вы-то, сэр Осмальд! Вы, барон!
     - Помолчи, - сказал Норман, - твоя юная хозяйка, конечно, ни в чем не виновата. Сейчас. Но через несколько лет она совершит такое, что содрогнется вся Озерия. Я бы мог вам рассказать, но не считаю себя в праве.
     Все снова изумленно смолкли.
     - Отчего же? - тихо сказала Кармелита, - я вам не запрещаю, барон, - говорите.
     - Нет, девочка, - покачал он головой, - живи спокойно.
     - Барон! - восхищенно уставился на него Рос, - вы же просто клад! Как мы сразу не поняли? Вы же знаете, чем кончится война! И что будет с Озерией. Какая у нас будет армия? Будет ли торговый флот? Заключим ли союз с Белогорией? Как поделим с Лесовией Алонс?..
     Он все-таки выдал себя, и Норман усмехнулся, глядя на него.
     - Пожалуй, я скажу это. Но только вам. И только на ухо.
     Говорить Росу «ты» у него просто язык не поворачивался.
     - Нам тоже интересно, - грозным басом заявил Осмальд.
     - Извините, господа, - Норман огляделся, - я еще не решил, имею ли я право говорить вам ваше будущее.
    
          *******************************************
    
     После ужина все уснули, так ничего и не решив. Ангрис слишком многое казалось странным, чтобы спокойно забыться и заснуть. Она слушала монотонный шум дождя, уткнувшись в пыльную, пропахшую гарью подушку, и пыталась вспомнить подходящие для сего случая законы физики. Она, конечно, никогда особыми знаниями по физике не отличалась, но она была тут единственной, кто вообще знал, что существует такая наука! Замкнутое пространство! На ум приходил свернутый в трубочку тетрадный лист. Бесконечная плоскость. И лист Мебиуса. И гравюры Мориса Эскера.
     Это они, все эти люди, могут еще надеяться найти простой физический выход. Но она-то точно знает, что никакая дорога, никакие ворота не проведут ее назад в 2242 год. Да и барон не может же просто приехать в свой замок и столкнуться сам с собой! Что же остается? Молиться и просить высшие силы? Или просто ждать, пока всё само не образуется?
     - Ты не спишь?
     Внизу, прямо под кроватью лежал Рос. Он смотрел на нее и улыбался. Улыбался так просто и доверчиво, что хотелось улыбнуться в ответ. Ее обрадовало, что она не одна мается в этой гнетущей тишине. Ангрис наклонилась к нему и прошептала:
     - Нет. А ты?
     - Я сейчас скажу какую-нибудь глупость, - усмехнулся он.
     - Не надо. Ты их наговорил уже достаточно.
     - Ну, ты же не принимаешь это всерьез?
     - Пожалуй, если бы не ты, здесь было ужасно скучно, - улыбнулась Ангрис.
     - Слушай! Расскажи, как у вас там? Ужасно интересно!
     - В самом деле?
     - Еще бы!
     - А мы никого не разбудим?
     - А ты шепотом.
     - Даже не знаю, с чего начать...
     Ангрис сама увлеклась и очень долго рассказывала ему о своей обычной жизни: о летающих модулях, компьютерах, планетарных станциях, роботах, звездолетах, далеких экспедициях, и даже о кухонных комбайнах. А потом о Солнечной системе, о галактике, о строении материи, о главных законах мироздания и о сближении религии с наукой. Ей самой было удивительно, как много она, оказывается, знает. Они шептались как заговорщики, стараясь никого не разбудить.
     - Сон, - сказал Рос, качая головой, - всё это сон, что ты рассказываешь. Может, ты мне снишься, Ангрис?
     - Вряд ли, - улыбнулась она.
     - Можно до тебя дотронуться?
     - Конечно.
     Она свесила вниз руку, и он обхватил ее осторожными мягкими пальцами. Рука его была нежной как у женщины.
     - Я прикоснулся к тебе. А значит, и к твоему сказочному миру.
     - Он не так прекрасен, как кажется.
     - Но ты, во всяком случае, прекрасна.
     От его горячей руки тепло становилось во всем теле и на душе. Она была не одна, и никакого недоверия к Росу, которое она почувствовала к нему вчера, не осталось и в помине.
     - Зато у меня куча недостатков, - усмехнулась Ангрис.
     - Расскажи о себе. Ты действительно любила своего отца?
     - Да. Безумно. С пяти лет. Понимаешь, в него невозможно не влюбиться. Он лучше всех!
     - Тогда расскажи о нем.
     - Он бог, - усмехнулась Ангрис, - он красив, он всё знает, он всегда прав! Он ходит как бог, говорит как бог, любит как бог и даже дышит как бог. Может, мне так только кажется, но это уже не имеет значения.
     - Он тоже любит тебя?
     - Говорит, что да. Но я ему не верю.
     - Почему?
     - Он слишком хорош для меня. Этого просто не может быть.
     - Откуда ты знаешь, Ангрис, что на свете может быть? - усмехнулся Рос, - даже твой, как его там, электрон не знает, где он будет в следующую секунду. Мир построен на случайностях.
     - А ты любил свою жену?
     - Да. Но я это понял только вчера. Наверно, я за этим сюда и попал, чтоб понять одну простую вещь: мне никто ее не заменит. Никогда.
     - Ты в самом деле изменил ей?
     - А что, непохоже?.. Она узнала об этом, это ее и погубило. Она была слишком гордая.
     - Она убила себя?!
     - Иногда для самоубийства достаточно просто не сопротивляться. Я убил ее, Ангрис. И я люблю ее.
     - Зачем? - тихо проговорила Ангрис, - тебе мало было ее любви? Я, наверно, никогда не пойму мужчин. Зачем, ты изменил ей, Рос?
     - Лучше спроси, зачем я ее встретил! Зачем я влюбился в нее и женился на ней! Это было затмение... У меня была цель, я давно, с самого детства знал, чего я хочу, и чем готов за это заплатить. Она спутала мне все планы. Я и опомниться не успел, как обвенчался с ней. Да и не удивительно: она была потрясающая женщина, в ней было всё! И она действительно меня любила...
     - На кого же ты променял такую потрясающую женщину? - спросила Ангрис без всякой иронии.
     Рос посмотрел с усмешкой.
     - На королеву Озерии.
     - Тебе не страшно? - прошептала она совсем тихо.
     - Страшно. Но не больше чем остальным.
     Он прижал ее пальцы к своей небритой щеке, закрыл глаза и, казалось, забылся. У нее тоже уже слипались глаза, но уж слишком жалко было этой ночи, когда они так хорошо понимают друг друга. Больше это могло не повториться.
     - О чем ты думаешь? - спросила она.
     - Прости... - Рос очнулся и помотал головой, - он снова был весел и снова улыбался, - это было так давно, что не стоит и вспоминать. По-моему, ты хочешь спать. А я тебе не даю.
     В его взгляде было всё: и ирония, и грусть и вполне понятная тоска по любви, для которой он, вероятнее всего, был создан, и которую так расчетливо променял на карьеру.
     Ангрис покачала головой, тряхнув желтыми волосами, и протянула ему раскрытую ладонь. Он приложил к ней свою. Их пальцы сплетались и расплетались, они вели самостоятельный разговор. Не о любви. Но о той нерастраченной и невостребованной нежности, которая переполняла обоих и пропадала зря, отравляя душу.
     В конце концов, они так и уснули, не разнимая рук.
    
    
    
    
    
     «««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««
     ««««««««««« * «««««« * «««««««««« . «««««««
     «««««««««««««««««« * «««««««««««««««
    
     ТЕССА
    
    
     Девушка только что вернулась с охоты. Было невыносимо жарко. К полудню всё застыло в лесу от жары и попряталось. На ней был только легкий хитон, волосы коротко обрезаны, ее ноги, грудь и шея обдувались ветром, но и ветер был настолько теплым, что не приносил облегчения. Она спрыгнула с потного коня, отвязала мешок с добычей и облилась из ведра колодезной водой. Этот было блаженством!
     - Хозяин дома?
     Она не сразу заметила, что на нее смотрят три всадника, показавшиеся из-за угла дома. Они были усталыми и измученными жарой и по одежде походили скорее на повстанцев, чем на триморцев. Рубахи их прилипали к телу, по красным лицам от волос стекали капли пота.
     - Отец! - крикнула Тесса как можно громче.
     Он скоро показался на крыльце, мгновенно оценил, с кем имеет дело и как себя держать. С имперцами он был сдержан и прикидывался старым и бестолковым. Здесь же он просто кивнул и сказал гостям
     - Заходите.
     Сначала они подошли к колодцу, напились и умылись. Один из них был очень красив, второй всё время говорил за всех и, видимо, был старшим среди них, а третьего она почти не запомнила. Он был совсем невыразительный и всё время молчал.
     - Нам надо пробраться в Периколь лесом. Все дороги перекрыты, - объяснил старший, когда все вошли в дом, - ты хорошо знаешь лес, хозяин?
     - Ваши кони не пройдут, - поразмыслив, сказал отец, - там Змеиное Болото.
     - Когда мы будем в Периколе? - спросил красивый.
     - Если выйдем немедленно, то завтра к утру.
     - Успеем, - сказал старший, - пошли.
     Тесса наскоро выставила на стол холодную кашу и молоко из погреба.
     - В доме есть еще мужчины? - вдруг спросил красивый.
     - Мои сыновья ушли к Суандру, - ответил отец.
     - И ты оставишь свою дочь одну?
     - Здесь никого не бывает. И потом, Тесса сама может за себя постоять. Я воспитал ее как сына. Когда имперцы рядом, она надевает одежду брата, и ее принимают за мальчишку.
     - Когда-нибудь, - усмехнулся старший, - мы выбьем их из Симура и отомстим за всех наших женщин... но до этого еще далеко, отец!
     Всё случилось как-то уж очень быстро. Они встали, расправили ремни, отвязали от коней мешки и сумки и наскоро попрощались с Тессой. Больше отца она не видела.
     Кончилось лето. Она перестала надеяться и выбивалась из сил, одна справляясь со всем хозяйством и с тоской думая о том, что отца и трех его спутников засосало Змеиное Болото. Она ходила туда и не раз, но никаких следов не нашла. К октябрю Суандр освободил весь северный Симур и закрепился в Периколе. В деревнях перестали прятать красивых девушек и устраивали по вечерам пляски и игрища. Тесса, уставшая от одиночества, зачастила в ближайшую деревню и даже не боялась надевать нарядное платье.
     Однажды утром всё кончилось. Ее домик окружил целый отряд, как ей показалось, повстанцев, но вели они себя весьма странно. Командир их, узнав, что она Тесса, приказал ей ехать с ними. Она умела защищаться, но сразу поняла, что здесь это бесполезно.
     Сказав, что пойдет переодеться, она выбралась через окно и побежала к лесу. Там ее и догнал один из солдат и силой затащил к себе в седло. Вот так, поперек седла, как куль муки, она была доставлена в Периколь.
     Тессу провели в один из особняков и заперли в одной из комнат. Ничего не понимая, она металась по этой комнате, как дикая кошка, трясла решетки на окнах и стучала в дверь.
     Потом дверь открылась, и к ее удивлению вошел тот самый летний гость, который показался ей самым старшим и разговорчивым. Он был плотный, чернобородый и всё такой же краснолицый, хотя жары и в помине не было.
     - Ну что ты мечешься, Тесса, - сказал он бодро, - сядь и успокойся. Ты же не у врагов.
     - Что вам от меня нужно? - выпалила она, - где мой отец?
     - Твой отец? Его ранили под самым Периколем. Он умер от раны и просил нас позаботиться о тебе. Суандр держит свое слово. Периколь наш, и ты здесь.
     - Хороша забота! - вспыхнула Тесса, - привезли меня силой, как связку соломы, посадили за решетку! Это об этом вас просил мой отец?!
     - Суандр не виноват, что его распоряжения выполняются так буквально. Возможно, он уже забыл о тебе...
     - Тогда отпустите меня. Мне не нужно никакой опеки.
     - Это, как решит он сам.
     - Тогда отведите меня к нему!
     - Он слишком занят.
     - Ах, вот как?
     - Когда у него будет время, он займется твоей судьбой. А пока не волнуйся, не ломай дверь, отдыхай. Ты же не в плену. Сейчас тебя накормят.
     Дверь закрылась. Остался часовой в коридоре и решетки на окнах. Тесса и рада была бы поверить, что она не в плену, да не получалось. Получалась какая-то нелепость! Великий Суандр, который в глаза ее не видел и замороченный своими делами, чтобы выполнить просьбу своих друзей, распорядился привезти в Периколь девушку. И тут же забыл об этом, считая просьбу выполненной. И теперь она сидит под замком как пленница и ждет, пока он вспомнит о ней, чтобы объяснить ему всю нелепость ситуации.
     Комната была просторная. Очевидно, здесь когда-то жила знатная дама, у которой были зеркала, баночки с кремами, тонкое постельное белье, забитые нарядами платяные шкафы... Тесса нелепо смотрелась в этих зеркалах в своем сереньком платьице, со своими обрезками волос, со своими грубыми натруженными руками и босыми грязными ногами.
     Были в комнате и книги. Читать она не умела, зато с интересом рассматривала картинки с драконами, кораблями, рыцарями и прекрасными дамами. Это как-то отвлекло ее от реальности.
     Вечером слуги принесли ужин и зажгли светильни. Полная женщина в переднике и чепце поставила перед ней таз с горячей водой и кувшин. На спинку стула она повесила большое белое вышитое полотенце и ободряюще улыбнулась.
     - Скажите! - кинулась к ней Тесса, - когда я увижу Суандра?!
     - Не знаю, деточка. У него сейчас герцоги и епископ.
     - Почему он меня запер?!
     - Ничего не знаю, детка.
     - А вы не могли бы ему обо мне... напомнить?
     - Я?! - служанка изумилась.
     Сникшая Тесса снова вернулась к картинкам в книгах. Драконы были ужасны, дамы прелестны, а рыцари великолепны.
     Поздно вечером к ней такой рыцарь и зашел. Он был высок, он был статен, он был грозен и хмур. На нем был белый камзол с поясом из львиных морд, черные штаны, сапоги из красной кожи и алый плащ. Темные волосы были зачесаны назад, открывая высокий хмурый лоб, узкое лицо с крупным носом кончалось твердым властным подбородком. Тесса поняла, что перед ней Суандр, и сердце ее учащенно забилось от волнения. Она встала.
     - Тебе здесь не нравится, Тесса? - спросил он, останавливаясь в трех шагах от нее.
     - Я ничем не заслужила такого обращения! Я думаю, мой отец просил совсем о другом.
     - Ты привыкла к свободе, маленькая охотница, я это понимаю, с тобой обошлись грубо, и это тебя возмущает... но, видишь ли, бывают случаи, когда мне приходится применять силу. Тем более, - Суандр усмехнулся, - когда ее избыток!
     Он подошел ближе, сел в кресло и указал ей рукой на другое. Тесса присела на край, точно собиралась вот-вот вскочить и убежать. Теперь она, кажется, узнала его. Он оказался тем, третьим гостем, которого она почти не запомнила, потому что он всё время молчал.
     - Возможно, ты меня не узнала, - начал он.
     - Я тебя узнала, - перебила она.
     - Тем лучше... Твой отец очень помог нам. И даже погиб, в общем-то, из-за нас. Твои братья воюют под моими знаменами. Поверь, я умею быть благодарным. И умею быть справедливым. Но есть вещи, которые для меня важнее справедливости.
     - Что ты хочешь этим сказать? - насторожилась она, предчувствуя недоброе.
     - Ты будешь моей женой, Тесса, - холодно заявил Суандр, - сверкнув темными непроницаемыми глазами, - хочешь ты этого или не хочешь. Я так решил.
     Сначала она почувствовала животный ужас. Потом только возмущение. Но говорить, в общем-то, было не о чем. Он уже всё сказал: и то, что ее мнение его не волнует, и то, что он слишком силен, чтобы не воспользоваться своей силой.
     - Зачем я тебе? - пробормотала Тесса в полном замешательстве и сама вдруг вспомнила эту картину: она стоит на залитом солнцем дворе в коротеньком мокром хитоне, облепившем ее тело, и встряхивает мокрые волосы.
     И мрачный предводитель решает, что получит эту девушку любой ценой. А может, всё было и не так, но вот результат – она вечная пленница этого человека, на которого еще вчера молилась, как на освободителя!
     Он не ответил, только еще раз сверкнул глазами.
     - У тебя будет всё, Тесса. Даже больше, чем ты можешь пожелать. Тебя будут почитать как богиню. Со временем ты привыкнешь ко мне, - Суандр встал и еще раз усмехнулся, - насиловать тебя я не собираюсь.
     - Спасибо и на этом, - усмехнулась она.
     Когда он вышел, Тесса подумала, что половина девушек в Озерии захотела бы, наверно, оказаться на ее месте. Она же воспринимала всё это как кошмарный сон. Ей хотелось назад, в свой дом, к своему лесу, к своим лошадям, овцам и свиньям. К своей утраченной свободе.
    
          *******************************************
    
     Странная у них была жизнь. Все считали Тессу его женой, первое время рассматривали не без любопытства: кого это выбрал себе Великий Суандр. Но он не прикасался к ней. Казалось, его вполне удовлетворяет тот факт, что она всегда при нем. Тесса даже представить не могла, как это может ни с того ни с сего случиться.
     Первые недели она боялась, но потом привыкла, убедившись, что ничего такого ей не грозит. Да и виделись они редко. Суандру было не до любви.
     Ему везло. Города сдавались один за другим. Своими разрозненными силами он умудрялся теснить регулярные и хорошо обученные имперские войска, а так же держать в страхе всю озерскую знать. Тессе разрешалось присутствовать на военных советах, она вместе с ним следила за ходом баталий, она знала всех его военачальников и союзников. Она разбиралась в его делах, она гордилась им, несмотря на свое возмущение, и уже перестала искать случай для побега. Она сблизилась со всеми. Кроме самого Суандра.
     Они почти не оставались наедине, а когда это случалось, его словно подменяли. Он становился молчаливым и мрачным. Разговор у них не клеился, в нем постоянно присутствовали тягучие паузы и недомолвки.
     Совсем не так было с разговорчивым чернобородым Гуттером и уж тем более с красивым любезным Виконтом. Виконт был сильнее Суандра, хоть и очень молод. И сильнее, и умнее, и догадливее. Именно его советы приводили в конце концов к удачам и победам. И именно его воля заставляла Суандра принимать рискованные решения. Правда, об этом мало кто догадывался.
     Тессу тянуло к Виконту, хотя она совсем не была в него влюблена. Она всегда ждала, когда он приедет, потому что тогда жизнь приобретала совсем другой смысл. Он смотрел на всё как-то иначе, с необозримой и вдохновенной высоты, как будто жил в сотый раз и всему давно знал правильную цену.
     Однажды Тесса сказала ему:
     - Ведь это всё – твоя заслуга. Но никто об этом не знает. Пройдут годы, и тебя никто не вспомнит. Будут вспоминать его!
     - Мне всё равно! - с легкостью ответил Виконт, - я слишком счастлив, чтобы думать о славе... а тебе следовало бы побольше ценить своего мужа.
     Они прогуливались по крепостной стене древнего города Нарры. Виконт так много знал об истории, что слушать его можно было бесконечно. Он поддерживал ее за локоть, читал ей стихи и просто рассказывал ей последние придворные сплетни, которые доходили до него по неизвестным каналам.
     Тессе было интересно, тогда ей казалось, что она живет. Потом Виконт уезжал на свои позиции, она возвращалась в свои покои или походный шатер и оставалась наедине с собой. В этот раз они простились слишком нежно. Прежде чем сесть на коня, Виконт погладил ее волосы и сказал с сожалением:
     - Зачем ты обрезала косы? У женщины непременно должны быть косы! Тебе не хватает самой малости до совершенства.
     - О чем ты? - его похвала ее смутила, - я еще читать не умею. Вот если бы я знала столько, сколько ты!
     - Если б ты знала столько, сколько я, - засмеялся Виконт, - у тебя бы болела голова по ночам!
     Она встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.
     - Это уже слишком, - заметил Виконт, запрыгивая на коня.
     Он уехал. А вечером пришел хмурый Суандр. Тесса сидела на диване и пыталась по слогам читать свою книжку про драконов. Его приход ее совершенно не обрадовал.
     - Ты – моя жена, - сказал он, останавливаясь напротив, - так что соблюдай приличия.
     - Ты никогда меня не спрашивал, - ответила Тесса, поднимая вспыхнувшее лицо от книги, - хочу ли я быть твоей женой.
     Суандр сверкнул глазами и попятился. Он снова уходил от разговора, который был необходим и который между ними так и не состоялся. В этом было что-то противоестественное, это раздражало Тессу даже больше, чем принуждение.
     Взявшись за ручку двери, Суандр обернулся.
     - Всё равно кроме меня ты никому не достанешься, - сказал он тихо и резко и вышел, хлопнув дверью.
    
          *******************************************
    
     В следующие недели триморцы прорвались к Вентору, это спутало все планы Суандра, и Тесса его почти не видела. Только проходя мимо, он бросал на нее на бегу мрачные взгляды. Она стояла после этого как облитая кипятком, потом шла к себе и принималась глотать слоги в книге с драконами.
     В своей походной жизни только с этой книгой она никогда не расставалась, словно зная, что прочтет в ней когда-нибудь самое главное откровение своей жизни. Ей нравился рыцарь на двадцатой странице. Он был похож на Суандра: такой же статный и грозный с умным мужественным лицом. Но Суандру, в отличие от этого рыцаря, чего-то не хватало. Он был чужой. Совершенно чужой и далекий как маяк на острове.
     Сражение под Вентором было тяжелым. Победа далась большой ценой. К тому же выпал снег, который потом растаял и превратил всё в месиво. Тесса наблюдала за происходящим с холма почти до самого конца. Она продрогла и промокла от талого снега насквозь.
     Вернувшись в крепость, она выпила горячего вина и переоделась в сухое платье, не чувствуя ничего, кроме усталости, и думая о том, что удача, кажется, начала отворачиваться от Суандра. Или на этот раз он просто не посоветовался с Виконтом? Неужели он, в самом деле, ревнует ее к этому юноше?
     Потом неожиданно пришел Суандр, разгоряченный и уставший, в мокрой, забрызганной кровью и грязью одежде, с горящими от трудной победы глазами, с еще не сошедшей с лица яростью. Он прогнал горничную и закрыл дверь.
     - Тебя можно поздравить? - осторожно спросила Тесса.
     - Поздравь.
     Суандр смотрел на нее так, словно она тоже была его врагом.
     - Я всё видела с холма, - сказал Тесса, - тебя чуть не убили.
     - Ты этого хотела? - усмехнулся он.
     Не хотела. И в мыслях не было. И вообще почему-то считала, что Суандр бессмертен.
     - Ты с ума сошел!
     Суандр подошел к ней, хромая на раненую ногу, наскоро перевязанную прямо на поле боя.
     - Ладно, - он протянул к ней руки, - какая разница... и стал ее раздевать.
     Тесса задохнулась. От страха, от неожиданности, от его бесцеремонности и полного безразличия к ее мнению. Он обещал, что не будет ее насиловать. Именно это сейчас и происходило. Только она не вырывалась, а он не торопился.
     Невыносимым было его молчание, как будто она не живая. Тесса смотрела на него с отчаянием, но он не видел ее глаз, он снимал с нее последнюю одежду.
     У нее бешено стучало сердце, и выступал на спине липкий пот. Суандр скинул рубашку, на его мощной груди перекатывались натруженные мышцы, от него пахло битвой, его лицо было беспощадно и непроницаемо как всегда. Он схватил ее плечи, чтобы повалить на кровать, и в этот миг вместо панического ужаса она почувствовала совершенно другое: какое-то бешеное животное желание, перемешанное со страхом и отвращением к себе. Он был отвратителен и великолепен одновременно в своей уверенности и страсти, и в своем торжестве победителя.
     Всё произошло слишком быстро. Без единого поцелуя, без единой ласки, без единого слова. И она бы никому никогда не призналась, что с первой же секунды ее охватило невероятное по остроте чувство, которое не повторялось уже потом больше никогда, даже, когда он бывал ласков.
     Совсем стемнело. Комната освещалась только тусклым пламенем камина. Тесса сидела, поджав колени, с трудом осознавая реальность происходящего с ней. Это был какой-то абсурдный сон.
     - Для этого не обязательно было на мне жениться, - сказала она.
     - Ты вспомнила, что ты моя жена? - усмехнулся Суандр.
     - Я твоя пленница, так вернее.
     - Почему же ты не убегаешь?
     - Куда?!
     Он задумался на минуту, потом сказал тоном приказа, который был ему привычнее всего:
     - Ты поедешь в замок Троп. Я дам тебе охрану и слуг. Хочешь – живи, не хочешь – иди на все четыре стороны.
     - Как это понять? - безразлично спросила Тесса, - ты гонишь меня?
     - Я тебя отпускаю.
     Суандр быстро оделся и хромая вышел. Тесса долго еще сидела как ватная. Потом встала, стянула простыню и бросила ее в огонь. Не хватало еще, чтобы служанка догадалась, что здесь произошло.
     Со стороны всё выглядело естественно. В преддверии зимы и тяжелых боев он отправил свою жену в тыл. Всё опять произошло стремительно, на следующее же утро. Тесса даже не успела ни с кем попрощаться. Сам он зашел только один раз сообщить, что всё готово к отъезду.
     Тесса не хотела уезжать. Она многое передумала за минувшую ночь и со многим готова была смириться, но ее мнение опять никто не спрашивал.
     - Ты страшный человек, - сказала она, выходя из комнаты со своей любимой книгой подмышкой, - прощай.
    
          *******************************************
    
     Зима в замке Троп тянулась бесконечно, тем более что Тесса уже привыкла ощущать себя в центре событий. Ее обществом были две служанки, несколько слуг и постоянно сменявшийся отряд охраны. День пролетал за днем, один похожий на другой, в тоске и раздумьях. Тесса до изнеможения скакала верхом, читала по слогам, стреляла из лука по мишени и изводила себя сомненьями.
     Со стороны всё казалось иным. Теперь ей представлялось, что они с Суандром просто каким-то роковым образом не поняли друг друга. Она ждала чего-то от него, а он от нее. И не дождался. Он дал ей много: интересную жизнь, славу, защищенность, друзей. Он предлагал ей себя. Она отказалась. Она строила из себя неприступную крепость. Теперь ей немыслимо одиноко. Она не хочет больше в заброшенный домик в лесу к свиньям и овцам. Ей нужны люди!
     Чем больше проходило времени, и чем дальше становилась ее обида, тем больше она склонна была обвинять именно себя. Раньше это чувство было ей незнакомо. Молодая, здоровая и счастливая, никем не принуждаемая, обожаемая отцом и братьями, она считала, что мир создан для нее. В замке Троп Тесса повзрослела.
     Она стала думать, что есть судьба и есть предназначение. И что ее предназначение – быть женой полководца, который все-таки великий человек и заслуживает преданной жены. Ей некуда от него бежать. Она наоборот должна его поддерживать. В этом божья воля, и это нужно для всей Озерии.
     Последние сомнения отпали, когда она поняла, что беременна. Это было почти невозможно, но это случилось и окончательно связало ее по рукам и ногам.
     Суандр приехал только весной. Вместе с ним был и шумный веселый Гуттер, и изящный Виконт, и мудрый пожилой Сенкр, и хитрый карлик Лозьо, и бесстрастный герцог Мьерский, и еще очень красивый юноша по имени Антуан.
     Взволнованная Тесса вышла их встретить в черном платье, которое хорошо скрывало уже выступающий живот, и в белой шали. Она куталась в шаль не от холода, а как бы защищаясь. Ей было неизвестно, что хочет от нее Суандр, и ради нее ли вообще он приехал в этот замок.
     Виконт улыбнулся ей еще издалека, когда она спускалась по лестнице. Суандр был серьезен, но не хмур. Гости обступили Тессу, слуги в это время забирали у них одежду и оружие.
     - Это твоя жена, Суандр? - спросил Антуан, глядя на нее, как прирожденный ценитель женской красоты, - какого черта ты ее прячешь в такой глуши?
     - От тебя, - усмехнулся Суандр.
     Он подошел к Тессе и коснулся ее щеки.
     - Ты еще здесь?
     - А как бы ты хотел?..
     Слуги развели гостей по комнатам. Ужин назначили на семь. Тесса стояла, всё еще кутаясь в шаль, такую же белую как ее волосы. Сердце у нее тихо ныло в груди, как маленький затравленный щенок.
     - Что это за юноша? - спросила она, чтобы только не молчать.
     - Будущий король Озерии, - ответил Суандр и, видя ее удивленный взгляд, пояснил, - я посажу его на трон. Если буду жив.
     - А как же Самсон Первый?
     - Он мне не нравится, - просто сказал Суандр, - он готов уступить Симур империи. А Симур – это почти половина Озерии.
     - Но... почему именно этот юноша? А ты сам?
     - Ты хочешь быть женой короля?
     Тесса вспыхнула и отвернулась.
     - Ты опять ничего не понял!
     - Я не настолько тщеславен, чтобы потерять здравый смысл, - продолжил Суандр, - кто я? Кузнец, который подался в наемную армию. Этого достаточно для вождя. Война смывает все границы... Но на троне должен сидеть законный наследник.
     - Так этот… Антуан?
     - Младший сын герцога Симурского. Племянник короля.
     - Но... по-моему, Виконт тоже достоин подобной участи.
     - Виконт аристократ. Но до короны ему далеко.
     - Ты не любишь его?
     - Кто тебе сказал?
     - Не знаю. Мне так показалось.
     - Напрасно.
     Опять они говорили о чем-то не о том.
     - Зачем ты приехал? - спросила наконец Тесса, - на тайный совет по свержению короля Озерии?
     - Ты прекрасно знаешь, что я мог посовещаться в любом другом месте. Я приехал к тебе... Я не могу без тебя, Тесса.
     Она впервые слышала от него нормальные человеческие слова. Он тоже изменился за эту бесконечную зиму. У нее почему-то застучало не только сердце, но и зубы. Суандр подошел к ней сзади, обнимая поверх шали и лишая возможности пошевелиться.
     - Ты мое проклятье, Тесса. Ты – ржавый гвоздь в моем сердце. Я пробовал отказаться от тебя. И не могу.
     - Тогда увези меня отсюда!
     - Увезу. Конечно, увезу.
     Она узнала другого Суандра. Осторожного, преданного, ублажающего ее как богиню. Это было приятно, но того острого чувства, когда он просто насиловал ее, не было. Не было шока, не было ужаса и не было запаха битвы. Дикий тигр, внезапно превратившийся в домашнего кота, больше нравился, но меньше возбуждал. Тесса чувствовала себя успокоенной и разочарованной одновременно.
     - Ты когда-нибудь простишь меня за тот кошмар? - спросил Суандр, осторожно прижимая ее к себе.
     - Посмотри, что из этого получилось, - усмехнулась Тесса и приложила его ладонь к своему тугому животу.
    
          *******************************************
    
     Сын родился в конце августа. К этому времени Суандр уже освободил Симур и вторгся во владения империи. Он был слишком силен, чтобы прекратить войну и распустить армию. Кто-то вспомнил, что Лимания тоже когда-то принадлежала Озерии, и ее решено было вернуть.
     Виконт приехал взглянуть на ребенка. Он привез ей огромную охапку полевых цветов и расцеловал в обе щеки. Тесса провела его к колыбели, подвешенной посреди шатра и прикрытой сверху шелковой накидкой. В колыбели спал маленький Аттей. Он был крошечный, тихий и совсем не грозный. Тесса думала, что родит чудовище, раз она зачала его таким образом. Мальчик же оказался просто ангелом. Все сокровища мира не стоили даже мизинца этого чудесного ребенка!
     Виконт положил руку на колыбель. На его изящном пальце блеснуло обручальное кольцо.
     - Ты женился? - удивилась Тесса, - каким образом?
     - Да вот, - усмехнулся он, - бес попутал!
     В последнее время он часто приезжал на совет с красивой и воинственной девушкой Аквилой. Тесса замечала, что он смотрит на Аквилу с нежностью, а она на него – с фанатичной преданностью. К тому же у нее было то, что так нравилось Виконту в женщинах: две длинные светло-русые косы.
     - Значит, тебя тоже можно поздравить? - спросила Тесса.
     - Конечно, - радостно заявил Виконт.
     - Ее зовут Аквила?
     - Аквила? - он засмеялся, - о, нет!
     Впрочем, Аквила, судя по всему, была простой девушкой, а Виконт, самое меньшее, графом. Его жену следовало искать гораздо выше.
     - Тогда кто эта счастливица?
     - Знаешь, - сказал Виконт, - это скандальный брак, и я предпочту о нем помолчать.
     - Наверно, она очень знатного рода? - предположила Тесса.
     - Угадала, - он снова засмеялся, - почти королева!
     - Послушай, - Тесса потянула его за рукав, - скажи, почему ты так радуешься жизни? Мне кажется, для тебя всё игра. И женитьба тоже.
     - Почему мне не радоваться? Я влюблен, Тесса. И любим. Что может быть лучше? Разве что вот такой малыш в колыбели?
     - Я не знала, что ты так любишь детей.
     - А я не знал, что могу так по уши влюбиться. Я сошел с ума, Тесса!
     Он носил на плечах коней, гнул восьмерки из кочерги и мог не спать по пять суток. Тесса привыкла считать, что Виконт – железный. Но в этот момент, словно в прозрении, вдруг увидела, как он стал уязвим. Шестое чувство подсказало ей, что он скоро погибнет. И погибнет именно из-за своей сумасшедшей любви.
     - Будь осторожен, - сказала она тогда, она любила его как брата.
     Но Виконт смеялся, совершенно потеряв бдительность, он и так-то никогда не отличался осторожностью. Его синие глаза сияли вдохновением, жесткие пепельные волосы торчали во все стороны и напоминали воронье гнездо. Это была единственная небрежность в его благородном облике, но именно она говорила о его бесшабашности и импульсивности.
     - Виконт, - с грустью сказала Тесса, пытаясь пригладить ежик его волос, - я правда боюсь за тебя.
     Он осторожно высвободился. Видимо, это было позволено только одной женщине.
     - Скажи хотя бы, как ее зовут?
     - Ее? - Виконт снова улыбнулся, - вообще-то я не доверяю женщинам, но тебе, пожалуй, скажу. Если ты никому не проболтаешься.
     - Не волнуйся.
     - Ее зовут Франческа.
     Имя не сказало ей ровным счетом ничего. Тесса смотрела на него непонимающе. Ей тогда показалось, что бедный Виконт просто поглупел от счастья.
     Тесса боялась за него, но она ему завидовала. Она и представить не могла, что это за чувство. У нее был муж, долг, ребенок, слава, цель... не было только любви. Этой сумасшедшей, могучей, всё затмевающей любви. Тесса была уверена, что далеко не все способны на такое сильное чувство, и ее судьба в другом.
     К следующему лету Суандр отвоевал Лиманию. Но ему и этого показалось мало. Его войска вторглись в Тигрею. Кажется, только тут император забеспокоился всерьез. И тогда главнокомандующим был назначен Эсбил, срочно отозванный с восточной границы. Суандр отнесся к этому спокойно. Он был слишком уверен в своих силах.
     Тесса не раз слышала споры между Суандром и всеми остальными во главе с Виконтом. Никто не считал нужным продолжать войну, кроме него самого.
     - В Тигрее рудники. А мне нужно оружие, - заявлял он.
     - За Тигрею они будут драться насмерть, - возражал Виконт, - а нам там нечего делать. Или ты хочешь потерять всё, что имеешь?
     - Это невозможно.
     Антуан Симурский тоже был против. Ему нужен был трон, а не лишняя провинция, пусть даже с рудниками. Но убедить Суандра не смог никто. Даже сам Эсбил.
     Однажды Тесса заехала слишком далеко от лагеря, увлекшись красотами незнакомого края. Она скакала по холмистой равнине, обдуваемая горячим степным ветром, на плече ее был тугой лук, а к седлу был прилажен колчан со стрелами. Она никого не боялась и чувствовала себя хозяйкой на этой чужой земле. После того, как она перестала кормить ребенка грудью, тело ее вновь приобрело юношескую упругость и изящество. Ему хотелось усталости и свободы, а может быть еще чего-то неизведанного.
     За холмом появилась речушка, на песчаном берегу которой полоскалось несколько всадников в имперских позолоченных шлемах. Судя по оперению на них, это были воины весьма высокого ранга. Они были молоды и беспечны. Они смеялись и брызгались водой.
     Появление Тессы повергло их в изумление. Один что-то спросил ее, вытирая рукавом мокрое лицо. Тесса покачала головой.
     - Говорите по-симурски.
     - Перед нами амазонка из лагеря Суандра, - сказал второй с мягким триморским акцентом, он смотрел на Тессу с неприкрытым восхищением, - я угадал?
     Наверно, это случилось тогда же. Просто Тесса не сразу это поняла. Он был мягкий и светлый, как сын солнца. В нем не было резких черт и контрастов, в нем не было хмурости и дерзости. Серые глаза его смотрели кротко, светлые волосы казались очень послушными, чисто выбритое лицо – открытым и бесхитростным. Даже доспехи не делали его воинственным. Он был случайным человеком на войне, так ей показалось. И она угодила в эту ловушку.
     Они рассматривали друг друга. Это было то самое лицо, на которое ей хотелось смотреть бесконечно, и те самые глаза, которые могли увидеть и понять в ней всё. Потом Тесса разозлилась на себя за такую сентиментальность и отвернулась от него к другому.
     - Куда вы направляетесь?
     - К Суандру, - сказал тот другой, такой же светлый, но более суровый, он показался ей здесь главным, - ты могла бы проводить нас в лагерь?
     - Зачем вам Суандр?
     - А тебе что за дело?
     - Вам придется долго ждать на пограничном посту, - сказала Тесса, - пока он не найдет для вас время. Но я могу провести вас прямо к нему. Если, конечно, вы меня убедите.
     - С ним хочет говорить Эсбил. Это убедительно?
     - Это ты?
     - Это я, - сказал за ее спиной сын солнца.
     - Ты? - Тесса изумленно обернулась, - и ты надеешься победить Суандра?
     - Конечно, - сказал он, - я разобью его. Суандр – великий полководец. Но он совершил ошибку, ступив на мою землю.
     - До сих пор он не знал поражений.
     - И хорошо, если не узнает, - согласился Эсбил, - такой человек должен оставаться легендой!.. Я еду с ним договориться. Ты проводишь нас к своему вождю, прекрасная амазонка?
     - Провожу, - сказала Тесса печально, - но вряд ли тебе удастся с ним договориться.
     Они скакали очень быстро, поднимая клубы пыли в пересохшей степи. На заставе они спешились и оставили оружие. Тесса провела незваных гостей прямо к своему шатру. На траве под присмотром служанки ползал маленький Аттей. Она взяла его на руки и вошла внутрь.
     У Суандра сидел Виконт. Они колдовали над картой, согнувшись над столом.
     - Там Эсбил, - сказала Тесса.
     - Что?! - оба изумленно разогнулись и уставились на нее.
     - Я привела Эсбила. Он хочет с тобой поговорить, Суандр.
     - Он что, ненормальный?
     - Нет. По-моему, он какой-то легкомысленный мальчишка.
     - Ну что ж, позови его.
     Эсбил зашел один. Его спутники расположились прямо на траве возле шатра. Он огляделся и приветствовал хозяев триморским жестом, приложил правую руку к левому плечу. Тесса вынесла сына наружу и снова вернулась. У мужа не было от нее секретов.
     - Это дерзость, Эсбил, - высказал Суандр своему гостю, - или ты первый год воюешь и не знаешь, как ведутся переговоры? Что ты делаешь в моем логове без оружия и охраны? А если я уничтожу тебя?
     - Я уверен, что ты никогда на такое не пойдешь, Суандр, - просто ответил Эсбил, - я мог бы в тебе сомневаться, но я слишком уважаю тебя для этого.
     - Хорошо, - хмуро сказал Суандр, - садись. Это Виконт, мой ближайший советник. Он нам не помешает. А это – моя жена. От нее у меня тоже нет секретов.
     - Я наслышан, - сказал Эсбил, - и про твоего отважного Виконта, и про твою прекрасную жену. Если ты им доверяешь, я не возражаю, чтоб они остались.
     Все сели за стол. Тесса боялась смотреть на Эсбила, потому что взгляд мог бы выдать ее волнение. Эсбил был слишком запретным плодом для нее. Тем слаще он казался! Она была уверена, что знает свой долг и никогда ничего себе не позволит, но запретить себе думать она не могла.
     Эсбил говорил спокойно и обдуманно. Речь свою он приготовил заранее.
     - Мой визит носит столь странный характер потому, что он не согласован с императором. В мою задачу, по его мнению, входит не только защита Тигреи, но и возвращение Лимании и Симура. Уверяю вас, что на этот раз у меня достаточно сил, чтобы это осуществить. Другое дело – что я не хочу воевать с тобой, Суандр. И не хочу побеждать тебя. Ты для меня живая легенда, а я умею ценить соперников. Мне не нужен Симур. Я не претендую и на Лиманию, которая тоже, в общем-то, ваша. Но Тигрею я тебе не отдам. Отступать мне некуда.
     - Что же ты предлагаешь?
     - Остановиться на этом. Я не трогаю тебя в Лимании, а ты меня в Тигрее. С этим император, в конце концов, согласится. Мы сделаем видимость пограничных боев, а потом подпишем мирный договор. Ты согласен?
     - Соглашайся, Суандр! - страстно заговорил Виконт, - послушай моего совета! Оставь Тигрею триморцам!
     - Соглашайся, - тихо попросила Тесса.
     - Соглашайся, - с почтительным достоинством сказал Эсбил.
     - Ты меня еще не победил, - после недолгого молчания ответил ему Суандр, - и никаких условий выдвигать мне не можешь.
     - Я сильнее! - почти взмолился Эсбил, - поверь мне! Я разобью тебя! Не вынуждай меня делать это, Суандр! Я жестокий человек, и назад не отступаю. Решай сейчас или никогда.
     - Подождите! - Виконт взволнованно стиснул руки, потом стукнул ими по столу, - такие дела так быстро не решаются! Эсбил! Ты великолепен, но ты ничего не можешь доказать. Подожди там, снаружи, а мы тут поговорим, - он посмотрел на Тессу, - и ты тоже выйди.
     Виконт убеждал Суандра долго, с полчаса, а может, дольше. Эсбил и Тесса сидели на траве рядом с его приятелями. Припекало полуденное солнце, ветер тихо перебирал высокую траву, ползал по земле крошечный Аттей. И совсем не верилось, что в это время решается судьба Озерии. И судьбы многих и многих людей. И ее, Тессы, судьба в том числе. Было тихо и солнечно...
    
          *******************************************
    
     Эсбил не бросал слова на ветер. Всего за месяц он выбил их из Тигреи и вернул империи половину Лимании. Впервые армия Суандра узнала, что такое поражение. Отступление было мучительным. Раненные по дороге гибли, продуктовые обозы доставались врагу, в войсках упал боевой дух, и начались болезни.
     Впрочем, Суандр не терял уверенности, что рано или поздно всё вернет. В августе под Навскилем намечалось грандиозное сражение. Он поставил на карту почти всё. Подтянул все войска и ждал со дня на день подкрепления от короля и герцогов.
     - Одна хорошая трепка – и Эсбил сломается, - говорил он уверенно. Проницательный Виконт был с ним согласен, но какое-то предчувствие его огорчало.
     - Я верю в твою интуицию, - сказала Тесса Виконту, - скажи, мы сможем победить Эсбила?
     - Сможем, - ответил он, - и должны. Но только в большом и открытом сражении. Маленькие стычки он выигрывает. И знаешь, почему? Потому что это их территория.
     Тесса вздохнула облегченно, но вдруг поняла, что такой исход ее тоже не радует. Она переживала за Эсбила. Он, конечно, уже выказал себя жестоким и беспощадным. Но он был и благородным. Он предупреждал. А война есть война.
     - А как поживает твоя Франческа? - спросила она Виконта.
     Он усмехнулся без особого вдохновения.
     - Моя Франческа в тихой ярости.
     Вечером прибыл гонец и передал, что королевская гвардия уже под Тинталем и завтра будет в расположении войск. Суандр обрадовался и велел войскам выстраиваться на позиции. Войска Эсбила тоже выстраивались вдоль реки. Тянуть дальше было некуда. Завтра они должны были столкнуться.
     Ночью Суандр всё сидел над картой. Виконт уехал к своим частям, Гуттер – к своим. Тесса тоже не спала. Ее сердце тревожно сжималось от волнения и недобрых предчувствий. Она ходила по шатру, сцепив на груди руки, и думала, можно ли сделать так, чтобы и Суандр остался жив, и Эсбил тоже. Чтобы они оба смогли остановиться. Ведь никакой ненависти между ними нет!
     Глубокой ночью охранник доложил, что Суандра срочно хочет видеть какой-то человек.
     - Веди, - сказал Суандр, - наверно, это гонец от короля.
     Но это был не гонец. Это был Эсбил. Он откинул капюшон и заговорил шепотом.
     - Я все-таки хочу предупредить тебя. Ты погиб. Но ты еще можешь спасти свою жену и ребенка.
     Суандр был настолько потрясен этим визитом, что не сказал ни слова.
     - Тебя предали, - заявил Эсбил, - у тебя не будет королевской гвардии, на которую ты так рассчитываешь.
     - Ты лжешь. У меня был гонец от короля.
     - Гонец сказал правду. Но гвардия не подойдет, пока я тебя не разобью. Мы так договорились с вашим королем.
     - Лжешь, - еще раз повторил Суандр.
     - Зачем бы я сюда пришел? - усмехнулся Эсбил.
     - Вот именно. Зачем?
     Тесса следила за ними с замирающим сердцем. Предательство Самсона Первого показалось ей чудовищным. Она возненавидела его сразу же и на всю жизнь.
     Эсбил стоял расправив плечи, но устало как старик. Уверенный в своих силах, но связанный своим долгом.
     - Я боготворил тебя, - сказал он, - и не хочу быть твоим палачом. Я знаю, что от битвы ты не откажешься. Но спаси хотя бы свою жену.
     - Моя жена разделит мою участь, - заявил Суандр, - а тебе спасибо за предупреждение. Мне жаль, что мы враги.
     - Мне тоже.
     Тесса сама проводила ночного гостя за линию постов. Они молча шли по мокрой траве в сторону черного зеркала реки.
     - Уезжай отсюда, - сказал он на прощанье, - здесь будет мясорубка. И я не уверен, что смогу спасти тебя.
     - Я разделю судьбу моего мужа, - сказал Тесса, - я делила с ним победы, разделю и поражение.
     - Пожалуй, здесь, - усмехнулся Эсбил, - он сильнее меня. У меня нет такой женщины.
     - Прощай, - сказала Тесса, дрожащим от волнения голосом.
     Когда она вернулась, Суандр велел ей немедленно вместе с ребенком ехать в Навскиль.
     - У тебя мало времени, - сказал он хмуро.
     - Но ты же говорил, что я останусь с тобой?
     - Я передумал.
     - Суандр, я никуда не поеду!
     - Пойми! Я не успею до утра изменить свои планы, а Эсбил, судя по всему, их знает. Это будет битва слепого со зрячим. И тебе вовсе не обязательно это видеть. В Навскиле, за крепостной стеной гораздо безопаснее. В первый раз... - голос его дрогнул, - я не уверен, что смогу защитить тебя.
     Тесса не стала возражать. Она отвезла сына в Навскиль, оставила его в доме коменданта со своей служанкой Шарлой и сразу вернулась в лагерь.
     Лагерь почти опустел. Сражение уже шло в долине у реки. Она заметила вдалеке на холме алый плащ Суандра, но пробиться к нему было уже невозможно. Он так и не узнал, что она примчалась к нему из укрепленного города, чтобы разделить его судьбу.
     Сражение затянулось до самой ночи. Было непонятно, кто тут побеждает, а кто нет. В долину подтягивались свежие силы с обеих сторон и убивали друг друга, принося чудовищные жертвы смерти. Резервная конница Стерха пронеслась мимо Тессы уже на закате, а королевская гвардия так и не подошла.
     Потом имперцы бросили в атаку свои резервы и буквально смяли всё на своем пути. Их было много! Они шли как лавина, сжигая и круша, рубя и топча. И это было истинное лицо войны.
     Лагерь полыхал, в темноте среди огней метались озверевшие от схватки люди. Было уже непонятно, где свои, а где чужие, и за криками, стонами и визгом, не разобрать было никаких слов. Тесса видела, как волокли раненного Стерха, хотела спросить его о Суандре, но даже не расслышала, что он ей крикнул.
     К утру сдался и Навскиль. Комендант сам открыл ворота города, когда узнал, что Суандр убит. Или тоже был в сговоре с королем? Тесса не помнила, от кого впервые услышала об этом. И не помнила, что с ней было в первые минуты после этого. Потом она, не понимая, почему еще жива до сих пор, помчалась в Навскиль за сыном. Было уже поздно. Армия Эсбила хозяйничала в городе. В доме коменданта расхаживали вражеские военачальники, а все, кто пытался сопротивляться, были убиты.
     Тесса ворвалась в дом, расталкивая имперcкую охрану, и бросилась к коменданту.
     - Где мой сын?!
     Разум ее начал мутиться, и она не понимала, что делает. Надо было узнать это осторожно, от слуг. А она вцепилась коменданту в камзол как дикая кошка и смотрела на него безумными глазами.
     - Где он?!
     Тессу отправили в подвал вместе с другими пленными. По дороге кто-то из слуг шепнул ей, что он видел ее служанку мертвой. Ребенок исчез. Обезумевшая Тесса забилась в угол, поджала колени к подбородку и стиснула голову руками, как будто та сейчас расколется. Сын пропал, муж убит, армия разбита, и война катится вспять, в Озерию, в несчастный Симур, за который так долго боролись... жить было незачем.
     Только через несколько дней судьбой пленных в подвале комендантского дома заинтересовались. Их было слишком много. В Навскиле теперь был новый комендант, имперский, и он был слишком занят, чтобы спускаться в подвалы.
     Тесса не верила в то, что с ней происходило. Она всегда чувствовала себя такой защищенной! Сначала отцом и братьями, потом Суандром. Она была любима. Она была нужна. И вот она как песчинка, выброшенная в открытое море!
     На допросе у нового коменданта она вела себя гордо. Как и положено жене Суандра. Точнее, теперь уже вдове. Никакого страха, никакой слабости они от нее не увидели и не увидят никогда!
     - Говорят, у вашего мужа не было от вас секретов? - сладенько усмехнулся помощник коменданта, тыча перо в чернильницу.
     - Не было, - сказала Тесса,- но ты от меня ничего не узнаешь. Не надейся. Я скорее умру. Так и запиши в свой протокол.
     - Глупая, - усмехнулся он, - смерть – это еще не самое страшное. А ты – женщина. К тому же красивая. Я готов лично тебя допросить с пристрастием. Знаешь, что это такое?
     - Помолчи, Максвер, - перебил его комендант, - возможно, король выкупит ее. До обмена пленными и переговоров ее трогать нельзя.
     Максвер был рослый детина с пошлой физиономией любителя удовольствий. Замечание коменданта ему не понравилось. В тот же день он пришел к Тессе, которую держали теперь в отдельной комнате, напоминающей тюремную камеру только решетками на окнах, и самолично приступил к «допросу с пристрастием». Он, конечно, не ожидал, что истощенная маленькая женщина окажется такой сильной и упрямой. Тесса не почувствовала даже ужаса. Только отвращение и ненависть. И горечь оттого, что теперь каждый пьяный чиновник может позволить себе наброситься на нее.
     Их разняли стражники, прибежавшие на шум. Максвер долго отплевывался и ругался. Тесса отползла в угол и там обессилено легла, припадая горящей щекой к холодному каменному полу. Ей хотелось рыдать и выть, но слез не было. И выхода не было. Теперь ее ждали только унижения и пытки.
    
          *******************************************
    
     В следующий раз Максвер проводил допрос уже с палачами. Связанная Тесса сидела лицом к жаровне, на которой раскалялись щипцы и шомпола. С потолка свисали толстые веревки и крючья, а длинный стол, который очень напоминал разделочный, был весь перепачкан спекшейся кровью. Одного этого было достаточно, чтобы упасть замертво.
     Король отказался выкупать ее, чего и следовало ожидать. Он не выкупил бы и самого Суандра.
     - Твой муж был слишком хорошо осведомлен о наших планах. Вы внедрили к нам своих людей, и ты прекрасно знаешь, кого.
     - Не знаю.
     - Знаешь.
     - Даже если знаю, не скажу.
     - Скажешь.
     Максвер кивнул палачу, и тот взял с жаровни шомпол. Тесса заранее покрылась липким потом, но даже глаз не отвела. Она была уверена, что душа болит сильнее. И после этой боли физическая ей не страшна.
     - Красавица! - гнусно улыбаясь, сказал Максвер, он грубо хватал пальцами ее подбородок и мял ее грудь, - прижги-ка ей пока ступню, Хорри.
     Боль была настолько огромна, что сначала даже не почувствовалась. Один палач держал ее ногу в тисках своих мощных рук, другой впился раскаленным шомполом в середину ступни. Сначала она ничего не поняла, потом страшная волна боли прокатилась от ноги по всему ее телу, от нее захотелось вырваться и избавиться любой ценой. А она всё росла. Тело Тессы забилось как рыба на берегу, обезумев от ужаса. Оно не могло смириться с тем, что вырваться невозможно. Потом шомпол убрали, а боль осталась.
     - Боишься! - усмехнулся Максвер.
     - Иди к черту, - пробормотала Тесса.
     Он бил ее по щекам, снова применял шомпол, снова бил... Потом приказал повесить ее за руки на веревках и уходя сказал:
     - Сама виновата. Завтра я тебя изуродую.
     Тесса не помнила, сколько она так провисела, и кто ее снял, потому что скоро потеряла сознание. Придя в себя на полу камеры, она пожалела, что не умерла. Пытки выносить было невозможно. А выдавать своих людей и обрекать их на такие же пытки и вовсе немыслимо. Смерть была бы самым лучшим выходом.
     Потом какие-то люди пришли за ней, зачем-то завернули в одеяло и куда-то понесли. Тесса снова потеряла сознание от боли и очнулась уже на телеге под открытым звездным небом. Телега неторопливо катилась, поскрипывая колесами, вокруг нее гарцевали всадники. Ночной воздух был опьяняюще свежим и прохладным.
     Тесса не могла пошевелиться. Болели сухожилия рук, не давала забыться горящая ступня, и несчастная душа никак не могла смириться с потерями.
     Скоро пахнуло рекой. Послышался лязг и топот – такой привычный шум военного лагеря. Только это был чужой лагерь.
     - Ты очнулась? - над ней склонилось отдаленно знакомое лицо, - ты сможешь идти, Тесса? Эсбил хочет тебя видеть.
     - Смогу, - пробормотала она.
     Сесть было трудно. Встать еще труднее. А идти, наступая на искалеченную ногу, вообще невозможно. Тесса совершила невозможное. Она гордо проследовала в шатер вражеского полководца, чуть заметно прихрамывая и яростно закусив разбитую и распухшую губу.
     Эсбил сидел за столом. Светильни вырывали из полумрака его бледное лицо, которое уже не казалось ей мягким, и его тяжелые руки, сжатые в кулаки.
     - Оставьте нас.
     Тесса без приглашения села на скамью возле входа, потому что стоять уже не было сил.
     - Я вас предупреждал, - сказал Эсбил, - и тебя, и твоего мужа. Я жестокий человек. Я вынужден быть таким.
     - Зачем ты об этом?
     - Вышло так, что ты моя пленница, Тесса.
     - Ну и что? - усмехнулась она, - можешь резать меня на части, я тебе ничего не скажу. Я живая могила.
     - О чем ты, Тесса?
     - Меня можно пытать – я вытерплю, меня можно изуродовать – зачем мне красота, меня можно убить – зачем мне жизнь? Мой сын пропал, и запугать меня нечем, Эсбил. Ты никогда и ничего от меня не добьешься.
     - Успокойся, - сказал Эсбил, - больше тебя никто не тронет. Пока я жив, к жене Суандра никто не прикоснется.
     - Ко вдове, - поправила она.
     - Тем более.
     Она смотрела на сурового полководца, и в ее памяти почему-то всплыли те несколько минут, когда они впервые смотрели друг на друга, и ей показалось, что он сын солнца. Потом в глазах окончательно потемнело, и Тесса сползла со скамьи на землю.
    
          *******************************************
    
     Тесса была пленницей, но особой пленницей. Ее не гнали в обозе вместе с другими, она не спала под открытым небом в любую погоду и не получала плеткой по спине, если замешкается или нарушит условную границу. У нее был свой шатер и своя служанка, пожилая женщина Малга, полная и молчаливая. Она немного понимала по-симурски, поэтому Эсбил выбрал именно ее.
     Первые недели Тесса отлеживалась, зализывая раны, как старая побитая собака. Она почти не вставала с постели и на стоянках даже не выходила из шатра. Не хотелось видеть никого. Не хотелось видеть вражеский лагерь вокруг себя и слышать чужую речь.
     Эсбил навещал ее, но редко. Он был так же занят, как Суандр. К этому она уже привыкла. Он заходил к ней обычно ненадолго, как бы на бегу, спрашивал, как она себя чувствует, и не нужно ли ей чего? Если ей и было что-то нужно, так это, чтобы он посидел с ней подольше и рассказал, как дела.
     Озерцы отступали. Место Суандра занял Виконт. Он был талантливым полководцем, но его армия была слишком потрепана. Виконт отступал. Войска Эсбила неумолимо приближались к границе Симура. Война катилась назад, как отхлынувшая грозная волна.
     Суандр, будучи легендой при жизни, стал ею и после смерти. О его гибели ходили разные небылицы, тем более что тело его так и не нашли. Ему приписывали подвиги, которых он не совершал, и кое-кто утверждал, что он еще вернется.
     - Не слушай никого, - сказал ей как-то Эсбил, - он не вернется. Я сам его похоронил еще той ночью. Не мог же я оставить его тело на растерзание его врагам.
     - За что ты так боготворишь его? - удивилась Тесса, - он вовсе таким не был.
     - Наверно, во мне есть что-то от ребенка, - нахмурился Эсбил, - он был великим полководцем. Не отнимай у меня этого.
     - Странно... Ты победил его и считаешь его великим?
     - Я обманул его. Я пошел на сговор с вашим королем. Война допускает и не такие подлости. Но Суандр такого не допускал. Он воевал открыто и честно, как древние герои... У нас в Триморье много древних легенд о разных воинах. Я вырос на этих легендах.
     Тесса почувствовала, что разговор их приобретает довольно доверительный характер, и решилась спросить его о самом главном.
     - Почему ты не отпустишь меня, Эсбил, если не желаешь мне зла?
     - Куда? - усмехнулся он, - ты же еле ходишь? Со мной ты, по крайней мере, в безопасности.
     - Тогда выдай меня Виконту.
     - Это невозможно.
     - Почему?
     Эсбил отвечал как бы нехотя и не смотрел ей в глаза.
     - Я уже предлагал ему это.
     - И что же?
     - Он отказался.
     - Как?! Как отказался? Почему?!
     - Это его дело, - уклончиво ответил Эсбил и встал, чтобы уйти.
     - Этого не может быть, - сказала Тесса, - Виконт мой друг. Он не мог от меня отказаться. Ты лжешь мне!
     - Нет, Тесса.
     - Просто тебе нужно держать меня здесь!
     Эсбил покачал головой и вышел из ее шатра. Молчаливая Малга принесла таз с водой и кувшин для умывания. Она всё делала добросовестно и вовремя, но Тесса даже спиной чувствовала ее недоброжелательство. Она была чужой в этом лагере, для всех этих людей.
     - Не надо, - сказала ей Тесса, - убери. Сегодня я пойду к реке.
     Она вышла из шатра и прихрамывая пошла по лагерю. На нее смотрели с любопытством, но никто не остановил.
     Тесса искупалась за поворотом реки в зарослях тростника. Вода была прекрасной, но она не вернула ее в прошлое и не зализала ее раны. Она просто омыла ее несчастное тело и остудила ее отчаянные мысли. Ветер тихонько возился в метелках тростника, плескалась рыба, и как-то совершенно по-будничному зудели комары.
     Она шла обратно босиком, ступая больной ногой на носок и уже не замечая этого, слишком приятно было идти босиком по траве и чувствовать тепло земли. Навстречу ей солдаты гнали к реке партию пленных. На водопой.
     Тогда это и случилось. Она увидела знакомые лица, она увидела своих родных озерцев, несчастных и изможденных. Солнечный день померк, сердце сжалось, захотелось немедленно сделать что-то невероятное, только бы облегчить их участь.
     Они проходили мимо, хмуро глядя на нее, а потом кто-то назвал ее вражеской подстилкой. Тесса даже сначала не поняла ничего. Но обвинения повторились, они неслись к ней со всех сторон, пока она не увидела лишь спины.
     Скоро ей всё стало ясно. А как еще могли они объяснить, что на ней нет цепей, что она живет в шатре и при слугах, как госпожа, что Эсбил почтителен с ней и добр. Даже то, что она, столько зная, до сих пор жива, иначе было необъяснимо. Она – любовница Эсбила, и этим всё сказано! Сплетни расползаются чудовищно быстро, и уже никогда не узнаешь, кто первый это придумал. Главное, что они дошли уже до Виконта, и он поверил. Он презирает ее и не хочет иметь с ней ничего общего...
     Тесса опустилась на траву. Ее трясло. Голоса у реки раздражали, ей казалось, что это могут быть только проклятья в ее адрес. На ком-то же надо сорвать зло. Кого-то же надо обвинить в поражении. Ну не Великого же Суандра! И не короля же Озерии! Во всем виновата она, Тесса. Все камни – в нее!
     Самое ужасное во всем этом было то, что ей действительно нравился Эсбил. Она ждала его, она боялась за него, прислушивалась к топоту его коня и лязгу его доспехов, чутко как кошка ловила звук его шагов и голоса. И она уже была его любовницей. Но только в мечтах. Тесса сама гнала от себя эти мысли, считая их недостойными. И вдруг оказалось, что эти мысли прочли все! У нее было мерзкое чувство, что целая толпа залезла ей в душу и вытащила на свет самое сокровенное, в чем она и себе самой-то не признавалась. Отчаяние и отвращение заполнили ее настолько, что окончательно расхотелось жить.
    
          *******************************************
    
     Эсбила в лагере не оказалось. Тесса подошла к Малге, которая ее ненавидела, и спросила прямо:
     - У тебя есть что-нибудь, чтоб уснуть и не проснуться?
     Та посмотрела без всякого сочувствия.
     - К вечеру принесу.
     Когда стемнело, она принесла какой-то корень и протянула с таким видом, будто Тесса сама во всем виновата, и только туда ей и дорога.
     - Но я тебе ничего не давала. Ты сама нашла в аптечке. Понятно?
     - После смерти не допрашивают, - усмехнулась Тесса.
     Она долго сидела у костра. Сначала ждала, пока вскипит котел, потом – когда настоится отвар. Он пах корой дуба и чем-то кислым. Костер догорал, облизывая черные поленья. Тесса не торопилась, пытаясь на прощанье что-то понять в этой жизни. Жизнь была прекрасна и беспощадна, она умела загнать в угол и поманить оттуда страстной надеждой. Она умела дразнить. Она умела наказывать. Она швырнула ее с высот славы в пучину позора, даже не сказав, за что. Неумолимая жизнь отняла у нее ребенка, отняла свободу и право любить того, кого она хочет.
     Тесса уже поднесла бокал к губам и прикоснулась языком к теплой горьковатой отраве. Но неожиданно всё возмутилось в ней. Возмутилось до слез, до дрожи в руках, до тихой истерики под безоблачным летним небом. Окаменевшая от переживаний, сдержанная, мужественная Тесса превратилась в жалкий дрожащий комок с трясущимися плечами и зубами, стучащими о толстый край бокала.
     Такой и нашел ее Эсбил. Она услышала топот его коня, его голос, его шаги. Ее трясло.
     Он подошел к ее костру, остановился напротив, снимая шлем и еще тяжело дыша после долгой скачки.
     - Тесса, что случилось? Что с тобой?!
     Тесса посмотрела на него, отняла бокал ото рта и медленно вылила его содержимое на землю.
     - С ума сошла...
     Эсбил отшвырнул свой шлем и решительно взял ее на руки. Она смогла что-то сказать, наверно, только через час, когда лежала в его постели, в его объятьях, и всё было уже позади. Все сплетни мгновенно стали правдой.
     - Я не знаю, в чем истина, - сказала она, - в том, что из меня сделали символ, или в том, что я люблю тебя? Как мне жить? Я не знаю...
     - Люби меня, - ответил он, - и ничего не бойся. Я сумею заткнуть рты всем твоим обидчикам.
    
     Через год его убили. Нельзя сказать, что этот год она не была счастлива. Она любила и была любима. Она была с тем, кого выбрала сама. Просто у нее почти не было друзей. Все негласно осуждали ее, причем не только озерцы, но даже триморская знать.
     Теперь она смотрела на войну с другой стороны, как бы с изнанки. Она не желала Эсбилу побед, ведь он захватывал ее Симур и убивал ее бывших товарищей. Но она не желала и его поражений, потому что боялась его гибели. Ей хотелось, чтобы война поскорее закончилась, и они уехали бы наконец к берегам Лазурного залива в Дельфиньем Острове. Тесса разрывалась надвое. Это мучило ее и лишало покоя.
     Это мучило и Эсбила. Перед битвой она не благословляла его и не требовала вернуться с победой, как это принято у жен полководцев. Она только просила его вернуться живым. Он усмехался и уходил в ужасном настроении. Первое время она пыталась хлопотать за пленных, но Эсбил запретил ей вмешиваться в эти дела раз и навсегда. Тесса смирилась с этим, но любовь ее была отравлена. Порой ей уже казалось, что она ненавидит его.
     Ее терпению пришел конец, когда схватили Виконта. Тесса уже забыла, что он сам год назад отказался вызволить ее. Для нее он по-прежнему оставался самым главным человеком в Озерии.
     Просить за Виконта было бесполезно. Он был слишком крупной фигурой в военной игре, и важен не только для нее, но и для Эсбила. Вот тут их интересы неумолимо столкнулись.
     Тесса пережила много унижений, со многим смирилась и готова была терпеть бесконечно. Но то, что ее блистательный Виконт тоже предан и сидит в клетке, как дикий лев, ожидая допросов и пыток, она пережить не могла.
     Клетка была врыта глубоко в землю. Вокруг стояла охрана. Виконт сидел прямо на земле и щурился от солнца. Его схватили во время боя, рубашка его была в крови, правая рука прямо поверх нее перемотана какой-то тряпкой, безрукавка порвана, штаны на коленях тоже, сапоги в грязи, волосы дыбом. Тесса нашла время, когда возле клетки никого не было, и подошла к нему. Она вцепилась в толстые прутья и смотрела на него с нежностью и ужасом.
     - Виконт, милый...
     - В чем дело? - он посмотрел на нее совсем не дружелюбно.
     Тесса старалась не замечать этого.
     - Как мне помочь тебе? Скажи, я всё сделаю, что смогу!
     - Как? - он усмехнулся, - скажи своему любовнику. Может, он отпустит меня? А заодно и уберется из Симура?
     - Ты можешь ненавидеть меня, - вздохнула Тесса, - это твое право... но не лишай меня возможности помочь тебе. Тебе нужно бежать, Виконт! Это уже не игра... Эсбил – жестокий человек. Он прикажет пытать тебя, пока ты не расскажешь ему всё, - у Тессы защипало в глазах, - ну зачем ты попал в плен, Виконт! Я знаю, что такое пытки. Смерть лучше.
     - Почему же ты не умерла? - снова усмехнулся Виконт.
     Ее передернуло от этих слов. Таким беспощадным Виконт никогда не был.
     - Почему ты не хочешь понять меня? - спросила она с отчаянием, - ты всегда меня понимал.
     - Я разучился понимать, - сказал он жестко.
     - Я никого не предавала. Это правда! Просто я люблю его. Неужели ты не допускаешь такой мысли? Ты же знаешь, что такое любовь.
     - Я не верю в любовь.
     - Виконт... но мы же были друзьями, неужели ты не помнишь?
     - Я не верю в дружбу. Особенно – в женскую. Уходи, Тесса, а то наживешь себе неприятности.
     - Милый... - она тихо плакала, цепляясь за клетку, - что с тобой стало... Нет, кто угодно, только не ты!
     - Уходи, Тесса, - сказал он мягче, - всё равно ты ничем мне не поможешь, только разозлишь своего Эсбила.
     - Только не ты, - повторила она упрямо.
     - Да что я, особенный?
     Тессе почему-то казалось, что мучить Виконта, это всё равно, что мучить ребенка. Было в нем что-то детское, чистое и наивное. Он всё мечтал и играл в свои игры и не заметил, как подошел к самому краю. Нет, он, конечно, изменился за этот год, но она его помнила совсем другим.
     Она в отчаянии плакала. Виконт подошел к ней и дотронулся до ее руки, словно приросшей к решетке. И грустно проговорил:
     - Эти волосы пышные – моя мука извечная,
     И шаги еле слышные – моя грусть бесконечная.
     И, как все обреченные, я хожу точно с путами.
     Эти волосы черные всё на свете мне спутали...
    
     Это было так давно! Он читал ей стихи на крепостной стене древней Нарры. Он был счастлив и уверен в победе.
     - Не плачь, Тесса. Всё получилось, как получилось.
     - Пойми, - прошептала она, - я не герой и не воин, я всего лишь женщина.
     - Да, конечно, - усмехнулся он, - ты всего лишь женщина и должна принадлежать победителю.
     - Чем я могу помочь тебе? Раздобыть ключи от клетки? Если б тебе удалось выбраться, я проводила бы тебя за линию постов. Меня часто сопровождают телохранители.
     - Чего это будет тебе стоить?
     - Мне всё равно.
     - А мне нет. Не надо никаких ключей.
     - Я попробую.
     - Не смей. Слышишь? Я сказал, не смей!
     Потом за побег Виконта ей пришлось расплатиться по самой высокой цене. Ключи не понадобились. Он сам раздвинул прутья клетки, когда собрался с силами. Она только провела его через посты.
     Эсбил был не в ярости. Он был в отчаянии.
     - Ты – мое проклятье, Тесса, - сказал он ей, комкая в руках какие-то документы и разрывая их в клочья, - император не простит мне этого...
     Она думала, что Эсбил – бог на земле, и никто ему не страшен. Все подчинялись ему, все его боялись. Но оказалось, что есть еще император и его советники, которым давно уже не нравится его независимость. И есть еще враги, которые ждут малейшего его промаха, чтобы написать донос.
     Император давно уже знал, что Эсбил «потерял здравомыслие и спит с вражеской шпионкой, вместо того, чтоб выпытать у нее всё и казнить». Тесса поняла, что история повторяется, и император поступит с Эсбилом так же, как Самсон Первый поступил с Суандром. Проиграть войну было уже практически невозможно. Любой военачальник справился бы теперь с разрозненной и павшей духом симурской армией. Эсбил стал не нужен.
     Тесса понимала и свою вину, и свою правоту. Они стояли как на разных краях пропасти и с тоской смотрели друг на друга. Потом она вышла и отправилась в шатер к Флариану. Он был приближенным императора и мог ей предсказать дальнейшую судьбу Эсбила.
    
          *******************************************
    
     Флариан любил роскошь. Он привносил в походный быт столичную утонченность и созерцательность. Он не воевал, он наблюдал со стороны, имея возможность в любой момент вмешаться в ход событий. Он был странный человек. Сначала Тесса думала, что он художник. Флариан приезжал к ним в лагерь писать портрет Суандра.
     Потом, когда увидела его во вражеском лагере, решила, что он имперский шпион. Но для шпиона он оказался слишком крупной величиной. Он был великий авантюрист своей эпохи. Ему нравилось путешествовать, наблюдать за родом человеческим, а заодно и служить своему императору.
     К Тессе Флариан относился неплохо. Циник по натуре, он-то меньше всех удивился, что она стала любовницей Эсбила, хотя и не приветствовал этого. Тесса не могла пренебречь его дружбой уже потому, что вокруг нее были одни враги, даже собственная служанка ее ненавидела.
     В шатре у него за уставленным роскошной посудой столом сидел Тхолль, новый наместник отвоеванного Симура, мерзкий тип маленького роста с широченными плечами, крупным носом и прижатыми к нему крохотными глазками. У него еще были толстые красные пальцы, которые грубо обхватывали изящный кубок из серебра с золотой росписью. Тхолль походил на мясника, плотника, скотника... на кого угодно, только не на имперского вельможу.
     Флариан же был – сама элегантность: строго причесанные светлые волосы, белый камзол, перстни на руке с полированными ногтями, правильно зажатая вилка, салфетка на шее... Он был пьян, но настолько, насколько допускают приличия, встал не сразу, подошел, слегка покачиваясь, и поцеловал ей руку.
     - Какой приятный визит! Тхолль, посмотри, какая женщина! Нет, ты только посмотри, пьяный черт.
     Тхолль смерил Тессу хмурым взглядом и опрокинул кубок себе в рот. Она поняла, что выбрала неудачный момент и попятилась к выходу. Флариан вышел вместе с ней и шумно вдохнул прохладный вечерний воздух.
     - Я хотела только спросить, - сказала Тесса с волнением.
     - Ну-ну? - усмехнулся он.
     - Ты знаешь императора... чем это грозит Эсбилу?
     - Смертью, - спокойно ответил Флариан, - чем же еще, если его любовница – симурская шпионка?
     - Не шути так.
     - Знаешь, по-моему, тебе пора подыскать себе другого покровителя. Положение твое весьма незавидное, детка.
     - Уж не тебя ли? - возмутилась Тесса.
     - Меня? Нет! Я слишком мелкая пешка для этого. Вот Тхолль – это еще куда ни шло.
     Флариан был убийственно серьезен, хоть и ухмылялся.
     - Не говори ерунды! - она отвернулась и пошла от него.
     Через две недели прибыл гонец от императора. Эсбила отзывали ко двору. Вместо него приехал ничего не понимающий в обстановке Декслер, родственник Тхолля. Эсбил был в ярости. Он долго думал, как ему поступить и не повернуть ли преданные ему войска против императора. Потом все-таки решил ехать в столицу и разобраться. Он взял с собой Тессу и небольшой отряд. Но судьба его была уже решена.
     Через три дня, во время ночевки в степи на них напали. В темноте и сутолоке трудно было разобрать, кто это, но Тесса сразу определила, что это не симурцы. Своих она узнала бы под любой личиной. Всё получилось внезапно и стремительно. Нападавших было слишком много.
     Тесса видела, как погиб Эсбил. Он был без доспехов, стрела впилась ему между лопаток. Сначала он опирался на меч, потом упал лицом вниз и вцепился рукой в пучок степной травы. Всполохи огня вырвали эту картину из темноты, чтобы она вечно стояла у Тессы перед глазами. Она взвыла как раненая тигрица и бросилась к нему, но кто-то накинул ей петлю на шею и затянул ее.
     Потом ее везли по ночной степи поперек седла, как сноп соломы. Такое уже было однажды. Ей казалось, что копыта стучат не по земле, а по ее пульсирующей голове. Потом снова была темнота.
     Очнулась она в темнице, в каменном мешке с решеткой на единственном окне и тощей старухой на соседней лежанке. Старуха принесла ей воды в кружке и села рядом.
     - Ты кто? - спросила Тесса, с трудом разлепляя спекшиеся губы.
     - Кнора.
     - Что ты здесь делаешь?
     - Про меня забыли.
     - Как это, забыли?
     - Меня бросил сюда еще Виллиар, когда был наместником. А я была так же молода и красива как ты. Наверно, я скоро умру, раз ты заняла мое место.
     - Меня долго не продержат, - усмехнулась Тесса.
     - Тебя выпустят?
     - Меня казнят.
     Тхолль продержал ее в застенках почти год, прежде чем решился казнить. Правда, сначала он был весьма любезен.
     Тессу провели не в зал допросов, а в роскошные покои, где этот мясник сидел за убранным столом, одетый по последней столичной моде, и смотрел на нее злыми маленькими глазками. Тесса не сомневалась, что это он устроил отставку Эсбила, а потом и убил его. Ей хотелось раздавить его как грязного червяка.
     - Ты – преступница, - заявил ей Тхолль, тем не менее, подставляя ей стул, - ты имеешь связи в симурских войсках и устраиваешь побеги пленным... это не требует доказательств.
     - Как будто вам нужны доказательства, - усмехнулась Тесса.
     - Эсбил прекрасно знал это, - продолжал Тхолль, не обращая внимания на ее высказывание, - но он с этим мирился. И я даже могу понять, почему... Это его и сгубило.
     - Это? Или твоя зависть?
     - Дерзкая девочка, - сказал он, - и красивая... Чему мне завидовать, Тесса? Тому, что он теперь мертв, а я жив? Тому, что все его войска перешли под начало моего племянника, а значит, мое? Декслер завоюет остатки Симура, и вся слава достанется ему и мне. Чему же мне завидовать?
     - Тому, что даже после смерти он лучше тебя. И ты будешь подражать ему во всем. Ты ему, а не он тебе.
     - Не дерзи, - властно сказал Тхолль, - насколько я знаю, ты достаешься победителю. Теперь победитель я. Ты ведь не хочешь провести остаток дней в застенках?
     - Ты хочешь сказать, - неприятно удивилась Тесса, - что готов простить мне любое предательство, если я буду твоей?
     Наместник почему-то решил, что она уже с ним торгуется, и мерзко улыбнулся.
     - Почему бы нет?
     Ничтожество, он и в самом деле мнил себя или вторым Суандром, или вторым Эсбилом и рассматривал Тессу как переходящий приз. Он считал, что обладание этой женщиной поставит его в один ряд с ними. И думал, что можно заполучить ее угрозами.
     - Я так тебе нравлюсь? - спросила Тесса, чувствуя, как мурашки отвращения покрывают ее кожу.
     Он расценил это как уступку, подошел к ней и протянул руку к ее плечу.
     - У меня было много женщин. Но ты – особенная. Ты занимаешь мои мысли с тех пор, как я увидел тебя... Быть с победителем – это твоя судьба. Ты – женщина для королей, Тесса.
     Рука его стиснула ее плечо, приземляя и сковывая своей тяжестью. История повторялась и уже в виде фарса. Тесса вскочила, освобождаясь от этой отвратительной руки.
     - Но ты – не король!
     Эта фраза обошлась ей дорого. Ее таскали на допросы, ее пытали, морили голодом... она прошла все круги ада, прежде чем взошла на свой эшафот и положила голову на плаху.
    
          *******************************************
    
     Говорят, перед умирающим проходит вся его жизнь. Тесса увидела ее так зримо и подробно, словно прожила по-новой. Она видела даже свои шаги по скрипящим ступеням эшафота. Потом открыла глаза. Тускло горел камин. Голова ее лежала не на плахе, а на жестком плече Осмальда. От его ровного глубокого дыхания исходили уверенность и сила.
     Тесса приподняла голову и огляделась, стараясь вспомнить, что с ней произошло. Ступени, молитва, плаха, покрытая белым сукном, шаги палача и такой отчаянный стук сердца, что потемнело в глазах. Где она сейчас? В каком-то другом пространстве? Здесь хорошо, уютно, тепло и спокойно, как в собственном сне. Но этот сон может оборваться так же внезапно, как начался. И всё вернется на свои места. И она тоже. А над ней уже занесен топор. Ужас наполнил уютную полутемную комнату. Тесса лежала под одеялом, чувствуя, как бьет ее крупная дрожь.
     - Что с тобой? - тихо спросил Осмальд, - тебе холодно?
     - Мне страшно, - призналась она, - я не хочу умирать.
     - Ты не умрешь. Я не позволю.
     - А если мы все вернемся назад? Надо мной уже висит топор.
     - Какого числа?
     - Как это?
     - Какого числа тебя казнили?
     - Второго декабря.
     - А у меня еще октябрь. Второго декабря я буду в Навскиле и перебью там всю охрану.
     - Так не бывает, Осмальд! Можно спросить Нормана, казнили меня в конце концов или нет. Только страшно...
     - Да, Норман знает слишком много.
     - Как ты думаешь, зачем мы здесь?
     - Не знаю. Пока мы слепы... я напоминаю себе слепого быка. Много сил и никакого понятия. Но ты не бойся. Когда-нибудь мы всё поймем и что-нибудь придумаем. Вчера мне было всё равно, что будет с нами. Вчера, но не сегодня.
     Осмальд напоминал ей не быка, а скорее льва, огромного, косматого, с мощными лапами и печальной мордой. Он был грозен и жалок одновременно. И с ним впервые за этот кошмарный год она чувствовала себя защищенной.
    
    
    
    
    
    
    
    
    
    
    
    
          «««««««««««««« «««««« «««««««« «« « « « ««««««
     «« * «««««« . ««««««« «««« * «««
     «««««««««««« * «««««««
    
     И КАК ВСЕ ОБРЕЧЕННЫЕ...
    
    
     Ангрис спала, сжимая теплую руку Роса. Она лежала на краешке кровати, уткнувшись лицом в подушку, и одновременно ей казалось, что она сидит в кресле и смотрит перед собой. Впереди был просторный зал с экспонатами двенадцатого века и Клайд Лирни посреди этого зала.
     Потом Клайд стал четче. Она действительно сидела в кресле, но одновременно ей казалось, что она лежит ничком на кровати и сжимает чью-то руку. Тело ее не слушалось, руки были неподъемные, ноги ватные, даже глаза смотрели только в одну точку. И в точке этой был Клайд. «Спаси меня!» - хотела она крикнуть, но в ужасе осознала, что не в состоянии издать ни звука. От отчаяния Ангрис проснулась.
     В щели закрытых ставень заглядывал бледный рассвет. У догорающего камина сидела, накинув полушубок на плечи, Аквила. Кто-то стучал во дворе топором. Наверно, Гелх. Рос выпустил ее руку, но не проснулся.
     Ангрис подошла к Аквиле.
     - Не спится?
     Та взглянула на нее почти враждебно. Не дожидаясь ответа, Ангрис спустилась во двор и обмерла. Всё кругом было бело. В снегу был лес, в снегу был разрушенный замок, в снегу была и поваленная ограда, которую крошил на куски Гелх. Зима пришла внезапно, за одну ночь.
     - Гелх! - она бросилась к косматому слуге, утопая в снегу почти по колено, - что это?!
     - Зима, - спокойно ответил он.
     - Да! Но почему?
     - Очевидно, потому, что мы не правы.
     - Думаешь?
     - Мы ничего не поняли. И разгневанный бог любви тут ни при чем. Зря мы только вчера трясли свое нижнее белье...
     Ангрис вспомнила все вчерашние разговоры. Теперь, при свете дня, они казались по меньшей мере странными. Даже этот слуга, который сказал меньше всех, уже стыдился своих откровений. Что же будет с остальными?
     - Гелх, - спросила она с сожалением и какой-то надеждой, - неужели ты действительно убил эту женщину? За что? Из ревности?
     - Теперь это никого не касается, - усмехнулся Гелх, - мы здесь совсем по другому поводу.
     Ангрис было холодно в пиджаке. Она сунула руки в карманы, сжала их в кулаки, машинально сминая какую-то бумажку. Потом зачем-то вынула ее и развернула.
     «Отец, сестра, хозяйка, подруга, король, герцог...»
     - Что это?!
     Это был пиджак Клайда и листок, на котором он писал, перед отлетом в музей. Это был список лиц. Их было девять. Ангрис не знала, кто тут король, а кто подруга. Но ее самой в списке не было. Да и зачем было Клайду вносить ее в список!
     За спиной был замок, впереди снежная долина и лес. Она стояла тут на морозе и одновременно сидела где-то в кресле и смотрела на Клайда. Если он всё это придумал, то почему ничего не объяснил?! Почему она должна догадываться и мучиться? И при чем здесь все эти люди?
     Ничего не сказав Гелху, Ангрис побрела назад, в тепло. Ей казалось, что она сходит с ума. Если дело в ней, точнее, во Франческе, то при чем здесь все-таки эти люди?
     Гелх – единственный, кого она помнит в лицо. Но кто он? Друг? Слуга? Бывший любовник? Во всяком случае, она ему доверяет. Рос – очарователен, кружит голову как шампанское, какая-то близость у них определенно была, но с ним хочется только дружить, это получается как-то само собой... А больше она не знает никого. Кто такая Ньер? Подруга? Или это Аквила – подруга? Непохоже! Неужели Тесса?.. И кто сестра? И кто – отец? И где, в конце концов, ее обожаемый муж?.. И откуда Клайд узнал, что ее имя Франческа? Она ведь ему об этом так и не сказала!
     Ангрис так запуталась, что решила отложить все вопросы до вечера.
    
          *******************************************
    
     Днем, пока было светло, все перебрались в главное здание, разгребали его от завалов и расчищали. Женщины заняли одну комнату, мужчины другую, в столовой внизу починили большой стол и собрали к нему со всего дома уцелевшие стулья. Суета отвлекала от мрачных мыслей. Кармелита, чувствуя себя хозяйкой, очень устала. Ей хотелось и накормить всех, и одеть, и устроить. Но она была слишком мала, чтобы опекать таких людей.
     Когда Флариан закончил выгребать угли из камина, она подошла к нему и тихо спросила:
     - Может быть, ваш портрет можно повесить в столовой? Он почти не пострадал, только закоптился немного.
     - Мой портрет? - изумился он.
     Он думал, что Кармелита его не помнит. Да разве могла она забыть этого утонченного красавца-художника из Триморья? Это было самое яркое воспоминание ее детства. Он столько знал! Он столько умел! Какие были у него манеры, как изысканно он одевался! На семилетнего ребенка он внимания не обращал, полностью одурев от ее несносной взбалмошной сестры. Но сейчас ей четырнадцать. Она почти девушка и, говорят, красивая.
     - Портрет Франчески, - уточнила она.
     - Так ты меня узнала? - усмехнулся он.
     - Вы хороший артист, но как же я могла вас не узнать?
     - Почему же ты молчала?
     - А почему все молчат?
     - Извини, - вдруг улыбнулся Флариан, - мне всё кажется, что ты наивней, чем есть на самом деле.
     - Конечно. Вы же видели меня ребенком.
     - Ты и сейчас ребенок.
     - Мне бы не хотелось, чтоб вы так думали.
     Флариан посмотрел на нее внимательно, потом медленно поднес к губам ее маленькую руку и поцеловал.
     Кармелита поднималась к себе по лестнице совершенно счастливая. Художник шел сзади. Они зашли в маленькую комнату, за окном которой была всё та же внезапная зима.
     - Вот и она, твоя обожаемая сестра, - усмехнулся Флариан.
     Наверное, половину пространства на картине занимали роскошные светло-русые волосы Франчески, он выписывал их тщательно и вдохновенно, почти вся красота ее заключалась в этих волосах, не считая, конечно, голоса и взгляда, не считая самой ее немыслимой сути.
     - Я ее терпеть не могла, - неожиданно призналась Кармелита.
     - Вот как? - Флариан удивленно посмотрел на девочку со старушечьей прической и изумительно нежной кожей, - зачем же она тебе понадобилась?
     - Не она. А портрет. Это же ваш портрет.
     - Та-ак... А за что же ты ее не любила?
     - Она жила не по правилам. Она ни с чем не считалась.
     - Ну, это я знаю.
     - Сначала все в нее влюблялись. Потом начинали ненавидеть. Так и моя любовь переросла в ненависть. Я серьезно отношусь к жизни. Я вообще серьезный человек. А она была легкомысленна и всё время смеялась надо мной. Но ведь за ее легкомыслие расплачивались другие! Я, отец, Норман, Ольга... И кто там был ее мужем...
     - Франческа была замужем?
     - Да. Я никогда не видела ее мужа, но она утверждала, что влюблена в него безумно. В кого она только не влюблялась безумно! Только ненадолго.
     - Ты совсем не похожа на свою сестру, - Флариан разглядывал ее всё внимательней.
     - Конечно. Я дочь своего отца. А ее мать зачала от какого-то проезжего авантюриста. Одно только меня восхищало в ней – ее воля. Но оказалось, что она была сильной только тогда, когда ей везло. А когда всё пошло не так, как ей хотелось, она превратилась в тряпку. Потому и погибла. Такие и должны погибать, потому что живут не по правилам и рассчитывают только на свое везение.
     Девочка говорила тихим, но решительным голосом. Слушать ее было странно. При всей ее сдержанности и воспитанности, в ней сидел маленький жестокий дьявол.
     - Тебе нравится в женщинах сила воли? - усмехнулся Флариан.
     - Конечно. Поэтому мне нравится Аквила.
     - Что же тебе тогда нравится в мужчинах?
     Кармелита немного покраснела от такого вопроса, но подумав ответила:
     - Талант.
     - Ты так говоришь, - сказал Флариан, - потому что у тебя есть незаменимый защитник.
     - Незаменимых защитников нет, - спокойно возразила маленькая баронесса и слегка надменно приподняла подбородок.
     Флариан попытался снять портрет с крюка, на котором тот висел. Портрет оказался неожиданно тяжелым, выскользнул из рук и с глухим стуком рухнул на пол.
     - Нет, детка, все-таки сила в наше время – главное, - засмеялся художник.
     - Позвать Гелха? - совершенно серьезно спросила Кармелита.
     - Да нет уж, я сам. Сам писал, сам и дотащу...
     Внизу в гостиной сидели только Рос, Ангрис и Аквила. Ангрис была задумчива и чем-то взволнована, Аквила мрачна, а Рос, как всегда, беспечен. За неимением крюка, портрет прислонили к стене.
     - Кто это? - настороженно спросила Ангрис, подходя к портрету.
     - Моя сестра, Франческа Креоли, - спокойно сказала Кармелита.
     - Твоя сестра?!
     - А что?
     - Нет... ничего... Ты не говорила, что твою сестру зовут Франческа... А что с ней? Где она?
     - Умерла, - коротко ответила баронесса и плотно сжала губы.
     Аквила тоже подошла к портрету. Она долго всматривалась в белокурую девушку с серо-синими глазами и с торжествующей, какой-то дерзкой улыбкой на удлиненном лице. Ее волосы, похоже, никогда не знали, что такое прическа, а грудь – что такое жесткий корсет. Ее гордые плечи не знали, что такое смирение, а сама она не знала, что такое «нельзя».
     - Тебе не кажется, что ты смотришься в зеркало? - шепнул ей на ухо Рос.
     Аквила вздрогнула. То ли от слов, то ли от его близкого дыхания, о котором она мечтала всю ночь, и которое доставалось уже не ей.
     - Она баронесса. А я крестьянка, - холодно ответила она.
     - Вы действительно чем-то похожи, - сказала Кармелита, - только... - она замялась, но всё же высказала свою мысль, - она была порочна, а вы – святая.
     Святая! Аквилу передернуло от этих слов восхищенной ею девочки, которая принимала ее за героиню баллады. Когда-то она и сама себе такой казалась. Гордилась собой и была счастлива.
     Ничего никому больше не сказав, она взбежала по лестнице на второй этаж и закрылась в одной из комнат. Франческа Креоли стояла перед глазами. Красивая, торжествующая, ничего не боящаяся и в душе презирающая всех. Да, она сама говорила Аквиле, что они похожи, но это была ложь! Лицемерие! Она всегда считала себя на порядок выше и презирала Аквилу. Конечно, презирала! И издевалась над ней, рассказывая о своих любовных успехах. И может даже, замуж вышла ей назло.
     Рос нашел ее в ярости, почти в истерике.
     - Что тебе нужно! - она швырнула в него подушкой.
     - Ничего, - он подобрал подушку и положил на кровать.
     - Убирайся! - крикнула Аквила, - я никого не хочу видеть!
     И утонула в голубом омуте его глаз.
     - Почему ты убежала? Ты ее знала?
     - Кого?
     - Франческу Креоли?
     - Прекрасно, - усмехнулась Аквила, - мы были подругами.
     - Что же тебя так напугало в этом портрете?
     - Ты пришел меня допрашивать?
     - Нет, - он покачал головой, - просто я увидел тебя как-то иначе.
     - В облике баронессы? Так я не баронесса, а простая крестьянка. Я дою коров и пасу свиней. В перерывах защищаю родину.
     - И никого не любишь, - добавил Рос.
     - Никого, - резко подтвердила она, - разве не понятно, что мне было не до любви?
     - А сейчас?
     Всё закипало внутри от одного его взгляда, от одного запаха его волос, от малейшего хрипа в его голосе, который говорил о желании. Аквиле стало обидно втройне. Он всю ночь ласкает одну только руку Ангрис, ни о чем не помышляя, а ее хочет только повалить на кровать. Нет уж, хватит ей леса и хлева!
     - Уходи, - сказала она, скрипя зубами, - я ненавижу тебя.
     - Это я от тебя уже слышал, - усмехнулся Рос, дотрагиваясь рукой до ее распущенных волос.
     - Я сказала, убирайся! - повторила она упрямо.
     Он ничего больше не сказал и разочарованно вышел из комнаты. Дверь за ним со скрипом затворилась, оставляя ее одну в разграбленной, беспорядочной и совершенно неуютной комнате с разбитым окном.
     С минуту Аквила гордилась своей твердостью. Потом ей стало так пусто и тоскливо, что захотелось выпрыгнуть в окно. За окном было бело. Этой чистотой и холодом хотелось наполнить до краев свою душу, чтоб не мучили безумные желания, не терзали воспоминания, и навеки замолчала совесть.
    
          *******************************************
    
     Норман отнесся к портрету спокойно, он уже видел его, да и успел за эти годы охладеть к Франческе почти до полного равнодушия. Для него она умерла слишком давно. Недавно умерла Ольга. Вот это его мучило.
     Осмальд тоже отнесся к портрету без всякого интереса, просто помог повесить, потом отправился к колодцу за водой.
     Ньер Норли залюбовалась девушкой. Она единственная спросила, кто же автор.
     - Я, - ответил Флариан не без гордости, ему было приятно, что именно она смогла оценить его способности.
     - Вы художник?
     - Да. Я учился в Алонсе.
     - Это заметно. Много света, выразительные глаза, открытость перспективы...
     - Я рад, что вы так тонко разбираетесь в живописи, Ньер.
     - Вы бывали в этих местах?
     - Да. И больше не намерен это скрывать.
     - Удивительная девушка, - Ньер снова взглянула на портрет, - и мне кажется, что я где-то видела это лицо. Странно, правда? Я уверена, что никогда не имела контактов ни с кем из Креоли.
     - Она могла менять имена, мадам, - улыбнулся Флариан.
     - Нет-нет. Такую девушку я бы запомнила. Она была яркая и активная, не так ли?
     - Вы как всегда проницательны.
     - Не всегда.
     - Возможно, лицо Аквилы напоминает вам это? Даже Кармелита утверждает, что они похожи.
     - Ну что вы! - Ньер, казалось, была возмущена таким предположением, - возможно, они схожи в чем-то другом, и это вводит девочку в заблуждение. Но вы – художник. Аквила груба. Неужели вы можете сравнить ее с этим благородным созданием?
     - Я – нет, - согласно кивнул Флариан и прикоснулся губами к ее руке.
     - Вчера вы утверждали, что никого не любили, - напомнила Ньер, - но что же тогда двигало вашей кистью, если не любовь?
     - Затмение, - усмехнулся он, - затмение, как у всех.
     Скоро к ним подошла серьезная маленькая хозяйка.
     - Вы не забыли, господа, что сегодня у нас торжественный ужин? Ньер, вы обещали мне помочь.
     - Конечно, девочка, - улыбнулась Ньер, - мы все тебе поможем.
     Все были чем-то заняты. Гелх и Осмальд носили воду для мытья. Ангрис кипятила ее на огне в большом котле. Аквила без всякого энтузиазма чистила оставшиеся в погребе овощи и кидала их в котел поменьше. Тесса чинила извлеченную из сундуков одежду, украдкой глядя на портрет. Франческа! Не о ней ли говорил Виконт?
     Потом ей стало душно и жарко. Она сама не понимала, что с ней творится. Тесса вышла прямо босиком на снег, натерла снегом ноги до колен, лицо, шею, грудь. Ледяной ветер продувал насквозь ее белую рубаху, развевая ее как парус.
     Казалось, она не боялась больше ничего: ни холода, ни голода, ни боли, ни потерь, ни людского презрения... она боялась только самой смерти, которая висела над ней как неизбежность. Воспоминания о том, что над ее шеей занесен топор, бросали в жар. Хотелось найти выход или срочно забыть об этом. И не то чтобы она дорожила жизнью, чем было дорожить? Но организм ее, молодой и крепкий, считал по-своему.
     Осмальд с полными ведрами остановился во дворе, наблюдая, как эта странная девушка жадно натирает себя снегом, словно гасит в себе невидимый огонь. Тесса повернулась к нему. Волосы ее были белые как снег, глаза голубые и холодные как лед. Ничего не было в этих глазах, кроме самой зимы.
     - Облей меня.
     - Ты заледенеешь, - покачал он головой.
     - Мне жарко.
     Она шагнула к нему и с какой-то ненавистью сорвала с себя рубашку. Ее тоненькое упругое тело было в ссадинах и ожогах, но всё равно оставалось вызывающе красивым. Дерзость ее граничила с безумством. Осмальд медленно облил ее с головой из ведра.
     Тесса задохнулась и стояла, дрожа и глотая морозный воздух.
     - Оденься, - посоветовал он, - совсем замерзнешь, да и увидит кто-нибудь.
     - Мне всё равно, - заявила она, стуча зубами, - я скоро умру, может быть, через минуту. А ты – иди.
     - Я же сказал, что я тебя спасу, - напомнил Осмальд.
     - У тебя не хватит сил, - возразила она.
     - У меня на всё хватит сил.
     Он снова обернул ее плащом, провел ладонями по коротким мокрым волосам, стирая с них остатки воды. Тесса смотрела на него с недоверием, но не сопротивлялась.
     - Зачем я тебе, Осмальд? Я тебе не дочь и не жена.
     - Не жена, так будешь.
     Она не удивилась, только снова с сомнением покачала головой.
     - Зачем? Мы же не сумеем. Ни я, ни ты... Что у тебя вместо сердца? Камень?.. А у меня его вообще нет. Только пепел.
     Его окоченевшая рука, давно уже забывшая, что такое ласкать женщину, осторожно гладила ее горящую щеку, лицо Тессы почти утопало в его огромной ладони.
     - Как знать, - сказал он.
     Возможно, они стояли бы так долго, но Тесса всё же замерзла. Она благодарно потерлась щекой о его руку и быстро пошла к замку, оставляя в снегу маленькие и глубокие следы.
    
          *******************************************
    
     - Уверяю вас, мужчины нас не узнают, - улыбнулась Ньер, обливая из ковша Кармелиту.
     - Думаю, мы их тоже, - усмехнулась Тесса, - когда Рос отскребет свою грязь, нам придется зажмуриться.
     - Только раздевалась ты не перед ним, - вставила Аквила, ее ненависть к Тессе не проходила, и скрывать ее она не собиралась.
     - А это уже никого не касается, - спокойно ответила Тесса, - Осмальд, слава богу, не полководец, и каждый мой шаг вовсе не обязана обсуждать вся Озерия.
     - Зато он женат. Но тебе всегда было наплевать на приличия.
     - Хватит ссориться! - взмолилась Кармелита, - мы же решили провести хороший вечер. Неужели мы этого не заслужили?
     - Всё будет хорошо, детка, - успокоила ее Ньер, - не волнуйся.
     - А вы сделаете мне прическу, Ньер? Как у вас?
     - Я сделаю из тебя принцессу, если захочешь.
     Тесса подошла к Ангрис, одиноко стоящей в тазу.
     - Тебя полить?
     Глаза их встретились, вселяя в Ангрис какое-то смятение. Она то ли боялась эту маленькую женщину с голубыми и холодными глазами, то ли трепетала перед ней. Что-то связывало их несомненно.
     - Полей.
     Горячая вода потекла по плечам и спине. Тесса была вовсе не страшной. Просто очень замкнутой и очень одинокой. Из истории Ангрис знала, что ее казнили в Навскиле на Императорской площади при правлении Тинна Тхолля. Клеймо предательницы тянулось за ней все десять веков. Конечно! Ведь никто из потомков не видел глаза этой женщины. Разве могла она кого-то предать!
     Ангрис хотелось сказать ей что-то ободряющее и хорошее, но она смогла только предложить в ответ свои услуги. Тесса согласилась. Тело у нее было худое и измученное, рост невысокий, волосы коротко отрезаны, и непонятно было на первый взгляд, за что так любили ее мужчины. Непонятно. Но даже в Ангрис, стоящей рядом, она вызывала какой-то священный трепет.
     Тесса как будто прочла ее мысли.
     - Ты хорошо знаешь историю?
     - Плохо, - солгала Ангрис.
     - Зачем ты лжешь? Ты ведь здесь не случайно. Мы все здесь не случайно.
     - Просто... мне нечем тебя обрадовать, Тесса.
     - Осмальд обещал спасти меня.
     - Обещал, значит, спасет. Разве можно не верить Осмальду?
     - А как же история? - усмехнулась Тесса.
     - Историки могли всё перепутать.
     - Сомнительное утешение.
     - Знаешь... если не Осмальд, то я тебя спасу, - почему-то страстно заявила Ангрис, - я не допущу, чтоб тебя все-таки казнили.
     - Как? - улыбнулась Тесса.
     - Пока не знаю. Только догадываюсь. Но я всё сделаю, что в моих силах, слышишь, Тесса? Ты мне веришь?
     Они посмотрели друг на друга.
     - Странная ты, Ангрис.
     - Я не только Ангрис. Я еще Франческа Креоли.
     - Ты?!
     - Тише, не говори пока никому.
     Тесса взяла простыню, чтобы вытереться и отошла вместе с Ангрис в угол.
     - Как это может быть? - спросила она изумленно.
     - Понимаешь, мне всегда казалось, что я кто-то еще. У меня были виденья, сны, воспоминания... Мне казалось, что я живу в двенадцатом веке, что у меня есть муж и ребенок... в общем, меня считали психически ненормальной. Отец взялся меня вылечить. Мне кажется, что он загипнотизировал меня, чтобы я всё вспомнила и разобралась в себе. А на самом деле я сижу в кресле в историческом музее.
     - Но нас-то он не гипнотизировал, - усмехнулась Тесса.
     - Не знаю, как это возможно... но сегодня я поняла, что я – это Франческа Креоли. И всё как-то связано со мной.
     - Мы с тобой никак не связаны, уверяю тебя, - сказала Тесса, - я только слышала один раз твое имя. И всё.
     - От кого?
     - От Виконта.
     - Как ты сказала?!
     - От Виконта. Он твой муж.
     Ангрис побледнела. Ей очень знакомо было это имя. Оно волновало ее. Оно казалось ключом к огромной бронированной двери ее странной памяти.
     - Он... здесь?
     - Нет, - покачала головой Тесса, - его здесь нет.
     Ангрис смотрела на нее умоляюще.
     - Я не знаю, что у вас там произошло, - сказала Тесса с сочувствием, - только в клетке он был очень всем разочарован.
     - В клетке?!
     - Да. Он потом бежал. Я не знаю, жив он или нет.
     - Тесса!
     - Можешь спросить у Гелха. Они бежали вместе.
     Ангрис отошла взволнованная и растерянная. Виконт, клетка, Гелх... Она уже успела понять, что Кармелита – ее сестра, Норман – сосед и бывший любовник, Гелх – слуга. Она была почти уверена, что все, кто здесь собрался, имеют отношение к Франческе Креоли, и надо только разобраться, какое.
     Но, как оказалось, Тесса не имеет к ней никакого отношения. Да и Осмальд, пожалуй. И Ньер. И Тротто. И Рос, наверное, тоже.
     Если начистоту: могла бы она выйти за кого-то замуж, если б ей тогда встретился Рос Ели? За кого-то, кроме него? Вряд ли. Значит, они и не встречались.
     А может, он ей встретился потом? Франческа влюбилась в него, изменила своему мужу. Он изменил своей жене... Стоп. Рос изменил жене, но не с ней. Далась ему какая-то Франческа Креоли, когда есть королева Озерии! Бред какой-то...
     Да и вообще, если бы здесь собрались все, кто знал Франческу, замок бы лопнул по швам.
     После мытья женщины долго подбирали себе одежду. Платья были старыми, не модными и местами потрепанными. Но это всё же было лучше, чем ничего. Тесса выбрала узкое черное платье, она казалась в нем строгой и немыслимо тоненькой. Кармелиту нарядили в красное, оно было ей к лицу, шло к ее белой нежной коже, темным волосам и оленьим глазам.
     Ангрис после уговоров надела зеленое платье, отороченное рыжим лисьим мехом по воротнику и рукавам. И как будто сразу перенеслась в другую эпоху и стала своей этим далеким во времени женщинам. Сама Ньер осталась в старом своем платье, только обновила воротник. А для Аквилы... Она сначала упиралась, но потом сдалась. Кармелита извлекла на свет божий старое, бледно-голубое с сиреневым платье Франчески, в котором та позировала художнику. Ее вымытые светло-русые волосы были расчесаны и распущены по плечам как на портрете, ресницы подкрашены, брови подчищены.
     Аквила сама не знала, почему позволяет вытворять над собой такое. То ли надоело со всеми ссориться, то ли хотелось ощутить себя в шкуре баронессы. Хоть чуть-чуть побыть Франческой, которой она всегда так завидовала! Ей не хватало походки Франчески, голоса Франчески, манер Франчески... но ведь у нее было и что-то свое.
     - Ну что? - спросила Аквила, оглядывая себя в осколке зеркала, - я действительно похожа на твою сестру, Кармелита?
     - Со спины, - ответила маленькая хозяйка.
     - А с лица?
     - Вы лучше.
     Аквила всё смотрела на себя и, при всей своей ненависти к Франческе, понимала, что это невозможно. Господь Бог несправедлив. Одним он дает всё, другим ничего. Взять хотя бы эту Тессу. Казалось бы, ее давно пора растоптать и уничтожить, а она уже снова нашла себе покровителя. И какого! Осмальд наверняка один из самых достойных рыцарей в Озерии.
     Она огляделась. Ньер заканчивала прическу Кармелиты, поправляли друг другу платья Ангрис и Тесса. Чувствовалось приближение какого-то праздника. А какой мог быть праздник, если они все тут заключенные? Обреченные? Если в жизни вообще всё трагично и нелепо? Кого они хотят обмануть?! Вот и она вырядилась баронской дочкой, чистенькая, раскрашенная, даже женственная. Словно всё прекрасно, и не было ничего!
     Сердце пронзительно сжалось. Кровь бросилась в лицо. Она как будто вдруг снова услышала стук копыт, торопливые шаги и срывающийся от волнения голос Жордано: «Аквила! Отряд Виконта попал в засаду! Им не справиться! Ты ближе всех, помоги скорее, поднимай своих людей!»
     Аквила вздрогнула, ей показалось, что взволнованный Жордано и сейчас стоит рядом. Нет. Его, конечно, не было. Это она стояла в нарядном платье и смотрелась в зеркало как кокетливая девица, как наивная девочка без прошлого.
     Потом она наклонилась над тазом, смыла с себя всю краску, вытерлась простыней и безнадежно уставилась в заснеженное окно. «Бедной Лори всё равно, всё равно...»
    
          *******************************************
    
     Тесса спустилась первой. Тело было легкое, почти невесомое. Голова кружилась, мысли путались. Внизу стоял Осмальд. Он подошел к ней раньше, чем она успела спуститься с лестницы. Тесса смотрела на его лицо сверху вниз. Осмальд был совершенно другим без двухнедельной щетины, с расчесанной головой и в белой рубашке. У него были чистые серые глаза, словно рубленые морщины на красиво очерченном лице и какая-то чудовищная сила в его теле, там, под рубашкой. Она помнила, как легко и уверенно он разорвал ее цепь.
     - Я расспросила Ангрис, - сказала ему Тесса, - она же знает историю... Ничего не изменится, Осмальд. И ничего не получится. Хочу, чтоб ты знал... Что ты теперь скажешь?
     - Я люблю тебя, - ответил он.
     Глядя на него, хотелось всё забыть: и пытки, и унижения, и близкую гибель, и прошлую трагичную любовь. Отрезать всё, обрубить и жить только настоящим. Вот этим вечером, этими свечами на столе, этим пламенем в камине, этой внезапной зимой за окнами, этим сном...
     - Как бы я хотела, чтобы так и было, - сказала она.
     - Будет, как ты захочешь, - отозвался Осмальд.
     Через секунду ей показалось, что всё это бред! Просто истома после бани, сильное мужское тело рядом, горящие глаза, страстный голос, волевое лицо и ее усталость, ее бесконечная усталость от одиночества. Или не хотелось ей мужских рук, когда она лежала в темноте и холоде, изнывая от боли и обреченности, и слушала наставления старой Кноры о том, что нельзя возродиться из пепла? Конечно, нельзя! Просто хочется мужчину. А то, что сердце падает, так то от тоски.
     - Осмальд, я сама не знаю, что говорю...
     - Не бойся, - усмехнулся он, - я пойму тебя.
     В гостиный зал зашли переговариваясь Рос с Гелхом. Рос тащил корзину, полную бутылок, и здоровенный окорок, а Гелх какие-то банки с соленьями. Оба были чисто выбриты и переодеты.
     - Откуда такие припасы? - удивился Осмальд, оглядываясь.
     - Из подвала, - буркнул Гелх.
     - Там же ничего не было?
     - А теперь есть.
     - А как вы думали? - усмехнулся Рос, - нам тут сидеть еще долго! Надо же нас подкармливать.
     - Интересно, кому это надо, - сказал Осмальд мрачно.
     - Тому, кто устроил нам зиму, - пожал плечом Рос, - разве ему, трудно подкинуть нам дюжину бутылок?
     Он выглядел ослепительно, хотя и был уже слегка пьян. Синий камзол и белая с кружевом рубашка шли ему больше, чем наряд оборванца, но делали его таким ярким и заметным, что становилось ясно, почему без маскарада ему не обойтись.
     - Вечно ты от меня ускользаешь, - шепнул он Тессе, когда она остановилась рядом, - кажется, с Осмальдом соперничать так же бесполезно, как с Суандром.
     Она поняла, что он просто шутит или в такой форме говорит ей комплимент.
     - Потерпи, ты непременно будешь следующим, - ответила она в том же духе, - если снова не женишься.
     - Женюсь, - вздохнул он, - просто обязан!.. Только не напоминай мне об этом хотя бы сегодня...
     И уже непонятно было, шутит он, или говорит серьезно. Потом лицо его неожиданно вытянулось. На лестнице показалась Ангрис. Рос быстро отвернулся и отхлебнул из бутылки.
     - Поверь мне, - Тесса положила ему руку на плечо и, помня о Виконте, грустно сказала, - она уж точно не из твоего романа.
     - Мы все из разных романов, - усмехнулся Рос, - и общего у нас только то, что все мы неудачники и идиоты.
     Ангрис подошла сначала к Гелху. Он сосредоточенно нарезал окорок. Узкое лицо его со впалыми щеками было выбрито, но волосы оставались всё такими же косматыми. Он как будто прятал за ними дикий блеск своих зеленых кошачьих глаз и хмуро сдвинутые брови.
     - Извини Гелх, - Ангрис осторожно потянула его за рукав, - я хотела спросить тебя.
     Он выпрямился и отложил нож.
     - Спрашивай, Ангел. Что ты хочешь?
     Ангрис отвела его в сторону, чтоб никто не услышал, и проговорила взволнованно:
     - Вы бежали вместе с Виконтом. Это правда?
     - Да, - нахмурился Гелх, - и что же?
     - Скажи мне, он жив?
     - Виконт?
     Она видела, что Гелх колеблется.
     - Пожалуйста, мне это очень важно.
     - Нет, - сказал Гелх, - он мертв, - и, глядя в расширенные глаза Ангрис, добавил, - мы укрылись в одном доме, но и там нас кто-то предал.
     - Значит, мертв, - пробормотала она.
     - Ангел, зачем тебе это? - спросил Гелх почти с жалостью, - это наша беспощадная война, это наше дикое время... зачем тебе это?
     - Каждое время по-своему дико, - грустно улыбнулась она.
     Потом она долго говорила с бароном о своей дочери. Она надеялась, что воспоминания о ребенке помогут ей вспомнить остальное. И что-то уже подкатывало к горлу пугающей и удушающей волной. Надо было только остаться одной и всё хорошенько себе представить. Норман был единственным из мужчин, кто не сбрил бороду, так как носил ее всегда. Он казался самым старым здесь и самым усталым.
     - Расскажите мне, какой была Франческа? Вы любили ее?
     - Это было слишком давно. Я этого не помню и не хочу помнить.
     - Но все-таки? Вы любили ее?
     - Скорее ненавидел. Потом ненавидел ее дочь.
     «Должна же я его помнить!» - думала Ангрис, вглядываясь в его лицо, - «он ведь был моим любовником, отцом моего ребенка! Я когда-то сама его любила... то есть Франческа... если сбрить его бороду, убрать седину, разгладить морщины...» Она пыталась представить это, но ничто в ней не дрогнуло.
     Зато, когда она оглянулась и увидела лицо Роса Ели, ей на миг показалось, что в зал заглянуло солнце. И воспоминания здесь были ни при чем.
    
          *******************************************
    
     Праздник, в общем, удался. И вина, и закуски было вдоволь. Кармелита как хозяйка гордилась тем, что ей удалось наконец принять гостей, как положено. Она чувствовала себя совсем взрослой. Вино согрело ее и немного закружило ей голову. Ей все нравились. Всем хотелось сказать что-нибудь приятное или оказать услугу.
     Флариан сидел напротив. Он смотрел на нее с интересом. Наконец-то! Камзол его был белоснежным. Манеры изящны. Теперь от него за версту отдавало имперским вельможей. Империя всегда была законодательницей мод и манер, но, наверно, проходило полстолетия, прежде чем все новые веяния доходили до глубин Симура и усваивались там. Ньер, видимо, не раз была за границей. Иначе, откуда бы ей столько знать и уметь так одеваться? Она ему нравится, но она ведь слишком стара... Молодость со временем проходит, а старость уж никогда.
     - Барон! - она повернулась к Норману, сидящему рядом, голова кружилась, - прошу вас, скажите мне мое будущее! Вы ведь его знаете.
     - Нет, детка, - сказал он, - если хочешь, я могу тебе только погадать.
     - Умоляю вас...
     Он взял ее маленькую руку.
     - Ты умеешь слишком сильно любить и слишком сильно ненавидеть.
     - Да. Вы правы.
     - Ты взрослее, чем кажешься.
     - Наверно...
     - Ты способна на самые отчаянные поступки.
     - Я знаю.
     - Даже... - барон тоже был пьян, - даже на убийство.
     Глаза ее расширились.
     - Я... я ведь не об этом хотела спросить.
     - А больше я тебе ничего не скажу.
     Кармелита смотрела на него с возбуждением, но вполне собой владея, не один Норман здесь восхищался ее выдержкой.
     - О каком убийстве вы говорите, барон? - она была серьезна, - о прошлом или о будущем?
     - Я ничего не знаю о твоем прошлом, - сказал он потрясенно.
     Кармелита чуть улыбнулась краешком губ и отвернулась. Пышная прическа вынуждала ее очень гордо держать свою головку на тоненькой шее. Норман всегда посматривал на нее с ужасом, но теперь особенно ясно почувствовал, что перед ним прелестное маленькое чудовище, которое само того не осознает.
     Поскольку решено было в этот вечер не обсуждать положение, мужчины говорили о политике. Норман был уже далек от их времени, знал, чем всё закончится в ближайшем будущем, поэтому старался не мешать. К тому же был пьян.
     - Вся беда в том, - говорил Осмальд, - что Симур – это всё же не Озерия. Он был частью Озерии при Виктуаре Третьем, но потом всё равно отделился. Герцог Симурский не подчиняется королю, и король считает его соперником, а не союзником.
     - Поэтому он предпочел отдать Симур империи? - возмутилась Аквила, - значит, Тхолль устраивает его больше, чем герцог Симурский?
     - Его устраивает, что они натравлены друг на друга, - усмехнулся Осмальд.
     - Весьма мудрое решение, - кивнул Флариан, - правда, рискованное.
     - Какая мерзость! - вспыхнула Аквила, - мы проливаем кровь, защищая родину, а король вместо того, чтобы помочь, наблюдает, как мы гибнем, потому что Симур – это не Озерия!
     - Судьба войны решается не на поле боя, - комментировал Флариан, - а в кабинетах, коридорах, спальнях... и других тихих местечках. Сила и преданность – это еще не всё, детка. Где Суандр? Где Эсбил? Где, наконец, Виконт? Ангрис, прелесть моя, скажи, осталась о них хоть строчка в истории?
     - Прекратите! - Тесса не выдержала и резко стукнула кулаком по столу, так что задрожали кубки.
     - О Виконте – ни слова, - сказала Ангрис во внезапно наступившей тишине. Суандра называют Великим. А Эсбил запомнился только тем, что разбил его при Навскиле. Извини, Тесса...
     - Я прекрасно помню, как всё это было, - произнесла Тесса, - король обманул его.
     - Давайте лучше выпьем, - предложил Рос, поднимая кубок, - за то, чтобы наша личная жизнь никогда не пересекалась с политикой. Это совсем разные вещи.
     - Давайте, - подхватила Ньер, - и не будем портить друг другу вечер.
     Вечер продолжался, но у Тессы настроение было испорчено окончательно. Она одним махом выпила полный до краев кубок, встала из-за стола и ушла наверх. Прошлое плелось за ней по пятам, спутывая ноги, сдавливая грудь и строя чудовищные гримасы. Как бы ей хотелось, чтобы личная жизнь не имела к политике никакого отношения! Но, к сожалению, всё было не так. Все события, такие простые и понятные, имели еще и совершенно другую изнанку.
     И кто был виноват в том, что когда-то предок герцога Симурского отказался подчиняться королю Озерии? И Самсон Первый отрекся от Симура как от больной опухоли. И чтобы объединить Озерию и Симур, Суандр видел только один выход: свергнуть короля и посадить на трон герцога Симурского или его сына. И королю это было известно, поэтому он его и предал... какая-то мышиная возня, на фоне которой, ничего не подозревая, гибнут самые лучшие!
    
          *******************************************
    
     Рос методично напивался. Движения его были лениво замедленны и самодовольны. Женщины на этот раз его не интересовали: только вино. Аквила смотрела на него почти с ужасом и думала, неужели с ним она валялась в хлеву?! Каким долгим может быть затмение! Рос в роли прекрасного принца стал совершенно недоступен, тем более что днем она сама его выгнала.
     Вдоволь напившись, он подошел к Ньер и взял ее за руку.
     - Ньер, давай потанцуем!
     - Так нет же музыки? - улыбнулась эта старая дева.
     - Ну и что, - ответил он.
     И они танцевали в полной тишине, и получалось у них прекрасно. И все как завороженные смотрели на этот странный танец, словно попали в царство глухих.
     - Мне это нравится, - спохватился Флариан и пригласил маленькую хозяйку.
     Аквила не умела танцевать. Она не умела многого, что дано было вельможам. И что было толку, что на ней платье баронессы? И если Рос из бродяги превратился в принца, то с ней этого не случится никогда. Ее наряд показался ей еще более нелепым. В штанах, ремнях и доспехах она чувствовала себя куда более уверенно и естественно.
     «Все сошли с ума», - думала она с горечью, - «праздник, танцы в тишине, разговоры о политике! Все притворяются, что ничего не происходит. До чего же люди любят притворяться! А мы ведь никогда отсюда не выберемся. Мы обречены...»
     «И как все обреченные», - вспомнила вдруг она, - «И как все обреченные, я хожу точно с путами. Эти волосы черные всё на свете мне спутали».
     Рос обернулся. Его глаза были голубыми, а волосы чернее ночи. Аквила поднялась и пошла к нему как на аркане, как пойманный обреченный зверь. В эту минуту у нее не было ни гордости, ни разума, ни чувства меры...
     - Ты хочешь сказать, что ненавидишь меня? - усмехнулся Рос.
     - Да, - проговорила она, - именно это. И тебя, и себя, и весь род человеческий.
     - Ты права, - сказал он, - мы все – дерьмо... жди меня наверху, в той комнате.
     В постели было жарко, хотя в комнате и нетоплено. Сначала они просто набросились друг на друга, давая волю неукротимой плоти. Аквиле казалось, что они оба ненавидят друг друга. Она мстит ему, а он ей. Она, как вампир, хочет выпить последние силы из него, а он из нее. Но эта ярость приносила совершенно немыслимое наслаждение. Потом она, обессилев, лежала лицом в подушку, а он осторожно гладил ее рассыпанные по спине волосы. Нежность была ей приятна, но, в отличие от ярости, казалась унизительной. Аквила могла представить себя тигрицей, но никак не ручным котенком.
     - Ты сегодня была такая красивая.
     - Я думала, ты не заметил.
     - Это правда, что ты похожа на Франческу Креоли?
     Этот, казалось бы, безобидный вопрос, ужалил Аквилу, как змея. Она резко повернулась к нему, стараясь разглядеть в темноте его лицо.
     - Разве я должна быть на кого-то похожа, Рос? Или сама по себе я тебя не интересую?
     - Почему? - усмехнулся он, - у тебя прекрасное тело.
     - И только?!
     - Интересно, чего ты еще хочешь?
     - Ну, знаешь!
     - Ты же никого не любишь, - сказал он спокойно, - и не хочешь любить. В тебе есть страсть. Но нет тепла. Не знаю, поймешь ты меня или нет?
     - Зачем же ты пришел ко мне? - спросила она с презрением.
     - Какая тебе разница? - усмехнулся он, - твоя плоть, кажется, довольна?
     - Я ненавижу тебя, - проговорила Аквила уже в который раз, - ты чудовище, Рос!
     - Ну что ты... я просто мелкая дрянь... ну так у меня другого выхода нет.
     - О чем ты?
     - Ни о чем, - сказал он, - я пьян.
     - Убирайся.
     Рос как будто не расслышал. Он взял ее руку, приложил ко лбу, провел ею по щеке, по плечу, по животу, по согнутой в колене ноге и снова приложил ладонью к лицу.
     - Вот так, - сказал он, - вот так это делается, только еще нежнее... впрочем, зачем тебе это?
    
          *******************************************
    
     Норман почти спал, уронив голову на согнутые локти, Гелх подбрасывал дрова в камин, Ангрис и Ньер сидели напротив друг друга, мирно беседуя. Больше в зале не осталось никого. Осмальд ушел вслед за Тессой, Рос – за Аквилой. Кармелита увела Флариана в свою комнату.
     - Мы договорились сегодня не говорить о наших делах, - сказала Ангрис, - но, может быть, уже можно?
     - Почему же нет? - улыбнулась Ньер.
     - Вы очень проницательны, Ньер...
     - Ну, это только предположение!
     - И все-таки. Мне кажется, вы мне поможете.
     Ангрис достала листок со списком.
     - Посмотрите, пожалуйста. Это я нашла в кармане своего отца. Дело в том, что я случайно оказалась в его пиджаке... Тут список.
     Ньер удивленно покачала головой и развернула листок. Сзади подошел Гелх. Норман тоже поднял голову.
     «Отец, сестра, хозяйка, подруга, король, герцог Симурский, имперский агент, телохранитель, предательница»
     - Странный список, - сказала Ньер, - с чего ты взяла, что это мы?
     - Здесь девять человек. Я десятая. Но меня нет в списке, потому что это все, кто имеет ко мне отношение. Во всяком случае, мне так кажется. Понимаете... Я – Франческа Креоли.
     После недоуменного молчания Ангрис принялась им объяснять всё с самого начала.
     - Поверьте, зачем мне вам лгать? Вас я совсем не помню, Ньер. Вас, барон – очень смутно. А тебя я помню, Гелх. Ведь я уже говорила тебе.
     - Помню, Ангел, - сказал слуга, и как будто туча опустилась на его и без того хмурое чело.
     - Здесь ничему не приходится удивляться, - сказал Норман, - кроме одного: как это король и герцог Симурский до сих пор не узнали друг друга. Они – братья.
     - И кто имперский агент? - добавила Ньер.
     - Тротто, кто же еще, - сказал Гелх.
     - Ты уверен? Он художник. На самом деле его имя Тибелио Флариан. И этот портрет – его работа.
     - Черт побери, - пожал плечом Гелх, - почему бы нам всех не посадить и не спросить? Пусть сами скажут.
     - Странный ты... если до сих пор не сказали, значит, не хотят.
     - Хорошо. Вот вы, Ньер. Кто вы в этом списке?
     - Право, не знаю. Я никогда не встречала Франческу Креоли.
     - Вот и другие не знают. А агент, тот вообще никогда не признается.
     - Бросьте, - сказал Норман, - король не может не знать, что он король.
     - Кто тут говорит про короля? - на лестнице показался Рос. По его опрятному виду трудно было догадаться, чем он занимался только что наверху.
     Ньер показала ему листок.
     - Читай.
     - Что это?
     - Список действующих лиц, - усмехнулась она.
     - Вы хотите сказать, - проговорил он, прочитав раз десять, - что тут среди нас король Озерии?.. Вы что, издеваетесь?
     - А ты кто в этом списке? - спросила Ангрис.
     Он смотрел на нее пьяными голубыми глазами и усмехался.
     - Я – подружка.
     Они смотрели друг на друга долго, пока Ньер не прервала их.
     - Во всяком случае, одно лицо мы знаем точно, - сказала она, - сестру.
     - Хорошо бы еще найти отца Франчески, но он убит неделю назад, - сказал Гелх.
     - У Франчески был другой отец, - поправил Норман, - вовсе не барон Креоли, и по возрасту подходит только Осмальд.
     - И если Кармелита – сестра, то кто тогда хозяйка? - продолжала рассуждать Ньер.
     Рос взял Ангрис за руку и отвел в середину зала.
     - Объясни мне, что тут происходит?
     - Очередная головоломка, - сказала она.
     - Как я устал от головоломок! Мне кажется, что все тут собрались специально для того, чтобы свести меня с ума...
     - Что с тобой, Рос?
     - Ничего, - усмехнулся он, - просто я иногда думаю, почему нас здесь десять? Почему мы не вдвоем в этом чертовом замке, Ангрис?
     - Ты ошибаешься, Рос, - сказала она взволнованно, - ты что-то путаешь... ты мне страшно нравишься, но поверь мне, всё должно быть не так.
     - Я не твой отец!
     - И не мой муж.
     - У тебя еще и муж есть?
     - Был. Но не ты.
     - Ну и что?
     Ангрис поняла, что совершенно запуталась. Вопреки всему, ей безумно нравился Рос Ели, настолько, что трудно уже было с собой бороться.
     - Ты мне всё путаешь, Рос. Так не должно быть!
     - Откуда нам знать, как должно быть? Знаешь, если б я мог просто взять тебя за руку и уйти отсюда... я бы плюнул на всё, даже на трон. Зачем он мне сдался?
     - По-моему, мы все здесь обезумели, - покачала головой Ангрис.
    
          *******************************************
    
     В дверь осторожно постучали.
     - Тесса, ты здесь?
     Осторожная Ньер не рискнула зайти, и совершенно напрасно. Они стояли возле темного узкого окна, в который несмело проглядывал звездный свет, только изредка что-то говоря друг другу.
     - Что нужно? - спросила Тесса не оборачиваясь.
     - Спускайтесь вниз, мы вас ждем.
     Тихие шаги Ньер скоро смолкли.
     - Не хочу, - прошептала Тесса, - не хочу никого видеть.
     - И меня? - спросил Осмальд.
     - Ты же знаешь, что нет.
     - Откуда мне знать? Я только надеюсь на это.
     - Зачем я тебе, Осмальд? Посмотри на меня... Вспомни, что обо мне говорят.
     - Какое мне до этого дело? Я заткну все рты, если ты будешь моей женой.
     - Не представляю, как ты сможешь это сделать.
     - Предоставь это мне, Тесса.
     - Ты же не сможешь каждого вызывать на поединок, и потом... у тебя ведь есть жена, - Тесса погрустнела, - зачем ты всё это говоришь, Осмальд? Ты ведь знаешь, что у нас нет будущего. Просто мы все тут потеряли чувство реальности.
     - Я ничего не потерял, - сказал Осмальд, качая головой, - пойми, я ничего от тебя не требую. Я всё равно буду защищать тебя, даже если ты не хочешь быть моей женой и ни капли меня не любишь. Однажды я уже женился, не спросив согласия. И ты знаешь, к чему это привело...
     Это говорил человек, которым она восхищалась. Тесса не представляла себе женщину, которая предпочла бы Осмальду какого-то мальчишку. Ей нравились в мужчинах сила и власть. Очевидно, она и в самом деле была женщиной для победителя. Независимая, она искала того, кому не зазорно было бы подчиняться, сильная, она искала того, кто еще сильнее, смелая, она искала безрассудных. Конечно, Осмальд не был полководцем, но в каждом его жесте сквозила такая сила и уверенность в себе, что хотелось закрыть глаза и слепо идти за ним.
     - Кто тебе сказал, - спросила Тесса взволнованно, - что я этого не хочу?
     Осмальд сбился с мысли. Его могучие руки приподняли Тессу над полом, чтобы приблизить ее лицо к своему лицу, чтобы видеть близко-близко ее глаза, чувствовать ее дыхание и касаться губами ее губ.
     - Тогда я горы сверну. Слышишь?
     Такого сильного желания у нее не возникало еще никогда. Тессе хотелось, чтобы этот огромный сильный человек просто растер ее в порошок как ячменное зернышко, хотелось узнать, каков же он в страсти, если даже слова его заставляют сердце отрываться и падать, каковы его объятья, каково его источающее жар тело...
     Тесса призвала всю свою волю, чтоб взять себя в руки. Слишком стремительно всё получалось и слишком не вовремя.
     - Наверно, пора идти, - сказала она, размыкая руки, губы горели, в коленях была предательская дрожь, - а то они без тебя все перессорятся.
     - Я им не нянька.
     - Однако все тебя слушаются.
     - Кроме тебя, - усмехнулся он.
     Внизу собрались все. Было слишком поздно и слишком темно, но спать никому не хотелось. Во главе стола сидела Ангрис, на щеках ее был лихорадочный румянец, в руках она теребила листок бумаги.
     - Ну? В чем дело? - Осмальд пододвинул стул Тессе, потом сел сам, - что за собрание?
     - Я повторю для тех, кто не слышал, - сказала Ангрис и обвела всех немного виноватым взглядом.
     - Мы слушаем, - кивнул Осмальд и осторожно сжал руку Тессы.
     Ангрис рассказала всё с самого начала. И про свои видения, и про раздвоение личности, и про то, что она – Франческа Креоли. Каждый воспринял это по-своему.
     - Как ты можешь это доказать? - спросила Аквила.
     - Никак, - сказала Ангрис.
     Рос Ели сидел, опустив голову, и наливал кубок за кубком, пока Осмальд не остановил его твердой рукой.
     Потом Ньер зачитала список.
    
     «Отец, сестра, хозяйка, подруга, король, герцог Симурский, имперский агент, телохранитель, предательница».
    
     Повисла долгая изумленная пауза.
     - Сочетание, я бы сказал, смертельное, - комментировал Осмальд и добавил строгим голосом, - кто начнет?
     - Подожди, дай отдышаться, - усмехнулся Рос, - торопиться нам некуда.
     - Я начну, - сказала Тесса после недолгого молчания, - всем ясно, что я предательница.
     - А я сестра, - добавила Кармелита, - но я не верю, что Ангрис – Франческа.
     - Я подруга, - хмуро продолжила Аквила, - хотя тоже не верю.
     - Но тогда... - удивилась Ньер, - тогда я – хозяйка? Странно.
     - Отец писал второпях, - сказала Ангрис, - возможно, он был неточен.
     - Твой отец, Ангрис, - усмехнулся Флариан, - подозрительно хорошо осведомлен о личной жизни Франчески. Да и о нашей. Неужели об этом написано в исторических книгах?
     - Не знаю. Понятия не имею!
     - И, тем не менее, если он такой ясновидящий, - продолжил Флариан, - как же он мог назвать Тессу предательницей?
     - А как же еще ее называть?! - возмутилась Аквила, - правда, для нее есть слово и похуже...
     - Оно будет твоим последним, - Осмальд грозно взглянул на нее, а потом на всех.
     Все стихли.
     - Осмальд, ты великолепен! - заявил Рос, стараясь разрядить обстановку, - я б тебе памятник поставил! Но не нагоняй на нас страху. Давайте договоримся, что обойдемся без жертв. Мне, кажется, тут каждый и так свое получит.
     - Уж не шпион ли ты имперский? - усмехнулся Флариан.
     - Я-то? - Рос отмахнулся от него, - упаси бог!
     - И, тем не менее, - уже серьезно сказал Флариан, - Тесса никого не предавала. Тем более Франческу Креоли. Я на этом настаиваю. Я это знаю.
     - Та-ак, - Осмальд взглянул на Тессу, - вы знакомы?
     - Да, - кивнула она, - он имперский сановник и друг Эсбила.
     - Он художник! - вмешалась Кармелита.
     - Я и то, и другое, - снисходительно заметил Флариан, - можете считать меня имперским агентом, если хотите. Но, по-моему, автор был неточен в формулировке.
     - Ты специально следил за мной? - спросил Осмальд.
     - Конечно, сэр рыцарь, - тонко усмехнулся Флариан, - я ждал вас в корчме, потом отвел к Мозесу. Но я вас не убивал. Это не входило в мою задачу.
     - Зачем же ты за мной увязался?
     - Узнать, что тебе нужно от колдуна. Послушай, Осмальд, это наши с тобой личные дела и к Франческе никакого отношения не имеют. Может, потом разберемся?
     - Давайте выпьем! - предложил Рос, - такие все серьезные, аж противно.
     Он наполнил кубок до краев и приподнял.
     - За тебя, Ангрис.
     Аквила скрипела зубами. Она чувствовала, что у нее кончается всё ее терпение. Воскрешение Франчески Креоли было последней каплей. Рос поднимал за нее кубок. «Эти волосы черные всё на свете мне спутали!»
     Кармелита сидела рядом с Фларианом. Щеки ее и даже тоненькая шея покраснели от скрываемого волнения.
     - Вы и тогда были агентом? - обратилась она к нему шепотом и кивнула на портрет.
     - Разумеется, - ответил он и посмотрел на нее, как на неразумное дитя, не знающее жизни.
     Кармелита чуть заметно прикусила нижнюю губу.
     - Если Тесса – не предательница, - продолжил Осмальд, - значит, есть другая.
     Ньер удивленно пожала плечами. Аквила вспыхнула.
     - Кого вы имеете в виду? - спросила она с вызовом.
     - Ума не приложу, - Осмальд смотрел почему-то всё время на нее.
     Аквила возмущенно огляделась. Все тоже смотрели на нее.
     - Ну, знаете!
     - Оставьте Аквилу, - сказал Гелх, - она настоящий воин, а не предатель. Это знает каждый мальчишка в армии.
     Потрясенная Аквила закрыла лицо руками, чтобы только не видеть никого и ничего.
     - Как вы можете обвинять Аквилу, - своим спокойным и равнодушным голосом сказала Кармелита, - это я предала Франческу.
     - Ты?!
     Все выкрикнули одновременно, но громче всех Гелх. Он даже вскочил со своего стула. Девочка была как всегда невозмутима.
     - Конечно. Это я ее убила.
     Гелх несогласно качал головой.
     - Ты наговариваешь на себя, ты не могла ее убить!
     Кармелита поочередно посмотрела на всех и остановила взгляд на потрясенном Флариане.
     - Я ее ненавидела.
    
          *******************************************
    
     В повисшей тишине стало слышно, как рыдает Аквила, уткнувшись лицом в сгиб руки.
     - Прости нас, - сказала Ангрис, - я бы никогда на тебя не подумала, мы ведь подруги.
     - Зачем ты явилась? Бередить нам душу?! Кто он, твой отец? Господь Бог?! Или Дьявол? Почему он издевается над нами!
     - Успокойся, Аквила. Пожалуйста.
     - Я привыкла иметь дело с реальным врагом. С настоящим! Которого можно проткнуть копьем или разрубить мечом. А здесь... здесь мы все беспомощны!
     Кармелита отошла к окну, потом вернулась.
     - Кажется, снег тает, - сказала она всё так же безразлично.
     - Скоро будет жарко! - комментировал Рос.
     - Ладно, - сказал Осмальд, - с женщинами мы благополучно запутались. Возьмемся за мужчин. Кто там в твоем списке, Ангрис?
     - Отец, король, герцог, агент и телохранитель.
     - Начну с себя, - сказал Осмальд, - стискивая руку Тессы, - все, должно быть, уже поняли, что я король.
     Тесса сначала как будто ничего не поняла. Она всё еще была охвачена своим проснувшимся желанием и неясной надеждой на будущее. Потом ее словно окатили кипятком. И не осталось сразу ничего, только досада и отвращение к себе. Тесса выдернула руку. Она сжала свою голову, словно хотела раздавить себе череп, и ни слова не сказала, только сидела, как сидят люди с невыносимой головной болью, которые уже ни на что не надеются.
     - Я король Озерии Самсон Виктуар Осмальд Первый, - четко и ясно повторил Осмальд.
     Рос сидел рядом. Половину кубка он пролил на скатерть. После чего как-то невесело рассмеялся. Он смотрел на Осмальда, а Осмальд на него.
     - Так это ты меня убил? - спросил наконец Рос.
     Тесса сжимала голову, Аквила вытирала слезы, Гелх потрясенно смотрел на свою маленькую хозяйку, Норман морщил лоб, пытаясь что-то понять, сидела как завороженная Ангрис, и торжествующе улыбалась с портрета неукротимая Франческа Креоли.
     - Так вот ты каков, - хмуро проговорил Осмальд, - Рафаэль Антуан Симурский.
     - Хочешь убить меня вторично?
     Казалось, прошла вечность, а может, несколько секунд, пока Осмальд осознал, что происходит. Тесса в отчаянии. Рядом сидит любовник жены, которого он приказал убить и считал мертвым. Что это? Изощренное наказание за грехи? Жестокие шутки колдуна Мозеса? Или просто чудовищное совпадение? Нет, не может быть. Не совпадение. Они все здесь не случайно. И всем воздастся.
     - Мы же договорились, - сказал Осмальд мрачно, - что обойдемся без жертв.
     - Жертва есть, - сказал Флариан, - Франческа Креоли. И, как я догадываюсь, мы все ее убили. Все. А не только Кармелита. Верно, Ангрис?
     - Не знаю...
     - Это уж слишком, - возразил Осмальд, - мне никакого дела нет до этой девушки. Я король.
     - Однако, вы здесь, ваше величество!
     Все какое-то время спорили, путаясь в словах и мыслях.
     - Прекратите! - неожиданно крикнул Гелх, да так яростно, что даже Осмальд осекся, - замолчите все! Это я ее убил. Сам. И больше никто.
     - Нет-нет! - замотала головой Ангрис, она слишком доверяла Гелху, чтобы поверить в это, но он даже не смотрел не нее.
     - Я проткнул ее мечом. Это вам уже известно. И не о чем спорить.
    
          *******************************************
    
     Зал был большой и темный. Все разбрелись по углам. Флариан отвел в сторону Ангрис.
     - Ты когда-нибудь всё вспомнишь, - сказал он, - но пока этого не случилось, я хочу попросить у тебя прощения.
     - За что?
     - Я человек без совести. Но я хочу, чтоб ты простила меня. Если ты в самом деле Франческа.
     - Частично. Отец предупреждал меня, чтоб я не путала себя с этой женщиной. Я должна от нее избавиться, понимаешь? Я не хочу быть Франческой. У меня своя жизнь, свои проблемы и своя любовь!
     - Ты никогда меня не любила, - усмехнулся Флариан, - когда ты была сильной, ты отталкивала меня. Когда ты была слабой, я тебя заставил. Помнишь?
     У нее было такое воспоминание: алый шатер, белая скатерть, золотая посуда, желтые покрывала на постели. Всё очень красивое и яркое, такое не забудешь. И еще ее руки. Ее страшные, истощенные, грубые руки на этой белой скатерти. Поражал именно контраст между своей убогостью и сытой роскошью окружения. Она страшно хотела есть и пить, у нее болело всё, что только может болеть, и ей всё было противно.
     Потом какой-то мужчина снимал с нее грязную одежду... Ангрис и сама не знала, что это: воспоминания или эротические фантазии старой девы?
     - Если ты любил меня, за что тебя прощать? - спросила она.
     - Если б я любил тебя, - усмехнулся он, - я бы тебя спас.
     - Послушай! Хоть кто-нибудь любил Франческу? Или все ее ненавидели?
     - Конечно.
     - Кто же?
     - Гелх.
     Воспоминания приходили стремительно и так же быстро гасли. Как вспышка зажигалки во тьме. Обрыв в горах. Адская усталость. Впереди Гелх с забинтованной головой ведет ее за руку. Всё болит. Потом... потом они целуются, и она прекрасно понимает, что он у нее один в целом свете. Он один никогда ее не предаст и никогда не бросит.
     - Он не мог меня убить, Флариан. Зачем он на себя наговаривает?
     - Не знаю. Дикая страна, Озерия!
     Гелх молча убирал со стола.
     Тесса сидела, безжизненно уронив руки на стол.
     - Кто следующий? - проговорила она с горькой усмешкой, - император?
     - А кем, по-твоему, я должен быть, чтобы защитить тебя? - сказал Осмальд.
     - Ты был рыцарем, который разорвал мою цепь и укутал меня плащом. Но не человеком, которого я ненавижу. Я поторопилась. Я лишком устала от одиночества.
     - Я люблю тебя, Тесса. И хочу, чтобы ты стала королевой. Скажи, в чем тут оскорбление?
     - В чем?! Как будто ты сам не знаешь? Однажды я уже предала Суандра. Теперь я предаю его дважды!
     - Тесса!
     - Ты же хуже Эсбила. Тот, по крайней мере, был честен с ним. А ты его просто обманул. Ты обещал ему гвардию, а сам вел переговоры с имперцами.
     - Это война. И каждый воюет за себя.
     - Суандр воевал за Озерию.
     - Симур – это не Озерия. Это вотчина герцога Симурского, который метит на мой трон. Правда, теперь уже не он, а его младший сын, - Осмальд кивнул на Роса, - это не говоря о том, что он любовник моей жены... Я не собираюсь оправдываться, Тесса. Политика – грязное дело, и все мы в этой грязи по уши.
     - Я больше этой грязи не хочу.
     Тесса резко встала, двинула стулом так, что он упал, и поспешила по лестнице наверх. Осмальд наполнил кубок до краев и быстро выпил.
     Ангрис огляделась. Картина была невеселая. На одном конце стола сидел мрачный Осмальд, на другом уткнулась лицом в согнутый локоть Аквила. Суровый Гелх собирал грязные тарелки. Ньер тупо смотрела на листок, в котором всё равно ничего нельзя было понять, и ничего не совпадало. Норман беседовал с Росом и говорил, очевидно, малоприятные вещи, потому что Рос тоже был на грани срыва. Флариан что-то выяснял у бесчувственной как кукла Кармелиты.
     «Зачем мы мучаем друг друга?» - подумала Ангрис, - «Наверно, у каждого своя история, которая совсем не касается Франчески. При чем тут Ньер? При чем Осмальд и Тесса? При чем тут Рафаэль Антуан Симурский? У них какая-то своя история...»
     Норман смотрел на пламя камина. Рос слушал его, скрестив на груди руки.
     - Почему вы называли меня «ваше величество», барон?
     - Потому что с 1142 года – вы король Озерии.
     - Но сейчас уже конец 1142 года.
     - Вот именно.
     - Значит, через месяц...
     - Точную дату я не помню, ваше величество.
     - Ну что ж, - усмехнулся Рос почти с отвращением, - значит, меня можно поздравить!.. Постойте, а как же Осмальд?
     Норман оглянулся на стол, за которым сидел король.
     - Он откажется от трона.
     - Что?!
     - От короля, который женится на служанках, можно ожидать чего угодно, - усмехнулся Норман.
     - А от ничтожества, которое женится на королеве? - с вызовом посмотрел на него Рос.
     Он был пьян и зол. Но барон сохранял почтение.
     Голова кружилась. Рос доплелся до стола и налил два кубка: себе и Осмальду.
     - Хочешь, я приведу ее? Хочешь, Осмальд?
     - Не лезь хотя бы сюда.
     - Послушай, ты все-таки убил меня...
     - Ты жив-здоров и по-прежнему не пропускаешь ни одной юбки.
     - Да? Но распотрошили меня по твоему приказу отменно.
     - Чего ты хочешь? - хмуро спросил Осмальд.
     - Я хочу с тобой выпить. И забыть всё это. Понял?..
     Они чокнулись кубками и выпили. Пожалуй, ни в каком другом случае это было бы невозможно. Они были абсолютно разные, как земля и воздух, как огонь и вода.
     Потом Рос шел куда-то с закрытыми глазами, голова по-прежнему кружилась. Он покачнулся и понял, что его поддерживает за локоть Ангрис, прелестная загадочная Ангрис в зеленом платье с рыжей лисой по вороту, Ангрис, которая утверждала, что она Франческа Креоли.
     - Боже, - сказал он, видя ее тревожные изумрудные глаза, - как ты прекрасна... ты стала еще прекраснее, Франческа. Ты специально приняла такой облик? Чтобы я кусал локти? Или чтобы я рассыпался в прах?
     Он прижал ее к себе, запуская пальцы в ее желтые волосы, целуя ее растерянное лицо и закрывая ее своей спиной ото всех. Это было блаженство.
     - Сначала твой замок, - говорил он отчаянно, - потом твой портрет. И эта девчонка Аквила, которая так на тебя похожа... но она не ты, она не любит меня, у нее только твое тело. А ты здесь! Я почувствовал твое присутствие с первой секунды, как попал сюда. Ты везде...
     - Я ничего не понимаю, - прошептала Ангрис, отвечая на его поцелуй, ей уже ничего не хотелось понимать, а только слушать его взволнованный голос, вжиматься телом в его тело, дрожать вместе с ним от возбуждения и искать губами его губы, - Рос, я ничего не понимаю!
     Всё завертелось у нее перед глазами. Какие-то бесконечные сцены любви, любви, любви... безумной любви с Рафаэлем Антуаном Симурским.
     - Поздравь меня, - сказал Рос, - я все-таки буду королем. Через месяц.
     - Ты счастлив?
     - Я готов повеситься.
     С усмешкой он прошептал:
     - Всё пролетело, все промчалось,
     Мелькали годы и дела...
     Менялся я, и всё менялось,
     Лишь ты единственной была.
     Я изменился совершенно,
     Меня б узнать ты не смогла,
     И всё стиралось постепенно,
     Лишь ты священною была.
    
     Потом он как будто немного пришел в себя и даже протрезвел.
     - Послушай, - он не выпускал Ангрис из объятий, - ты ведь не Франческа... ее нет, она умерла. Зачем я всё это говорю тебе?
     - Рафаэль, - произнесла она с наслаждением, - Рафаэль! Мы же безумно любили друг друга. Разве не так? Что же случилось?
     - Что? - он усмехнулся, - а ты не помнишь?..
     Окончательно трезвея, Рос помотал головой и даже немного отстранился от Ангрис.
     - Я уже не знаю, как говорить с тобой, - сказал он, - ты ведь не она. Ты другая... Просто она мне мерещится во всем, словно весь воздух здесь ею пропитан. Ты говорила, что мы из разных романов, Ангрис? Неправда. Из одного. Из одной трагикомедии с печальным концом: она погибла, а он все-таки стал королем! Сначала любовником королевы, а потом ее законным супругом!
     - Рафаэль...
     - Ты прекрасно знаешь, что я любил только тебя. Но мне нужен был трон. Трон! А на Суандра я уже не мог рассчитывать.
     - И ты решил... жениться на королеве?
     - Конечно. Не вечный же Осмальд! Это было самым легким путем: соблазнить ее и, когда она овдовеет, жениться на ней, - Рафаэль с горькой усмешкой глядел ей в глаза, - ведь о том, что я уже женат, знали только мы с тобой. Неужели ты ничего не помнишь?
     - Мы с тобой? - пробормотала Ангрис.
     - Ты не помнишь, как мы венчались?
     Она смотрела на него, дрожа от волнения и ничего не понимая. Неужели это он? Ее муж, который снился ей во сне, и которого она хотела отыскать? Как такое может быть?!
     - Это было в маленьком городишке, - напоминал он, - в Капере. Мы с тобой решили всё внезапно, прискакали туда на рассвете, купили тебе свадебное платье... - Рафаэль замолчал и почему-то засмеялся.
     - Ну и что? - Ангрис всматривалась в него с тоской.
     - А дальше было очень весело, - продолжал он с грустной улыбкой, - ты боялась, что тебя узнает кто-нибудь в этом захолустье и поймет, что ты не мужчина. И мы не стали рисковать. Я сказал, что сам наряжусь невестой. Мне-то ничего не стоит доказать, что я не женщина. Так мы и венчались. Раба божья Рафаэла рабу божьему Франческу... Мы слишком много с тобой смеялись. Отсмеялись на всю жизнь.
     Да, это было безумие! Выйдя из церкви, они повскакали на коней, домчались до кромки леса и долго катались по траве в своих свадебных нарядах, давясь от хохота и дрожа от возбуждения.
     Рафаэль грустно пересыпал в руке бронзово-желтые, совсем не такие как у Франчески волосы Ангрис. Впрочем, он и не знал, какие у нее были волосы, увидел только сегодня на портрете. Тогда же у нее было воронье гнездо коротко остриженных, торчащих дыбом жестких волос, в которые она специально втирала золу. Да, от нее пахло золой, а не духами, и конским потом, и дымом костра...
    
          *******************************************
    
     Они вместе начинали всю эту заварушку. Когда Суандр был еще обыкновенным разбойником и нападал со своими людьми на имперские обозы. На этом бы и кончилось, если б не Виконт, который явился к Суандру прямо в его логово и не вдохновил его своими планами.
     Конечно, без Рафаэля Антуана Симурского у них бы всё равно ничего не вышло. Это он поначалу за всё платил. И это он, шатаясь по всей Озерии в одежде бродяги, вербовал себе и Суандру сторонников среди озерской знати.
     Они втроем были ядром этой войны, которая держалась на трех китах: силе Суандра, честолюбии Рафаэля и гениальности Виконта. Они никогда не ссорились, им нечего было делить. Суандру нужна была слава, Рафаэлю трон, а Виконту – победа над имперцами.
     Они виделись редко, и то исключительно по делу. Так продолжалось около года. И всё это время Рафаэль догадывался, что Виконт на самом деле женщина, но в полном восхищении молчал.
     Кем она была для него? Богиней. И он почтительно хранил ее тайну. Он восхищался ее умом, поражался ее силе и дерзости, таял от ее мягкого голоса, любовался ее лицом и часто думал, что же у нее там, под грубой кожаной курткой и ремнями, под чистой белой рубашкой. Он знал, что не ошибается, и другие женщины просто перестали для него существовать. Они все меркли на ее фоне как тусклые звездочки в свете солнца.
     Странные у них были отношения. Кажется, она догадывалась, что он всё знает, но ее вполне устраивало, что он молчит об этом. Возможно, знал и сам Суандр, но тоже не смел ничего высказать по этому поводу. Им нужен был Виконт, а не Франческа Креоли, и заменить его было некем.
     Однажды она чуть не выдала себя. Это было в замке Троп, куда Суандр привез их на совет, чтобы заодно навестить свою жену. Рафаэль засиделся у Виконта запоздно. Они выпили за победу и еще за что-то, говорили о войне, о том, что бы он сделал, став королем и объединив Озерию, о том, что Суандр считается с ними всё меньше и меньше, и это может плохо кончиться...
     - Настанет время, когда он перестанет тебя слушать, - предупредил Рафаэль.
     - Ну, пока я еще умею его убеждать, - усмехнулась Франческа.
     - Вся твоя слава достается ему. Тебя это устраивает?
     Они сидели по обе стороны узкого стола. Весь замок благополучно спал, погруженный в глубокую полночную тьму.
     - К чему слава? - сказала Франческа, сверкая синими глазами, - если толпу разложить на отдельных людей, ты поймешь, что мнение каждого тебе безразлично. Люди в большинстве своем необразованны и тупы настолько, что и поговорить не с кем.
     - Кроме славы есть еще и власть.
     - Власть лишает свободы еще больше, чем зависимость от хозяина. А я очень дорожу своей свободой.
     - Ты странный человек, Виконт.
     - Возможно.
     - Как твое настоящее имя?
     - Меня вполне устраивает это.
     Она встала, давая понять, что разговор окончен. Рафаэль выпил последний кубок и тоже встал.
     Уйти почему-то было трудно. Казалось, что там, где ее нет, пустота. И всё что она говорила – правда. Слава – мираж, власть – одна из граней рабства, и любовь к Озерии гораздо выше мелкого честолюбия. Наверно, так и надо было жить, не щадя себя, ничего не боясь, ничего для себя не выгадывая.
     Франческа была ниже его ростом, но всё равно смотрела как-то свысока, спина ее была безупречно прямой, плечи расправлены, подбородок приподнят. Рафаэль протянул свою руку, она свою. Так они и застыли, как будто склеенные горячей смолой. И тишина, заполнявшая замок, пробралась в эту тускло освещенную комнату.
     - Уходи, - сказала она, когда молчание слишком сильно затянулось.
     - Ты же этого не хочешь.
     Она отошла к камину и оттуда решительно проговорила.
     - Ты ошибаешься.
     - Виконт... - он смотрел на нее умоляюще.
     - Я же сказал: ты ошибаешься.
     Франческа покачала головой, взяла кочергу и медленно согнула ее в восьмерку.
     Эта картина до сих пор стояла у него перед глазами, так невероятно и символично это было. Ему тогда показалось, что гнет она не кочергу, а самою себя.
     Встретились они потом только летом. В лагере у Суандра. Рафаэль явился со списком заговорщиков и деньгами, как всегда в одежде оборванца. Встреча получилась такой неожиданной, что оба сразу растерялись.
     Франческа была в рубашке, плечи ее были широкими, руки сильными, бедра узкими, ноги стройными и мускулистыми. После согнутой кочерги Рафаэль начал сомневаться, что это женщина, но мимолетное смущение ее все-таки выдало.
     Он придумал предлог, чтобы ехать вместе с ней в ее лагерь, и она прекрасно поняла, что предлог этот ничего не стоит. Они ехали по песчаной тропинке между сосен, говорили о войне, о предстоящем наступлении на Навскиль, один из важнейших городов Симура, об упрямстве Самсона Первого и о том, что герцог Мьерский, кажется, перешел на его сторону.
     - Теперь Самсон узнает, что ты метишь на его трон.
     - Я думаю, он давно об этом догадывается...
     - Скорей бы всё закончилось, - вдруг сказала Франческа, - я так устал, если б ты только мог представить!
     - Ты можешь хоть раз обо всем забыть? - спросил Рафаэль.
     Она посмотрела на него и покачала головой.
     - Не могу.
     - Почему?
     - Мне нельзя терять голову.
     - Мне тоже.
     Тропинка вышла к реке. Они переехали ее вброд и, не справившись с течением, вымокли до нитки. Сушиться она наотрез отказалась. Просто рухнула на песок как подкошенная и спрятала лицо в сгибе локтей. Он сидел рядом в мокрой насквозь одежде и не смел к ней прикоснуться. Пауза снова затягивалась.
     Потом всё было как-то нелепо и сумбурно. Рафаэль прижимал ее к себе, то ли пытаясь согреть, то ли померяться с ней силой. Она какое-то время вырывалась, словно хотела отбиться от своей судьбы, потом смирилась с неизбежным и затихла. Мокрые, извозившиеся в песке, они бесконечно долго целовались, доводя друг друга до исступления и забыв про окружающий мир.
     Наконец она села рядом, зябко обнимая колени.
     - Мой прекрасный герцог доволен?
     - Я хочу большего, - честно признался он.
     - Разве я мало для тебя делаю? - усмехнулась она, - я почти освободила твой Симур, я присоединю к твоим владениям Лиманию, я сделаю тебя королем... я ступенька для тебя, я твоя ковровая дорожка прямо к трону, которую потом ты даже не разглядишь со своей высоты. Но тебе этого мало. Ты хочешь моей любви!
     - Я сам тебя люблю!
     - Это безумие. Это полное безумие. Нам обоим нужна ясная голова.
     - Я готов ее потерять хоть сейчас, - убежденно сказал Рафаэль.
     И безрассудство победило.
    
          *******************************************
    
     Прелестная Ангрис была все-таки другой. К ней тянуло, на нее хотелось любоваться, ее приятно было целовать, чувствуя ее чисто женскую растерянность. Но это была не Франческа, даже если душа ее каким-то чудом вселилась в эту девушку. Второй Франчески не было и быть не могло.
     За давностью это не было так остро. Скорее это было грустно и даже немножечко смешно, особенно, если как следует протрезветь и не встречать на каждом шагу напоминания о ней. Она сама была в чем-то виновата... разве она не понимала, зачем он это сделал и почему?
     Ангрис не знала, сколько можно так стоять, уткнувшись носом в его синий камзол и прижиматься к нему, вспоминая печальную повесть о безумной и разбитой, как именинная чашка, любви. Можно было его ненавидеть, стучать в его грудь кулаками, проклинать его, но это ничего не могло бы исправить.
     - Почему ты не оттолкнешь меня? - спросил Рос.
     - Я слишком долго тебя искала, - вздохнула она.
     - Я того не стою, - усмехнулся он.
     - Ты дорого стоишь, мой прекрасный герцог.
     - Ангрис, нам нужно чего-нибудь выпить. Я становлюсь трезвым как шпион! Я сейчас принесу.
     - Подожди! - испугалась она, - не уходи от меня.
     Они долго стояли, глядя друг на друга и вспоминая каждый свое. Потом он подхватил ее на руки и медленно закружил по залу.
     - И звезды сверкали, и пахла трава,
     И звуки ночные слились,
     Скользнули по белым рукам рукава,
     По жадно протянутым вниз,
     И тайн были лунные блики полны,
     И, бледностью просто слепя,
     Манила богиня любви и весны...
     А я представлял тебя!
    
     Это уже было, только тогда он кружил ее не по залу, а по опушке леса. И было еще столько счастливых дней впереди!
     - Ты писал мне слишком много стихов, - сказала Ангрис, - я потом их вспоминала. В клетке.
     Рафаэль остановился, словно его ударили. Помрачнел и поставил ее на пол.
     - Это не я посадил тебя в клетку.
     - Конечно. Просто у меня опустились руки и помутился разум. А на войне это смертельно. Ты мне всё перепутал... сначала своей любовью, потом своей изменой... я ужасно любила тебя, Рафаэль.
     Ангрис не осуждала его, у нее просто щипало в глазах. Она обвивала руками его шею, перебирала дрожащими пальцами его черные волосы, которые так любила когда-то, и тихо плакала.
     - Эти волосы пышные –
     Моя мука извечная,
     И шаги еле слышные –
     Моя грусть бесконечная,
     И как все обреченные,
     Я хожу точно с путами.
     Эти волосы черные
     Все на свете мне спутали.
    
     Он отвернулся, опустился на пол и сжал голову руками.
    
    
    
    
    
    
          * . *
     «««««««««««««««««««««««««««««««««««««««
     ««««««««««««««««««««««««««««««««
     * . *
     ««««««««««««««««««««««««««
     «««««««««««««««««
    
     ФРАНЧЕСКА
    
    
     В клетке она успела подумать о многом. Ее удача кончилась. Ее звезда закатилась. Она не видела выхода. Она не хотела жить. Всё было кончено.
     Болела рана, мерзко было сидеть на сырой земле в липком поту и в спекшейся крови. Имперские солдаты глазели на нее как на полосатую обезьяну. Вот чем закончилась победоносная война, преданная дружба и пылкая любовь. Вот чем закончились годы ее усилий, ее озарений, ее жертв и нечеловеческого напряжения. Что ж, проигрывать тоже нужно уметь.
     После предательства короля, разгрома под Навскилем и гибели Суандра, всё обрушилось на нее, на ее и без того усталые плечи. Армия была так потрепана, что никакие прозрения и гениальные решения спасти ее не могли. Весь последний год они только и делали, что в муках отступали, отдавая назад то, что было когда-то отвоевано.
     Суандр не дожил до этого, и в этом ему можно было позавидовать. Хотя все неудачи начались именно с его излишней самоуверенности. Что ж, рано или поздно это должно было случиться, он вышел из-под контроля...
     - Комедия окончена, - думала Франческа, прищуриваясь и глядя на яркое июльское солнце в огромном небе, - осталось только немного помучиться.
     Где-то высоко-высоко кружили ласточки с раздвоенными хвостиками, в лагере стоял равномерный гул сотен разрозненных голосов и бряцанье оружия.
     Эсбил был так наслышан о силе Виконта, что приказал посадить его в клетку! Как гигантского бурого медведя. Боялся, что он порвет цепи и сбежит. А сил-то и не было! Франческа не смогла бы сейчас поднять и ведро воды, не то, что с кем-то справиться.
     Как это могло случиться? Почему?!
     Позавчера вечером она узнала, что ее прекрасный герцог изменяет ей, и не с кем-нибудь, а с королевой Озерии. Куда ей было тягаться с королевой! Ей, почти разбитой, отступающей и ничего уже не способной для него сделать. Прекрасный герцог нуждался в новой покровительнице, в новой ступеньке для своей карьеры, и ему не составило труда ее найти. Всё перевернулось с ног на голову, как будто небо упало на землю. Бессонная ночь отняла все ее силы. Франческа сгорела изнутри как подожженный фитиль. Утром она открыла свой походный сундучок, достала новый мешочек с семенами, которые дал ей Мозес, и проглотила целую пригоршню.
     Это было втрое больше обычной дозы, но почему-то не помогло, возможно, от спешки и от волнения она выпила что-то не то? Жаль, что поняла она это поздно, уже когда они нарвались на засаду.
     Она ехала к герцогу Мьерскому, ей нужно было убедиться, что она услышала правду! Может, всё это сплетни? Она поступила не как воин, но как женщина, и это было безрассудство. За него она и поплатилась.
     Ближе всех был лагерь Аквилы. С отчаянием поняв, что сама совершенно бессильна, Франческа послала к ней Жордано, самого молодого и самого слабого из своего немногочисленного отряда. Им нужно было продержаться хотя бы полчаса.
     Они продержались почти час, но ни Аквилы, ни ее людей так и не дождались. Франческу, обычно такую яростную, но сейчас не способную как следует взмахнуть мечом, сразу ранили в правую руку. Гелх подоспел вовремя. Он раскроил голову ее противнику и оттащил ее в канаву за кустами.
     - Я тебя перевяжу.
     - Не нужно! Иди, надо продержаться до Аквилы... Где они, черт возьми!
     Гелх подбежал потом еще раз, когда уже понял, что они скоро погибнут.
     - Она не приедет, - сказал он мрачно, - наверно, что-то случилось с Жордано по дороге.
     - Наверно, - вздохнула она.
     Гелх тяжело дышал и смотрел своими горящими зелеными глазами преданного фанатика. Он всегда был ей предан. С самого детства.
     - Я им тебя не отдам.
     - Ты не бог, Гелх.
     - Но я твой слуга.
     - Ты мой друг. Ты мой единственный друг.
     - Госпожа моя...
     - Давай поменяемся одеждой Гелх. Как друзья.
     Это был старинный симурский обычай. Перед смертельной схваткой близкие друзья и братья менялись одеждой или поясами. Гелх, прослезившись, осторожно, чтобы не бередить рану, снял со своей госпожи куртку и надел на нее свою. Она была вся горячая и мокрая от его пота. Франческа встала и взяла меч в левую руку. Это был последний бой Виконта.
     Теперь, сидя в клетке, она пыталась понять, почему семена Мозеса не придали ей сил, и почему не подоспела Аквила? И почему она была так глупа, что помчалась к герцогу Мьерскому? Как девчонка, истеричная ревнивая девчонка!
     Семена. О них знала только Кармелита. Мозес предупреждал, чтобы никто не знал о них, но не могла же их подменить ее сестра?! Она любит ее и она совсем еще ребенок. Скорее, он сам ошибся и в этот мешочек положил что-то другое. Они так похожи на семя укропа!
     Франческа вспомнила колдуна Мозеса, свою встречу с ним, и поняла, что такой человек не ошибается.
    
          *******************************************
    
     Он копался в огороде, этот седой старик в длинной белой рубахе до пят. Она стояла у плетеной ограды и не знала, как его позвать. Скоро он сам оглянулся.
     - Заходи в дом, Франческа, - сказал он.
     Она удивилась и зашла в его хижину, словно вросшую в скалу и покрытую мхом.
     - Откуда ты меня знаешь?
     - Имя летит впереди человека, - усмехнулся он.
     - Ты... знаешь, зачем я пришла?
     - Примерно. Если б твои мысли так не путались, а сердце не стучало от волнения, я бы знал о тебе больше. Не бойся меня, девочка. Я слишком стар и для добра, и для злобы.
     - Сколько же тебе лет, Мозес?
     - Так много, что это уже не имеет значения.
     Она с любопытством рассматривала его дом: его полки, его настойки, его травы, его книги...
     - Ты можешь сделать меня сильной?
     - Могу.
     - Очень сильной. Как мужчина. И даже еще сильнее!
     - Твоя сила в твоей слабости, - сказал он, - зачем тебе сражаться с мужчинами?
     - Я не могу сидеть дома, соблазнять мужчин и нянчить детей, когда мой Симур топчут имперцы! Когда они грабят наших крестьян, разоряют нашу знать, отбирают наших детей и насилуют наших женщин! Неужели ты этого не понимаешь, старик? Живешь тут в глуши со своими вениками под потолком и ничего не видишь!
     - У тебя есть ребенок, Франческа? - спросил Мозес, не отвечая на ее вспышку.
     - Да, - сказала она, - дочь. И я очень люблю ее. Но я пожертвую ею ради тысяч других детей. Я отдам ее отцу. Надеюсь, он воспитает ее как положено.
     - У тебя хватит сил расстаться с дочерью?
     - Я всё уже решила.
     Она рассказала ему о своих планах. Мозес только качал головой. В душе он не соглашался с ней, но Франческе показалось, что он стал смотреть на нее как-то иначе. Внимательнее. И серьезнее.
     На рассвете он ушел и пришел только в полдень. Он принес ей эти семена, похожие на семя укропа.
     - Пей по два-три зернышка, - предупредил он, - и старайся это делать только перед боем. Помни, что каждое зернышко сжигает тебя. Ничто не дается даром.
     - Разве ты не видишь, что я готова сгореть дотла? - усмехнулась Франческа.
     Старик покачал головой и ласково погладил ее волосы.
     - Тебе придется отрезать свои косы, девочка.
     - Да, конечно, - сказала она без сожаления, - помоги мне.
     В доме его не было зеркала. Да и зачем старику зеркало? Мозес взял ножницы, несколько раз щелкнул ими, и ее длинные светло-русые косы упали к ногам как две мертвых змеи. Стало необычайно легко и почему-то страшно. Наверно, потому, что теперь не было пути назад.
     - Жаль, что я себя не вижу, - сказала она, трогая остатки волос.
     Колдун взял бронзовое блюдо со стола, стряхнул с него хлебные крошки, протер полотенцем, а потом несколько раз провел над ним рукой. Поверхность блюда заблестела. Франческа взглянула туда и увидела свое отражение.
     На ней было голубое с сиреневым платье. Ее волосы, всё такие же длинные и пышные, были распущены, обрамляя счастливое молодое лицо с торжествующей улыбкой на губах.
     - Что это?! - ахнула Франческа, так она позировала художнику Флариану три года назад.
     Мозес снова провел над блюдом рукой. Теперь она увидела себя настоящую, в дорожном платье, с обрезками волос и решительным, уже не юным лицом.
     - А дальше? - осторожно спросила она.
     И он показал ей то, что будет дальше. Но сам при этом туда не смотрел. Франческа увидела себя будущую, огрубевшую, властную, с горящим взором, со впалыми щеками, синяками вокруг глаз и с вороньим гнездом вместо прически.
     - А дальше?
     Мозес покачал головой и забрал у нее блюдо.
     - В тебе слишком много страсти, Франческа. Боюсь, что она тебя погубит.
     Она приезжала к нему еще несколько раз. Он всегда был разный. Когда добрый, а когда хмурый и неразговорчивый. Он лечил ее недуги и раны и давал новые семена. Он слишком много знал о ней и слишком много для нее сделал, чтобы желать ей смерти. А ошибиться он не мог. Значит, Кармелита?!
     - За что?! - думала потрясенная Франческа, если ее еще можно было чем-то потрясти, - за что моя сестра так жестоко пошутила надо мной? Если она меня ненавидит, значит, я чем-то заслужила это?
     А Аквила, лучшая подруга? Неужели она тоже ненавидела ее? Нет, такого просто не может быть! Жордано не дошел до нее, с ним что-то случилось...
     Аквила ей понравилась сразу. Франческа не доверяла женщинам, потому что слишком хорошо их знала. В Аквиле она как будто увидела вторую себя. Та же страсть была в этой девушке, та же гордость и та же сила. И еще две роскошные светло-русые косы, которых у Франчески уже не было.
     Аквила вела себя геройски, Франческа, как могла, содействовала ей, продвигая ее всё выше и выше... они были единственными женщинами в ее лагере, они были похожи даже внешне, и они были обречены стать подругами.
     Франческе нужна была подруга, хотя бы одна! Чтобы хоть немного расслабиться и поделиться с кем-то. Однажды она велела Аквиле приехать на лесное озеро за оврагом, это было довольно далеко от лагеря, и застать их врасплох никто там не мог.
     Аквила сначала подумала черте что. Это было даже забавно. Но Франческа не стала ее долго мучить.
     - Не бойся меня. Я совсем не то... Я такая же женщина, как и ты.
     Она думала, всё будет просто, но Аквила была так потрясена, что пришлось раздеться и искупаться, чтобы доказать ей это.
     Говорят, в Триморье женщины любят женщин. Иногда Франческе казалось, что Аквила влюблена в нее, так преданно и восхищенно она на нее смотрела. Но влюблена именно в Виконта, которого на самом деле и не существовало. Это было, на ее взгляд, не больше, чем недоразумение. Но как бы там ни было, Аквила отвергала всех мужчин.
     Потом появился Рафаэль. Франческа была просто оглушена этим и так переполнена счастьем, что не могла не поделиться с лучшей подругой. Она рассказывала ей о своей любви, о своих встречах, о своих ощущениях, она читала ей его стихи о ней и свои стихи о нем, говорила, как он называет ее, она мечтала вслух о будущем, положив голову на колени подруги и глядя в ясное летнее небо... В общем, она была с Аквилой просто обыкновенной влюбленной по уши женщиной. И доверяла ей безгранично.
     Почему же она не приехала?!
    
          *******************************************
    
     Франческа так задумалась, что не сразу заметила, что к клетке подошла Тесса. Тесса, с которой они так нежно дружили, и которая оказалась такой дрянью!
     - Виконт, милый!
     - В чем дело? - хмуро спросила Франческа, у нее так болела душа и тело, что было как-то не до ненависти к этой девчонке, у нее своя судьба и ей самой расплачиваться за свои грехи.
     - Как мне помочь тебе? - спросила Тесса без всяких предисловий, - скажи, я всё сделаю, что смогу!
     - Как? - Франческа только усмехнулась, помочь ей не могло уже ничто, - скажи своему любовнику. Может, он отпустит меня? А заодно и уберется из Симура?
     Тесса, похоже, совершенно искренне была в отчаянии. Это было тем более странно, что к этому моменту Франческа уже поняла, что все ее предали.
     - Ты можешь ненавидеть меня, это твое право... но не лишай меня возможности помочь тебе. Тебе нужно бежать, Виконт! Это уже не игра... Эсбил – жестокий человек. Он прикажет пытать тебя, пока ты не расскажешь ему всё! - в глазах у Тессы заблестели слезы, - ну зачем ты попал в плен, Виконт! Я знаю, что такое пытки. Смерть лучше.
     Конечно, лучше. И лучше умереть раньше, чем поймешь, что никому не нужен: ни мужу, ни сестре, ни лучшей подруге...
     - Почему же ты не умерла? - равнодушно спросила Франческа, она никому не хотела больше верить, тем более Тессе.
     Тесса скривилась как от пощечины. Но не ушла. Она хотела что-то объяснить, что-то доказать, она говорила о любви, которая – просто вымысел, сладкая сказка от скуки, самое великое заблуждение человечества и смертельная ловушка для дураков!
     - Я не верю в любовь, - сказала Франческа, чтоб остановить поток ненужных слов.
     - Виконт... но мы же были друзьями, неужели ты не помнишь?
     Были. До тех пор, пока она не предала Суандра, а значит, и их всех. Но что теперь об этом? Это было давно. Суандр лежит в земле, его жена спит с Эсбилом. Прекрасный герцог Симурский спит с молодой королевой, а его жена сидит в клетке. Каждому свое...
     - Я не верю в дружбу, - усмехнулась Франческа, - особенно – в женскую. Уходи, Тесса, а то наживешь себе неприятности.
     - Милый... - Тесса тихо плакала, цепляясь за клетку, она походила сейчас на маленькую расстроенную девочку, а не на жену полководца, прекрасную амазонку, мечту всех военачальников, - что с тобой стало... Нет, кто угодно, только не ты!
     И что-то дрогнуло в разбитом сердце Франчески, она поняла, что эта девочка предана ей по-прежнему, что бы она ни сделала. Тесса! Воистину, не знаешь, где обретешь помощь, а где наживешь врагов!
     - Уходи, - сказала она мягче, - всё равно ты ничем мне не поможешь, только разозлишь своего Эсбила.
     - Только не ты, - повторила Тесса упрямо.
     Франческа в самом деле не видела никакого выхода, но искренность Тессы немного согрела ее. Она была ей за это благодарна. Ничего нельзя было вернуть и исправить. И с этим нужно было смириться. Это нужно было принять и не отчаиваться. И не скорбеть. И не бояться. И просто погрустить о прошедшем и, может даже, посмеяться над собой. Все-таки жизнь – это великая комедия!
     Тесса стояла, вцепившись в решетку, и плакала. Франческа подошла к ней и дотронулась до ее руки в знак примирения и сочувствия. Даже сидя в клетке, она была сильнее. Утешали не ее. Утешать должна была она.
     - Не плачь, Тесса. Всё получилось, как получилось.
     - Пойми, я не герой и не воин, я всего лишь женщина.
     - Да, конечно, ты всего лишь женщина, - Франческа горько усмехнулась, - и должна принадлежать победителю.
     - Чем я могу помочь тебе? - настаивала Тесса, - раздобыть ключи от клетки? Если б тебе удалось вырваться, я проводила бы тебя за линию постов. Меня часто сопровождают телохранители.
     - Чего это будет тебе стоить?
     - Мне всё равно.
     Милая маленькая Тесса! Бывает же еще такое...
     - А мне нет, - твердо сказала Франческа, - не надо никаких ключей.
     - Я попробую.
     - Не смей. Слышишь? Я сказал, не смей!
     Тесса ушла, посеяв в ее душе смятение и неясную надежду. А ведь Эсбил предлагал ей выменять Тессу на кого-нибудь из пленных. А она, глубоко презирая ее, отказалась...
    
          *******************************************
    
     Как только Эсбил прибыл в лагерь, он пожелал допросить Виконта немедленно. Франческа поднялась с земли, расправила плечи, вышла из своей клетки и отправилась к командному шатру в сопровождении целого отряда стражников.
     С полководцем был только один человек, судя по одежде, не военный, а знатный имперский вельможа. Глаза ее слипались от пота и грязи, и после яркого солнца с трудом привыкали к сиреневой тени шатра. Эсбила она, впрочем, узнала. Он был светел, с мягкими чертами лица и мягкими вьющимися волосами. Он по-прежнему напоминал ей мальчишку, который прибегал к Суандру мириться, хотя она и убедилась в его решительности и беспощадности. Мальчишка боготворил Суандра настолько, что пожелал даже его женщину, и даже не догадывался, кто стоял за всеми его победами.
     Чисто по-женски она поставила себя на место Тессы и сравнила его с Суандром. Результат получился не в его пользу.
     - Что вы всё стоите? - обратился Эсбил к страже и, раздражаясь на их непонятливость, крикнул, - оставьте нас!
     Франческу отпустили. Перестали сжимать раненую руку, и это уже было облегчение.
     - Ну что же ты, Виконт? - усмехнулся Эсбил, - нельзя же так глупо попадаться.
     Она не стала отвечать, только скрестила на груди руки.
     - Я послал твоему королю гонца. Возможно, он захочет тебя выкупить или обменять.
     - Сомневаюсь. Он скорее твой приятель, чем мой.
     - Очень жаль. Тогда тебе придется поделиться с нами своими планами. По-моему, эта война слишком затянулась. Тебе не кажется?
     Франческа только хмуро смотрела на него. Эсбил подошел ближе.
     - Это правда, Виконт, что ты сгибаешь подковы?
     Она не ответила. Вид ее был слишком жалок и хрупок и не требовал комментариев. Лишь взгляд ее был неукротим.
     - Ты будешь молчать, - сказал Эсбил, - это очевидно, - и добавил зловеще, - но лучше б тебе было нам не попадаться. Напрасно твои телохранители не убили тебя там же.
     - Тебя это как будто огорчает?
     - Меня? Нисколько. Я узнаю от тебя всё, что мне нужно, можешь не сомневаться. Мне надоела эта война.
     Человек, сидевший в глубине шатра за столом, тоже подошел, промокая салфеткой губы, и она с изумлением узнала в нем своего художника Флариана. Он смотрел на нее, улыбаясь тонкими губами, и без всякого удивления. Ситуация казалась ему по меньшей мере забавной.
     Они встречались в лагере у Суандра, когда Флариан писал его портрет. Франческа сделала вид, что не узнает его. Но он был художником, его взгляд обмануть было трудно, и наверняка он что-то заподозрил уже тогда. А вот чего она никак не ожидала, так это того, что он имперский вельможа и, видимо, шпион. Только этого сюрприза ей не хватало для полного счастья.
     - Для начала спроси, как настоящее имя этого бунтовщика, - усмехнулся Флариан, - думаю, тебе будет интересно.
     - Как твое настоящее имя, Виконт? - спросил Эсбил.
     - Меня вполне устраивает это, - ответила Франческа, как всегда отвечала.
     - С тобой трудно разговаривать. Пожалуй, я велю отвезти тебя в Антинойскую крепость и приеду через три дня. Думаю, тогда ты будешь сговорчивее.
     Эсбил отвернулся и хлопнул в ладоши.
     - Подожди, - Флариан взял его за плечо, по-прежнему тонко улыбаясь, - ты можешь оказаться в весьма неловком положении.
     - Я всю жизнь в неловком положении... уже привык.
     Эсбил был раздражен и настроен весьма решительно. Стражники уже сбежались на его хлопок. Флариан тем временем что-то говорил ему на ухо. Франческа догадывалась, что. Это было досадно, и даже немного стыдно, но рано или поздно должно было случиться, нельзя же пытать человека, не снимая с него одежду.
     Эсбил взглянул на нее. Она ожидала, что он придет в ярость. Он и пришел. И с этой яростью он снова выгнал свою стражу.
     - Проклятье, - сказал он, беря себя в руки, - такой подлости я от тебя не ожидал, Виконт.
     - Какой? - усмехнулась Франческа.
     Тяжело вздохнув, Эсбил отвернулся от нее и отошел к столу, налил себе вина, выпил, потом с досадой и презрением сказал:
     - Я не пытаю женщин.
     Потом они все трое сидели за столом. Торжествующий Флариан, разочарованный и растерянный Эсбил и ко всему равнодушная Франческа. Она жадно пила воду, но пищу с вражеского стола брать отказывалась.
     - Что же мне с тобой делать? - вздохнул Эсбил, глядя на нее почти с жалостью, - не могу же я допустить, чтобы весь мир узнал, что я целый год воевал с женщиной... откуда ты такая взялась, Франческа Креоли!
     - Ты победил меня и вправе делать со мной, что хочешь. Я такой же противник, как остальные.
     - Отпусти ее, - усмехнулся Флариан, - будь галантным до конца.
     - Ты что, смеешься?.. В более идиотском положении я никогда не был!.. Что там у тебя с рукой, Виконт?
     Эсбил сам перевязал ей рану. Для этого пришлось снять с нее рубашку, а он совсем не хотел, чтобы кто-то еще узнал, что она женщина. Он сдирал ей повязку со спекшейся кровью и промывал рану бальзамом. Она терпела, скрипя зубами, и только холодный пот выступал у нее на лбу.
     - И все-таки, - он сжал в своей огромной руке ее тонкий, едва обозначенный бицепс, - как тебе удается гнуть подковы?
     - Когда-нибудь увидишь, - сказала она устало, - боль утомила ее.
     - Ладно. Можешь идти. Будем ждать, что решит твой король.
     Всё осталось по-прежнему. Франческу снова отвели в клетку, только прикрыли ее сверху тканью и кинули соломенную подстилку и одеяло. Два раза в день ее выводили на прогулку, три раза в день приносили еду, иногда приходила Тесса на пару минут... Эсбил ждал ответа от короля и распоряжений от императора. Жизнь Виконта принадлежала не ему.
     Скоро король прислал свой отказ, чего и следовало ожидать. А император – распоряжение о том, что казнь непременно должна быть публичной в назидание остальным бунтовщикам.
     Эсбил сам пришел сообщить ей об этом. Франческа была так слаба, что даже не встала. Он удалил охрану и вошел к ней в клетку.
     - Вид казни можешь выбрать сама, - сказал он, - это я тебе разрешаю.
     - Какая любезность, - усмехнулась Франческа, - можно, конечно, умереть легко и быстро... но ведь нам обоим нужно сохранить в тайне, кто я на самом деле. Разве не так?
     - Решай сама.
     - Ты прекрасно знаешь, что мне подходит только костер.
     - Это очень жестокая казнь.
     Франческа не ответила, только посмотрела на него с бесконечной усталостью.
     - Ну что ж, - тяжело вздохнул Эсбил, - будем считать, что мы договорились.
     Франческе казалось, что она умерла уже давно, смерть не особенно пугала ее, пугала сама казнь, которую надо было вынести достойно. Все-таки Виконт – народный герой и должен быть им до самого конца. Интересно, будет ли присутствовать на казни прекрасный герцог Симурский? Или ему некогда, он развлекает королеву?
     Франческа превратилась в бесчувственное бревно, равнодушное к холоду, голоду, позору и прочим потрясениям. Ей казалось, что всё происходит с ней во сне или уже после смерти. Былые победы казались ей случайными удачами, а былая любовь пошлой комедией.
     Однажды ей снился странный сон, так похожий на явь, что забыть его было невозможно. Она смотрелась в бронзовое блюдо. Там было ее лицо, бледное-бледное, почти синее, волосы тусклые, глаза остекленевшие и невидящие. Ничего красивого в этом лице не осталось, смерть уродлива. Франческа вскрикнула и бросила блюдо на стол.
     - Это то, что ты не хотел показать мне тогда? - спросила она с ужасом.
     Старик сидел к ней спиной, как будто боялся посмотреть ей в глаза.
     - Каждый сам выбирает свой путь, - сказал он, - если б ты увидела это, ты бы передумала?
     - Нет.
     - В чем же ты винишь меня? В том, что я не смог тебя спасти? Я предупреждал, что в тебе слишком много страсти. Я не бог. И я не распоряжаюсь чужими судьбами.
     - Я тебя не виню. Я знаю виновных.
     - Я только прошу тебя, - сказал Мозес, поворачиваясь к ней, - не доходи в ненависти до такого же исступления, как в любви.
     - О чем ты? Они мне безразличны.
     Он не возразил ей, но, кажется, не поверил. Он был странный в этот раз: или очень уставший, или очень чем-то озабоченный. Ей казалось, что иногда он ее вообще не слышит.
     - Подожди... - удивилась она наконец, - а как я сюда попала? Я же в клетке! Как ты это сделал?
     - Ты действительно в клетке, - сказал Мозес, - а я у себя в Ядовитой заводи. А это всё мираж, - он взял со стола нож, и тот под его взглядом растворился как соль в кипятке, - видишь, ничего этого нет. И нас с тобой тут тоже нет.
     Изумленная, Франческа потрогала свою руку. Рука была теплой и вполне осязаемой.
     - Посмотри в окно, - усмехнулся Мозес, - и там ничего нет.
     За окном, в самом деле, не было ни поляны, ни леса, ни старенького хлева. Что-то бесконечно синее, и всё.
     - Это псевдо-пространство и псевдо-время, которое я удерживаю силой мысли. Поэтому мне трудно с тобой говорить. Я должен быть вне, это гораздо легче... но я хочу проститься с тобой. Ты слишком дорога мне, девочка.
     - Как странно, - проговорила Франческа.
     - Это бывает с каждым. Обычно совершенно случайно. Разве не бывало у тебя, что ты как бы выпадала из времени, глубоко задумавшись или хорошо что-то представив?
     - Бывало, - согласилась она, - как затмение.
     - Иногда за секунду можно прожить целую жизнь.
     Трещал сверчок, пахли под потолком пучки травы, колыхались от ветра занавески, внимательно смотрел прищуренными черными глазами Мозес. Всё в этом доме и в этом псевдо-пространстве было реально и четко. А всё остальное далеко и не важно.
     - И все-таки ты бог, Мозес!
     По его пересеченной морщинами щеке катилась прозрачная слезинка. Мозес смотрел на Франческу и качал головой.
     - А может, наоборот? - спросила Франческа, - может, вся моя предыдущая жизнь была затмением? Может, она только показалась мне?
     Он не ответил. Скоро она очнулась в своей клетке на подстилке из соломы. Рядом не было доброго, всезнающего Мозеса. Всё, что могло болеть, болело. Жутко было подумать, что с ней было, и что ее ожидает. И эта жизнь показалась ей менее реальной, чем сон.
     Франческа долго не могла прийти в себя, потом вспомнила свое бледное мертвое лицо в бронзовом блюде и поняла, что умрет не на костре. Как-то иначе. Если, конечно, это была правда – то, что ей привиделось. Озадаченная, она долго думала, как же ей отсюда вырваться, и желание сделать это росло с каждой минутой.
     В полдень мимо проводили очередную партию пленных. Они оглядывались на клетку Виконта и, как всегда, приветственно вскидывали руки. Имперские охранники злились, но ничего поделать не могли. Франческа смотрела на них в надежде увидеть кого-то знакомого.
     - Виконт!
     Громкий, почти истерический крик заставил ее заметить мальчишку в самом центре толпы. Это был Жордано. Он пробивался от центра к краю колонны.
     - Виконт!
     - Жордано?! - крикнула пораженная Франческа, - ты жив?!
     - Меня схватили на обратном пути! Но я дошел, Виконт! Я ей всё передал!
     - Жордано! - она вцепилась руками в решетку, яркое солнце слепило глаза.
     Он не мог вырваться из цепочки и кричал, уже оборачиваясь и пятясь.
     - Я успел, Виконт! Я не знаю, почему она опоздала!
     Выпустив толстый железный прут, Франческа махнула мальчишке рукой и ободряюще кивнула.
     Пленные как по команде дружно закричали: «Да здравствует Виконт!» Он всё еще оставался их вождем. И Франческа кивала им всем и махала рукой. И торжествующе, как только она одна могла, улыбалась.
     Вечером ее снова куда-то повели, как она подумала, на очередной допрос. Но оказалась она не у Эсбила, а в шатре Флариана. Эта неожиданность несколько смутила ее.
     Бывший художник был гладко причесан, одет в белый роскошный камзол и до отвращения ухожен. Когда она поняла, что он имперский шпион, у нее не осталось к нему ничего, кроме презрения, и вспоминать прошлое тем более не хотелось, что когда-то он ей очень нравился. Они даже целовались как-то... но это было совсем в другой жизни, в наивной и беспечной молодости, за которую теперь немножко стыдно.
     Шатер его был оранжевый, покрывала на ложе и креслах желтые, посуда на столе золотая. Обилие ярких красок ослепило Франческу и показалось диким по сравнению с той грязью, в которой она находилась всё это время.
     Они остались вдвоем. Стража оцепила шатер снаружи плотным кольцом, переговариваясь и громыхая доспехами.
     - Я мечтал о тебе последние шесть лет, - заявил Флариан, снимая с ее плеч пропахшую потом куртку Гелха.
     - Ты главнее Эсбила? - спросила она без ответной нежности.
     - Конечно. Я слежу за тем, чтобы он не вырвался из-под контроля императора. Он силен в войне, но не силен в интригах.
     - Он мне нравится гораздо больше, чем ты, - заявила Франческа.
     - Я никогда тебе не нравился, - усмехнулся Флариан, - но ты все-таки садись. Угощайся... Хочешь помыть руки?
     - Не хочу, - сказала она хмуро.
     - Ну что ж, в этом тоже что-то есть.
     Его шутливо-надменный тон с оттенком превосходства раздражал ее. Ее судьба сейчас полностью зависела от этого человека, и она ничего не могла поделать.
     - Послушай, - сказал Флариан уже серьезней, - я знаю, что тебе уготован костер. И я один могу тебя спасти. Эсбил никогда не пойдет против императора, он слишком хорошо воспитан. А я пойду. Не могу же я позволить, чтобы мою прекрасную Франческу казнили в Лестопале, да еще таким варварским способом!
     - Ты хочешь устроить мне побег? - удивилась она.
     - Это проще простого, - заявил он, - никто же не знает, что ты женщина. Достаточно одеть тебя в женское платье, такое, чтобы никто даже не сомневался, и я выведу тебя за линию постов... так что угощайся.
     Он сидел напротив, такой ухоженный и блестящий. Обещание его было заманчивым, но он явно ждал от нее чего-то взамен. Никогда бы она не подумала, что ее робкий утонченный художник может превратиться в такого циника.
     И что ему может нравиться в ней сейчас, в ней, такой чумазой, истощенной, мужеподобной и злой? Неужели он надеется ее отмыть и выжать из нее хоть каплю любви?
     Франческа потянулась грязной рукой к куску мяса на кости, взяла его и грубо по-звериному откусила. Сок потек по подбородку. Она утерлась рукавом, выпила вино и сунула в рот зеленый лист салата.
     - Как ты прекрасна, - сказал Флариан.
     Она чуть не поперхнулась.
     - У тебя есть любовник?.. Впрочем, о чем я говорю! Конечно, есть. Но кто бы он ни был, забудь о нем, Франческа. Дикая страна, Озерия! Здесь совсем не умеют любить!
     - Ты собрался взять меня силой? - усмехнулась она.
     - Я?! Как ты могла такое подумать?
     Он задул несколько свечей и в полумраке опустился перед ней на ковер. Вдохновение чертовски шло ему. Он всё больше походил на прежнего Флариана.
     - Или ты забыла, как я тебя боготворил? Забыла, как ты смеялась надо мной?
     - И теперь ты хочешь отомстить?
     Он стоял перед ней на коленях и качал головой, глаза его затуманились от желания и предчувствия неминуемой победы над ней.
     - Я хочу только одного, чтобы твои муки наконец сменились наслаждением. Доверься мне, Франческа... Мне ничего от тебя не нужно, вот увидишь, я даже ремня не расстегну, пока ты сама не закричишь об этом! Сними эту ветошь, она только мешает... Господи, как ты прекрасна...
     Она уступила ему не из желания и не из страха, а из полного презрения к этому миру, где все предают, где нет любви и нет совести. И потом, она же знала, что умрет не на костре, значит, сбежит отсюда, значит, еще поборется. И, видимо, это тот самый шанс…
     Его горячие губы пришлись как раз кстати ее измученному телу, а его страстные речи – ее исковерканной душе. Приятно было слушать, что ты богиня, когда твой муж развлекается с другой.
     Флариана нельзя было назвать пылким. Он всё делал так медленно, осторожно и умело, как, наверно, было принято в изощренном Триморье, и действительно довел ее почти до бешенства. Франческа никогда не думала, что это наслаждение может быть таким растянутым и таким беспощадно голым, без всяких чувств, без всякой окраски, само по себе.
     С Рафаэлем они встречались редко и в таких неподходящих местах, что растягивать удовольствие им было некогда и незачем. Как большинство безумно влюбленных, они чаще просто прижимались друг к другу как два полюса магнита, и наступало то самое затмение, о котором говорил Мозес, вне времени и вне пространства.
     Наконец ее время вышло. Она не была богиней, она была пленницей. Франческа снова облачилась в свою грязную одежду и вышла наружу под прохладное ночное небо, совсем ослабевшая и окончательно возненавидевшая всё вокруг. Ее ждала клетка, соломенная подстилка, козлиное одеяло и мучительные воспоминания о своей слабости.
    
          *******************************************
    
     Флариан обещал спасти ее, но почему-то не торопился. Через три дня вечером пришла Тесса и сообщила, что завтра утром Виконта должны везти в Лестопаль.
     - А где Флариан? - спросила Франческа, еще на что-то надеясь.
     - Флариан еще вчера уехал в Нарру.
     Это было последней каплей. Она тупо взялась за прутья клетки, пытаясь их раздвинуть, но ничего, конечно, не получилось.
     - Виконт, милый, что же делать? Чем мне помочь тебе?
     Если бы ей хоть на минуту удалось вернуть прежнюю силу! Хоть на несколько секунд! Совершенно уничтоженная и беспомощная, Франческа опустилась на землю и обняла свои колени. Флариан обманул ее или испугался в последний момент. Если б она не уступила ему тогда, ей бы не было сейчас так обидно и так мерзко, как будто склизкая жаба нагло проползла по ее телу.
     Во внезапном отчаянии она сунула руки в карманы, надеясь найти там несколько завалявшихся семян... но потом вспомнила, что на ней чужая куртка.
     - Тесса, - Франческа сделала последнее усилие, чтобы собраться с силами и сосредоточиться, - ты помнишь Гелха?
     - Кто это?
     - Мой телохранитель.
     - Такой косматый с кошачьими глазами?
     - Да. Если увидишь его среди пленных, попробуй привести его ко мне.
     - Хорошо.
     - Только в темноте. И пусть будет в куртке.
     - Хорошо.
     Франческа закрыла глаза. Флариан поливал ее вином из бокала и потом слизывал его вместе с грязью с ее тела... От этого хотелось выть.
     Вероятность была очень мала: что Гелх жив, что Тесса отыщет его среди сотен пленных, что ей удастся его провести, и, главное, что в кармане завалялись семена. Но ведь должна же она как-то избежать этой казни! Мозес не лжет. Он бог!
     В напряжении Франческа мерила свою клетку шагами взад-вперед, думая о том, как встретит Флариана и свернет его предательскую шею. Если, конечно, вырвется.
     Ночью они пришли оба: и Тесса, и Гелх. Шестеро охранников спали рядом на земле, ни о чем не беспокоясь.
     - Гелх! - Франческа бросилась к нему, через прутья хватая его за руку, - это ты!
     У телохранителя была забинтована голова, из-под грязной повязки выбивались слипшиеся от засохшей крови волосы. Дикие глаза его горели.
     - Гелх, ты живой!
     - Чем я смогу помочь тебе?
     - Дай-ка свой карман!
     Франческа обыскала оба кармана и с удивлением нашла целую пригоршню ссохшихся семян. Она смотрела на них, стуча зубами от волнения и злости. Потом проглотила все, кроме одного, которое оставила для Гелха. Доза была бешеная и, возможно, смертельная. Но злость ее была сильнее здравого смысла, да и сила нужна была чудовищная. Через минуту в голову как будто что-то ударило. Сердце застучало в лихорадочном ритме, пропали и боль, и усталость. И последние сомнения.
     - Ну что ж, теперь смотрите.
     Они, наверно, так и не поняли, что произошло, и откуда вдруг у истощенного Виконта взялась эта невероятная сила. Франческа взялась за прутья клетки. Она раздвинула их как стебли тростника и даже больше, чем нужно. Потом спокойно вышла через образовавшуюся дыру.
     - Ты дьявол, Виконт! - восхищенно прошептала Тесса.
     - Стойте тихо, - велела Франческа.
     Первому охраннику она зажала рот и мгновенно свернула шею. Только хруст позвонков нарушил тишину этой звездной летней ночи. Второго она задушила ставшими как клещи руками. Гелх вооружился. Вдвоем они прикончили четверых оставшихся, взяли себе плащи, мечи и лук со стрелами. Всё вышло очень быстро и довольно тихо.
     - Я провожу вас, - сказала взволнованная Тесса, ее трясло, но она старалась держаться мужественно.
     - Подожди-ка, - усмехнулась Франческа.
     Она с ненавистью выдрала с корнем из земли один из железных прутьев и яростно согнула его в восьмерку. Было похоже, что из клетки вырвался могучий дикий зверь.
     - Скажи своему Эсбилу, что я гну не только подковы, - сказала Франческа, глядя на потрясенную Тессу и бросая согнутый прут к ее ногам.
     - Ты все-таки дьявол, Виконт!
     - Нет. Просто у меня лопнуло терпение.
     Они огляделись. Пока вокруг никого не было.
     - Проглоти это, Гелх, - она протянула ему семечко.
     - Что это?
     - Глотай, не бойся.
     Гелх не привык ей перечить. Они накинули плащи с капюшонами и двинулись следом за Тессой к границе лагеря.
     На берегу реки они простились. Нужно было торопиться, и прощанье получилось коротким. Франческа подошла к Тессе и взяла ее за худенькие жесткие плечи.
     - Тебе ничего не грозит?
     - Не думай обо мне, - решительно сказала Тесса, - прощай.
     Она медленно побрела через темноту назад к лагерю.
    
          *******************************************
    
     Сил хватило, чтобы уйти от погони. Но потом началось что-то страшное. Франческа не то что не могла бежать, она с трудом переставляла ноги, даже дыхание давалось ей с трудом. Перетруженные мышцы ныли все разом и не хотели слушаться.
     Они с Гелхом были уже в Лестопале. Слабость пришла так внезапно, что беглецы ничего не успели придумать. Гелх решил по-своему. Он взял ее на руки и постучал в самый богатый дом, какой увидел, здраво рассудив, что все бедные дома солдаты сразу перероют. В ремесленных кварталах они были бы обречены, а в этом роскошном особняке, если хозяева не прислужники имперцев, у них был шанс.
     Служанка, отворившая дверь, ахнула, но поняла всё без слов. Война шла уже четвертый год.
     - Скорее, - сказала она, пропуская их, и поспешно закрыла засов.
     Сначала они отсиживались на кухне, где слуги отпаивали их теплым молоком и пытались как-то помочь. Франческа почти ничего не различала вокруг, так ей было плохо. Потом вошла молоденькая горничная и сказала, что хозяйка велела отнести раненого юношу к ней в спальню.
     Гелх отнес ее и удалился на кухню к слугам. Очень красивая женщина возникла как из тумана над ее изголовьем. Она была высокая, тонкая, узколицая и ухоженная. Волосы ее были черными, платье тоже, белая-белая кожа с чуть заметными морщинками выдавала ее истинный возраст, но почти не портила.
     Она вся была как будто сахарная: сладкий голос, сладкие глаза, сладкие вишневые губы...
     - Бедняжка, тебе плохо? Ничего не бойся, мальчик, сейчас я тебя перевяжу.
     - Оставьте меня, - попросила Франческа, - я хочу спать.
     Засыпая, она почувствовала ласковую ладонь у себя на лбу, а потом горячие губы на своих губах, но не проснулась.
     Утром она увидела рядом с собой не женщину, а молодого парня с книжкой на коленях. Он был красив и чем-то напоминал Рафаэля.
     - Проснулся? - улыбнулся он.
     - Дай... воды, - пролепетала Франческа спекшимися губами.
     Он сел на край кровати и приложил кружку к ее губам.
     - Ты от Виконта?
     - Да. Точнее из плена.
     - Я тоже хотел когда-то убежать к нему... она не пустила.
     - Кто она?
     - Хозяйка. У меня же семья: отец больной, бабка, три младших брата и сестра. А она за меня платит. И в университет меня устроила... В общем, я повязан по рукам и ногам.
     - Ты ее любовник?
     - Да нет. Она странная. Целует меня, а больше ей от меня ничего не надо.
     - Она не выдаст нас?
     - Не волнуйся. Ньер триморцев терпеть не может, как и все в Лестопале.
     Они разговорились. Юноша был бесконечно далек от нее и от ее проблем, но с ним было легко и просто, он был приветлив и не зол на этот перевернутый мир, к тому же очень любознателен.
     - Послушай, как тебя зовут? - наконец спросила она.
     - Эстрильо. А тебя?
     - Франческа, - усмехнулась она.
     Красивое личико его вытянулась, черные глаза округлились.
     - Ты девушка?!
     - Да, черт возьми.
     Он пытался что-то понять, разглядывая ее внимательнее.
     - И ты воевала у Виконта?!
     - Почему бы нет...
     - Послушай, но это же здорово!
     - Это глупо, - сказала она, - война – не женское дело, - и, глядя в его растерянное лицо, добавила, - у меня есть дочь, надо было растить ее, а не мечом размахивать... наверно, я что-то не поняла в этой жизни. Думала, что я сильная. Что я всё смогу! Какая глупость!
     Волна отчаяния все-таки нахлынула на нее, может быть потому, что всё самое страшное осталось позади, и не надо было больше изображать из себя героя-Виконта, от которого она так устала. Франческа почувствовала, как бегут по щекам горячие и сладкие, какие-то упоительные слезы.
     - Ты что! - Эстрильо, ничего не понимая, но искренне сочувствуя, достал из кармана надушенный носовой платок.
     Безуспешно и растерянно он пытался преодолеть поток ее слез, суетясь возле кровати.
     - Успокойся, Франческа! Всё позади, ты в безопасности, тебя никто здесь не найдет.
     Ей даже не было стыдно за свою слабость. Потом пришла хозяйка, приветливо улыбнулась и спросила, как дела.
     - Представляешь, Ньер, - сказал этот простодушный Эстрильо, - это девушка!
     Франческа была слишком поглощена своим отчаянием, чтобы за удивлением хозяйки разглядеть недовольство. К тому же Ньер Норли прекрасно владела собой.
     Наверно, она ничего не желала своей нежданной гостье плохого, но она страстно хотела сохранить то, что у нее было: своего Эстрильо. Наверно, она боролась с собой и старалась не замечать, как ее юный протеже влюбляется в эту странную девушку с широкими плечами, сильными руками, обрезками пепельных волос и красивым волевым лицом богини войны.
     Франческа ничего этого не замечала, как не замечала и того, что Эстрильо не отходит от ее постели всё свое свободное время. Она воспринимала его как сиделку.
    
          *******************************************
    
     Прошло три дня, и в спальню к ней ворвался взволнованный Гелх. Голова его была по-прежнему перевязана, только уже чистыми бинтами.
     - Собирайся, - сказал он резко.
     - Что случилось?
     - Эта стерва послала Феличьо в комендатуру. Скоро здесь будут имперцы.
     - Гелх, ты не ошибся?
     - Хотел бы ошибиться. Скорей, Виконт.
     Откуда только взялись силы! Сморщившись от досады, Франческа быстро сорвала с себя ночную рубашку, хватая штаны, сапоги и меч одновременно. Движения ее были точны, хоть каждое и причиняло ей боль.
     - Как жить? - сказала она, застегивая ремень, - кому верить?
     Гелх посмотрел на нее с отчаянием, но ничего не ответил. Они выбежали через задние ворота, и закоулками сумели выбраться из города. Погоня застигла их уже в горах.
     К тому времени сил не осталось совсем. Скрипя зубами, Франческа шла за Гелхом по обрыву всё выше в горы, точнее, он тащил ее за руку, и они прекрасно понимали, что отбиться от целого отряда не сумеют.
     - Хватит, Гелх! Хватит! - взмолилась она, падая на камни и почти не чувствуя, как впиваются они в измученное тело, - не могу!
     Всего воздуха планеты не хватало для дыхания. Гелх пытался нести ее, но и сам был без сил. Преследователи неумолимо приближались. И так же неумолимо приближалась развязка.
     - Всё! - выкрикнула она, стуча кулаками об землю, - всё! Как я всех ненавижу, если б ты знал!.. Всё. Затравили как дикого зверя...
     Гелх упал с ней рядом. Он дышал тяжело и яростно.
     - Они думают, что получат тебя? Ничего подобного. Тебя я им не отдам.
     - У меня вся надежда только на тебя, Гелх. Все меня предали, ты один остался.
     - А ты всегда была у меня одна, - сказал он печально.
     - Я знаю...
     Рука сама дотянулась до его лица, погладила впалую щеку, влажные от пота волосы, дрожащие губы. Поздно было думать и о любви и о благодарности. Поздно было что-то менять в этой похожей на пошлую комедию жизни.
     Гелх посмотрел вниз, оценивая, как далеко от них преследователи, и сколько у них времени. Потом привлек ее к себе. Поцелуй на минуту заставил ее забыть об усталости и боли. Франческа закрыла глаза, утопая в его крепких объятьях, не сомневаясь, что этот человек ее действительно любит и никогда не предаст. И если ей суждено будет избежать костра, она никогда этого не забудет и сумеет отблагодарить его.
     Но потом Гелх, как будто окаменев, отстранил ее, еще раз посмотрел вниз и вынул меч.
     - Встань здесь.
     - Что ты задумал?!
     - Я же сказал, они тебя не получат.
     - Гелх, ты с ума сошел? Ты хочешь убить меня?
     - Это единственное, что я могу для тебя сделать.
     - Гелх! Плен – еще не смерть. Пока есть надежда, надо жить. Я не хочу умирать! Мне еще нужно отомстить. Отомстить, Гелх! А тогда можешь убить меня, если тебе так хочется.
     Он только покачал головой.
     - Ты стала слишком слабой, Франческа. Ты не выдержишь ни допросов, ни унижений, тем более казни.
     - Откуда тебе знать!
     - Ты и сейчас вся дрожишь. Это не к лицу Виконту. Умри достойно, Франческа.
     Летнее небо было высоким и чистым. Ни одно облачко не омрачало этот великолепный день. Франческа с трудом встала, пошатываясь, спотыкаясь о камни, в голове шумела кровь, в душе кипела нерастраченная ненависть и досада на свою слабость и беспомощность. И ничего нельзя было повернуть вспять, и ничего нельзя было исправить, и не было рядом священника, да и каяться совсем не хотелось.
     - Ненавижу вас всех, - сказала Франческа, - и тебя в том числе! Чего ты испугался? Что я закачу истерику? Что я превращусь в кусок дерьма с хлюпающим носом?
     - Я слишком люблю тебя.
     - Ты любишь не меня! А великолепного Виконта. А несчастную слабую Франческу готов убить, лишь бы она не бросила тень на его репутацию... Ну что же ты? Видишь, я и на ногах-то не стою... Только не забудь столкнуть мое тело в пропасть.
     Снизу уже слышны были крики преследователей. Гелх в последний раз оглянулся, потом взял ее левой рукой за плечо, а правой всадил ей меч под ребро.
     Боль была внезапная и ошеломляющая. Франческа осела на землю, как ватная кукла, чувствуя, как отливает горячая кровь от головы и как подходит она ко рту. Что-то необратимое происходило с ее телом. В глазах темнело.
     - Прости меня, - Гелх встал перед ней на колени, на лице его была мука, - прости, если сможешь!
     - Как больно... - прохрипела она, захлебываясь кровью.
     В последний раз завертелись перед глазами легкие облака, солнечная лесная поляна и пронзительно красивое лицо Рафаэля. «...манила богиня любви и весны, а я представлял тебя...» И свет наконец померк.
    
    
    
    
    
    
    
    
    
    
    
    
    
    
    
    
          ««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««
     * . *
     ««««««««««««««««
     *
    
     СВОЯ ГРУСТНАЯ ИСТОРИЯ...
    
    
     Яркое весеннее солнце заглядывало в окна. Ангрис медленно открыла глаза, встала с кровати и подошла к окну. Всюду, насколько хватало глаз, зеленела трава, перемежаясь ярко-желтыми цветами мать-и-мачехи. Лес тоже наполнился свежей зеленью и как будто дрожал в утренней дымке. Весна была ласковой и нежной, словно поцелуй ребенка.
     Она чувствовала себя как после долгой болезни: слабой, разбитой, но глубоко спокойной. Всё встало на места, пришла весна, пришла ясность мысли. Она не была больше Франческой, хотя знала о ней всё и сочувствовала ей так глубоко, как только можно.
     Странная судьба этой девушки вызывала у нее восхищение и даже зависть, несмотря на то, что конец ее был ужасен, как падение в бездну, и даже памяти о ней не осталось. Ангрис неведомы были такие страсти и такие отчаянные поступки: ни бремя власти, ни ярость битвы, ни омут любви, ни ужас и мерзость предательства... Она тихо сидела на своей станции на Ганимеде, читая книжки и боясь своих эмоций, словно искусственно запихнув себя в непроницаемый скафандр. А Франческа всё это время пыталась докричаться до нее и достучаться в ее закрытое сердце.
     «Я помогу тебе, раз ты выбрала меня», - думала Ангрис, глядя на радостные краски весны, - «если я нужна тебе... что ж, я переболею твоей болью, я сделаю за тебя то, что ты не успела».
     Мирно спала юная Кармелита, даже не понимая, наверное, что натворила своей детской рукой. Хмурилась во сне мудрая Ньер, не желая вспоминать то, что было ей неприятно, даже ее имя. Мало ли Франческ на свете. Лежала, по-прежнему стиснув голову руками, Тесса. И безо всякого сна бродила под окнами измученная Аквила.
     «Ты хотела отомстить», - думала Ангрис, - «и вот они здесь. Все. Отступившийся от тебя король. Изменивший тебе муж. Отец твоей дочери, погубивший ее. Сестра, отнявшая твою сказочную силу. Подруга, не пришедшая тебе на помощь. Любовник, который побоялся тебя спасти. Хозяйка, которая тебя выдала. И наконец твой преданный слуга, который тебя убил. Они пленники этого замка. Я люблю их и ненавижу, так же как и ты. Чего же ты хочешь от меня, неукротимая Франческа Креоли?..»
     Ангрис надела свою юбку и свитер. Накинула пиджак Клайда и медленно спустилась вниз, в сумеречный зал с остатками вчерашней трапезы и огарками свечей, в который не проник еще рассвет.
     Рафаэль спал прямо за столом, обнявшись с бутылкой. Гелх задремал возле камина на подстилке. Больше никого в зале не было. Постояв над ними и наполнившись печалью от нахлынувших воспоминаний, Ангрис поторопилась выйти во двор.
     Аквиле не спалось. Бог знает, о чем она думала в этот ранний час. Проходя мимо, она взглянула на Ангрис и потупила глаза. Ангрис ничего не стала говорить ей, но долго смотрела вслед этой сильной девушке, такой гордой, такой смелой и такой завистливой. Так они и разошлись.
     Уже ближе к полудню ее нашла на берегу рва Тесса. Она подошла босиком по свежей молодой траве, подбирая подол черного платья, и опустилась перед Ангрис на колени.
     - Мы все тебя ищем, а ты здесь.
     Голубые глаза ее казались виноватыми.
     - Ты мне хочешь что-то сказать? - спросила Ангрис.
     - Да, - Тесса долго изучала ее взглядом, прежде чем спросить, - это правда, что Виконт на самом деле был Франческой Креоли?
     - Правда, - улыбнулась Ангрис.
     - Нет, этого не может быть! Он был такой сильный!
     - Это была заслуга колдуна Мозеса. А Виконт на самом деле был обыкновенной слабой женщиной.
     - Какой же он негодяй! - с отчаянием покачала головой Тесса.
     - Кто? - не сразу поняла Ангрис.
     - Осмальд!
     - Но ты ведь любишь его?
     - Не знаю...
     - У него своя правда, Тесса. Послушай меня... Вся эта война с самого начала планировалась как заговор против него. И если он это понимал, то вовсе не обязан был помогать ни Суандру, ни Виконту, ни герцогу Симурскому... Это говорю тебе я, Франческа Креоли. Твой Виконт.
     - Ты помнишь меня? - спросила Тесса.
     - Конечно. Я же учила тебя читать. И держать меч. Ты была очень способная ученица.
     - Неужели всё это правда?
     - Я виновата перед тобой, Тесса. И я хочу, чтобы ты простила меня.
     - О чем ты?
     - Эсбил предлагал обменять тебя. Я отказалась, потому что поверила, что ты можешь предать.
     - Все поверили, не только ты. И потом... я ведь действительно была любовницей Эсбила, я не отказываюсь от этого.
     - Тесса, я хочу, чтоб ты знала: я ни в чем тебя не виню. Я сама перед тобой виновата. И я помню, что это ты помогла мне бежать. Я тогда даже не сказала тебе спасибо... Скажу сейчас.
     - Как жаль, - вздохнула Тесса, - что при жизни мы не успеваем сказать друг другу самого главного... ты сняла огромный камень с моей души, Франческа. Даже если мне всё это приснилось... Пойдем, обед готов.
     Во главе стола сидел Осмальд. По правую руку от него – Рафаэль Антуан Симурский, по левую – барон Норман Лескри. Ньер сидела рядом с Фларианом, Кармелита – с Аквилой. Гелх тоже спокойно сидел за одним столом с царственными особами. Никто не притрагивался к еде, все смотрели на Ангрис.
     Она понимала, что от нее потребуются не только слова. Сказать может любой. Она должна чувствовать то, что говорит, это должно быть криком ее души, ее порывом, ее убеждением. Иначе, зачем она столько мучилась?
     - Я прощаю вас, - сказала Ангрис, не садясь и глядя на них сверху вниз, - я прощаю вас всех. Я люблю вас, что бы вы мне ни сделали. Хочу, чтобы вы об этом знали.
     - И меня? - удивленно спросила Кармелита.
     - И тебя, девочка. Только заклинаю тебя, не будь впредь такой жестокой.
     - И меня? - спросила Аквила.
     Все удивленно посмотрели на нее. Никто и предположить не мог, что за ней тоже есть какая-то вина, такой безупречной она казалась. Ангрис не стала выдавать ее тайны.
     - И тебя, Аквила. Живи, как знаешь... И вас, Ньер. Каждый борется за свое счастье как может... и тебя, Норман, хоть ты и не уберег единственное, что после меня осталось: мою дочь.
     Она молчала, и все молчали, от этой тишины Ангрис казалось, что она проваливается в пустоту.
     - А вас, ваше величество, мне не за что прощать. Я ненавидела вас, но я совсем не хотела поставить себя на ваше место. Бог вам судья, но не Виконт. Я не держу на вас зла и хочу, чтоб вы это знали.
     Осмальд сидел как изваяние из камня, ни один мускул на его властном лице не дрогнул, возможно, ему было абсолютно всё равно, что думает о нем Виконт, но Франческе Креоли важно было сказать это и отречься от своей ненависти.
     - Я прощаю и тебя, Флариан, - сказала она, глядя в прищуренные глаза художника, - мне хотелось убить тебя, мне хотелось отомстить тебе... но это было слишком давно. Теперь мне всё равно.
     Флариан тонко усмехнулся, до сих пор уверенный, что подарил ей незабываемую ночь.
     - Я прощаю и тебя, - Ангрис взглянула на Рафаэля, голос ее дрогнул, - и тебя, мой любимый... живи, как хочешь, будь счастлив и не вспоминай о своей ковровой дорожке... всегда кто-то выкладывает костьми путь другому. Я люблю тебя.
     Глядя на Рафаэля, она совсем забыла о Гелхе.
     - А я? - спросил он, поднимая к ней хмурое лицо с горящими кошачьими глазами.
     - Ты? - Ангрис посмотрела на него, - ты очень сильный человек, Гелх. Я сама должна была просить тебя об этом. Знай, я ни в чем тебя не виню.
     Гелх зажмурился, плотно сжатые губы его искривились и задрожали. Ангрис, сказав всё это, опустилась на стул и закрыла руками лицо. Огромная тяжесть свалилась с ее плеч, но она слишком устала, чтоб обрадоваться этому. Так, в полной тишине они просидели минут десять, пока она не пришла в себя.
     - Франческа, - Рафаэль стоял сзади и трогал ее за плечо.
     - Пожалуйста, не надо, - попросила она, - я больше не Франческа, сеанс окончен... у меня своя грустная история.
    
          ****************************************************
     **************************
    
     У нее была своя грустная история маленькой девочки, влюбленной в своего отца, который оказался совсем не тем, что она представляла. И вообще, всё было совсем не так...
     Ангрис поняла, что пробуждение близко, и еще раз обвела всех взглядом, портрет Франчески тоже. Теперь она, кажется, была сама собой, но мучительное чувство охватило ее при мысли, что она никогда не увидит больше этих людей, что на самом деле их разделяет бездна лет, и их расшвыряет сейчас как песчинки.
     «До чего же мы все беспомощны», - подумала она с отчаянием, - «До чего же мы беспомощны!»
     Огромный зал стал медленно погружаться в туман.
     - Гелх! - она бросилась к слуге, сидевшему рядом, потом взяла за плечи Тессу, - Осмальд!.. Кармелита...
     Последним, что она видела, было лицо Рафаэля Симурского. Оно таяло как утренний сон, который сладок и прекрасен, но стремительно забывается.
     В музее было по-прежнему зябко. Ангрис огляделась, не веря собственным глазам, поняла, что сидит в деревянном историческом кресле эпохи Великого Суандра, и поежилась от холода.
     Клайд Лирни стоял напротив. Первым порывом было броситься к нему и повиснуть у него на шее, уткнувшись носом в широкое плечо, но порыв этот теперь ничего не значил. Она вообще теперь не знала, как с ним себя держать. Клайд выглядел очень уставшим, но по-прежнему очень красивым. На лице его застыл немой вопрос, хотя он, наверно, прекрасно знал, что там с ней происходило.
     - Это ты? - зачем-то спросила она.
     - Я, - улыбнулся он, - как ты себя чувствуешь?
     - А как бы ты хотел?
     Клайд понял, что разговор будет непростым.
     - Я предупреждал, что это будет нелегко, - сказал он.
     - Нелегко? - Ангрис покачала головой, - это жестоко. И не только по отношению ко мне.
     - Так... - Клайд смотрел внимательно, пытаясь понять, что же так возмутило ее, - примерно этого я и ожидал...
     - Разве это имеет какое-то значение? - усмехнулась Ангрис, - я сделала всё, что вы от меня хотели. Ты и твоя Франческа... Теперь она может успокоиться, а ты можешь печалиться о ней дальше. Еще тысячу лет, или две. Ведь ты, кажется, бессмертен, Мозес?
     В музее было пронзительно тихо. И вообще не верилось, что существует какой-то мир вне этого зала с застывшими экспонатами. Клайд стоял, сложив руки, его усталые черные глаза смотрели на нее всё с тем же немым вопросом. Он был сейчас совсем не старик, только эти глаза его выдавали, он был по-прежнему похож на героя ее детсва и притягателен для нее, но красота его не могла искупить хладнокровной жестокости хирурга, который делает операцию без наркоза.
     - Ты преувеличиваешь мою вину, Ангрис. Я не знаю, почему она выбрала именно тебя, возможно потому, что ты считала меня отцом и рано или поздно обратилась бы именно ко мне. Я только помог вам избавиться друг от друга.
     - Неправда. Ты просто использовал меня. Ты знал обо всем раньше, чем я прилетела. Что ж... я, конечно, помогла ей, но мне обидно, что меня, мою душу, мои чувства, мою любовь... использовали как средство.
     - Ангрис, что ты говоришь?
     - И этих людей, даже если они и виноваты, тоже. Что будет с ними? Что ты с ними сделаешь?
     - Я? Да ничего. Всё сделает история. Вернее, уже сделала. Ведь всё это случилось тысячу лет назад. И не с тобой, а с ней.
     - А мне кажется, что со мной. И вчера. Они теперь со мной, понимаешь? Они мне не чужие, и я хочу знать, что с ними будет! Неужели они просто исчезнут, как тот нож в твоей руке?
     - Успокойся, - Клайд поставил себе исторический стул и присел на него, - они не исчезнут. Они очнутся и будут вспоминать это как кошмарный сон, не больше... Послушай меня внимательно. Я специально выбирал моменты, когда каждый из них находился без сознания. Так легче вырывать людей из реального потока времени. Да и последствий меньше... Твой Рафаэль Антуан Симурский станет королем. Осмальд откажется от трона и удалится в какую-то лесную глушь. Аквила вернется в свою деревню, выйдет замуж за кузнеца и нарожает кучу детей. Флариан вернется в Дельфиний Остров, напишет книгу и в скорости умрет. Жаль, что книга не сохранится до наших дней, иначе мир помнил бы о Виконте. Норман доживет до старости, но потеряет обоих сыновей. Гелх будет сопровождать Кармелиту, пока она не выйдет замуж за мятежного графа Вальгоро. Там будет жуткая история, возможно, ты о ней слышала.
     - О безумной Кармелите? - удивилась Ангрис, - так это о ней?
     - Обе сестры были очень страстны. И старшая, и младшая. Обе не знали меры ни в любви, ни в ненависти. Она знала, где скрывается ее мятежный муж. Имперская полиция схватила ее вместе с детьми. И чтобы дети не выдали отца, она задушила их всех троих. Во сне. Дикая страна Озерия, как любил выражаться Флариан.
     - Да, я знаю... потом она слонялась безумная по всей стране. Бедная Кармелита!
     - Тебе всё еще жаль ее?
     - А как ты думаешь?
     Покачав головой, Клайд продолжил:
     - Ньер вылечится от своей болезни и спокойно доживет до старости. Ей по-прежнему будут нравиться молодые юноши, и она так и останется старой девой. Но это ее трудности.
     - А Тесса? - спохватилась Ангрис, - как же Тесса?
     - Тесса умрет, - жестко сказал Клайд.
     - Но это... это же несправедливо!
     - Что я могу поделать, если единственный раз в жизни она потеряла сознание, и то на эшафоте? - немного раздраженно проговорил Клайд, - это история, а она не обязана быть справедливой и прекрасной как сказка... Да и мы не дети.
     Это верно, не дети. Особенно он. Его уже ничем не удивишь и не растрогаешь. Он слишком стар и для зла, и для добра, так он сам говорил еще тысячу лет назад!
     - Неужели ничего нельзя сделать? - спросила Ангрис, - ты же такой всемогущий, Мозес?
     - Кто тебе сказал, что я всемогущий? - усмехнулся он.
     - В таком случае, - Ангрис встала, - ты еще более жесток, чем я думала.
     - Ты хочешь от меня невозможного, - замучено проговорил он, - ты снова хочешь от меня невозможного, Франческа.
     - Я не Франческа, - покачала головой Ангрис, - ты опять забыл об этом.
     - Я слишком устал, - вздохнул Клайд, - и от тебя, и от нее.
     - И ты не можешь помочь Тессе?
     - Никоим образом.
     - Выходит, ты просто растянул ей агонию?
     - Я продлил ей жизнь на несколько дней.
     - И всё?! Она же спасла твою Франческу, за это и поплатилась. А Франческа должна спасти ее. Должна!.. Иначе, зачем вся эта канитель? Зачем эта жизнь, вынесенная за скобки?
     - Пойми! - резко сказал Клайд, - это было тысячу лет назад. Это время прошло, и ничего уже не изменишь. Возьми любой учебник по истории. Там черным по белому написано, что ее казнили в Лестопале второго декабря 1142 года.
     У Ангрис глухо стучало сердце. Она отчаянно пыталась понять смысл происходящего и увязать его со своим рассудком.
     - Наверно, я чего-то не понимаю, - вздохнула она, - но если это так, и ты ничем не хочешь помочь... то ты просто препарируешь нас как лягушек. Ты вытрясаешь наши души и копаешься в них, как в навозной куче.
     - Ангрис!
     - Мы долго мучились. Все. Кто заслужил, и кто нет. И ради чего? Ради кого? Неужели только ради этой безумной, страстной девчонки, которую ты так любишь?
     - Ангрис, опомнись!
     Все светильни разом вспыхнули и сразу погасли, и как будто звенящая струна лопнула в тишине. Это Мозес терял терпение.
     - Пойдем отсюда, - сказал он глухо, - с меня довольно.
     В полной темноте они прошли через другие залы, всё больше приближаясь к настоящему, и оказались в тускло освещенном вестибюле. Ангрис вернула ему изумрудный пиджак и надела свою куртку. Ей было трудно в себе разобраться. Она думала о том, что не сможет быть вечной тенью яркой Франчески и не сможет простить ему полного равнодушия к судьбе остальных. Что ему до них? Он любил Франческу Креоли. Он старался для нее. Он стал всемогущим как бог. На нем лица нет, так он выжал из себя все силы... И всё это для нее.
     - Какое сегодня число?
     - Первое января, - усмехнулся Клайд, - восемь часов сорок минут.
     Всего сорок минут прошло с тех пор, как они переступили порог музея. И не было еще ни Франчески, ни Тессы, ни прекрасного Рафаэля Симурского... они еще не вторглись в ее жизнь и не перепутали в ней всё. Ей стало безумно жаль того коротенького прошлого, в котором была новогодняя елка, расторопный робот Микля и ее, только ее Клайд Лирни.
     Постояв рядом с ним и почти готовая уткнуться носом ему в грудь, Ангрис опомнилась и тоскливо посмотрела на него.
     - Отвези меня в космопорт.
     Он покачал головой.
     - Я никуда тебя не отвезу. Я люблю тебя.
     - Странная у тебя любовь!
     - Успокойся, Ангрис, прошу тебя. Летим домой.
     Потеряв волю к сопротивлению, Ангрис послушно прошла за ним в модуль. В полете они молчали. Клайд был хмур, Ангрис – подавлена. Она с ужасом представляла, как опускается топор на нежную шею Тессы, и у нее останавливалось сердце. Это было давно. Это было сегодня! И этот ужас будет стоять между ней и Клайдом всегда. У них своя грустная история.
     Мелькали внизу города в огнях и заснеженные перелески. Потом показался темный дом Клайда Лирни, в котором хозяйничал одинокий робот Микля. Он открыл им дверь и зажег свет в гостиной. Там по-прежнему стояла нарядная елка и сияющий кофейник на сервированном столе.
     Возле елки Ангрис остановилась. Свое отражение в зеркальном шаре показалось ей забавным, а из перламутрово-зеленой ракушки смотрел на нее странно-выпуклый перевернутый мир.
     - Когда ближайший рейс на Ганимед? - спросила она.
     - Ты так торопишься улететь от меня? - усмехнулся Клайд.
     - Я не вижу другого выхода.
     Они снова смотрели друг на друга, стоя у мерцающей елки, как тогда, когда он спрашивал, какого чуда она ждет, а она признавалась ему в любви. И это было по календарю еще вчера.
     - За всё надо платить, - сказал он печально, - кажется, я потерял тебя... я боялся этого, Ангрис, но у меня не было выбора.
     - Ты должен меня понять.
     - Я всё понимаю, - сказал Клайд, устало глядя на нее, - и не хочу тебя удерживать. Ты считаешь меня жестоким, это твое право, наверно, так и есть.
     - Ты не представляешь, как мне жаль, - Ангрис смотрела на него умоляюще, - но я не смогу через это переступить... она всегда будет стоять между нами.
     - Кто? Франческа?
     - Нет. Тесса!
     - Ближайший рейс на Юпитер в полночь, - сообщил Микля.
    
     В огромном зале ожидания было полно народу. До рейса оставалось полчаса, и всё это время они просидели рядом, так и не обронив за ненадобностью и десятка слов. Иногда ей вдруг казалось, что всё это бред, и надо забыть обо всем и любить его так, как просит ее изболевшаяся душа... но потом перед ней вставало бледное лицо этой девушки, которую ни она, ни даже он не сумели спасти от смерти, и горечь побеждала.
     Объявили посадку. Клайд на минуту обнял ее, потом отпустил и грустно улыбнулся на прощанье.
     - Иди. А то опоздаешь.
     Окаменев, Ангрис смотрела, как он скрывается в толпе. Его белые волосы, его красный шарф, его плечи в синей куртке... Потом как во сне она шла вместе со всеми по длинным коридорам к посадочному модулю, ничего перед собой уже не видя.
     После старта ее немного затошнило. Выпив в буфете минеральной воды, Ангрис подошла к иллюминатору и, прижавшись к нему лицом, смотрела на уплывающую вдаль Землю с синими океанами и белыми вихрями облаков, на прекрасный и перевернутый мир с беспощадной историей, в которой ничего не изменишь, и никого уже нельзя спасти, и которая даже тысячу лет спустя может ворваться в твою жизнь и всё в ней перепутать, превращая ее в очередную грустную повесть о несостоявшейся любви...
    
          *******************************************
    
     Рафаэль очнулся от дикой боли в боку. Двое волокли его за ноги в придорожную корчму.
     - Живой?
     - Да, вроде, живой еще.
     - Интересно, кто его так? Грабители что ли?
     - Да что у него грабить? Оборванец и есть оборванец... Совсем нынче народ озверел.
     Только что перед глазами были рыжие волосы Ангрис, ее грустное растерянное лицо и зеленые глаза, а теперь какая-то корчма и чьи-то рожи. Хозяйка расторопно перевязала его и омыла лицо теплой водой.
     - Где я? - спросил Рафаэль, морщась от боли, - далеко замок Креоли?
     - Ты что, бредишь, парень? Замок Креоли на другом конце Симура.
    
     Осмальд лежал под деревом, плечо затекло от жесткого корня под ним. Наверху простирались во всей красе могучие сосновые ветви в голубом небе. Голубом, как глаза этой девушки во сне. Странный сон ему приснился: разрушенный замок, незнакомые люди, любовник жены, с которым он распивал как с лучшим другом, и девушка на снегу, которую он поливал из ведра ледяной водой... Что за странное зелье дал ему этот колдун, и не от того ли ему снятся такие удивительные сны? И почему проклятое сердце, которое окаменело навечно, снова ноет и болит? Осмальд поднялся и медленно пошел к просвету меж деревьев, что виднелся на востоке.
    
     Над Норманом стояли брат и его лучший друг.
     - Слава богу, жив, - сказал брат, - интересно, кто этот стрелок? Я бы с него шкуру спустил!
     Они обломали ему конец стрелы за спиной и положили поперек седла. Норману казалось, что такое уже было. Только стрелу ему обломал косматый слуга, и девочка-подросток отчаянно кричала, что все они мертвы. Наверно, это был бред: и замок, и девочка, и портрет Франчески Креоли, который каким-то чудом уцелел. Всё это было бредом, а жаль...
    
     Флариан проснулся. Желудок болел по-прежнему. А король куда-то пропал. Ах, ну да... он пошел искать дорогу, а Осмальда оставил отдыхать под соснами. Потом ему стало плохо... Только при чем здесь замок Креоли? Что это, сон? Или игра его художественного воображения? Скорее всего. Его так замучила совесть, что он выдумал фантастическую историю о том, как Франческа воплощается в прекрасную девушку с рыжими волосами и всех прощает, в том числе и его. Неужели у него, в самом деле, есть совесть? Странно... Надо написать об этом. Неплохая идея, хотя и несколько безумная. Да и он выглядит в этой истории довольно бледно. Пожалуй, надо немного приукрасить.
    
     Ньер очнулась в своей карете. Рядом сидела взволнованная служанка, которая заботливо вытирала ей лоб.
     - Слава богу, вам лучше, госпожа!
     - Лучше? - Ньер удивленно огляделась, - как сказать.
     - Но вы же были без сознания.
     - И долго?
     - Часа три.
     - Странно, - Ньер казалось, что прошло не три часа, а три дня, - а мы никуда не заезжали? Ни в какой замок?
     - Да что вы... мы возвращаемся в Лестопаль. Куда же ехать, раз вы заболели?
     - Наверно, у меня был бред, - сказала Ньер, - я видела разрушенный замок, в котором хозяйкой осталась девочка... Там был король, какая-то странная девушка, которая говорила, что она Франческа. Помнишь, Лиззи? Франческа, которая пряталась у нас от имперцев?
     - И долго вы будете себя этим изводить, госпожа? Всё равно ж она убежала.
     - Нет, ты послушай, Лиззи... Она простила меня. Она всех простила.
     - Так не бывает.
     - Что ты понимаешь... А еще там был безумно красивый юноша, - грустно сказала Ньер, - как в сказке!
     Служанка только засмеялась.
     - Вот это на вас похоже! Что еще вам могло привидеться!
    
     Аквила лежала на берегу. Сарх растирал ее горящую кожу. Она очнулась и даже не сразу обратила внимание, что совершенно голая, потом вспыхнула и оттолкнула его.
     - Ты что!
     - Живая! - с облегчением вздохнул Сарх.
     - Конечно.
     - Я вытащил тебя со дна. Сам чуть не околел в этой луже.
     - Ты меня вытащил?
     - Ну. Ты же тонула.
     Аквила схватила одежду и торопливо начала одеваться.
     - По-моему, это ты тонул. А я за тобой ныряла.
     - Это тебе уже привиделось, - усмехнулся Сарх, - да не бойся ты меня, я уж тебя видел.
     Аквила взглянула на себя, на свое сильное красивое тело, которое еще помнило жаркие объятия Роса Ели, а точнее Рафаэля Симурского, бывшего любовника Франчески. Если б она знала, если б она только знала, кто он! Сколько она слышала о нем от нее, как ненавидела его за это! Это он, это именно он сделал из ее божественного Виконта обыкновенную бабу, а потом и вовсе бросил ее. Ну что ж, он и из воинственной Аквилы сделал то же самое.
     - Ты знаешь, сколько времени прошло? - сказала она, застегивая свои пряжки.
     - Не меньше часа, я думаю, - ответил Сарх.
     - Ничего ты не понимаешь, - вздохнула она, - прошла целая жизнь. «Бедной Лори всё равно, всё равно...» Понимаешь?
     Он смотрел на нее и ничего не понимал.
    
     Гелх очнулся и ощутил тупую боль в затылке. Вокруг дымился разрушенный замок. Он выполз из-под груды камней, замечая на себе раны и ушибы и чуть не стоная от боли. Среди многочисленных трупов он увидел под окнами неестественно согнутое тело Кармелиты. Забыв о боли, он кинулся к ней, склонился над ее мертвенно бледным лицом. Девочка слабо, но дышала. Гелх поднял ее на руки и отнес на пригорок. Там он попробовал привести ее в чувство.
     Она открыла удивленные глаза. В них была еще и боль.
     - Потерпи, девочка, потерпи...
     - Гелх, что случилось? Где все?
     - Кто все?
     - Король, Флариан, Аквила?..
     - Какой король?
     У него слишком всё болело, чтобы вспоминать что-то. От дыма было трудно дышать. Гелх закашлялся до слез, потом встал и огляделся.
     - Пожалуй, нам надо подняться в эту башню. Она почти не пострадала. Ты сможешь идти, госпожа?
     Кармелита встала, и, опираясь друг на друга, они поднялись в пустую комнату с камином и дубовым столом посередине. Камин не горел, дров не было, зато вокруг всё пропахло паленым.
     - Давай я перевяжу тебя, - спокойно сказала она, разрывая подол своего нарядного платья.
     Гелх сел рядом с ней на колени, преданно глядя на маленькую хозяйку. Она ловко перебинтовывала ему руку.
     - Надо принести воды, - сказал он.
     - Надо, - кивнула Кармелита, - и дров. И большой котел... Как ты думаешь, у нас еще будут гости?
    
          * * . *
     ««««««««««««««««««««««««««««««««««««
     * .
     «««««««««
    
     Тесса обнимала плаху руками. Щека касалась мягкого белого сукна. В ноздри врывался холодный воздух, а в уши – гул толпы. Сердце обмерло, как будто от внезапного испуга. Это все-таки случилось! Она здесь, а не там. Ее отсрочка кончилась. Смерти нет, конечно, смерти нет... но как не хочется умирать! Господи, где они все: Кармелита, Ангрис, Осмальд?!
     - Эй, ты что, - недовольно сказал палач в черном колпаке с дырками для глаз, - так не положено! Чего дохнешь раньше времени? Посмотрите, святой отец, жива она или нет?
     Священник наклонился над ее головой, потрогал ее безжизненную руку.
     - Руби, сын мой. Какая разница?
     Толпа вопила, свистела и гремела всем, что можно прихватить из дома с этой целью. Глупая тупая толпа, одна половина которой считала, что она предала Суандра, а вторая половина, что Эсбила. И каждая считала, что ей непременно надо отрубить голову.
     Неожиданно на эшафот поднялся Тхолль. Он был в черном плаще и зловещ как демон.
     - Стойте! Кого вы собираетесь казнить? - спросил он зло.
     - Тессу, ваша светлость, - ответил капитан стражи, - по вашему же приказу.
     - Это я и без тебя знаю. Я спрашиваю, кто это?! Что это за девка на плахе?
     Тесса удивленно подняла голову и посмотрела на него. Тхолль как будто не узнавал ее. Маленькие глазки его были полны ярости.
     - Уберите ее отсюда. Это не Тесса.
     - Но... ваша светлость.
     - Я сказал убрать! - рявкнул Тхолль - и найти настоящую Тессу. Вы мне еще ответите за это!
     Ничего не понимая, под бешеный вой толпы, она спустилась с эшафота, ступая босыми ногами на снег и даже не чувствуя этого. Ее трясло и не только от холода. Наместник ругался со стражей и грозился найти виновного. Опрокинутое над городом голубое небо было пронзительно чистым. По живому коридору, в оцеплении стражи, ее снова довели до арестантской кареты, окруженной таким количеством всадников, что сдержали бы натиск целой толпы, если б это понадобилось. Тесса встала на подножку, и ее буквально затолкнули внутрь.
     В карете тоже было холодно. Деревянное сиденье покрылось изморозью, в окна сквозь решетки врывался мелкий как крупа снег. Тесса сунула деревенеющие руки подмышки и зажмурилась. Потом, когда, проехав несколько кварталов, карета остановилась, у нее вновь упало сердце. Она решила, что Тхолль одумался и велел вернуть ее.
     Но Тхолль стоял у распахнутой дверцы и хмуро смотрел на нее.
     - Выходи, - сказал он.
     - Что еще тебе нужно? - с презрением спросила Тесса, едва двигая пересохшими губами.
     - Мне – ничего, - ответил он зло и посторонился, освобождая ей выход, - я не собираюсь воевать из-за какой-то дохлой девчонки с королем Озерии... правда, ума не приложу, когда ты успела и его околдовать, маленькая ведьма.
     Великолепный Осмальд спрыгнул с вороного коня и спешил к ней в распахнутом полушубке.
     - Во сне, - прошептала Тесса и улыбнулась.
    
    
    
     25.02.94
     Елена Федина