Вечером, в нетерпении ожидая лифт, Петр вспомнил, что забыл зайти в магазин за продуктами. «Да и ладно, найду что поесть!» — подумал он, войдя в лифт, и быстро нажал кнопку своего этажа. Однушка, доставшаяся ему после развода, находилась на последнем этаже панельного дома, остро нуждающегося, как и жизнь Петра, в капремонте. Восхождение лифта к небесам двенадцатого этажа казалось бесконечным. Петр хотел есть, но еще больше он хотел в туалет.
Притопывая и сжимая причинное место, он спешно открыл дверь и устремился в ванную. А и правду говорят, что для счастья много не надо. Сейчас бы жена сразу набросилась коршуном: «Петя, ну сколько раз тебя просить, пользуйся унитазом, а не раковиной!» и давай бу-бу-бу, ду-ду-ду, бу-бу-бу, ду-ду-ду! Он сполоснул раковину и подмигнул своему довольному отражению в зеркале: есть плюсы в холостяцкой жизни! В хорошем настроении, потирая руки, он прошел на кухню. Ну-с, что у нас здесь имеется?
Содержимое холодильника не радовало: будто мышь какая завелась там и покусовничала. Взгляд упал на бутылку пива и через несколько секунд ячменный напиток влился в желудок, как по маслу, погасив голодные спазмы. Теплая волна прокатилась по телу, и оно благодарно выдохнуло напряжение рабочего дня мягкой, негромкой отрыжкой.
Сунув в рот остаток копченой колбасы, Петр достал засохший кусок сыра, попробовал его на зуб и со словами «Ладно, будем считать, что ты пармезан» отправил в рот. Вслед за сыром в него плавно, как в удава, вошли глазированный сырок и вялый огурец.
В дальнем углу полки сиротливо жались друг к другу склизкие молочные сосиски. С подозрением обнюхав их, Петр решил: «Ничего, помою, пожарю с яйцами – нормально будет». Да, холостяцкий ужин — это, конечно, не домашние котлетки жены… Но ничего, свои плюсы в такой жизни тоже имеются! Завтра он затарится в магазине и все снова будет окей.
Через полчаса грязная посуда, аккуратно накрытая полотенцем, возвышалась горкой в раковине, а Петр, прихватив с собой бутылочку пива, переместился в диванную — так он называл свою единственную комнату, главной достопримечательностью которой являлся, как несложно догадаться, диван.
Диван был новый, широкий, практичного коричневого цвета. Слева от него располагалась, заменяя прикроватную тумбочку, табуретка. Перед ним стояла еще одна табуретка — многофункциональная, так как служила журнальным столиком, пуфиком и компьютерным столом одновременно. Напротив дивана висел большой телевизор — «приданое» из прошлой семейной жизни. Возле окна притулился икеевский платяной шкафчик. Время от времени он гостеприимно распахивал дверцы и исторгал часть впихнутого содержимого. С потолка на изогнутом черном шнуре свисала лампочка креативного желтого цвета — в темные вечера, когда за окном тоскливо и холодно завывал ветер, она освещала комнату теплым светом ушедшего лета.
Лето! Летом он еще был женат. Двадцать три года семейной жизни… Это срок.
Петр удобно устроился на диване, блаженно водрузил ноги на табуретку, включил телевизор и довольно улыбнулся: а здорово вот так вот просто нажать на кнопку пульта и — на тебе, Петюня, смотри сразу свой любимый спортивный канал! Кто там сегодня играет? Голландия – Дания?
Зазвонил мобильный. «Блин! — огорчился он. — Забыл телефон на кухне!» Ха, нечего расстраиваться! Прелесть нынешней квартиры в том, что все рядом. Пять шагов — и ты на кухне. Три шага — в туалете. Еще шаг — и ванна к твоим услугам. Чудо, а не квартира — все под рукой!
Звонил сын Юрка. «Наверное, снова деньги нужны», — раздраженно подумал Петр. Но оказалось, сын звонил не просить денег. Оказалось, что он вообще ошибся номером! Между прочим, мог бы и соврать. Мог бы просто произнести набор дебильных фраз из американских фильмов, типа: «Привет! Ты в порядке? Уверен? Ладно!»
Смех, а не вопросы у этих американцев! Может, они задают такие формальные, идиотские вопросы потому, что не испытывают нормальных чувств? Иначе какого хрена разговаривать шаблонами и спрашивать у чувака, пять раз упавшего с небоскреба: «Ты в порядке?» А он такой, соскребённый с асфальта, открывает заплывший глаз и героически выдавливает из себя: «Да, я в порядке». — «Уверен?» — «Уверен!» — отвечает чувак и умирает. И все вокруг растерянно так, с сожалением: «Мы его потеряли…» Или это перевод такой дебильный? Или это мир такой стал, что никому друг до друга дела нет, живут все без эмпатии, мать их?
Сын вырос, а по душам поговорить толком не получается. Куда все девается? Сын. Я ж тебя на велике учил кататься! Я ж тебе твою отчаянную башку зашивал, когда ты решил съехать с лыжной трассы и кубарем летел с Уктусских гор, пока не уткнулся в сосну и не стряхнул с нее стаю птиц! Я даже уроки с тобой делал! А ты мне сегодня: «Ой, привет, пап! Это я не тебе звоню, это я номером ошибся!» — и короткие гудки. Петр расстроенно повертел в руках телефон, раздумывая, кому бы позвонить. Он перебрал в уме короткий список друзей и понял, что никому не хочет звонить.
Может, зайти на сайт знакомств? Полгода назад он зарегистрировался там, а месяц назад вступил в переписку с девушкой двадцати восьми лет и все не мог решиться на встречу. Что ей надо от него, сорокасемилетнего мужчины, он понимал: рестораны, подарки, красивые слова, цветы в обмен на ее гибкое, резиновое тело. А вот надо ли ему это сейчас, Петр не знал. Нет, не денег жалко! Жалко чего-то другого, чего-то такого, что течет еще в душе бурливым горным ручейком в знойный день, и хочется сберечь его, не загадить. В общем, сайт знакомств тоже отпадал. Не то настроение.
Странно все-таки получается! Был женат — погуливал. А сейчас — холостяк и, казалось бы, гуляй, Петя! А Петя чего-то не хочет. Может, а не хочет. Депрессия, что ли?
Он отбросил телефон на край дивана и потянулся за бутылкой пива. Тапка соскользнула с ноги и шлепнулась на пол. Петр с сожалением посмотрел на нее и вспомнил любимого пса — старого лабрадора Фила, который остался с женой. «Эх, сейчас бы Фил принес мне тапку», — взгрустнул он и представил, как Фил, по-стариковски кряхтя, поднимается с пола, собирая себя по частям, и, с трудом переставляя здоровенные лапы, бредет, неспешно повиливая хвостом, к тапке, кладет ее на диван и пристраивает свою умную лобастую голову ему на колени в ожидании похвалы: «Молодец, спасибо, дружище!» Он очень скучал по Филу, но поселить его в тесной комнатенке и оставлять в одиночестве на весь день было плохо для пса. Фил доживал свой век в просторах трехкомнатной квартиры бывшей жены.
«Го-о-о-о-о-л!!!» — долгий ликующий крик комментатора вырвал Петра из раздумий. «Что ж они так истошно орут?!» — с неожиданным раздражением подумал он о победном крике болельщиков, слившемся с захлебывающейся речью комментатора, и поймал себя на словечке «истошно». Это слово Маринки - жены. Она всегда просила: «Петя, да сделай ты телевизор тише! Нет сил уже слушать эти истошные вопли!» Петр выключил громкость: теперь скандинавы бегали и ликовали, как в немом кино. Странно: он сидит и смотрит матч в полной тишине, а мог бы врубить звук на полную громкость, как делал это обычно. Но не хочется.
Случайный звонок сына растревожил душу. Юрка вырос и уже год, как жил отдельно. Они остались с женой вдвоем и вдруг поняли, что говорить им не о чем, а присутствие друг друга только раздражает. Петр устал от постоянного брюзжания и недовольства жены. Жена устала от Петра. Однажды они сцепились по какому-то пустяку. Конечно, виноват был, он. Конечно, он опять сделал что-то не так или вообще забыл сделать. Петр не помнил, из-за чего они поругались в тот вечер, но из искры разгорелось пламя.
Марина метала молнии, злые слова ее, как дротики, попали в «яблочко», были обидными, и Петр подумал: «Зачем я живу с женщиной, которая ненавидит меня?» Он захотел сделать ей больно в ответ и предложил: «Может разведемся, раз всё так плохо?» Жена застыла на полуслове, как будто на нее ушат воды вылили или дали под дых. Петр сам не ожидал такой реакции. Она ошарашено смотрела на него, хлопала глазами, а он мстительно думал: «Ну что, дорогая, ничья? 1:1? Думаешь, ты меня не достала своим вечным недовольством и брюзжанием?»
За все прожитые годы они ни разу не говорили о разводе, потому-то его предложение и произвело эффект разорвавшейся бомбы. Но Маринка быстро пришла в себя и нанесла ответный удар: «Хорошая мысль, Петя! Давай разведемся и сбережем друг другу нервы». А еще говорят, что женщины за семью мертвой хваткой держатся. Его жена – исключение. С того вечера началось настоящее отчуждение.
Иногда Петр жалел о сказанном. Все-таки столько лет прожито вместе, все привычное, родное. А развод – это ж столько сложностей! И так не хочется всё менять! Несколько раз он предлагал Марине не разводиться, но в ответ видел подчеркнуто отстраненное и враждебное лицо. Каким-то шестым чувством он вдруг понял, что жена знала о его любовных похождениях. Знала, молчала, копила недовольство и не прощала. И не простит никогда. Так и будет жить с обидой, презрением, раздражением. Так и будет тюкать его каждый день. А что это за жизнь? Чем дальше, тем хуже будет. С годами отношения не улучшаются. И Петр решил развестись. Он представлял, как заживет один. Хорошо заживет! Нормально заживет. Не пропадет.
Они развелись, чем ввели в ступор всех знакомых. И только давний приятель, шутливо похлопывая его по плечу, спросил: «Что, Петруха, узнала-таки Маринка про твои амурные дела?» Узнала… А, кстати, почему он единственный, кто спросил об этом?
Петр продал доставшуюся ему по наследству от бездетной тетушки комнату в коммуналке, добавил деньги и купил эту однушку на последнем этаже. Карлсон, блин!
И вот теперь сидит он с бутылкой пива на диване, смотрит футбол, и никто ему, наконец, не мешает делать то, что хочется. Свобода! А что с ней делать? Чё-то как-то ничё особенного-то и не хочется. Может, за двадцать три года он приручился и стал хоть и плохо дрессированным, но домашним котом?
Петр повертел в руках телефон. Здесь, в этой маленькой коробочке, хранилась память о его семейной жизни. Хотелось зайти в «Фотографии» и пересмотреть все, что было снято за три года, прошедших с момента покупки смартфона. Но он все не решался. В груди сразу начинало что-то неприятно свербеть – ну их, эти фото. Все равно ничего не вернешь. Ни сыну, ни жене он больше не нужен. Его семья фантом. Как отрубленная нога, которой уже нет, но которая еще болит.
«Хоть бы кто-нибудь позвонил!» — мысленно заклинал он телефон в тишине. И телефон неожиданно зазвонил, высветив на экране лицо сына.
— Сынок, это ты! —Петр так обрадовался, что голос его вдруг стал на тон выше. — Привет!
— Привет, пап! Ты что это? У тебя все в порядке? — обеспокоено спросил сын, различив непривычные ласковые ноты и радость в голосе отца.
— Да, сынок, все в порядке! — Петр откашлялся и привел голос в порядок.
— Уверен? — недоверчиво спросил сын.
— Конечно уверен! А ты как?
— У меня тоже все в порядке! — ответил сын.
— Точно? — спросил Петр.
— Да, пап.
— Ну хорошо, сынок.
— Ну ладно, тогда пока, пап.
— Пока!
Петр посмотрел на погасший экран: «Долбаные американцы, спасибо вам за ваши долбаные диалоги! Хоть как-то с сыном поговорил!» А после паузы, потрясая перед собой телефоном, обратился через стены и океаны к другому континенту: «И за айфон вам тоже спасибо, американцы!»
Убедив себя, что посмотрит только снимок любимого пса, он все-таки решился открыть «Фотографии». Вот он — Фил! Друг, не грусти! Скоро поедем с тобой в отпуск на Ахтубу, на рыбалку! Помнишь, как там здорово было?
На фотографии на заднем плане стояла Марина. Петр увеличил фотографию так, чтобы лучше рассмотреть ее. Симпатичная жена у него была. Да и баба хорошая. Действительно хорошая! И чего он развелся? Виноват же был! Может, Маринка и права – бессердечный он эгоист.
Петр расстелил диван. Диван был правильный, холостяцкий: широкий и твердый. Да только что толку? За два месяца в квартиру не ступала ни одна женская нога. Да уж, не так он представлял свою жизнь после развода.
Он выключил свет, телевизор и приготовился заснуть. Интересно получается: раньше, когда он еще был семейным, он засыпал только под бубнеж телевизора, что раздражало жену, а последние несколько дней выключает телевизор и, как примерный муж, с наслаждением засыпает в тишине. Нет, все-таки он точно кот, который зачем-то вредничал и гадил хозяйке в тапки!
Пролежав минуту, Петр вспомнил, что забыл открыть форточку и встал. Марина всегда открывала ее на ночь и приучила его спать со свежим воздухом.
Он снова лег, закрыл глаза и тут же понял, что выпитое пиво не даст спокойно заснуть. Встал, сходил в туалет, лег, закрыл глаза, открыл и с тяжким стоном, причитая: «Бли-и-ин, как же достало, когда я перестану забывать об этом!», потащился на кухню за стаканом воды. Обычно Марина приносила им обоим воду на ночь и ставила ее на прикроватные тумбочки.
Зайдя на кухню, Петр увидел в темном окне свой силуэт. Втянув живот, он подбоченился, напряг мышцы, принял позу культуриста и вдруг заметил, как в окно насмешливо смотрит на него яркая и большая, словно гигантским циркулем очерченная, луна. «У-у-у», - уныло подвыл ей Петр и разом обмяк, сдулся. Будто луна, как в отлив, вытянула из него нарочитую бодрость. Стало холодно и тоскливо.
Он набрал воду и, стараясь не расплескать ее, в три прыжка преодолел расстояние до дивана, поставил стакан на табуретку и юркнул под одеяло с головой. Чтобы быстрее согреться, он, как в детстве, свернулся калачиком и, пережидая дрожь, сделал глубокий вдох, задержал дыхание и медленно выдохнул через рот воздух, наполняя норку под одеялом теплом. Вскоре он согрелся, высунул из-под одеяла нос и заснул.
И снилась ему рыбалка на Ахтубе. Раннее утро. Они с Мариной и Юркой скользят на моторке по тихой воде, а на берегу, растворяясь в розовом тумане, их верно ждет трехмесячный Фил. Марина опустила руку в воду и смотрит, как она разрезает водную гладь. Маленький Юрка боится, что маму укусит большая рыба, и просит ее вынуть руку из воды. А он управляет лодкой и улыбается. И впереди у них есть еще несколько лет. Несколько счастливых лет.