32-й армейский корпус стоит в Крыму. Для многих слово «Крым» ассоциируется с морем, солнцем, купанием в ласковой морской воде, курортами и отдыхом словом, приятными минутами и мало кто задумывается, что благодатная крымская земля обильно полита кровью, пролитой в многочисленных войнах, прошедших на этой земле с древних времен до наших дней.
Перед войной в Крыму стоял 9-й отдельный стрелковый корпус в составе 106-й, 156-й стрелковых и 32-й кавалерийской дивизий. Командовал корпусом генерал Батов, имея задачу оборонять Крым с суши, воздуха и моря.
Больше всего опасались вторжения с моря… 106-я стрелковая дивизия строила доты, дзоты и рыла окопы вдоль черноморского побережья от Евпатории до Севастополя, а 156-я дивизия от Севастополя до Керчи.
«… Вы понимаете, голубчик мой, - сказал П.И. Батову по телефону маршал Советского Союза Б.М. Шапошников, - что успех немецкого десанта в Крыму до крайности обострил бы положение не только на южном фронте. Из Крыма один шаг на Тамань и к кавказской нефти. Принимайте все меры противодесантной защиты как на берегу, так и внутри Крыма …»
(С.М. Саркисьян. 51-я армия. с5).
Однако действительная угроза вторжения противника в Крым надвигалась не с моря, а именно с … суши.
11-я немецкая армия в составе девяти дивизий и 40 полков артиллерии при поддержке 350 самолетов накатывалась с севера, нацеливаясь на Перекопский перешеек. Перекоп - северные ворота Крыма, длина перешейка 30 км, ширина от 8 до 23 км, с запада он омывается Черным морем, с востока – Сивашским заливом. Берега обрывистые, поверхность равнинная, со степной растительностью. На самом узком участке близ Перекопа, турки еще в XV – XVI веках создали 10-ти метровой высоты, так называемый, Турецкий вал. Посредине вала – два коридора, по которым проложена железнодорожная магистраль Херсон-Джанкой и шоссейная дорога из Крыма к Каховским переправам на Днепре.
В южной части перешейка – пять соленых крупных озер: Старое, Красное и другие. Дефиле между ними по имени села Ишунь получили название Ишуньских позиций, где было построено три линии оборонительных укреплений – в районе Турецкого вала, по линии Будановка – Филатовка и в районе пятиозерья.
Восточнее Перекопского перешейка находятся мелководный Сиваш, Чонгарский перешеек с железнодорожной магистралью Джанкой – Мелитополь и Арабатская стрелка, где также возможно проникновение на полуостров. Подробное описание этого района Крыма диктуется насыщенностью и ожесточенностью боевых действий, развернувшихся здесь и в 1941 году, когда Манштейн со своей 11-й армией брал Крым, а 51-я армия держала оборону, и в 1944 году, когда Крым брала теперь уже 51-я армия, а 17-я немецкая армия генерала Енеке на этих же самых позициях держала оборону.
Если проследить здесь все перипетии вооруженной борьбы, решения командиров и командующих, то можно получить такую оперативно-тактическую подготовку, что не нужно ехать в академию…
51-я отдельная армия была сформирована в Крыму 14 августа 1941 года на правах фронта с оперативным подчинением ей Черноморского флота.
В состав армии вошли 9-й стрелковый корпус (106, 156, 271 сд.); 276 сд.; 40, 42, 48 кавдивизии; 320, 321, 172, 174 сд. ополчения, сформированных на базе существующих ополченческих полков соответственно в Евпатории, Феодосии, Балаклаве; 7, 8, 9 бригад морской пехоты; 5-го танкового полка (10 шт Т-34, 56 шт Т-37, Т-38). Артиллерии армия не имела, командующим армией был назначен генерал-полковник Кузнецов, его заместителем генерал-лейтенант Батов.
Командарм принял решение 276 сд. выдвинуть на Арабатскую стрелку и Чонгарский перешеек, 106 сд. на южный берег Сиваша, 156-ю ед. – на Перекопский перешеек, 271 сд. осталась во втором эшелоне в районе Джанкоя.
6 сентября разведотряд от 156 сд. столкнулся с противником в 45 км севернее Перекопа, 12 сентября полуостров был отрезан от материка и в то же время 22-я пехотная дивизия и дивизия «Адольф Гитлер» заняли северный берег Сиваша.
В ходе пятидневных ожесточенных боев на Чонгарском перешейке и Арабатской стрелке противнику не удалось прорваться на полуостров, но фашисты овладели городом Геничеек.
Главный удар Манштейн решил нанести на Перекопском перешейке силами 54-го корпуса и дивизией «Викинг».
Наша 156-я сд., оборонявшая Перекоп, конечно, нуждалась в подкреплении, поэтому была срочно создана оперативная группа в составе 172, 271 сд. и 42-й кавдивизии под командованием генерала Батова для нанесения контрудара.
Передний край главной полосы обороны 156-й сд. проходил в 3-4 км севернее Турецкого Вала. Подход к Турецкому Валу преграждал противотанковый ров.
Штурм Перекопа начался 24 сентября мощной авиа и артподготовкой продолжительностью 2,5 часа, затем 6 полков 1-го эшелона при поддержке 50 танков атаковали позиции наших войск. Основной удар противник наносил на левом фланге, стремясь прорваться вдоль берега Сиваша вглубь Перекопского перешейка, обойдя Турецкий Вал с востока. К полудню следующего дня немцы сумели проделать проходы в проволочном заграждении, преодолеть противотанковые и минные поля и захватить западную часть Турецкого Вала.
В течение 26-27 сентября противник, наращивая удары, овладел последним и очень важным пунктом нашей обороны на Перекопе, древней крепостью. В районе Турецкого Вала – городом Армянск. Командующий 51-й армией решил нанести контрудар.
«… настойчивость, с какой велись наши атаки, - докладывал 29 сентября в Ставку генерал Ф.И. Кузнецов, - можно видеть из того, что Перекопский Вал захватывался нами 4 раза. Некоторые батальоны 271-й дивизии легли целиком на Перекопском Валу…»
(С.М. Саркисьян 51-я армия. с.23).
У наших войск не хватало боеприпасов. 51-я армия не имела своих армейских складов, поэтому после захвата противником Мелитополя, армия лишилась сухопутных коммуникаций к базам снабжения. Единственным путем для перевозки всех материальных средств оставалось море. Порты Тамань и Темрюк подвергались жестокой бомбежке, поэтому все это поставило снабжение войск Крыма в исключительно тяжелое положение и создало невероятно трудную обстановку для ведения боевых действий.
Потеряв в боях за Перекопский перешеек убитыми и ранеными около 20 тыс. солдат и офицеров, Манштейн на время приостановил наступление.
Тем временем войска 51-й армии заняли для обороны рубежи Ишуньских позиций, изрезанные озерами.
В это время советское Верховное Главное командование приняло решение эвакуировать войска Одесского оборонительного района и за их счет усилить 51-ю армию. Первой прибыла в Крым отличившаяся под Одессой наиболее укомплектованная 157-я дивизия под командованием полковника Томилова и заняла оборону в районе Воинки. С 18 по 25 октября в районе Ишуньских позиций шли ожесточенные, кровопролитные бои, однако 26 октября инициативу снова захватил противник: 27 октября, наступая 3-мя дивизиями при поддержке авиации, артиллерии и танков, сумел отбросить наши части к устью Сухого Самарчика и вырвался на оперативный простор…
30 октября 1941 года наши части оставили Симферополь.
Как уже отмечалось, ровно через два года роли поменялись: 31 октября 1943 года наступающая 51-я армия, пройдя горнила битв под Сталинградом, на Миусе, на реке Молочной, после проведения успешной Мелитопольской операции, передовыми частями вышла на северный берег Сиваша и к Перекопскому перешейку. В создавшейся обстановке, советское командование предполагало, что противник начнет эвакуацию войск из Крыма, однако этого не случилось: немцы не только не начали отвод своих войск, а наоборот, усилили свое сопротивление.
Блокированная в Крыму 17-я полевая армия состояла из 5 немецких и 7 румынских дивизий (200 тыс. личного состава, 3,6 тыс. орудий и минометов, 200 танков, 150 самолетов).
51-я армия имела в своем составе 10 дивизий (1,10,63 стрелковые корпуса, 90 тыс. личного состава, 1428 орудий и минометов, 49 танков). Было решено в начале силами 10-го стрелкового корпуса провести частные операции на ишуньском направлении. Эти операции были своего рода репетицией перед Генеральным наступлением. Они показали, что при артударе по переднему краю противник уходит во вторую траншею, когда же батареи переносят огонь в глубину, а пехота поднимается в атаку, он вновь занимает первую траншею и встречает атакующих организованным огнем.
Если же советским воинам удавалось ворваться в первую траншею, и они устремлялись ко второй линии траншей, гитлеровцы из отсечных позиций ходами сообщения вновь возвращались в свои окопы и открывали огонь в тыл наступающим. Такая тактика делала оборону противника живучей. Поэтому необходимо, чтобы наша пехота поднималась в атаку до переноса артиллерийского огня в глубину. Нужно было научить пехоту идти вплотную за огневым валом, а летчикам и артиллеристам подавлять врага в траншеях по всей тактической глубине его обороны.
«… Мы не сомневаемся, что враг ждет наш главный удар именно на Перекопском перешейке, - подчеркнул генерал армии, - там не сказывается отрицательное влияние Сиваша: войска могут получать пополнение и снабжение по суше, а не по шатким и уязвимым переправам.
Думаю, что по научным понятиям прусской военной школы, было бы признано правильным наносить главный удар только на Перекопе.
Мы же сделаем не так, - продолжал Ф.И. Толбухин, перейдя к карте.
- Поскольку враг ждет на Перекопе наш главный удар, готов к его отражению и не даст нам надежды на достижение внезапности, операция в этом районе грозит превратиться в медленное, ползучее прогрызание немецких оборонительных позиций.
Такой оборот дела выгоден гитлеровскому командованию и никак не подходит нашему фронту. К тому же и глубина обороны противника на Перекопе достигает 30-35 км и складывается из 3-х мощных оборонительных полос. Главный удар мы будем наносить на Сиваше, - подчеркнул командующий фронтом, - и нанесет его 51-я армия, а в ней 1-й гвардейский стрелковый корпус. Враг не ожидает действий основных сил нашего фронта через залив и поэтому, мы надеемся, не будет полностью готов.
Здесь не столь плотное насыщение боевых порядков противника огневыми средствами, не такая большая глубина обороны: две оборонительные полосы прорывать легче, чем три…».
(П.К. Кошевой. В годы военные. с.181).
Однако для осуществления этого замысла сначала нужно было форсировать Сиваш и захватить плацдарм на его южном берегу. В войсках армии служили несколько человек, участвующих в штурме Перекопа и Сиваша в составе войск М.В.Фрунзе. Тогда, в 1920 году подвозили к берегу связки камыша, клали их на дно Сиваша, закрепляли колышками, обозначая двумя рядами вех и по этому своеобразному настилу через гнилое море войска переходили вброд на южный берег. Уже само форсирование залива в зимнюю стужу по пояс в ледяной воде и выживание на голом берегу, где невозможно ни обсушиться, ни согреться – это само по себе является подвигом, который совершили наши воины.
Для форсирования избрали пролив шириной 3 км между мысами Кугаран и Джангара – это западный, наиболее глубокий участок Сиваша. Первой переправилась во время отлива и при тихой погоде 346-я дивизия и, развернувшись в боевой порядок, сразу же начала расширять плацдарм, поведя наступление на Ашкадан. Остальным соединениям 10-го стрелкового корпуса пришлось форсировать залив вечером, когда поднялся ветер, пошел дождь и начался прилив. Противник, обнаружив переправу, начал обстреливать войска дальнобойной артиллерией и бомбить с воздуха. Тем не менее, к исходу 1 ноября переправилась 216 сд. и продвинулась вглубь полуострова на 23-25 км, освободив 9 населенных пунктов и передовыми частями заняв Томашевку. Однако без артиллерии и тылов они не могли развить успех, противник подтянул резервы и бросил их в бой с целью ликвидировать плацдарм. Отходить нашим войскам некуда, позади Сиваш, боеприпасы на исходе и бойцы вели строгий учет каждому патрону, каждой гранате, на плацдарме не хватало пресной воды, нечем топить солдатские кухни, негде обогреться и обсушиться.
5 ноября форсировала Сиваш 263 сд. и активные боевые действия продолжались до 9 ноября, однако без артиллерии, без танков было немыслимо удержать плацдарм. В сложившейся обстановке было принято решение построить мост через Сиваш для переброски на плацдарм тяжелого вооружения и боеприпасов. Из-за неблагоприятных погодных условий подготовка к наступлению была завершена лишь к апрелю.
Командующий 51-й армией Я.Г. Крейзер главный удар решил нанести 10-м и 1-м стрелковыми корпусами, вспомогательный 63-м стрелковым корпусом в направлении на Каранки – это несколько восточнее.
Оперативное построение армии в один эшелон, построение боевых порядков корпусов и дивизий в два эшелона. Наступление началось 8 апреля 1944 года мощной артподготовкой, однако 1-му и 10-му стрелковым корпусам, наступавшим на главном направлении, добиться существенных успехов не удалось: противник имел мощные укрепления, которые оборонялись тремя немецкими дивизиями, кроме того, командующий 17-й полевой армией, определив направление основного удара наших войск на стыке 1-го и 10-го стрелковых корпусов, поспешно направил сюда свои резервы.
Этим немедленно воспользовался командир 63-го стрелкового корпуса генерал Кошевой, наступавший на вспомогательном направлении. В корпусе три дивизии: 267, 417 и 263-я.
«… поскольку фронт и армия наносили главный удар в полосе действующего справа от нас 1-го гвардейского стрелкового корпуса, было целесообразно и наши главные усилия сосредоточить на правом фланге соединения.
На направлении главного удара действовали две стрелковые дивизии – 267-я в первом эшелоне и 417-я во втором. Они должны были уничтожить противника в районе Каранки, Асс-Найман, Саман.
В дальнейшем намечалось овладеть Ново-Александровкой, совхозом Кирк-Ишунь, не допуская контратак противника с юга.
263-я дивизия должна была наступать в восточном направлении (на Чучак, Пасурман 2-й, Таганаш) с целью отрезать группировку противника на Чонгарском полуострове …»
(П.К. Кошевой. В годы военные. с.188).
Утром 8 апреля во время артподготовки усиленный батальон 267-й сд. вброд форсировал Айгульское озеро и захватил плацдарм в тылу каранкинской группировки, а 848-й полк овладел первой траншеей обороны противника.
В то же время 1-й ск успеха не имел и командарм Я.Г. Крейзер принял решение перенести основные усилия на каранкинско-томашевское направление, что в практике военного искусства случается не часто.
Наступлением в тыл Ишуньских позиций 51-я армия заставила противника поспешно оставить укрепления на Перекопском перешейке и начать отступление по всему фронту.
Вечером 13 апреля 1944 года Москва салютовала доблестным войскам, освободившим Симферополь.
Здесь кратко воспроизведены лишь отдельные страницы тех огненных, героических событий, на фоне которых наша теперешняя, мирная служба кажется мелкой и незначительной, но, как сказано: каждому свое…
Поезд из Одессы приходит в Симферополь рано утром. Уезжал я из Одессы с легким сердцем: штаб округа, в котором я долго служил – это по замечанию одного ветерана, полутюрьма. Провожали меня боеприпасники всем отделом: Колыханин, Корнев, Новицкий …
- Держись поближе к мотострелковому полку, - напутствовал меня Колыханин, когда, набившись в купе, мы подняли прощальные чарки.
Выйдя из вагона, я с наслаждением вдохнул мягкий крымский воздух, привокзальные вечнозеленые деревья и кустарники слегка припорошены снежком, над головой бездонное ласковое небо …
Штаб 32-го армейского корпуса недалеко от вокзала: на углу бульвара Ленина и улицы Павленко.
Это бывшее здание Таврического военного округа, построенное в послевоенные 50-е года с колоннами и портиками, в так называемом, сталинском архитектурном стиле.
Фасад здания обращен к бульвару, где размещается штаб 126-й мотострелковой дивизии, а в двух торцовых поперечных пристройках штаб корпуса (северная сторона) и тыловые службы (КЭЧ, УНР и другие службы) – южная сторона.
Остановившись в корпусной гостинице, находящейся здесь же через дорогу на улице Павленко и облачившись в парадную форму, я отправился в штаб представляться командованию корпуса по случаю назначения меня на должность начальника службы ракетно-артиллерийского вооружения 32-го АК.
Поднявшись по ступенькам, я хотел, было взяться за дверную ручку, но в этот момент дверь отворилась и передо мной оказался подполковник среднего роста, плотного сложения, с круглым чернобровым лицом и агрессивным взглядом черных глаз.
Это был, как потом мне стало известно, начальник политотдела корпуса подполковник Гудимов.
Юрий Яковлевич пришел в корпус с комсомольской работы в Центральном аппарате, имел сильные связи в Москве, вел себя крайне независимо и никого не боялся.
Однажды, во время учений, когда я стоял на обочине полевой дороги, поджидая попутку, неожиданно возле тормознул новенький уазик.
- Садитесь, - сказал Гудимов, приоткрыв переднюю дверку. Я забрался на заднее сиденье, и мы поехали. Дорога шла вдоль посадки, ехали молча. Вдруг Гудимов обернулся ко мне и сказал:
- Вы думаете, корпусом командует комкор? Корпусом командую я…
Юрий Яковлевич, конечно, выразился фигурально, подразумевая авторитет, силу и власть партии, полномочным представителем которой он считал себя в корпусе. Однажды он даже пытался проигнорировать решение командующего округом по одному квартирному вопросу и разъяренный Волошин собрался было стереть его в порошок, но из Москвы срочно прилетел заместитель начальника главпура генерал-полковник Средин и присмиревший Иван Макарович вынужден был сопровождать его вместе с Гудимовым и по войскам, и по ленкомнатам, и по музеям воинской славы …
На этот раз, посторонившись, мне пришлось пропустить незнакомого подполковника и уж, потом выйти в просторный, несколько сумрачный вестибюль штаба корпуса.
- Дежурный по штабу капитан Чугай! – встретил меня и представился невысокий, смуглый офицер.
Заочно я уже знал капитана Чугай, так как он был офицером службы ракетно-артиллерийского вооружения корпуса и однажды прислал мне в округ бумагу за своей подписью.
Не помню уж какие данные мне нужно было обобщить, все войска доложили вовремя и только корпус тянул с донесением, поэтому пришлось «выбивать» данные через начальника штаба. И вот долгожданный документ у меня в руках, смотрю и не верю глазам: вверху напечатан адресат, середина пустая, внизу подпись: «И.о. начальника Службы РАВ 32-го АК капитан Чугай».
- Как вы ухитрились сочинить такой ответ? – спросил я потом Василия Яковлевича.
- А что делать, если начальник штаба грозил наказать меня …
Несомненно, капитан Чугай не соответствовал занимаемой должности, так как вооруженец корпусного звена кроме хорошей, разносторонней профессиональной подготовки должен иметь достаточную оперативно-тактическую подготовку, а самое главное, обладать хорошей графикой и уметь оформлять рабочую карту, а также многочисленные непростые документы по Службе РАВ.
Кроме того, здесь нужно быть универсалом: знать ракетное, зенитное, артиллерийское, стрелковое, танковое вооружение и боеприпасы – в корпусе по штату три вооруженца, включая и начальника службы.
Трудно, очень трудно найти готового офицера с такой подготовкой и, тем не менее, помощник начальника Службы РАВ корпуса майор Боровков обладал всеми этими качествами, так как он длительное время служил в корпусе еще на Сахалине и здесь тянул на себе воз нашей службы, так как мой предшественник полковник Арбузов фактически уже давно отошел от дел. Служба РАВ располагалась на первом этаже, в правом коридорчике. Майор Боровков был на месте, сидел за своим столом, углубившись в какие-то бумаги.
Комната довольно просторная с одним большим окном, в правом дальнем углу сейф и стол начальника, напротив стол Боровкова, справа у стены возле входа стол капитана Чугай, на стене красочный график зарядки аккумуляторов к ночным прицелам и приборам ночного видения.
- Командир корпуса сегодня не будет, - сказал Боровков, когда мы познакомились, - все офицеры на полевом выезде и будут только завтра.
Делать нечего, заняв стол начальника, начал расспрашивать Боровкова о состоянии дел по службе и он неторопливо и подробно стал вводить меня в курс дела.
- В корпусе, как вы знаете, три дивизии: 126, 159 и 157-я, начал Боровков, - батальон связи, инженерно-саперный батальон, и рота охраны корпусного подчинения. 126-я мотострелковая дивизия сокращенного состава стоит в Симферополе, штаб дивизии в одном здании с нами, все полки тоже в Симферополе, за исключением 361-го мотострелкового, который дислоцируется своим гарнизоном в Евпатории.
Склад боеприпасов местной дивизии в Баданах, но его нужно переносить в другое место, так как там планируется какое-то строительство. В Евпатории тоже небольшой склад боеприпасов.
На базе местной дивизии существует 159-я мотострелковая дивизия кадра, людей там нет, а вооружения и боеприпасов – полный комплект.
Все это хранится на складах 126-й дивизии и для вооруженцев получается двойная нагрузка. К примеру. В 100-м мотострелковом полку, который стоит здесь недалеко, у начальника Службы РАВ полка майора Чеботарева фактически хранится вооружения и боеприпасов на два полка. Правда, по дополнительному штату у него есть помощник – капитан Ежов, но в конечном счете за все головой отвечает начальник службы. А людей нет, во всем этом полку едва ли наберется полторы сотни солдат, а остальные приписаны и появятся только при отмобилизовании.
Мне уже хорошо известны все трудности и сложности по содержанию и обслуживанию вооружения и боеприпасов в частях сокращенного состава, так как прослужил в Одесском Военном Округе уже не один год, но двойной комплект 126-й дивизии смутил меня в связи с участившимися случаями хищения оружия и возросшим объемом работ за контролем его наличия, дополнительным оборудованием хранилищ сигнализацией, решетками, запорами и прочее.
- 157-я дивизия стоит в Феодосии, за исключением 524-го мотострелкового полка, который дислоцируется в Керчи, - продолжил Боровков, - на вооружении танки Т-55 и самоходки СУ-100; бронетранспортеров практически нет; наземная артиллерия – гаубицы М-30 и Д-1, пушки ДП-42, Т-12, Бс-3; реактивные установки БМ-14; зенитные средства; пушки С-60, установки ЗПУ-4; ракетные дивизионы вооружены комплексом «Луна»; стрелковое вооружение обычное; боеприпасов, - благодаря вашим стараниям, улыбнувшись, поддел меня Боровков, - у нас 2,0 боекомплекта.
Интересная все же психология военных в мирное время: нет войны и снаряды не нужны. Сейчас, как и до Великой Отечественной войны, в корпусе нет своих складов, а следовательно нет и никаких запасов, кроме войсковых. Года два назад эти запасы составляли всего 1,0 боекомплект, и потребовалось много усилий, труда и нервотрепки, чтобы удвоить эти запасы.
Взять хотя бы недавний случай с железнодорожным транспортом с боеприпасами, который я еще будучи в отделе боеприпасов в округе, спланировал в адрес 126-й мед. на станцию Битумная.
Подача плановая, караул прибыл вовремя, проследил погрузку в Колбасной – все нормально и вдруг вызывает меня к себе в кабинет начальник Службы РАВ округа генерал Минасянц. Он с кем-то разговаривал по телефону и, не окончив разговор, обернулся ко мне:
- Что с транспортом на Битумную?
- Транспорт отгружен и отправлен по назначению в такое-то время…
Генерал сообщил эти данные своему собеседнику и, все больше хмурясь, слушал какие-то доводы своего собеседника.
Звонил начальник штаба 126-й дивизии полковник Абрамов и просил ни много не мало … отменить или задержать этот транспорт, в связи с какими-то мероприятиями, проводимыми в дивизии.
- Какой состав транспорта? – спросил Минасянц.
- Десять вагонов…
- Почему планируете такие большие транспорта? Что теперь делать?
Самвел Самсонович схватил другую трубку и стал звонить начальнику ВОСО.
- Дорогой, - обратился он к нему, - нельзя ли подержать на колесах транспорт без разгрузки в связи с обстоятельствами…
- Можно, - ответил начальник ВОСО, - если вы заплатите за простой вагонов…
Положив трубку, генерал снова напустился на меня, но, в конечном итоге транспорт все же пришел по назначению и разгружен …
- Вывезли снаряды со станции Битумная? – спросил я Боровкова.
- Нет, еще возят…
Вооружение корпуса, конечно, не самое современное, к примеру, на вооружении везде реактивные установки «Град», а здесь БМ-14, слабые и недостаточные зенитные средства, однако если сравнивать с вооружением 51-й армии военного времени, то окажется, что мы одним корпусом в десять раз по вооружению сильнее целой армии: в армии тогда было всего 49 танков, тогда как сейчас их в каждом мотострелковом полку по 31.
За беседой время шло незаметно и настало время обеденного перерыва.
- Пойдемте, пообедаем, - предложил Боровков.
Мы вышли из кабинета в небольшой коридор, по обе стороны которого тянулось несколько дверей.
- Прямо перед нами комната отдела кадров, левее сидят автомобилисты, потом комната танкистов, затем комната нашего доктора, - сказал Боровков.
Мы вышли в небольшой, уютный внутренний дворик штаба, прошли через автоматически открывающиеся ворота и свернули налево. Пройдя по улице Павленко метров триста, повернули еще раз налево и, поднявшись наверх, справа увидели КПП воинской части.
- Здесь стоит 100-й мотострелковый полк, - пояснил Боровков, - в этом же городке, несколько дальше в глубине, размещается и танковый полк.
Столовая находилась слева от КПП в одноэтажном кирпичном здании, кормили здесь неплохо и недорого, поэтому многие офицеры ходили обедать сюда.
В обеденном зале две комнаты: просторная общая и поменьше для начальников отделов и служб.
- Вам туда, - показал Боровков на маленькую комнату, - занимайте место Арбузова вон за тем столиком.
По натуре я человек демократичный, но в Советской Армии все же существовал ощутимый водораздел между начальниками и подчиненными.
С одной стороны, мне хотелось остаться в общей комнате с Боровковым и по-товарищески продолжить разговор за обеденным столом, так сказать, в неофициальной обстановке, с другой стороны, моему самолюбию льстило, что теперь мое место среди начальников.
Возвратившись после обеда в штаб, мы продолжили нашу беседу, перейдя к вопросам состояния вооружения и реморганам.
- Наша служба практически лишилась реморганов, - сказал Боровков, - наши дивизионные мастерские (ДАРМ) по новой, оргштатной организации переходят в подчинение танкистов в состав объединенного ремонтно-восстановительного батальона (ОРВБ).
В 126-й дивизии эта новая система уже притворена в жизнь, командует ОРВБ подполковник Черноусов, наша бывшая ДАРМ превратилась в 3-ю роту, которая ремонтом вооружения абсолютно теперь не занимается, а артиллерийские мастера в основном стоят в нарядах.
- Сначала я пытался бороться, - продолжал Боровков, - но потом понял, что это бесполезно: в батальоне на ремонте уже больше месяца стоит без движения 76 мм пушка ДП-42 и никто к ней не подходит, а наши мастера заняты ремонтом … автомобилей и несут службу…
Эта безрадостная информация повергла меня в уныние. Ведь в лейтенантские годы я начинал именно с артиллерийской мастерской, проходил практику в Луге в должности начальника ДАРМ, которая осталась для меня родным домом…
А для начальника Службы РАВ дивизии ДАРМ вообще палочка-выручалочка на все случаи жизни: и ремонт, и техобслуживание, и консервация вооружения, и работа на складах боеприпасов, и выезд на полигон для обслуживания стрельб – все это он делал самостоятельно, распоряжаясь единственным своим подразделением. И вот теперь, чтобы выполнить что-либо из перечисленного, нужно идти к дяде, то бишь к заместителю командира по технической части – танкисту и просить у него своих же солдат. Какие-то «темные силы» наверху обезоружили начальника Службы РАВ, оставив его и без транспорта (он у начальника тыла), а теперь вот и без ремсредств (они теперь оказались в подчинении у заместителя командира по технической части). Ну что же, вооруженец, иди теперь работай, обслуживай и ремонтируй сотни стволов, ворочай многие сотни тонн боеприпасов… голыми руками или побирайся, выпрашивая солдат, а если что не так, то у молодых прытких командиров для тебя заранее заготовлено заветное словечко: «бездельник» …
Такой оборот возмутил меня до глубины души, и я по наивности решил повести борьбу с таким положением вещей…
На другой день, явившись опять в парадной форме, я отправился представляться командиру корпуса.
Недавно прибывший генерал-майор Ковтунов стройный, красивый мужчина средних лет, с изрядной сединой вышел из-за стола на середину кабинета и принял мой доклад, потом пригласил к столу и расспросив о прохождении службы сразу мне поставил задачу:
- Нужно механизировать склады боеприпасов, - сказал Александр Васильевич, - у меня в дивизии в Баку погрузка боеприпасов на складах была полностью механизирована на деревянных поддонах.
- Вот здесь, - продолжал комкор, - капитан Чугай представил мне данные о количестве поддонов в каждом полку, врет, наверное, возьмите, проверьте…
С этими словами генерал Ковтунов подал мне лист ватмана, свернутый в рулон. На этом представление закончилось, и я с рулоном ватмана под мышкой пошел к себе, припоминая, что где-то раньше видел Ковтунова. Наконец вспомнил: встречал его в Ордруфе, где он был начальником штаба 39-й мотострелковой дивизии, потом, видимо заменился в Баку… Интересно, что он сразу начал заниматься нашей службой – это один из тяжелейших участков, требующий, помимо прочего, больших материальных средств. К счастью, для меня этот вопрос был знаком, поэтому нужно без раскачки браться за дело. Есть золотое правило: получил задачу – поставь ее перед подчиненными и контролируй исполнение, поэтому мы стали сразу же готовить распоряжение войскам.
Всего в корпусе пять складов боеприпасов, из них два склада в 126 мсд. (Баданы и склад 361 мсп в Евпатории) и три в 157 мсд. (два в Феодосии и склад 524-го мсп в Керчи).
Дивизионный склад 126-й мсд в Баданах ликвидируется и сначала нужно построить склад на новом месте, где-то в Сергеевке.
К строительству этого склада я уже имею некоторое отношение.
- Нужно сходить в военпроект, - сказал мне как-то еще в Одессе генерал Минасянц, - они проектируют строительство нового склада боеприпасов для 126-й дивизии, просили посмотреть…
В военпроекте мне показали проектную документацию: строительство подрядным способом, хранилища блочные с кровлей из железобетонных плит, ограждение, грозозащита, система противопожарной защиты, караульное помещение – все соответствует нашим канонам.
Хранилища двух типов: десять больших емкостью на 20 вагонов и шесть малых 10 вагонных.
Площадка для строительства называется «Сергеевка».
Я прикинул: боекомплект 126-й дивизии 1890 тонн, с учетом содержания повышенных запасов это будет 3500 тонн, плюс почти столько же на второе формирование, итого 350 вагонов – должно вместиться.
А самое главное, по нашему настоянию хранилища были спроектированы под механизацию погрузочных работ, то есть по торцам хранилищ предусмотрены погрузочные окна с дверками. Таким образом, в готовом хранилище оставалось смонтировать двухъярусную эстакаду из рельсов и изготовить множество поддонов.
Ширина поддонов, ориентированная на ширину кузова автомобиля, а, следовательно, и ширина эстакады повсеместно была одинаковой. В то же время, загруженные поддоны должны быть не слишком тяжелыми: трудно грузить в кузов автомобиля и, как показывает практика, продавливается колесиками сам кузов. Одновременно нужно максимально использовать грузоподъемность автотранспорта, не говоря уже о коэффициенте загрузки дорогостоящего дефицитного хранилища. Исходя из этих противоречивых требований, нужно было, варьируя поддонами, найти золотую середину.
- Комкор сказал, что у него в дивизии были деревянные поддоны, - поделился я с Боровковым.
- В Крыму леса нет, - ответил он, - в войсках начали делать поддоны из 50, 60-го, в крайнем случае, из 70-го металлического уголка на шарикоподшипниках…
Развернув, принесенный мною рулон ватмана, смотрим: в некоторых полках нет ни одного поддона, в других какой-нибудь десяток, да и то на складах вооружения.
По справке механизация погрузочных работ на артиллерийских складах корпуса значилась на уровне 10%, но эта цифра, конечно, была преувеличена.
Труднее справиться с механизацией в мотострелковом полку, где около полусотни основных образцов вооружения и разнокалиберные боеприпасы к нему в разномерной укупорке.
Боекомплект мотострелкового полка составляет где-то 290 тонн, а с учетом норм содержания (в среднем 1,3 боекомплекта) всего в полку будет 377 тонн боеприпасов. Практикой установлено, что грузоподъемность одного поддона больше двух тонн делать нельзя, но даже и в этом случае для мотострелкового полка нужно изготовить 188 поддонов. Это если считать по грузоподъемности, а с учетом разногабаритных ящиков, которые непросто уложить, и увязать, выйдет все 200 штук.
В это время оперативный дежурный по громкоговорящей связи передал распоряжение: «Начальникам родов войск, отделов и служб прибыть на совещание в оперативно-тактический класс»…
Оперативно-тактический класс – это большая светлая комната на втором этаже окнами на юг, столы в три ряда, слева от входа небольшое возвышение с трибункой, на стене доска с мелом и карта.
За столами офицеры штаба корпуса рассаживаются не просто так, а на свои «насиженные» места со строгим соблюдением служебной иерархии.
Первый ряд столов занимают: заместитель командира корпуса генерал Безнощенко, начальник штаба полковник Басов, начальник политотдела подполковник Гудимов, заместитель командира корпуса по технической части полковник Бобиков, начальник отдела боевой подготовки генерал Шварц.
Во втором ряду столов рассаживаются начальник ракетных войск и артиллерии полковник Ананьев – это мой непосредственный начальник (Служба РАВ еще со времен войны подчинена артиллеристам), Начальник ПВО полковник Валяев, начальник оперативного отдела полковник Казанцев, начальник тыла полковник Коскин, начальник отдела кадров подполковник Зубко и начальник моботдела полковник Феклистов.
Мое место оказалось в третьем ряду возле окна за одним столом вместе с начальником связи подполковником Кашиным. Владимир Николаевич был одного возраста со мной, общительный, доброжелательный и мы подружились с ним.
Вскоре все приглашенные на совещание были в сборе, последними в класс вошли генерал Безнощенко и Гудимов. Подал команду и доложил командиру корпуса полковник Басов. Подойдя к трибуне, генерал Ковтунов сначала представил меня офицерам корпуса, этому войсковому братству, с которым мне пришлось прослужить не один год, получить здесь закалку и опыт, что впоследствии мне помогло решать трудные и ответственные задачи…
Взаимоотношения офицеров корпуса между собой мне показались проще, теснее, более товарищескими, что подмечаешь иногда в каких-нибудь мелочах.
Однажды мы выехали на полевое занятие и наш старенький штабной автобус, плотно набитый офицерами, на пределе своих возможностей еле тащился в гору по направлению к складам «Сергеевка». Вдруг откуда ни возьмись, навстречу нам возник грузовик ЗИЛ-157 и уступать дорогу не собирался.
- Нужно помахать ему, водитель, наверное, молодой, если мы остановимся, придется толкать автобус, забеспокоились офицеры …
Водитель автобуса открыл переднюю дверку и, сидевший впереди майор Немыкин стал энергично махать рукой, но встречная машина продолжала движение и тогда Альберт Павлович снял с головы шапку и стал махать шапкой.
- На папаху, - сказал полковник Манасов, - махни ему папахой…
Немыкин схватил папаху и стал махать ею. Эффект превзошел ожидания: встречный водитель не только освободил дорогу, но дал задний ход и скрылся из виду. Офицеры засмеялись, начали шутить и подтрунивать над Немыкиным, а мне за этим незначительным эпизодом виделся тесно сплоченный, дружный коллектив, решающий в тесном взаимодействии и доброжелательной обстановке непростые вопросы армейской службы…
Представившись командованию корпуса и познакомившись со всеми офицерами, я приступил к освоению своей новой должности, которой очень гордился. Кем я был до этого?
Офицер, потом старший офицер штаба округа – писарь, как сказал мне однажды один майор. И этот майор был недалек от истины, так как я отвечал только за самого себя и, сидя за письменным столом, с утра до вечера исполнял бесконечные входящие и исходящие документы. Здесь дело другое, здесь я начальник службы ракетно-артиллерийского вооружения корпуса и у меня теперь подчиненные, скромные труженики вооруженцы. Именно они выполняют тяжелую, незаметную, порой неблагодарную работу по содержанию, обслуживанию и ремонту вооружения и боеприпасов.
Теперь мне предстоит вплотную заниматься не только боеприпасами, но и ракетами, и вооружением и реморганами, и мобилизационной работой, и, конечно, подчиненными по службе офицерами и прапорщиками.
Как найти подход к людям, быть им не только погонялой, но старшим товарищем, готовым подсказать, придти на помощь, дать совет, входить в мельчайшие их отношения, чуять сердцем их потребности и нужды, наблюдать за их ратным трудом, быть для них не только начальником, но, в первую очередь, заступником – вот какая роль виделась мне…
Подчиненные, в свою очередь, зорко присматриваются к начальнику, оценивая его со всех сторон и давая ему свою объективную оценку, называемую авторитетом. Авторитет вооруженца складывается из высокопрофессиональной подготовки, расторопности, наличия организаторских способностей, предвидения событий и, по возможности, их упреждения, грамотного и точного решения технических вопросов – все это завоевывается тяжким трудом и счастлив тот начальник, подчиненные которого выполняют не приказы, а всего лишь его просьбы…
Хотя моя должность именовалась “Начальник службы ракетно-артиллерийского вооружения”, но собственно, ракет в корпусе было немного: дивизион тактических ракет “Луна – М” и дивизион тактических ракет “Луна” с запасом нескольких твердотопливных ракет-носителей, которые много хлопот не доставляли, а если и обнаруживались какие-либо недостатки, то они быстро устранялись полными расчетами.
Что касается вооружения, то оно все практически хранится на складах, ожидая своего часа по плану мобилизационной готовности.
- Бумажный тигр,- в шутку говорили наши офицеры о 32-ом корпусе, имея в виду огромный объем организационно-мобилизационной работы в особый период.
Немалая доля из этой работы приходится на вооружение и боеприпасы, поэтому мобилизационная подготовка для Службы РАВ в войсках сокращенного состава выдвигается на первое место.
Мобилизационная работа трудоемкая, кропотливая, требует вдумчивости, усидчивости и, конечно, много времени в спокойной обстановке – никто из офицеров ее не любит.
Вся беда в том, что этой “спокойной” обстановки никто мне не предоставит: учения, полевые выезды, проверки, различные сборы, контроль и помощь частям – вот на каком фоне нужно было заниматься мобработой. Но кроме мобработы есть еще и другие текущие дела, так что нужно заниматься всеми вопросами одновременно. Дело осложнялось еще и тем, что до этого я не служил собственно в пехоте и мне требовалось какое-то время на адаптацию: на одни и те же вопросы ведь можно смотреть по-разному. С чего же начинать?
Вывод напрашивается сам собой: рабочий день начинать пораньше, участвуя во всех мероприятиях, а мобработой заниматься вечером, когда никто не мешает и можно спокойно работать хоть до двенадцати ночи, благо гостиница рядом.
Одним из трудоемких вопросов подготовки вооружения в особый период был связан с зарядкой аккумуляторных батарей к ночным прицелам и приборам ночного видения. На вооружении оказалось большое количество АКБ, так что их приведение в рабочее состояние выросло в целую проблему.
К примеру, в мотострелковом полку насчитывается 1750 аккумуляторов 14-и типов, зарядка их требует не только специальной подготовки, не только наличия специального электролита, не только исправного зарядно-разрядного устройства, но и предварительное составление АКБ в зарядные цепи. Разумеется, если всю эту работу начинать по тревоге с нуля, то потребуется много времени, а то и просто не успеть и ночные приборы окажутся незаряженными.
Чтобы избежать этого, вооруженцы в полках брали прицепы и оборудовали их в подвижный пункт зарядки АКБ, сосредотачивая в нем и ЗРУ, и электролит, и сами АКБ, заранее собранные в зарядные цепи. Мне же нужно было досконально разобраться и с количеством аккумуляторных батарей в корпусе, и с количеством и исправностью зарядных устройств, и с наличием электролита, составить сводный график начала и окончания зарядки АКБ, найти узкие места в этом деле и решение по их расшивке…
С материальной частью наземной артиллерии, танковым вооружением и зенитными средствами проще: нужно снять ее с консервации и привести в готовность к боевому применению. Снять с консервации не просто так, а согласно разработанному Службой РАВ технологическому временному графику по каждой операции.
График двусторонний: слева время на летний период по каждой операции, справа – время на зиму. С этим временем шла постоянная работа: всячески изыскивалось, как бы его сократить еще и еще, порой доходили до абсурда.
Расконсервировать вооружение, особенно в зимнее время, голыми руками, конечно, невозможно: нужны и ветошь, и скребки, и растворитель, и смазка и другое.
Все эти нехитрые, но крайне необходимые материалы и приспособления, нужно собрать в отдельный ящик – по одному на батарею и танковую роту. Это тоже мобилизационная работа и нужно строго следить, чтобы эти ящики везде были в полном комплекте. Ящики эти тоже не стояли на месте, а “совершенствовались” в мобилизационном плане: сначала в них добавили машинки Ракова для снаряжения пулеметных лент, потом положили приспособления для проверки противооткатных устройств, затем положили таблицы стрельб и выверочные мишени и так далее, пока этот ящик не превратился прямо-таки в кладезь мобилизационной готовности…
Самый большой объем работ в мобпериод, конечно, приходится на боеприпасы, которые нужно не только рассредоточить, но еще и привести в окончательно-снаряженный вид.
Рассредоточение боеприпасов составляет стержень мобработы по Службе РАВ, так как автотранспорт приписан из народного хозяйства, и вооруженцам нужно постоянно внимательно следить, чтобы не упустить свою штатную грузоподъемность. Так как транспорт в народном хозяйстве разнотипный, то приписка осуществляется по общей грузоподъемности, а вооруженцы должны придерживаться своей тактики, ссылаясь на коэффициент загрузки. К примеру, в мотострелковом полку штатная грузоподъемность автотранспорта под боеприпасы составляет по шоссе 216 тонн, а по грунту 143 тонны.
В расчеты нужно закладывать, конечно, грузоподъемность по грунту, то есть 143 тонны. Далее, если взять выстрелы к гранатомету РПГ – 7, то в УРАЛ – 375 их входит 78 ящиков, вес одного ящика 32 кг, получается, что в пятитонной машине мы можем загрузить 2496 кг (коэффициент загрузки 0,5). Правда, если грузить патроны и гранаты, коэффициент загрузки, конечно, будет больше.
При рассредоточении боеприпасов нужно еще четко знать фронт погрузки, знать состав и время прибытия погрузочных команд, наметить отстойники порожнего и груженого транспорта, отработать графики погрузки по времени и многое другое.
Но это еще не все: в районе сосредоточения добрую половину боеприпасов нужно снова разгрузить и привести их в окончательно-снаряженный вид, то есть в каждый снаряд ввинтить взрыватель, а это сотни человеко-часов трудоемкой, взрывоопасной работы.
В мобилизационных планах, безусловно, должны быть подробные расчеты необходимого времени на окснаривание, количества личного состава, оборудования и материалов.
Наконец, самая массовая часть мобилизационной работы – это вооружение приписного состава. К этому моменту вооруженцы тщательно готовятся заблаговременно, составляя расчеты выдачи оружия и раскладывая его по подразделениям.
Легче всего вооружить приписной состав на зимних квартирах, когда подразделения по очереди подходят к складу артвооружения и там получают оружие. Однако этот облегченный вариант запасной, за основу берется вооружение личного состава в поле.
Здесь картина такая: начальник Службы РАВ полка, разложив ящики с оружием прямо на земле в виде буквы “П”, вместе со своими помощниками выдает оружие.
Вот подходит очередной боец, ему достают из ящика автомат, ремень к автомату, четыре магазина, масленку и подсумок. Все это он складывает в каску, расписывается в ведомости и с автоматом под мышкой уходит, а на его место заступает следующий боец и эта процедура повторяется до последнего солдата. Однажды, наблюдая этот конвейер вооружения, я невольно вспомнил эпизод, когда несколько лет назад мне пришлось представлять в Москве пенопластовую упаковку для автомата, привезенную из Германии, в которой немцы хранили оружие на складах. В этой упаковке каждый автомат уложен в специальных ячейках в полном комплекте, что, естественно, облегчает выдачу оружия при отмобилизовании, кроме того, легче вести контроль наличия оружия. Однако в Москве к этой упаковке тогда отнеслись скептически:
- Вы что, Россию хотите разорить? – последовала реакция на эту упаковку.
Одновременно с работой над мобилизационными вопросами, я постепенно детально знакомился с частями корпуса, прежде всего расквартированных в местном гарнизоне.
Однажды к нам в службу зашел майор – среднего роста, на загорелом лице выделялись голубые глаза, на красных петлицах артиллерийские эмблемы…
- Начальник службы ракетно-артиллерийского вооружения 98-го мотострелкового полка майор Павлов, - представился он, - пришел узнать, когда вы будете знакомиться с полком…
Опытный, грамотный вооруженец и тактичный офицер Вил Иванович, конечно, знал, что я длительное время служил в штабе округа, не варился в войсках и, симпатизируя мне, как однофамильцу, хотел ненавязчиво, исподволь познакомить с нюансами полковой жизни.
- Держись поближе к мотострелковому полку, - вспомнил я напутствие своего бывшего начальника, и мы условились встретиться на следующий день.
98-й мотострелковый полк стоит напротив центрального автовокзала, от нас туда идет троллейбус двойка, остановка прямо напротив КПП полка, где Вил Иванович уже ожидал меня. Сначала, как положено, пошли к командиру полка.
Командир полка майор Чернов был из молодых, полком командовал недавно, но дал высокую оценку работе начальнику службы РАВ полка, что не часто услышишь из уст командиров.
Сначала мы пошли в артиллерийскую мастерскую, размещавшуюся в одном из небольших кирпичных зданий. В мастерской шла работа: сверкала сварка, стучали молотки, скрежетала по металлу пила – это изготавливались поддоны для механизации склада боеприпасов.
В мастерской работало всего три человека: два прапорщика и один рядовой.
Когда мы подошли поближе они прекратили работу.
- Вот мои гвардейцы, - сказал майор Павлов, представляя своих подчиненных, - командир взвода по ремонту вооружения прапорщик Литвиненко Андрей Андреевич, начальник склада боеприпасов прапорщик Попков Петр Захарович.
Возле мастерской высилась стопка готовых поддонов, но еще без колесиков. Мы подошли к этой стопке, чтобы узнать подробности.
Проблемы посыпались, как из рога изобилия: на поддоны идет дефицитный 45-й и 50-й уголок, который не достать, нет электродов, нет прутка для осей и так далее…
- А что с колесиками?
- В качестве колесиков мы приспособили шарикоподшипники больших размеров, берем их на одном заводе…
Забегая вперед отмечу, что поддон, загруженный боеприпасами, сначала по рельсам катится на шарикоподшипниках легко и свободно, но с течением времени, когда в подшипник набивается пыль, происходит полное стопорение и не помогают ни смазка, ни заклеевание щечек подшипника бумагой, так что все же колесики делать из цельного круга с отверстием под ось.
Из мастерской мы прошли в парк. На открытой площадке парка стояли 18 пушек Д-44, столько же 120 мм полковых минометов и счетверенные зенитные установки ЗПУ-4.
Все вооружение на консервации, некоторые орудия упали с подставок и колеса вросли в землю…
- Почему не поднимете орудия? – спросил я.
- Командир мне тоже задает это вопрос, - ответил Вил Иванович, - а я ему говорю, что есть командир артиллерийского дивизиона, есть командиры батарей, пушки закреплены за ними – вот пусть и обслуживают их, деньги-то они получают исправно и неизвестно за что…
В словах начальника Службы РАВ был резон: в самом деле, каждый воин должен сам ухаживать за своим закрепленным оружием, нельзя же все валить на вооруженцев.
Здесь же в парке стояли и танки Т-55, все они были укрыты в хранилище.
- Так уж у нас повелось, что стараются, прежде всего, укрыть танки, - заметил Вил Иванович, - хотя, что сделается толстой броне, а вот орудия на открытом воздухе, действительно, портятся быстрее: резина колес разлагается на солнце, сальниковые уплотнения противооткатных устройств теряют свои свойства, краска шелушится, нарушается консервация, не говоря уж о ржавчине…
Что тут можно сделать, кроме как широко развести руками: в частях корпуса 90% тяжелого вооружения хранится под открытым небом и, сколько мне известно, строить дорогостоящие хранилища в черте города никто не собирался.
В заключение мы перешли к складу вооружения.
- Начальник склада вооружения НЗ прапорщик Маковейчук Степан Михайлович, - представился прапорщик.
Сначала мы обошли добротное хранилище под бетонной крышей на высоком фундаменте с погрузочной рампой вокруг: ни лазов, ни подкопов нигде нет, на окнах двойные решетки с сигнализацией, добротная металлическая входная дверь, за ней решетчатая дверь с сигнализацией – все согласно Инструкции.
К моему удивлению, дефицитная складская площадь хранилища использовалась лишь наполовину, так как ящики с оружием были разложены по полу многочисленными стопками.
- Таково неукоснительное требование мобработников: оружие должно быть разложено строго по подразделениям: три мотострелковых батальона, танковый батальон, артиллерийский дивизион и так далее, - пояснили мне…
Но тогда, к примеру, гранатомет РПГ-7 будет храниться в разных местах, как же проводить проверку наличия оружия?
Не лучше ли однотипное оружие хранить в одном штабеле, а на случай отмобилизования иметь расчеты выдачи его по подразделениям?
Те же гранатометы: отсчитал из общего штабеля каждому батальону по 31 штуке, и дело с концом!
- Ни в коем случае – это смертный грех, могут даже строго наказать…
Разбираясь со стрелковым оружием, я поймал себя на мысли, что отстал от него, хотя в свое время в училище мы осваивали его досконально – ничего не поделаешь, с тех пор прошло порядочно времени, шла модернизация оружия, появились новые образцы…
На складе артвооружения 98-го мотострелкового полка были: автоматы АК, АКМ, АКС; пулеметы РПК, ПК, ПКТ, ДШК, КПВТ, РПД; пистолеты ПМ, ТТ, АПС, СПШ; снайперские винтовки и другое.
Когда с оружием было покончено, мы подошли к вместительному шкафу.
- Здесь хранятся военные приборы на мотострелковый батальон…
В шкафу оказались: прибор наблюдения ННП-22, дальномер ДС-09, четыре буссоли ПАБ, три перископа Тр-8, сорок шесть биноклей, тридцать компасов АК, шестьдесят два простых компаса, трое очков, номограмма НИХ, четыре прибора пристрелки, четыре хордоугломера, три арткруга, прибор управления огнем ПУМО, тридцать офицерских линеек, девятнадцать циркулей, семь курвиметров, шесть луп и секундомер.
Всего этой мелочи в каждом батальоне 222 единиц 18-и наименований, - подытожил мойр Павлов, - хлопот не оберешься – теряют и бинокли, и линейки, и другое…
Завершив, наконец, со стрелковым оружием мы вышли из хранилища.
- У нас здесь еще склад вооружения текущего довольствия, там хранится и небольшое количество патронов для караула и практических стрельб.
- Давайте посмотрим…
Начальник склада вооружения текущего довольствия прапорщик Кулищенко Виктор Григорьевич уже поджидал нас, открыл хранилище и для меня открылась привычная картина: пирамиды с заручным оружием, стопки ящиков с патронами, россыпь во вскрытых цинках, лежащие в них сверху бумажки или картонки с пометками остатка патронов во вскрытой гермоупаковке, учетные карточки…
- Сколько у вас здесь патронов Елизарова? – спросил я.
Прапорщик удивленно переглянулся с майором и, должно быть решив, что начальник что-то путает, ответил:
- У нас таких патронов нет и никогда не было…
- А 7,62 мм патроны образца 1943 года у вас есть?
- Конечно, есть, вот десять ящиков и еще в цинках…
Вот вам людская несправедливость: конструктора автомата Калашникова знает каждый ребенок, а вот конструктора патрона к этому автомату не знают даже вооруженцы, хотя по определению И.В. Сталина в системе оружие-боеприпас, именно, снаряд или патрон главенствует, так как решает конечную задачу.
7,62 мм патрон образца 1943 года создали конструкторы Н.М. Елизаров и Б.В. Семин.
Возвращаясь к себе, я размышлял над тем, что мне нужно как можно скорее освежить свои знания и навыки по всей номенклатуре стрелкового оружия. Вскоре такой случай представился. Планированием боевой и политической подготовки занимался наш отдел боевой подготовки. Отношения с этим отделом у меня сложились безоблачные: снаряды и патроны сверх лимита они не просили, а расход боеприпасов на практических стрельбах в войсках корпуса мы не контролировали.
Начальник отдела боевой подготовки генерал Шварц небольшого роста, сухонький, имел больше всех наград, был всегда обходителен и вежлив в обращении, общаться с Георгием Матвеевичем было просто приятно. В этой связи хочу сказать, что так было не всегда. Мне до сих пор памятно время, когда в ГСВГ меня вызывал к себе на ковер заместитель Главкома по боевой подготовке генерал-полковник Молокоедов по поводу вечной нехватки танковых выстрелов и несоответствия норм отпуска этих снарядов по нашим приказам и курсам стрельб огневой подготовки.
В подчинении у генерала Шварца были подполковники Насонкин и Острый.
Александр Алексеевич Насонкин открытый, доброжелательный принадлежит к числу тех людей, с которыми хочется просто так остановиться и поговорить.
Подполковник Острый с хитрецой в прищуренных глазах несколько иного склада. Думаю, что Николай Васильевич и спланировал мне проведение того занятия, за которое я потом был ему благодарен. Речь идет о занятии с партийно-хозяйственным активом Крымской области. Секретари райкомов, инструкторы обкома и райкомов – это все офицеры запаса и они периодически проходят переподготовку на военных сборах.
На этих сборах, в отведенное расписанием время, мне предстояло не только ознакомить участников со всеми образцами стрелкового оружия, не только изучить теорию и правила стрельбы, но и провести с ними практические стрельбы.
В просторной аудитории Симферопольского высшего политического училища были сосредоточены все образцы стрелкового оружия и комплект плакатов по теории и правилам стрельбы. В ходе подготовки к этому занятию я с удовольствием общался с оружием, по нескольку раз разбирал и собирал тот или иной образец.
Заодно освежил в памяти такие понятия, как прицельная дальность стрельбы, дальность прямого выстрела, рассеивание, кучность боя, проверка оружия боем, приведения оружия к нормальному бою и другое, что мне очень пригодилось в ближайшее же время.
В заключении были проведены практические стрельбы, что очень понравилось участникам сборов, а на память каждому мы подарили по ярко начищенному 12,7 мм учебному патрону, которые, как потом мне рассказывали, красовались на рабочих столах руководителей всех уровней области.
В повседневной напряженной работе незаметно прошел месяц и настало время первой получки по новой должности, смотрю: 354 рубля, а ведь в округе, будучи старшим офицером отдела боеприпасов, я получал 362 рубля.
- Ничего, - утешил меня начфин, - получите очередное воинское звание и сразу вам добавится 20 рублей!
Нужно сказать, что оклады денежного содержания у вооруженцев в войсках одни из самых низких и это несмотря на огромную ответственность, большой объем повседневной, нескончаемой работы, секретность, постоянного риска, связанными с участившимися случаями хищения оружия и боеприпасов. Неудивительно, что в таких условиях непросто укомплектовать профессиональными вооруженцами наши низовые должности – прапорщики охотнее идут на вещевые, продовольственные и другие склады.
Вечером, когда сидя за столом, я усердно трудился над бумагами, ко мне иногда заходил начмед корпуса полковник Манасов.
- Как у вас стул? – спрашивал он, - напрасно улыбаетесь, молодой человек, стул определяет здоровье человека, недаром англичане всегда справляются именно о стуле…
Георгий Амбарцумович небольшого роста, почти квадратный, с круглым, темным лицом и курчавой шевелюрой был большим другом моего предшественника полковника Арбузова и теперь заметно скучал без Виктора Ивановича, с которым можно было, и выпить, и поговорить, и вообще отвести душу…
Засиживался по вечерам и начальник Автомобильной Службы корпуса полковник Потапов. Анатолий Артемович, крупный мужчина, с сильными очками в темной роговой оправе на большом носу клюшкой без конца нещадно дымил папиросами, так что дверь держал открытой настежь. Никаких вопросов к начальнику автослужбы не возникало и у меня с ним установились ровные отношения.
В конце февраля начались сборы по мобилизационной подготовке.
Сборы проводились на базе 157-й дивизии на полигоне в Старом Крыму.
Сборы – дело ответственное и мы заблаговременно тщательно готовились к ним. По службе РАВ на этих сборах показывалось приведение в боевую готовность нескольких образцов вооружения, организацию выдачи стрелкового оружия в полевых условиях, оборудованный прицеп для зарядки АКБ к ночным приборам и лабораторный пункт по приведению боеприпасов в окончательно снаряженный вид.
Здесь была изюминка: мною был разработан и активно внедрялся в войска легкий каркас для лабораторного пункта. Суть заключалась в том, что на этом разборном каркасе над лабораторным столом натягивался брезентовый полог, что обеспечивало светомаскировку в ночное время и защиту от осадков. Над подготовкой сборов трудились вооруженцы 157-й дивизии во главе с начальником Службы РАВ подполковником Гардеевым.
Нужно сказать, что со своей задачей они справились успешно, во всяком случае, командир корпуса, проверявший накануне готовность к занятиям, никаких претензий к вооруженцам не предъявил. Наступил день занятий.
Как назло, накануне выпал обильный снег и всем нам, и руководителям занятий, и участникам сборов целый день пришлось буквально купаться в этом снегу и только к вечеру, озябший и уставший, с мокрыми ногами я приехал в Феодосию и сначала зашел в артиллерийскую мастерскую. Хорошо в мастерской: по-домашнему тепло, чисто, пахнет краской, смазками, резиной, стеолом, чувствуешь себя как в родном доме…
- Раздевайтесь, садитесь, грейтесь, - предложил мне артиллерийский техник, пожилой прапорщик.
Последовав этому предложению, я сел возле горячей батареи и стал сушиться, вдыхая знакомый аромат мастерской.
- А нас переводят отсюда, - с грустью сказал прапорщик, - дивизионную артиллерийскую мастерскую ликвидируют, а нас объединяют с танкистами и автомобилистами в отдельный батальон. Загублен будет ремонт вооружения, защитите нас!
- Никуда вы не будете переезжать, сейчас пойду к командиру дивизии…
С генералом Бойчук мы были знакомы еще по Одессе и он, вняв моим резонам, пообещал пока не трогать артиллерийскую мастерскую и оставить артмастеров на месте.
- Почему вы, товарищ подполковник, отменили мое приказание? – спросил меня на следующий день симпатичный полковник с большими выразительными глазами на несколько округлом лице и танковыми эмблемами в петлицах.
Это был заместитель командира 157 мсд. по технической части полковник Чуприн.
- Вот мой противник! – подумалось мне, - это он забирает моих артмастеров, это теперь к нему нужно обращаться за своими же людьми! Какой же недоброжелатель (а может шпион?) вооруженцев там, наверху творит это зло?
Ведь ДАРМ родилась в войну, прошла войну и полностью оправдала себя войной, зачем же ломать устоявшееся, проверенное, прижившееся?
А полковник Чуприн здесь, конечно, ни при чем, просто Александр Григорьевич исполняет поступивший сверху приказ и, сообразуясь с местными условиями, логично сводит все подразделения батальона воедино. А то, что артмастера практически уходят из подчинения начальника Службы РАВ, что их будут в ущерб вооружению отвлекать на другие работы, что будет загублен войсковой ремонт вооружения – это все никого не волновало…
Я же с этим смириться никак не мог и, словно Дон-Кихот, повел бесполезную борьбу с ветряными мельницами.
Вернувшись в Симферополь, первым делом наведывался в ОРВБ 126-й дивизии и застал там ожидаемую картину: артмастера частично стоят в наряде, частично заняты ремонтом автомобильной техники, цех по ремонту вооружения бездействует.
- Почему до сих пор не отремонтирована 76 мм пушка? – спросил я командира батальона?
Подполковник Черноусов ничего вразумительного объяснить не мог и по моему рапорту получил в приказе выговор от командира корпуса. Бедный Черноусов в последующем получил еще несколько выговоров, но дело от этого не улучшилось и стало очевидно, что войсковой ремонт вооружения загублен.
Довершила дело вскоре последовавшая директива ГРАУ об отмене среднего ремонта вооружения в войсках. Что же делать?
- Будешь пыль сдувать с пушек, - ответил на мой вопрос генерал Ходан, приехавший как-то к нам из ГРАУ.
Ближе всего к штабу корпуса на свою беду стоит 100-й мотострелковый полк, который частенько посещают и командир корпуса и остальное штабное начальство. В 100-м полку обширный строевой плац, где проводятся строевые смотры, показные занятия, здесь, естественно, больше порядка и я решил в этом полку оборудовать образцовую ружкомнату. Командует полком подполковник Мамедов и можно только удивляться его выносливости и закалке: нужно иметь толстую кожу и не принимать близко к сердцу многочисленные замечания и со стороны комкора, и со стороны комдива, и со стороны других начальников, навещавших довольно часто полк. Я предпочитал не трогать командира полка и работал напрямую с начальником Службы РАВ полка майором Чеботаревым.
Гарри Ефимович несколько медлительный, но добросовестный офицер имел в подчинении еще помощника по второму штату капитана Ежова и четырех прапорщиков: начальник склада вооружения НЗ Мазанка Николай Иванович, начальник склада вооружения ТД Стешин Геннадий Павлович, начальника складов боеприпасов Симачев Михаил Иванович, командир взвода по ремонту вооружения Сиваец Владимир Алексеевич.
Отношения Чеботарева со своим помощником не были гладкими, ведь за все оружие первого и второго штата головой отвечает начальник РАВ полка, а Ежов как бы в стороне и, больше того, однажды он проучил своего начальника.
Работая как-то на складе вооружения, Чеботарев не закрыл на замок за собой вторую решетчатую дверь, чем и воспользовался Ежов, наблюдавший за ним. Дождавшись, когда майор ушел в глубину склада, он заскочил в хранилище, схватил первый попавшийся ящик и был таков.
В ящике оказались оптические прицелы, пропажа сразу же обнаружилась и Чеботарев не находил себе места в преддверии разбирательства, разных комиссий и, конечно, строгого наказания…
- Плохие дела, - посочувствовал Ежов, когда Гарри Ефимович поделился с ним своим горем, - но могу помочь: слышал, что в одном месте есть такие прицелы, можно попытаться…
Майор Чеботарев ухватился за это предложение, как утопающий за соломинку.
- Попытайся, прошу тебя, все что угодно … в долгу не останусь…
- Ящик коньяку, - объявил Ежов на следующий день цену «выкупа» прицелов.
Делать нечего, пришлось выставить ящик коньяку, но каково же было изумление Гарри Ефимовича, когда он обнаружил, что выкупил… собственные прицелы и, конечно, раскусил подвох…
Непросто оборудовать образцовую ружкомнату – это дело трудоемкое, кропотливое, связанное со строгим выполнением многочисленных требований, обусловленных и Уставом и Инструкцией Генерального Штаба.
Беда в том, что толстая инструкция ГШ, написанная сложно, путано, с отступлениями, плохо воспринимается в войсках, поэтому в округах разрабатываются памятки попроще.
«Памятка командиру подразделения по организации учета, хранения и содержания стрелкового оружия и боеприпасов в подразделениях» издана и в Краснознаменном Одесском Военном Округе моим бывшим сослуживцем и товарищем полковником Лукьяновым.
Виктор Петрович является начальником 3-го отдела Службы РАВ округа и теперь ревниво следит за моими первыми шагами здесь, в корпусе.
Начали мы с ремонта самой комнаты: побелка потолка и стен, покраска окон и дверей, металлические решетки на окнах и дверях с прямоугольным тюремным рисунком мы заменили на решетки с более эстетичным косым рисунком.
В целом идея была такова, чтобы каждый элемент ружкомнаты выполнял не только свою прямую функцию, но и нес эстетическую нагрузку, украшал ружкомнату.
К примеру, керосиновая лампа на случай аварийного освещения.
Обычно она или стоит на верху одной из пирамид, или вешается на гвоздик, или помещается на подставку, сколоченную из двух дощечек и выкрашенную в какой-то грязно-серый цвет. Эту подставку мы облагородили: полированные дощечки достали на соседнем заводе «Фиалент», поперечную полочку закрепили посредине, а в нижней части прикрепили чеканку с изображением пехотной эмблемы.
Это в мотострелковом полку, а у артиллеристов на этом месте будут красоваться пушки, у танкистов – танки, и так далее.
Задумали мы и еще одно новшество – это автоматизацию светомаскировки.
На всех окнах казармы светомаскировка в виде свернутых рулончиков из плотной бумаги, подвязанных на верху веревочками, так что по тревоге суточный наряд, прыгая по табуреткам, дергает за эти веревочки и рулончики, падая вниз, занавешивают окна.
Мы вместо веревочек приспособили электромагнитики таким образом, что по сигналу тревоги окна зашториваются автоматически.
В самый разгар работы, когда монтировалась скрытая сигнализация, в ружкомнату зашел командир корпуса.
Я доложил ему о проделанной работе и наших задумках.
Александр Васильевич выслушал меня, все внимательно осмотрел и сказал:
- Нужно здесь провести занятия с командирами частей по организации хранения оружия в подразделении…
Потом генерал Ковтунов заглянул в ленкомнату и зашел в спальное помещение, я сопровождал его и тут Александр Васильевич, фанатично влюбленный в армию и в военную службу, высказал запомнившиеся мне на всю жизнь свои мысли о роли и значении старшины подразделения.
- Если нет настоящего старшины, то нет и самого подразделения, - говорил он, - старшину нельзя заменить офицером, потому что они дополняют друг друга и у них разные обязанности: старшина приходит пораньше, поднимает роту, моет ее, чистит, кормит, проверяет и в готовом виде вручает ее командиру.
Командир забирает подразделение и следует вместе с ним то ли на стрельбище, то ли в поле, то ли на хозяйственные работы – это смотря по расписанию и к обеду, уставшие возвращаются обратно.
Старшина за это время отдохнул, сделал свою работу, дожидается и подхватывает подразделение: опять чистит его, кормит, занимается чисткой оружия и т.д. Командир за это время то же отдохнул, подготовился к следующим занятиям, написал конспекты и со свежими силами идет в подразделение.
Здесь старшина снова вручает ему готовое подразделение, с которым командир занимается до вечера. Вечером старшина снова вступает в свои права и опять приводит солдат в порядок, в конечном итоге укладывая их спать.
Так чередуясь друг с другом, командир и старшина практически круглые сутки держат подразделение в своих руках и в таком подразделении будет всегда порядок…
К великому сожалению, эти простые истины о роли старшины, видимо, не ведомы некоторым большим начальникам, потому что в результате непродуманной политики старшина из казармы ушел, а вакуум заполнился лидерами из солдатской среды с криминальным уклоном и пошла и дедовщина, и побеги, и комитеты солдатских матерей, и прочее. А офицер, он, конечно, не железный и не может безвылазно сидеть в казарме – заменить старшину он просто физически не в состоянии…
Вскоре образцовая ружкомната была готова и в ней состоялось занятие с командирами частей Симферопольского гарнизона, здесь были: командир 126 мсд. полковник Логвинов, командиры мотострелковых полков: майор Чернов, подполковник Мамедов, майор Акимов, командир танкового полка подполковник Берлов, командир артполка подполковник Суббачев, командир зенитного полка подполковник Чернышев и другие. Всего человек сорок. Выстраданную и сделанную, можно сказать, своими руками ружкомнату, я показывал и рассказывал эмоционально и с увлечением, а эффект автоматической светомаскировки был неожиданным и всем запомнился. Показали мы и рядом оборудованную комнату для чистки оружия.
Нужно сказать, что подобные занятия с командирами всех степеней вооруженцам нужно проводить как можно чаще, используя для этого любую возможность, постоянно вдалбливая правила хранения и обращения с оружием, воспитывая любовь к оружию.
Для этого не нужно жалеть ни сил, ни времени, потом это окупится сторицей…
К этому времени у меня установились более тесные взаимоотношения с офицерами Службы РАВ 126-й дивизии.
Начальник Службы Ракетно-артиллерийского Вооружения дивизии подполковник Бабаев недавно заменился из ГСВГ, где он был начальником службы в Нейрупине на развернутой дивизии и это для меня было высшей аттестацией.
Опытный, расторопный в работе Павел Куприянович прошел все ступеньки нашей службы с самого низу, работал уверенно и пользовался у офицеров и командования дивизии авторитетом.
Бабаев старше меня и, конечно, опытнее в пехотных делах, я старался не трогать и не дергать его по всякому поводу, а работал с полками напрямую. Наверное, это неправильно, так как я, проявляя рвение по службе, подменял его.
Старший помощник майор Чурсинов, уже в годах, больше занимался документацией. Михаил Алексеевич в карьерных амбициях замечен не был, довольствовался занимаемой своей должностью и потихоньку трудился, особо никого не трогая…
Боеприпасника майора Иванова я знал еще по окружному складу Федоровка, где он был начальником отдела хранения. Борис Васильевич добросовестный, трудолюбивый офицер обладал мягким, покладистым характером, на складах и в частях особую активность не проявлял…
Зенитным вооружениям ведал капитан Денисенко. Николай Иванович помимо своих прямых функциональных обязанностей часто выполнял различные побочные поручения и иногда бывал навеселе.
На дивизионных складах трудились прапорщики Соловец, Верютин, Дырма и несколько лаборатористов, солдат срочной службы.
В марте началось строительство склада боеприпасов 126-й дивизии «Сергеевка». Вместе с начальником УНР полковником Спивак поехали мы на площадку – это за объездной дорогой с восточной стороны города.
Настроение у меня было приподнятое: склад спроектирован по последним требованиям на безопасном удалении от города, строительство будет вестись подрядным способом – значит быстро, добротно, грамотно…
- Строители! Какая благородная профессия! – льстил я Спиваку, - мы по своей сути разрушители, а вы – созидатели! Древнейшая профессия, еще в Древнем Риме…
До самого склада я вдохновенно распространялся о строителях, возводивших в древности прекрасные виллы – атрий, перестель…
Спивак молча слушал, видно, ему были приятны мои панигирики в адрес строителей. Прибыв на место, мы обошли территорию склада, уже размеченную колышками.
Местность с некоторым уклоном к западу, посадка хранилищ сориентирована по горизонтам.
- Такая посадка хранилищ не пойдет, - заметил я.
- Почему?..
- Хранилища спроектированы под двухъярусную механизацию погрузочных работ, поэтому их нужно ориентировать продольной осью под уклон, тогда загрузка машин с нижнего яруса пойдет в одну сторону, а с верхнего яруса – в другую и кузов машин почти совпадет с уровнем загрузочных люков…
Полковник Спивак согласился с моими доводами, мы тут же изменили посадку всех хранилищ и, собственно, строительство склада с этого времени пошло полным ходом.
Однако кроме механизации погрузочных работ, в это же время началась эпопея с обвалованием боеприпасов и оборудованием хранилищ охранной сигнализацией. Обвалование – это циклопическая работа, заключающаяся в отсыпке земляных валов вокруг хранилищ по высоте вровень с крышей. Тысячи, а если быть точным, 117 тысяч кубометров грунта нужно отсыпать и переместить вокруг хранилищ на складе «Сергеевка»!
По установившейся в Советской армии практике, спущенная в войска директива, материально ничем не подкреплена и неизвестно где брать землеройную технику, где брать грунт, на чем возить…
Правда, часть грунта образовалась при разравнивании площадок под хранилище и отрывке траншей под фундаменты.
И еще один источник грунта случайно обнаружил я, проходя как-то мимо строящегося в городе многоэтажного дома.
- Куда вывозите грунт? – поинтересовался я у водителя самосвала.
- За город в 12-ти км отсюда… На «Сергеевку» дорога была ближе и водители охотно согласились возить грунт к нам на обваловку. И все же это была капля в море и, в конечном итоге, валы удалось отсыпать лишь на треть проектной высоты…
В 157-й дивизии механизация складов разворачивалась и медленнее и труднее, ездили мы в Феодосию реже, в качестве «погонялок» мы посылали туда за подписью комкора письменные напоминания и телеграммы, на что генерал Бойчук обижался.
- Не посылай мне больше телеграмм и напоминаний, - сказал он мне как-то, - делаем все, что в наших силах…
Действительно, хранилища у них старой постройки, их сначала нужно разгрузить, проделать в стенах загрузочные люки, а уж потом монтировать двухъярусные эстакады из стародавних рельсов, приваренных к опорам из труб диаметром 100-150 мм.
Однако изготовление поддонов и здесь шло полным ходом, таблица с количеством готовых поддонов ежемесячно докладывалась комкору.
- Зайдите в отдел кадров, - сказал мне однажды подполковник Зубко, встретив меня в коридоре, - пришла из округа бумага по вашу душу…
Смотрю: мне предписывается прибыть 10 мая в Пензу на сборы руководящего состава Службы РАВ округов, групп войск, армий и корпусов.
Нужно сказать, что ГРАУ, заботясь о повышении квалификации руководящих кадров, систематически проводила эти крайне необходимые и полезные сборы, где можно не только непосредственно получить указания и рекомендации по вопросам эксплуатации ракетно-артиллерийского вооружения, но и пообщаться и поделиться опытом работы со своими коллегами.
Опыта у меня пока практически нет, на сборы вооруженцев всей Советской армии предстоит ехать впервые, естественно, волновался…
В Пензенское высшее артиллерийское инженерное училище, где проводились сборы, приехал заблаговременно, чтобы осмотреться и ознакомиться с обстановкой.
В училище служили преподавателями мои однокашники Женя Камолов и Жора Цибулько. С Цибулько мы учились в одном учебном отделении, и он по-товарищески пригласил меня к себе домой на ужин.
Служба в учебном заведении резко отличается от службы в войсках, здесь свои нюансы, свои каноны, свои особенности, которые не всякому по плечу и по нраву…
- Пишу кандидатскую диссертацию, - поделился Георгий, - работаю над ней уже давно, дело подвигается туго, а без ученой степени здесь не продвинешься…
На следующий день участники сборов – это начальники Службы Ракетно-артиллерийского вооружения 12-ти округов, трех групп войск, двадцати четырех армий, шести корпусов, а также офицеров центрального аппарата, всего в количестве 120-ти человек разделились на 4 группы и приступили к занятиям. Сборы открыл небольшим докладом заместитель начальника ГРАУ генерал-лейтенант Лебедев.
Валентин Яковлевич сделал обзор состояния ракетно-артиллерийского вооружения по итогам проверок за 1975 год, отметил лучших и худших и поставил задачи.
Руководство ГРАУ беспокоило все увеличивающееся количество случаев хищения оружия и боеприпасов.
Причинами являлись: нарушение уставов; плохое оборудование складов; размещение стрелкового оружия в приспособленных помещениях; отсутствие сигнализаций; слабый контроль за суточным нарядом; некачественный подбор лиц, отвечающих за учет и хранение оружия и боеприпасов; слабая работа внутрипроверочных комиссий; бесконтрольность во время погрузочно-разгрузочных работ – 34% хищений совершают лица суточного наряда.
Исходя из анализа случаев хищения упор делался на внедрение охранной сигнализации: сейфы и ящики с пистолетами, находящиеся у дежурного, склады и хранилища со стрелковым оружием и боеприпасами взять под сигнализацию с выводом сигнального устройства к начальнику караула, от ружкомнат – к дежурному по части.
Где взять средства и материалы на все это – не сказано ни слова.
На следующий день был показ новых образцов вооружения и дивизионной артиллерийской мастерской (ДАРМ - 70).
Мастерская, полностью развернутая на местности, очень понравилась участникам сборов: механическая машина, слесарная машина, машина под оборудование, прицепы со сваркой, электростанция, кузнечный горн – все это позволяет проводить ремонт в полевых условиях.
- Прекрасная мастерская, но теперь она перейдет под начало танкистов в ОРВБ, - поделился я наболевшим с генералом Ходаном.
- Хороший вооруженец по-прежнему будет распоряжаться своими средствами, - с раздражением ответил Николай Данилович, - а растяпа, конечно, все растеряет…
Вернувшись со сборов, нужно было продолжать работу в частях, прежде всего, съездить в 361-й мотострелковый полк, который стоит на краю Евпатории, сразу при въезде в город у берега моря.
Кусочек моря, выгороженный здесь через дорогу от расположения полка, был негласным местом отдыха семей наших офицеров. Сооружений и каких-либо построек, естественно, здесь не было – стояло несколько списанных кунгов и будок, но пожить здесь день – другой и покупаться в море можно свободно.
Летом этот уголок всегда занят, много платить ничего не нужно, а с питанием каждый устраивается сам. Командует полком майор Акимов, начальник Службы РАВ полка майор Киричков. Было тут всегда больше недостатков и с вооружением, и с боеприпасами. Нужно сказать, что жили они в Евпатории спокойно, но однажды случилась беда – внезапно в полк нагрянул командующий войсками округа.
Дело было близко к вечеру, половина солдат несли службу, вторая половина купалась в море, в уголке отдыха женщины занимались ужином и оттуда доносились запахи жареной рыбы и картошки. Вся эта идиллия крайне не понравилась Волошину, и вскоре полк превратился в растревоженный улей: все бегали, суетились, кричали…
Тем временем Иван Макарович, усевшись за столом командира полка в его кабинете, продолжал отдавать все новые и новые распоряжения.
В какой то момент все разбежались и он в кабинете остался один.
В это время зазвонил телефон, и Иван Макарович поднял трубку.
- Ты долго будешь там сидеть? - сразу услышал он женский голос, - варенье подгорает!
Это звонила жена командира полка, думая, что трубку поднял муж. А кто же еще по женской логике может сидеть в это время в кабинете командира полка?
Майор Акимов от этого варенья потом долго икал, когда на военном совете, разбирая беспорядки в полку, генерал-полковник Волошин несколько раз поминал и это варенье, и это «подгорает»…
Ну, а наш уголок отдыха был закрыт по причине отсутствия соответствующих санитарных условий.
Вскоре стала известна неприятная новость: в июле предстоит проверка корпуса Главной Инспекцией МО с развертыванием одного из мотострелковых полков до штатов военного времени. Какой полк, и в какой дивизии будут развертывать, неизвестно – готовиться нужно всем.
Инспекция началась в назначенное время строевым смотром офицеров корпуса на плацу 100-го мотострелкового полка. Перед этим мы здесь тренировались и командир корпуса, подозвав меня и указав на упавшие с подставок пушки, стоящие за сетчатой оградой рядом с плацем, сказал:
- Поднять!..
Командира дивизиона, ответственного за орудия, на месте не оказалось и мы с Чеботаревым и еще двумя солдатами – домкрат в руки и давай поднимать пушки.
Инспекция возглавлял генерал Ямщиков.
Обходя шеренгу офицеров корпуса, он остановился напротив меня.
- Павлов! – вдруг назвал он мою фамилию.
- Так точно!..
- Какая у меня память? – похвалился генерал.
Действительно, память у Ямщикова была хорошая, если из сотен офицеров штаба округа запомнил меня, увидевши когда-то мельком – до назначения в Инспекцию он служил в Одессе.
Вскоре стало известно, что проверяется 126-я дивизия, а в ней будет развертываться 98-й мотострелковый полк. Инспекторская проверка развертыванием – это, прежде всего, проверка фактического выполнения наших мобилизационных планов, реальность расчетов, графиков и прочего…
Но развертывание всего одного полка – это же не всеобщая мобилизация и можно сманеврировать свободными силами. К примеру, проверку противотанковых устройств 85 мм пушек Д-44 артдивизиона я попросил сделать подполковника Гордеева, в случае выхода артиллеристов на полигон в Старом Крыму в готовности к открытию огня в сжатые сроки.
Из округа помогать мне приехал полковник Колыханин, он взялся подстраховать вооружение приписного состава.
Мне же нужно было успевать везде. Чтобы облегчить себе работу, я выучил наизусть последовательность и время выполнения многочисленных мероприятий по Службе РАВ и, постоянно повторяя, все время держал их в голове. Как мне теперь пригодились предыдущие занятия по мобподготовке!
Когда смотришь на все с открытыми глазами, то можно избежать барахтанья в событиях, а управлять ими…
Перед объявлением тревоги мы с Колыханиным пришли в казарму 98-го полка и стали ждать.
Тревогу объявили где-то в час ночи и тут закрутилось…
Инспектора фиксировали по времени и оповещение, и развертывание пунктов приема приписного состава, и прибытие личного состава, и организацию его встречи, и распределение по подразделениям и, конечно, вооружение приписников.
На этот раз вооружение приписного состава шло в городке, что облегчало наше положение, так как отпала необходимость в транспорте, в погрузочных командах и в самой погрузке, не говоря уж об удобстве работы…
Зная наизусть график отмобилизования, я прикинул, что мне пора ехать на склад «Сергеевка», куда уже должен подойти автотранспорт под загрузку боеприпасов, приписанный из народного хозяйства.
Действительно, автоколонна уже стояла возле склада головой к воротам, было тихо, водители сидели по кабинам, погрузочной команды еще не было.
Меня встретил подполковник Бабаев.
- Как дела, Павел Куприянович?
- Машины пришли согласно приписке полностью и еще с некоторым запасом…
- А где погрузочная команда?
- Погрузочной команды пока нет, я звонил, никто толком не ответил…
Мы прошли на территорию склада, уже построенное хранилище полка располагалось напротив въездных ворот, механизации еще не было и боеприпасы хранились в штабелях. Начальник склада прапорщик Попков был на месте и подготовился к погрузке.
- Открытые листы имеются? – спросил я его.
- Так точно, - ответил прапорщик и показал целую пачку заранее заготовленных бланков открытых листов.
Открытый лист это единственно юридически верный документ с росписью водителя составляемый в двух экземплярах – один вместе с боеприпасами водителю, другой себе.
Это железное правило, так было и в войну.
Между тем время шло, а погрузочной команды все не было, и я начинал нервничать.
- Постройте водителей, - попросил я Бабаева.
Павел Куприянович понял меня с полуслова, быстро построил водителей и я обратился к ним с речью:
- Товарищи водители! Выполняя свой воинский долг, вы своевременно прибыли на склад боеприпасов, но из-за отсутствия погрузочной команды мы теряем драгоценное время. Выход один – объединившись попарно самим загрузить машины и поскорее убраться отсюда в район сосредоточения, где вас ожидает кухня, отдых, где можно замаскироваться и заправить машины.
Первую машину мы вместе с подполковником Бабаевым загрузили сами…
Действительно, за какие-нибудь 10-15 минут мы с Павлом Куприяновичем загрузили первую машину и дальше дело пошло. Нужно сказать, что водители – это особый народ, они на гражданке находятся как бы на полувоенном положении: машины у них приписаны, сами они всегда в боевой готовности, понимают и команды и маневр…
Когда загрузка автотранспорта уже подходила к концу, я спохватился, что упустил контроль над общим графиком отмобилизования: время подачи боеприпасов для загрузки их в боеукладки танков уже прошло.
Что делать? Нужно как-то выкручиваться. Беру пяток машин и следую с ними в полк, который напоминает растревоженный улей. Подхожу к проверяющему, который от беготни, от разных команд, от обилия информации уже и сам устал, докладываю, дескать, боеприпасы для танков давно поданы, разрешите в боеукладки их не загружать.
- Хорошо, боеукладки загружать не нужно, - говорит проверяющий и делает пометку в графике.
На следующий день все успокоилось. Солдаты, попав в свои подразделения, обрели уверенность, почувствовали себя как дома и зажили налаженной армейской жизнью. Предстоял строевой смотр.
Тут вооруженцам нужно держать ухо востро: не дай бог, если кто-нибудь окажется без оружия, или оружие не закреплено за тем или иным солдатом.
Обходя шеренгу за шеренгой, я увидел, что полковник Колыханин нервничает и наседает на начальника Службы РАВ полка. Вил Иванович старается оторваться от Колыханина, но тот не отстает.
- Не выдал на руки пулеметы РПД, - пожаловался мне Павел Федорович.
Оказывается, эти устаревшие пулеметы представляют сложность в расконсервации и начальник Службы РАВ полка не хотел их вытаскивать из ящиков ради одного строевого смотра. К счастью, комиссия ничего не заметила – обошлись автоматами, и замечаний в наш адрес не было. Однако радоваться было рано: предстоял кошмар танковых стрельб на полигоне Широкий Лан, что под Николаевым. Во время службы в ГСВГ мне неоднократно приходилось обеспечивать танкистов боеприпасами, но вот так вплотную заниматься с ними стрельбами, еще не доводилось.
К великому сожалению, наши офицеры-танкисты стрелять не умели и свое неумение всячески старались переложить на якобы плохо выверенное, плохо подготовленное вооружение, на снаряды разных весовых знаков, дескать, они не причем – виноваты вооруженцы.
Все это я понял и в полной мере прочувствовал лишь после двух бессонных ночей сидения под вышкой. Подготовку к стрельбам мы с капитаном Ежовым, который к этому времени стал начальником Службы РАВ танкового полка, начали заблаговременно: завезли и сложили в штабель новые выстрелы одной партии и одного весового знака; установили термометры в штабеле (вверху, в середине и внизу); развернули метеопост для измерения направления и скорости ветра, тщательно выверили танковые пушки и пулеметы по уделенной точке; сняли параметры стабилизаторов…
- Какие у вас патроны к пулемету ПКТ? – спросил меня вооруженец из комиссии, майор с курсов «Выстрел».
- С пулей со стальным сердечником…
- Нужно бы с пулей «Д», они мягче идут по стволу…
7,62 мм винтовочные патроны «Д» с тяжелой пулей военного времени, имеют сплошной свинцовый сердечник и желтый окрас наконечника пули, давно уже не выпускаются и сохранились лишь кое-где в старых запасах. Но делать нечего, поехал в соседнюю 92-ю дивизию, где мне все же отыскали ящик патронов с пулей «Д».
Вечером начались стрельбы. Вот первый заезд: по своим дорожкам пошли вперед три танка – вот первые выстрелы…
Одно попадание, два промаха, второй заезд – аналогичная картина.
- Что-то тут не так, сказали в комиссии, - наверное, оружие сбилось…
- Да, да – это оружие, - обрадовались наши танкисты, - нужно проверить…
Проверить так, проверить, пауза заняла полчаса, за это время танкисты собрались с духом и стрельбы продолжились.
Вот пошли опять три танка, смотрю: на левой дорожке танк остановился.
Подбегаю, открываю люк, там горе танкист вытащил предохранитель из стабилизатора.
- Скажите, что перегорел предохранитель, - сказал стреляющий, подавая мне, видимо, заранее запасенный перегоревший предохранитель.
- Что там? – спросили на вышке.
- Перегорел предохранитель, - на свою голову подыграл я.
Заезд пришлось повторить, но результат оказался неудовлетворительным.
Поражало неумение стрелять наших офицеров – танкистов, ведь мишень размером с корову, пушка стабилизирована, современные приборы наводки, обстановка спокойная…
Удивительно было и другое: инспекторы всеми силами «тащили» за уши танкистов: давали перестрелы, позволяли «отлавливать» все новых стреляющих, вызывая офицеров из госпиталя или командировки.
Порой судьба оценки полка зависела от какого-нибудь лейтенанта, спешно доставленного на полигон. Кому нужен такой самообман?
Инспекция – это ведь государственный орган, не умеют стрелять – ставьте «неуд» и делайте выводы…
В итоге неудачу за танковые стрельбы свалили все же на вооружение.
- Вооруженцы не выполнили свою задачу, - сказал генерал Безнощенко, присутствовавший на стрельбах.
Больше того, эту же причину доложили и командиру корпуса. Генерал Ковтунов вызвал меня к себе в кабинет.
- Почему было плохо подготовлено вооружение? – спросил он.
Видя, что дело принимает серьезный оборот, пришлось подробно доложить, как все было на самом деле.
- Танкисты стрелять не умеют, - заключил я свой доклад и комкор отпустил меня с миром.
После окончания Инспекции вооружение вернулось на склад и в парк, но … в расконсервированном состоянии, требующее чистки, смазки, консервации и постановки на длительное хранение. К сожалению, перед тем как развертывать полк и расконсервировать оружие, никто не думал, кто же будет выполнять огромный объем работ по консервации и постановке на хранение вооружения после проверки.
В мотострелковом полку около трех тысяч единиц стрелкового оружия. Если взять, к примеру, автомат, его сначала нужно обслужить: разобрать, тщательно вычистить, смазать, собрать – это согласно нормам составит 0,8 человека/часа трудозатрат, плюс собственно консервация 0,15 человека/часа, итого расчетное время трудозатрат на один автомат составляет 0,95 человека/часа.
Таким образом, только на стрелковое оружие требуется 2772 человека/часа.
Если привлечь 10 человек, а больше привлекать к этому делу по соображениям сохранности и особого контроля за оружием нельзя, то они могут управиться с этой работой только за 28 дней из расчета десятичасового рабочего дня. Кроме того, есть еще наземная и зенитная артиллерия – это еще 937 человеко/часов, да плюс танковое вооружение около 1000 человеко/часов – вот и получается суммарно на полк по минимуму 4709 человеко/часов – это работа 20 человек в течении почти месяца. А что мы имеем? Мы имеем дополнительную приписку 10-15 человек всего лишь на неделю, за это время можно успеть сделать лишь четвертую часть работы, а остальное, как правило, ложится на плечи вооруженцев. С чего начинать? Конечно, с обеспечения материалами для консервации вооружения (ткань «ТТ»; ткань «500»; клей 88; ангибитированная бумага; смазка «МЗ»; смазка Гои-54; и другое), с создания специализированных бригад, подготовки рабочих мест, изучения инструкций, назначения руководителей работ, проведения занятий и инструктажей…
Все это было проделано, но все равно постановка вооружения на длительное хранение шло мучительно долго и растянулось до самой осени, хотя мы постоянно следили за ходом работ в 98-м полку.
Забегая вперед нужно сказать, что директива Центра о порядке снятия вооружения с хранения и обратной постановки его на хранение была издана значительно позже, когда была введена должность заместителя Главкома Сухопутных Войск по Вооружению. На эту должность был назначен генерал-полковник Баженов.
Павел Иванович, старый, опытный танкист прямо требовал от командиров всех степеней и соответствующих начальников, прежде чем снимать вооружение и технику с длительного хранения думать, как ставить обратно их на хранение: досконально просчитать потребные силы и средства и все это заблаговременно заложить в планирующие документы.
К директиве в качестве приложения шли научно обоснованные нормы трудозатрат на все образцы вооружения и техники, что давало в руки инженерно-технического состава обоснование своих расчетов и значительно облегчало решение этой задачи.
Где-то в середине сентября в командировку из Москвы приехал полковник Донченко, с которым мы в 1958 году начинали службу в 159 ракетной бригаде еще лейтенантами в городе Клинцы Брянской области. Что и говорить, вспомнить лейтенантские годы приятно, но меня, прежде всего, интересовали столичные новости. Дело в том, что в нашей Службе ожидались революционные изменения: выход из подчинения начальника Ракетных Войск и Артиллерии и вхождение в непосредственное подчинение командиру (командиру, командующему округом). Резон простой: начальник Службы Ракетно-артиллерийского Вооружения обеспечивает и обслуживает не только наземную артиллерию, но и танковое вооружение, и зенитную артиллерию, и стрелковое оружие…
- Маршал Советского Союза Устинов еще не подписал приказ об окончательном разделении Службы РАВ от артиллеристов, решение ожидается в 1977 году, - сказал Донченко, с которым мы ехали вместе до Белогорска.
Оглядываясь назад, можно только сожалеть о несбывшихся надеждах.
Мы, вооруженцы, стремясь обрести самостоятельность, конечно, надеялись на лучшее, но последующее введение института заместителя командира по вооружению горько разочаровало нас, так как только ухудшило положение Службы РАВ.
Начальник Ракетных Войск и Артиллерии корпуса полковник Ананьев практически никогда не трогал меня, по всем вопросам я ходил с докладом к командиру корпуса, так что фактически обладал полной самостоятельностью. Теперь же приходится горько сожалеть, что мы отделились тогда от артиллеристов – в итоге потеряли гораздо больше, чем приобрели.
В конце сентября, заслушав мой очередной доклад о ходе строительства склада «Сергеевка», генерал Ковтунов неожиданно поставил новую задачу:
- Склад нужно показать офицерам корпуса, а также командирам частей, - сказал командир корпуса, - в начале декабря по плану у нас сборы – вот на это время и готовьте показное занятие…
Получив такое непростое задание, я стал прикидывать, как его выполнить.
Конечно, для показного занятия нужно полностью оборудовать хотя бы одно механизированное хранилище в каком-нибудь полку. Интереснее было бы показать механизированное хранилище мотострелкового полка, но оно и по емкости больше, и боеприпасы там разномастные, и работы больше, а готовность этих хранилищ соответственно меньше.
Больше всего подходило для этой цели новое хранилище танкового полка. Я часто бывал у танкистов, и было просто приятно смотреть на работу дружного коллектива вооруженцев этого полка: прапорщики Гиенко Владимир Васильевич и Шаповалов Николай Васильевич – мастера на все руки: владеют и сваркой, и слесарят, у них свой «запорожец» и они поспевают везде.
Боеприпасы в танковом полку однотипные, поэтому поддоны делать проще, да они уже почти все готовы…
Однако в самом хранилище нужно установить двухъярусную, двухпутную эстакаду, смонтированную на железнодорожных рельсах, установить и загрузить поддоны, оборудовать переходные устройства загрузочных люков и многое другое.
Стародавние железнодорожные рельсы мы брали, естественно, у железнодорожников, однако ездить за ними приходилось по всему Крыму, что в условиях дефицита бензина и автотранспорта – непростая задача: только на одно хранилище танкистам нужно 150 погонных метров рельсов. Рельсы нижнего яруса эстакады укладываются боком прямо на бетонный пол хранилища и привариваются к металлическим трубам диаметром 100-150 мм, вбетонированных в пол. К счастью, в свое время при бетонировании пола хранилища мы заранее предусмотрели в полу отверстия под трубы, так что долбить бетон теперь не нужно. Рельсы верхнего яруса эстакады привариваются к этим же опорным трубам на полтора метра выше нижних. Всего на одно хранилище требуется около ста тонн металла. Тем не менее, у меня была уверенность, что танкисты справятся с задачей и к установленному сроку образцовое хранилище будет готово…
К этому времени заместитель командира корпуса по технической части полковник Бобиков уволился и на его место к нам был назначен полковник Чуприн. Александр Григорьевич приехал из Феодосии, некоторое время тоже жил в гостинице и я поближе познакомился с этим высокопорядочным, обаятельным офицером.
Технические службы корпуса в это время находились, если так можно сказать, в сложноподчиненном положении: начальник Службы РАВ подчинялся артиллеристам, начальник бронетанковой службы и начальник автомобильной службы – заместителю командира корпуса по технической части. Так было в дивизии и в корпусе, а в армии и округе начальник Службы РАВ оставался в подчинении начальника РВиА, а начальники бронетанковой и автомобильной служб подчинялись непосредственно командиру и командующему округом.
К этому времени я уже смирился с передачей артиллерийской мастерской в состав объединенного ремонтно-восстановительного батальона, кабинеты находились рядом и у меня с полковником Чуприн установились доверительные отношения. Нужно сказать, что он, будучи прямым начальником для офицеров корпуса в качестве заместителя генерала Ковтунова, никогда не высказывал начальственных ноток, держался просто, доступно…
Между тем дата проведения занятия на складе «Сергеевка» стремительно приближалась, а объем работы оставался еще очень большой. За неделю до намеченного срока все сварочные работы по монтажу эстакады были завершены, но нужно еще покрасить, загрузить поддоны боеприпасами, увязать их в пакеты, провести тренировки…
Саму эстакаду решили покрасить защитной краской, которой у нас было вдоволь, а сами поддоны – в черный цвет, который хорошо сочетался с защитным и в то же время выделял поддоны. Черным же цветом красилась и металлическая лента для увязки ящиков с боеприпасами.
Загрузка поддонов заняла несколько дней, но это была уже завершающая работа, венчающая многодневный, тяжелый, кропотливый труд капитана Ежова и его добросовестных помощников. Поддоны, загруженные 100 мм танковыми выстрелами, выглядели компактными: в каждом вмещалось двадцать ящиков по 78 кг каждый и, таким образом, общий вес загруженного поддона составлял где-то 1600 килограммов. Всего выстрелы заняли 96 поддонов, но кроме выстрелов нужно было еще разместить патроны и гранаты, что тоже заняло немало времени, так как укладка мелких ящиков требует дополнительной работы. Неожиданно встала проблема с увязкой пакетов: металлическая увязочная лента у нас имелась, а вот замков не было.
- Что будем делать с замками? – спросил я капитана Ежова, - замки нам нужны такие, чтобы туго натягивать ленту и застопорить ее…
- Слышал, что такие замки делают в тюрьме, - ответил Ежов.
- Немедленно поезжайте в тюрьму и договаривайтесь…
В этот же день Станислав Васильевич доложил, что нам изготовят замки, но нужно решить вопрос с оплатой.
Денежных средств у меня не было, поэтому пришлось обращаться к своему начальнику в округе генералу Минасянцу.
Самвел Самсонович заверил, что оплатит все расходы и поинтересовался, как у меня идут дела.
Понятно, что интересовался из вежливости, так как он прекрасно был осведомлен обо всем и пристально следил за мной.
Вскоре замки были готовы, получились они прочные, надежные и простые: десятисантиметровый обрезок мелкого швеллера с двумя боковыми сверлениями под валики с прорезями, на концах валиков воротки. Металлическая лента вставляется в прорези и накручивается на валики, обеспечивая тугую натяжку, а воротки стопорятся фиксаторами.
Наконец, все готово и мы провели тренировочное занятие с водителями по загрузке поддонов в кузов автомобиля. Здесь есть один нюанс: автомобили, приходящие из народного транспорта попадаются старые, с прогнившим полом кузова и были случаи, когда наши тяжелые поддоны продавливали своими колесиками доски кузова. Естественно, в этом случае тяжелый поддон не сдвинуть с места никакими силами, поэтому мы страховались, прокладывая по кузову металлические листы, свободно прокатывая по ним поддон до самой кабины. Тренировка показала, что постановка машины под загрузку занимает 2 минуты, загрузка трех поддонов 5-7 минут. Таким образом, цикл загрузки одной машины составляет около 10 минут. Чтобы поддоны во время движения не перемещались по кузову на своих колесиках, их нужно крепить деревянными клиньями, но это уже делает сам водитель после отъезда от загрузочного люка.
Таким образом, с учетом одновременной загрузки 4-х автомашин, подвижные запасы танкового полка будут подняты за 1,5 часа при помощи погрузочной команды в составе всего лишь из 8 человек. Вот эта привлекательная сторона ощутимого повышения мобилизационной готовности войск и была причиной повсеместного увеличения механизацией погрузочных работ на складах боеприпасов.
Однако за все нужно платить: коэффициент загрузки механизированного хранилища, по сравнению с обычным снижался на 20-30%, да и грузоподъемность автотранспорта использовалась не полностью.
К примеру, если грузить те же 100 мм выстрелы в пятитонный автомобиль, то в трех поддонах будет 4,68 тонны (коэффициент загрузки 0,9) – это отличный показатель, однако из практики известно, что загруженность машин боеприпасами в поддонах составляет 60-70% их грузоподъемности.
Много различных занятий мне приходилось проводить в разное время, но никогда я не переживал и не волновался, как в этот раз.
По существу, мне предстоял экзамен: насколько глубоко и всесторонне удастся поднять этот трудный, с противоречивыми требованиями вопрос, будет зависеть и мой авторитет, и отношение ко мне…
Начало занятия задерживалось. Прошло уже добрых три часа после обеденного перерыва, а участников сборов все еще не было, хотя плановое начало занятия давно прошло. Тем не менее, я, стоя с указкой возле хранилища, никуда не отлучался и непрерывно поглядывал на дорогу. Наконец, уже в пятом часу вечера показались автобусы, подъехал командир корпуса и я доложил ему о готовности к занятиям.
Александр Васильевич осмотрел хранилище, эстакаду и загруженные поддоны, но никаких замечаний не сделал.
Времени на доклад мне никто не устанавливал и, воспользовавшись этим, я сначала доложил о строительстве самого хранилища, насколько дефицитны вот такие надежные современные хранилища под боеприпасы, насколько дефицитна их полезная площадь и насколько нам, вооруженцам, нужно продуманно, эффективно, по-хозяйски использовать эту площадь.
Но как быть, если нужно механизировать хранилище и эта механизация забирает часть этой дефицитной площади. Здесь, в самом хранилище, было показано, как мы, монтируя эстакаду, решали этот вопрос, уменьшая проходы, увеличивая высоту укладки в пределах допустимого и другое.
Перейдя к загрузке автомобилей, я подробно изложил желательную направленность в их приписке, наиболее приемлемые для нас марки машин, как по грузоподъемности, так и по габаритам кузова. Затем участники сборов осмотрели хранилище, а в заключении мы показали практическую загрузку поддонов в кузова двух автомашин. Поддоны катились легко, некоторые офицеры сами пробовали их катить по эстакаде.
Начальник организационно-мобилизационного отдела корпуса подполковник Феклистов потом мне говорил, что получил от занятия удовлетворение, что все вопросы мобготовности, связанные с загрузкой подвижных запасов боеприпасов были освещены достаточно полно. Остался доволен занятием и генерал Ковтунов.
- Давайте поблагодарим начальника Службы Ракетно-артиллерийского Вооружения за проделанную работу, - сказал Александр Васильевич…
Что и говорить, получить такую оценку после окончания трудной работы вдвойне приятно. Когда все разъехались, я остался с вооруженцами.
- Это вам благодарность, это вашими руками оборудовано хранилище, - сказал я капитану Ежову и его боевым помощникам прапорщикам Гиенко и Шаповалову.
До нового 1977 года оставалось уже немного времени и в штабе корпуса развернулась горячая работа по планированию боевой и политической подготовки на новый учебный год. Этому вопросу в корпусе придавалось первостепенное значение, так как по полноте и качеству отработки планирующих документов многочисленные комиссии могли судить о ходе боевой и политической подготовки.
Другое дело – это выполнение этих планов. Особо въедливые проверяющие в доказательство фактического проведения того или иного мероприятия или занятия требовали показать и план проведения этого занятия, и расписание, и конспект, но многое проходило и на веру.
В план боевой и политической подготовки обязательно включался раздел: «Мероприятия по поддержанию Ракетно-артиллерийского Вооружения в постоянной боевой готовности». Планирование этого раздела значительно облегчало только что вышедшее новое «Руководство по эксплуатации Ракетно-артиллерийского Вооружения», где в приложении был дан перечень наиболее важных вопросов и форма, что являлось существенным подспорьем для вооруженцев частей и соединений.
Я уже больше недели тщательно изучал новое Руководство, сравнивая его со старым, как вдруг меня вызвал командир корпуса.
- Почему не докладываете, что поступило новое руководство? – спросил генерал Ковтунов.
Что тут скажешь? Это была моя ошибка: начальники Службы РАВ всех уровней должны постоянно работать со своими командирами, если хотите воспитывать их и учить по своей службе. Потом это окупится и даст свои плоды. Забегая вперед, здесь мне хочется в качестве примера привести один поучительный эпизод.
Дело было на Дальнем Востоке. Однажды за Главкома остался генерал-полковник Сивенок и вдруг с утра он вызвал к себе нашего начальника генерала Ренке.
Предчувствуя какую-нибудь вводную, я поджидал Георгия Владимировича, периодически выглядывая из своего кабинета. Наконец, Ренке с папкой под мышкой показался в конце коридора и поспешил к нему навстречу.
- Что он хотел, какое задание?
- Не поверишь, - ответил, улыбаясь Ренке, - Сивенок сказал, что летний период обучения закончился и нужно в округа дать телеграмму о выделении солдат на склады боеприпасов…
Мне стало стыдно: мы, вооруженцы не проявили инициативы, а первым об этом вспомнил общевойсковой командир, пехота…
Но Сивенок не сразу стал генерал-полковником: был он и лейтенантом, и майором, и полковником и, видимо на всем этом пути вооруженцы учили его. Учили хорошо раз уж теперь, занимая настоящую высокую должность, он среди множества важных и срочных дел вспомнил о наших боеприпасах. Конечно, мы тут же написали телеграмму и послали ее в войска, но в дальнейшем, получив этот предметный урок, я держал ухо востро и еще до окончания учебного периода у меня были готовы целых три телеграммы: за подписью Главкома по Вооружению – в адрес командующих округами, за подписью заместителя Главкома по Вооружению – в адрес заместителей по Вооружению Командующих округов за своей подписью – начальникам Служб РАВ округов. Естественно, в последней телеграмме акцент делался на соблюдение мер безопасности и противопожарных правил, организацию работ назначение ответственных руководителей на участках работ, контроле и докладах. Однако вернемся в корпус.
Где-то в конце января пришла разнарядка об отправке меня на курсы переподготовки в Артиллерийскую Академию в Ленинград.
И вот я снова в родных стенах, как и 20 лет назад хожу по тем же коридорам, занимаюсь в тех же аудиториях, те же преподаватели…
Нет не те: одних уж нет, а эти стали профессорами, в волосах седина…
Наша учебная группа в составе 30 человек оказалась разношерстной по своему составу. К примеру, полковник Орехов приехал с должности начальника Службы РАВ округа, несколько начальников Служб РАВ дивизий, корпусов и армий, но в большинстве офицеров с низовых должностей. Программа переподготовки насыщенная и плотная включала шесть часов лекций и два часа самоподготовки.
Занимался я самозабвенно, как голодный, накинувшийся на пищу, на самоподготовке начисто переписывал выжимки из лекций в специальную справочную тетрадь.
Потом, в конце занятий, эту справочную тетрадь у меня чуть не похитил один бездельник.
Секретная тетрадь, естественно, пересылалась по почте, смотрю: адрес 32-го корпуса зачеркнут и написан другой – хорошо, что успел проследить, а то бы пропали мои труды. Программа обучения была сконцентрирована на углублении технической подготовки: подготовка оперативно-технических ракет, графики подготовки, пути уменьшения времени на подготовку, подготовка зенитных ракет по тем же пунктам и другие вопросы. К сожалению, мы не касались тактики действия вооруженцев в общевойсковом бою, в операции, что теперь было крайне важно для меня – ведь я должен давать предложения командиру корпуса об использовании сил и средств службы в операции в зависимости от его решения.
Решения могут быть разные – шаблона тут нет, но и вооруженец должен, зная замысел командира, по кратчайшему пути решать свои задачи, иначе пропадешь…
К сожалению, тактика для вооруженцев еще не написана, хотя крайне необходима хотя бы в виде тоненькой памятки…
Однажды в аудиторию зашел наш начальник курса с телеграммой в руках – это Командующий Войсками Одесского Военного Округа генерал-полковник Волошин прислал поздравление по случаю присвоения мне очередного воинского звания «полковник-инженер». Пришла поздравительная телеграмма и из корпуса, подписанная генералом Безнощенко.
Что и говорить, приятно получить очередное воинское звание, без этого офицер теряет перспективу, вянет и без всякого вдохновения плетется по службе…
Сдав экзамены на «отлично» и получив за успехи в учебе благодарность от начальника Артакадемии, я вернулся в корпус, чтобы реализовать полученные знания на практике.
К этому времени уже стало определенно известно о выходе службы РАВ из подчинения начальника Ракетных Войск и Артиллерии.
Полковник Ананьев уехал от нас в Одессу и стал начальником Артиллерийского Училища, а вместо него начальником РВиА стал полковник Мешков.
- Служба РАВ фактически уже отделилась от артиллеристов, - сказал я ему при первом же знакомстве, на что Анатолий Семенович отреагировал болезненно и мне, потом, это вышло боком.
В штабе шла интенсивная подготовка к корпусному командно-штабному учению, проводимому Командующим Округа. Перед началом учений генерал Безнощенко обычно проводил содержательные занятия со ссылкой на богатый опыт Великой Отечественной войны.
Сам Сергей Григорьевич, пройдя войну от начала и до конца, занятия всегда начинал словами:
- Не дай бог пережить вам когда-нибудь этот кровавый кошмар…
Потом открывал Наставление в ярко-красном переплете с золотым тиснением и зачитывал на первой страничке: «война – это общественное явление»…
Прочитав эту строчку, генерал закрывал книжку и останавливался, как бы осмысливая прочитанное, уходил в себя, смотрел куда-то в оконную даль, показывая всем своим видом, дескать, ничего не поделаешь – раз война присуща обществу, люди всегда будут воевать друг с другом…
Краткое выступление Безнощенко отличалось насыщенностью и содержательностью, слушать его было поучительно и интересно. Задачу Службы Ракетно-артиллерийского Вооружения он считал простой.
Я как-то поделился с ним сложностью, на мой взгляд, обеспечения войск боеприпасами в ходе операции.
- Что же тут сложного? – возразил генерал, - задача конкретная, одновариантная … противник ведь не противодействует…
Действительно, с точки зрения командира, управляющего боем с быстро меняющейся обстановкой в условиях непредсказуемого противодействия противника, моя задача ему кажется предельно простой. И все же…
«… Время подошло к 18 часам. До вершины Сапун-Горы оставалось 100-200 метров. Но какие это были метры! Гора содрогалась от ударов и взрывов. Камни и бетонные плиты немецких сооружений трескались и разлетались вдребезги. Тысячи горячих стальных осколков с визгом и шипеньем врезались в грунт. Казалось, не оставалось мест ничему живому, но враг сопротивлялся. Именно в это время у атакующих кончились снаряды. Начальники артиллерии всех трех дивизий доложили мне, что остается по 15-20 снарядов на орудие.
Такое количество боеприпасов составляло неприкосновенный запас, который нельзя было расходовать.
И.Ф. Сапрыкин, узнав о нехватке снарядов, бросился звонить начальнику боепитания. Он что-то надсадно кричал в трубку. Вероятно учинял разнос: такой просчет нельзя простить!»…
(П.К. Кошевой. В годы военные. с.260).
Для меня маршал Советского Союза П.К. Кошевой не просто абстрактная историческая личность, а конкретный, реальный человек, под началом которого я служил и в Киевском округе и в ГСВГ, где в свое время он командовал и округом и группой, трижды довелось встречаться с ним лично. Его книгу «В годы военные» я не только внимательно прочитал, но и законспектировал отдельные места.
Петр Кириллович прошел горнило войны от начала и до конца, вступив в нее в должности командира 65 стрелковой дивизии, сражался под Тихвином, под Сталинградом и в Крыму уже в должности 63-го стрелкового корпуса. Он искренне и правдиво описывает тяжелейшие эпизоды боевых действий и нигде на протяжении всей книги нет ни одного упрека ни командирам, ни начальникам, за исключением … начальника боепитания, которого «нельзя простить»…
Вот вам и «простая задача» - атака могла захлебнуться из-за отсутствия снарядов. Безвестного начальника боепитания никто бы и не вспомнил, ели бы не этот досадный случай. Нам неизвестно почему он под Сапун-Горой вовремя не подал снаряды: их не было, разбит транспорт, убит он сам или убиты и ранены его люди. Боепитание...
Хорошее, емкое слово, оно определяет суть работы вооруженцев в бою – нет боевого питания, нет и самого боя.
К сожалению, военачальники забывают об этих скромных тружениках, об их преданности своему долгу и своей службе и не пишут о них ни строчки…
После выступления генерала Безнощенко слово предоставлялось нашему разведчику подполковнику Михайличенко. Дмитрий Андреевич вывешивал свою карту и докладывал о «противнике». Противник воспринимался как-то отвлеченно, как бы реально не существующий, далекий, маловероятный…
Тем не менее, мы изучали и постоянно освежали свои знания по вероятному противнику, разбирали и оргштатную структуру, и вооружение, и тактику его действий. Хорошим подспорьем в изучении вооружения иностранных армий был журнал «Техника и вооружение», который я постоянно выписывал.
После разведчика очередь наступала нашим операторам. Начальник оперативного отдела полковник Казанцев, небольшого роста, сухощавый, с венчиком седых волос вокруг лысины, одевал очки в светлой оправе, брал в руки указку и начинал доклад за свои войска. Дмитрий Прокопович недавно вернулся с Кубы, где был советником, отличался мягким покладистым характером и интеллигентностью. Наши войска брались в реальном составе, то есть 126, 157 и 159 мотострелковые дивизии с реальным вооружением и реальными запасами материально-технических средств.
После выступлений разведчика и оператора вывешивалась новая карта и генерал Безнощенко начинал анализ обстановки и разбор вариантов боевых действий исходя из соотношения сил и сложившейся учебной обстановки.
Рассматривался всегда вариант боевых действий на суше. Вероятность воздушных десантов ни разу не рассматривалась, хотя американцы, как известно, широко их применяли во второй мировой войне – прорвать линию обороны одновременно с фронта и тыла, конечно, легче. У них кроме пресловутой 82-й воздушно-десантной дивизии, были и 101-я, и 17-я, сведенные в 18-й корпус ВДВ и затем даже в 1-ю армию.
- Исходя из сложившейся обстановки, - докладывал генерал Безнощенко, - войска корпуса целесообразно построить в два эшелона: 126-я и 159-я дивизии в первом эшелоне, 157-я – во втором.
Главный удар смежными флангами наносят 126-я и 159-я дивизии на участке прорыва…
Далее Сергей Григорьевич показывал разграничительные линии, подробно перечислял силы и средства и на участках прорыва, и обеспечение флангов, и резерв, и распределение средств усиления, и прикрытие стыков, и взаимодействие и другие вопросы.
Начальники родов войск и служб здесь не выступали, нам нужно было осмыслить решение командира и дать свои предложения по его обеспечению в материально-техническом отношении. От глубокого и всестороннего понимания решения командира во многом зависит успешное выполнение своей конкретной задачи и вооруженцем.
Здесь должна быть своя тактика. Но существует ли тактика действий у вооруженцев? Конечно, существует, но она существует сама по себе, а в учебниках и наставлениях в целом виде пока не закреплена.
К примеру, как лучше действовать при построении войск в один, два, три эшелона? А может ли быть построение в три эшелона? Оказывается, может…
«… Соединение было построено в необычный боевой порядок – в три эшелона, полк за полком: впереди - гвардейцы 70-го под командованием Титова, за ними – 71-го – Моторичева и, наконец, 72-го – Кухарева».
(П.К. Кошевой. В годы военные. с.80).
Конечно, вооруженцу легче маневрировать своими силами и средствами при глубоком построении войск.
При одноэшелонном же построении войск никакой маневр не возможен и остается только заблаговременно просить, в случае чего, старшего начальника о помощи.
Учебное задание нам вручили с приездом из Одессы большой группы генералов и офицеров, наших наставников и посредников. Начальник Ракетных войск и Артиллерии округа генерал-лейтенант Шевелкин курировал и Мешкова и Службу Ракетно-артиллерийского Вооружения.
Для начала он сделал мне выволочку.
- Ты что же, уже отделился, уже самостоятельным стал, уже не признаешь нас, - выговаривал мне генерал, видимо ему Мешков пожаловался.
Затем Шевелкин стал подробно заслушивать нас с Мешковым по вопросам мобилизационного развертывания артиллерии корпуса.
Первым докладывал Мешков.
Анатолий Семенович довольно уверенно осветил вопросы укомплектованности артиллерии корпуса, дал качественную характеристику приписного состава и другое по заранее заготовленной записке.
Выслушав доклад, Шевелкин стал задавать вопросы.
- Сколько аккумуляторов к ночным приборам в артполку? – спросил он.
Полковник Мешков молчал, тогда генерал перевел взгляд на меня.
- 1226 штук 8 наименований, - ответил я, заглянув в свои справки, заготовленные заранее.
Фронт погрузки боеприпасов на складах, время начала и окончания погрузки, количество лабораторных пунктов по приведению боеприпасов в окснарвид, время на окснаривание снарядов, время на приведение орудий в готовность к боевому применению, укомплектованность таблицами стрельбы – вот только часть вопросов, которые один за другим задавал Шевелкин и на которые пришлось отвечать тоже мне.
Забегая вперед, хочу сказать, что этот успешно сданный мною «экзамен» не остался без последствий: позже генерал-лейтенант Шевелкин настоял на моем переводе в Кишинев, уговорив Минасянца, с которым он был в товарищеских отношениях.
После заслушивания по мобилизационным вопросам началось, как водится, глядя на ночь, само учение.
- Вы будете отрабатывать рабочую карту, графики подготовки оперативно-тактических и зенитных ракет, план ракетно-технического и артиллерийско-технического обеспечения, а также мероприятия по восстановлению боеспособности, - как бы само собой разумеющееся констатировал Шевелкин.
Очевидно, генерал мыслил окружными категориями, где в Службе РАВ около 50 человек и, конечно, свободно можно за ночь отработать все эти документы. В Службе РАВ корпуса всего три офицера, включая и начальника, а объем работы почти такой же. Если исключить капитана Чугай, который согласно расчету заступает в штабе дежурить, то активными штыками остаются мы вдвоем с майором Боровковым.
Справедливости ради нужно сказать, что и в других отделах и службах офицеров не густо. К примеру, в оперативном отделе помимо полковника Казанцева всего три офицера: подполковник Бахирев, майор Немыкин и капитан Герасимов, а ведь помимо прочего, нужно еще распределиться на командный пункт (КП) и запасной командный пункт (ЗКП). На ЗКП снаряжали в единственном числе майора Немыкина. Тем не менее, Альберт Павлович, небольшого роста, полный, словно колобок, экипированный полным набором документов, сложенных в железную шкатулку, справлялся с этой задачей и кто-то из наших по этому поводу написал шуточное стихотворение:
С сумкой, железной шкатулкой в руке
Алик шагает в район ЗКП.
Времени мало, не ест и не пьет,
Трудно бедняге, но слезы не льет.
Весь измотался, щетиной зарос,
Трудно, но Алик не вешает нос.
Худенький стал он, на этой неделе
Брюки однажды на марше слетели,
Но не сдается лихой оператор,
Бойко кричит и ругается матом.
Ночью и днем не сидит он без дела,
Строгий воспитанник оперотдела.
Много Казанцев уменья вложил
Чтобы Немыкин примерно служил.
Он воспитал из него человека
И полководца 20-го века!”
Хотя стихотворение шуточное, но оно все же отражает истинное положение.
Прежде всего, рабочая карта, она является лицом службы.
Какой-нибудь расчет или график можно не успеть подготовить и это не бросается в глаза, а уж без карты никак нельзя… Карты вывешиваются в один ряд и комкор лично их просматривает, делая замечания. На карте должно быть: передний край и сведения о противнике, командные пункты (ЗКП. КП. ТПУ), КП дивизий и технические позиции их ракетно-технических частей. Кроме общей обстановки на карте должна быть собственно обстановка по службе РАВ: выгрузочные станции, порты, аэродромы, склады ракетного топлива, вертолетные площадки. Место встречи транспортов с ракетами и боеприпасами, пункты доставки, маршруты доставки, фронтовые склады вооружения и боеприпасов, пункты сбора поврежденного вооружения, реморганы, склады и другое.
Кроме карты еще нужно обязательно отработать план ракетно-технического обеспечения (РТО) и план артиллерийско-технического обеспечения. Правда, хорошо и подробно отработанная карта включает все элементы плана РТО (кроме графика подготовки ракет), вот план АТО, включающий в себя помимо прочего, расчет обеспечения боеприпасами, требует и трудоемких расчетов, и согласования: со штабом артиллерии, с оперативным отделом, с начальником ПВО и, конечно, с начальником тыла. Правда, план РТО тоже тщательно согласуется, но только с начальниками РВиА и ПВО.
Труднее всего спланировать обеспечение артподготовки с подачей боеприпасов на огневые позиции и выкладкой их там на грунт.
Едва мы прочитали задание, как звонит начальник тыла подполковник Коскин:
- Прошу дать заявку на подвоз боеприпасов на артподготовку: сколько, откуда, куда, когда…
Этот наивный вопрос тыловики задают всегда зная, что еще нет решения командира, не определены участки прорыва, не разведаны цели, не согласовано с авиацией и, в конечном итоге, не подсчитано, сколько же нужно снарядов на артподготовку.
Начальника тыла можно понять: ему нужны данные для планирования подвоза материальных средств в операции, отработки документов, распределения транспорта и так далее.
Можно бы пойти навстречу начальнику тыла и заявить на артподготовку те 3,0 боекомплекта, что установились по предыдущим учениям, но при заслушивании вдруг окажется, что артиллеристы рассчитали не 3,0 боекомплекта, а 3,5, тогда в тылу и у нас в заполненных таблицах будут разные цифры, а этого допустить нельзя.
Иду в штаб артиллерии, а там настоящая запарка: определяют вероятные районы сосредоточения артиллерии, прикидывают группировки артиллерии на вероятных участках прорыва, составляются графики огня, вскрывают цели, все время звонит телефон…
Начальник штаба артиллерии подполковник Литвишко, взмокший от пота, смотрит на меня отсутствующим взглядом.
- Дайте расход снарядов,- прошу его…
- Одну минутку,- отвечает Николай Филлипович и погружается в свою работу.
Эта минутка растягивается на час, но я не ухожу – без расхода снарядов нам невозможно рассчитать подвоз и дать заявку в тыл.
Где-то в полночь удается, наконец, определиться с расходом боеприпасов, но нам нужно еще некоторое время, чтобы произвести собственные расчеты и составить заявку.
Согласовать расход танковых выстрелов и боеприпасов к стрелковому оружию с полковником Казанцевым легче – он всегда соглашается с установившимися нормами. То же самое и с начальником ПВО полковником Валяевым, который тоже утверждает предложенные нами нормы расхода боеприпасов, к зенитной артиллерии исходя из имеющихся ресурсов.
Артиллеристов тоже можно понять: согласно учебному заданию дан конкретный противник, конкретные цели, которые нужно вскрыть и определить объем огневых задач, в конечном счете, рассчитать расход снарядов.
Точность и скрупулезность в расчетах боеприпасов показывает глубину и полноту проработки штабом артиллерии своих задач, поэтому давать цифры «на глазок» они не будут, тем более, что генерал Шевелкин опытным глазом контролирует каждый шаг…
Честно сказать, что вот эта техническая работа поглощает все время и на анализ обстановки, поиск оптимальных вариантов решения задач по службе, тактики действий в сложившейся обстановке, времени не хватает – только бы отчитаться…
Тактика действий вооруженца, конечно, зависит от решения командира. Нелегко дается решение командиру. «… Я очень волновался, когда приступил к разработке своего решения. Мерецков учел, видимо, мое состояние, как новичка на поле боя, и, когда ставил задачу дивизии, прямо подсказал мне, что главный удар следует наносить в центре полосы наступления, то есть смежными флангами двух стрелковых полков первого эшелона. Остальное было относительно просто: сюда же на смежные фланги, направлялись и основные силы артиллерии, инженерных частей и других средств»…
(П.К. Кошевой. В годы военные. с.32).
Решение командира – это уже область военного искусства и нам, инженерно-техническому составу, доступа туда нет. Военное искусство – «дитя смертного и богини»…
И все же, находясь на КП рядом с командиром, мне любопытно было проследить, как он будет принимать решение, как будет рождаться это «дитя»…
Вскоре штаб корпуса выехал в поле, и работа теперь продолжалась в палатках. Сначала работа шла коллективно: сгрудившись над картой и как бы переговариваясь между собой, высказывали свои соображения начальник оперативного отдела, начальники родов войск и служб, а начальник штаба аккумулировал все эти соображения и постепенно склонялся к определенному варианту решения. Командир корпуса молча слушал и не вмешивался – окончательное решение он примет сам. Через некоторое время все разошлись, и палатка опустела, над картой остались колдовать операторы, а комкор, усевшись за отдельный столик и положив перед собой небольшую карту, стал кунять над ней.
- Когда же он будет принимать решение? – размышлял я, боясь пропустить этот момент.
- Нужно обеспечить командный пункт приборами наблюдения,- сказал генерал Ковтунов, заметив меня,- доставьте к утру бинокли, стереотрубы, прибор ТЗК и дальномер…
Вот и все военное искусство!
Приборы лучше взять со склада артвооружения 100-го полка, но сначала нужно найти майора Чеботарева, потом послать его на склад, привезти приборы на КП и подготовить их к работе.
Гарри Ефимович не в восторге от полученной задачи.
- Раскрадут бинокли,- сказал он,- нужно ставить своего человека чтобы следил…
В целом же в ходе учения реально управлять мне было нечем: нет ни складов, ни реморганов, ни ракетно-технических частей, поэтому вопросы организации связи и управления выпадали, так как условно нарисованные на карте все эти части, как говорится, есть не просят…
Зато, постоянно находясь рядом с операторами и артиллеристами, мне становился понятнее механизм планирования и организации боя, построение боевых порядков пехоты и приданных ей сил и средств. Приданым силам и средствам большое внимание уделял генерал Безнощенко, он всегда дотошно перечислял их при зачитке решения.
После окончания учений нужно было подтянуть текущие дела и, разумеется, прежде всего, механизацию складов, которая за последнее время несколько замедлилась, особенно в 157-й дивизии.
- В чем дело? – спрашиваю начальника службы РАВ дивизии подполковника Гордеева.
- Нет уголка на поддоны…
Действительно, в Феодосии наши вооруженцы израсходовали весь уголок.
- Можно поехать в Керчь на завод им. Войкова и попросить там,- предлагает Гордеев.
Делать нечего, едем в Керчь.
Завод им. Войкова – это первенец пятилеток, был пущен перед самой войной, но теперь над сгоревшими корпусами торчат ребра металлических стропил основания кровли. На самом заводе работает несколько цехов, начальник одного цеха бывший танкист, герой Советского Союза явно нам симпатизирует и помогает в меру своих возможностей.
- Недавно мы дали несколько тонн уголка здешнему полку в Керчи,- говорит он и все же грузит нам еще пару машин.
Этого нам мало и у меня не выходят из головы металлические стропила над сгоревшими цехами завода.
- Уголок на стропилах крупный, немного тяжеловат, но если конструкцию разобрать, пошел бы в дело,- пояснил начальник цеха.
Решаю подробнее ознакомиться с конструкцией кровли и забираюсь на головокружительную высоту крыши одного из цехов. К моему удивлению, конструкция клепанная – до войны сварка применялась не так широко, и уголок соединяли при помощи клепки. Осмотр показал, что уголок в хорошем состоянии и вполне пригоден для повторного использования, если бы не одно но…
Как достать его с этой верхотуры без риска для жизни? Оглядевшись вокруг, я увидел, что соседние строения тоже разрушены, производственные и жилая зона далеко и мне пришла мысль подорвать стропила и, таким образом, обрушить всю конструкцию вниз.
- По-другому ее не разобрать,- поддержал мою идею начальник цеха.
На следующий день мы вместе с саперами тщательно изучили возможность подрыва конструкции кровли.
- Подрыв можно произвести маломощными зарядами одновременно в нескольких местах, безопасные расстояния позволяют, - заключили саперы.
Не откладывая дела в долгий ящик, мы тут же приступили к подготовке взрыва. Это заняло немало времени, так как помимо установки зарядов и прокладки подрывных цепей, нужно было произвести оцепление. Но вот все готово, раздался взрыв и металлическая конструкция кровли на наших глазах рухнула вниз.
Теперь в нашем распоряжении оказались многие тонны дефицитного уголка. Правда, сначала нужно из груды металла вырезать подходящей длины деловые куски, а это и большие трудозатраты и большой расход материалов для газорезки.
К чести подполковника Гордеева, он крепко держал в своих руках 3-ю роту ремонтников, хотя ДАРМ все же вошла в состав ОРВБ.
Через некоторое время бригада артиллерийских мастеров во главе с командиром 3-й роты притупила к работе и проблема с уголком частично была снята.
- Баллонов с кислородом не напасешься, будем вырезать уголок керосинорезами, - сказал Гордеев.
В целом же механизация складов в 157-й мед уже составляла где-то около 35%, что свидетельствовало о большом объеме проделанной работы.
Кроме уголка нужно было доставать и рельсы. В Симферополе когда-то ходил трамвай и мне показали отдельные участки трамвайных путей, засыпанных землей с остатками рельсов.
Мы достали эти рельсы и тоже пустили их в дело. За рельсами ездили и в Армянск.
Там большой химкомбинат по производству минеральных удобрений, на комбинате разветвленная внутризаводская железнодорожная сеть и, скопившиеся запасы стародавних рельсов, они охотно отдавали нам.
Правда вывозить эти рельсы из Армянска приходилось с большим трудом: расстояние довольно значительное, жесткий лимит горючего – иной раз давали всего 10 литров бензина, а это только на поездку в один конец…
Между тем в войсках Одесского Военного Округа учащались случаи хищения оружия и боеприпасов.
По каждому случаю хищения следовал приказ Командующего Войсками Округом с наказанием виновных и перечнем мероприятий по предотвращению хищений. Помимо проверки сигнализации, оборудования хранилищ надежными запорами и решетками, подбора лиц, ответственных за хранение оружия, в приказе обязательно следовал пункт: произвести поштучную и пономерную проверку всего стрелкового оружия.
Что означает поштучная и пономерная проверка стрелкового оружия?
Она означает, что, к примеру, каждый автомат, уложенный в ящик, по своему номеру должен соответствовать укладочной ведомости. Чтобы убедиться в этом нужно достать ящик весом 91,5 кг, срезать пломбировочную проволоку, вывинтить из крышки 8 шурупов, открыть крышку, развернуть слой ингибитированной бумаги, вынуть из ящика укладочную ведомость и по ней, вынимая последовательно, сличить все 10 номеров на автоматах, уложенных в данный ящик. Затем все уложить в обратном порядке.
Это мы взяли лишь один ящик, а, к примеру, в мотострелковом полку 174 таких ящиков – это около 16 тонн только одного груза, который нужно перевернуть несколько раз. Кроме автоматов, в том же мотострелковом полку есть еще пулеметы, винтовки, пистолеты и прочее. К проверке оружия посторонних и близко подпускать нельзя, хотя бы даже солдат из своего полка, но тогда спрашивается: когда управится с проверкой тот же майор Чеботарев? Если он ничем другим заниматься не будет, то ему на проверку оружия потребуется минимум недели две.
Но жизнь в полку ведь не состоит из одного только пономерного просчета оружия: тут и стрельбы, и полевые занятия, и наряды, и механизация складов, и совещания, и многое другое. Таким образом, добросовестно работая, майор Чеботарев вместе с прапорщиками Мазанкой и Стешиным едва ли управятся с этим делом за месяц.
Но вот оружие полностью проверено, комиссия подписала документы, акты проверки отправлены в округ и, казалось бы, можно перевести дух, но … случается где-нибудь новое хищение, поступает новый приказ и опять эта пономерная проверка…
Если бы конструкторы предусмотрели такое устройство ящика, чтобы можно было проверять наличие оружия без вскрытия укупорки, дело было бы проще, а так что же делать тому же майору Чеботареву?
Опять начинать заново таскать тяжелые ящики, распломбировать, вскрывать их, нудно сличать номера, запломбировать и т.д. Даже тошно вспоминать эту нудную работу, поэтому вооруженцы в полках начали саботировать частые проверки, составляя липовые акты. Это привело к тому, что и необходимые пономерные проверки оружия два раза в год в некоторых частях не стали проводиться, чем и пользовались преступники.
В это время, как назло, я лишился надежного работника и своей опоры в лице начальника Службы РАВ 126-й дивизии подполковника Бабаева.
- Командир корпуса приказал уволить подполковника Бабаева! – взволнованно сообщил мне старший лейтенант Тарабаненко, заменивший в нашей службе капитана Чугай, который уехал по замене.
- Как уволить? – опешил я, - за что?..
- Что-то случилось в ружкомнате…
Бегу в полк. Действительно, все произошло только что в образцовой ружкомнате: какой-то солдат, вернувшись в казарму с оружием и не найдя дежурного на месте, не стал ждать, а просунул автомат внутрь ружкомнаты через решетчатую дверь и был таков.
Как на грех, в это время в казарму зашел комкор и, проходя мимо ружкомнаты, увидел валявшийся на полу автомат. Реакция генерала Ковтунова была мгновенная и крайне несправедливая. Есть же, в конце концов Устав, где четко записано, что за порядок в ружкомнате отвечает командир подразделения, но никак не начальник Службы РАВ дивизии.
Разобравшись на месте со случившимся, поспешил к командиру корпуса.
Генерал Ковтунов в кабинете был один, спокойно выслушал мои доводы в защиту Бабаева, но в своем решении остался непреклонен. Обескураженный, с чувством свершившейся несправедливости и собственного бессилия, пошел я к Бабаеву.
Павел Куприянович сидел за столом и рассеянно перебирал какие-то бумаги, больше в комнате никого не было.
- Да нет, я не переживаю, - сказал он, - все равно уже пора увольняться, выслуга есть…
И все же, пройти долгий, трудный путь службы и в конце получить незаслуженное наказание – вот горький пример в судьбе вооруженца…
Между тем в штабе корпуса тоже шло постоянное перемещение офицеров: одни шли на повышение, другие увольнялись, третьи уезжали по замене. По замене уезжали на Сахалин или в Борзю. Начальник бронетанковой службы полковник Шупта уезжал по замене на Сахалин. Перед отъездом он зашел к нам в службу проститься.
Уезжал он с неохотой, у него было какое-то грустное настроение и мне передалось его состояние: как будто вижу его в последний раз. Позже до нас дошла печальная весть: полковник Шупта погиб в авиакатастрофе.
Вместо него к нам по замене приехал полковник Рекшня, с которым мне пришлось тесно взаимодействовать. Однажды к нам в службу зашел пожилой полковник небольшого роста, с короткой стрижкой на крупной голове и мягкими манерами.
- Начальник бронетанковой службы корпуса полковник Рекшня, - представился он…
Мы познакомились, Александр Станиславович как-то сразу располагал к себе и своей манерой поведения, и интеллигентностью, и доброжелательностью.
О нем хотелось бы рассказать побольше. По прибытии в корпус он, как это и положено, сначала представился командиру корпуса, потом пошел к начальнику политотдела.
- Давайте ваш партбилет, - сказал полковник Гудимов, после знакомства с ним.
- У меня нет партбилета, - ответил Рекшня, - я беспартийный…
- Как же вы дослужились до полковника? – невольно вырвалось у Гудимова…
- Не знаю, так получилось…
Нужно сказать, что Александр Станиславович оказался не только высококлассным профессионалом, но и эрудитом в широком смысле этого слова. Однажды мы готовили занятие по показу вооружения и боевой техники руководящему составу Крыма с участием Командующего Черноморским Флотом и секретаря Крымского обкома товарища Макаренко.
Занятие мы готовили на плацу 100-го мотострелкового полка, у меня была точка с набором стрелкового оружия, начиная от пистолетов разных типов, заканчивая гранатометами. Стрелковое оружие всегда вызывает интерес и привлекает внимание, в этом плане учебная точка у меня была выигрышная. Кроме этого была у меня и одна изюминка – это только что поступивший на вооружение гранатомет АГС-17 «Пламя», который еще никто не видел и, как я полагал, вызовет интерес у слушателей.
Хотя на доклад отводилось всего 5-7 минут, но высокие гости могли заинтересоваться чем-либо и задать вопросы, тогда время, естественно, увеличивалось – все зависит от руководителя занятия, от его умения заинтересовать слушателей, умения преподнести материал.
Справа от меня расположился со своим танком полковник Рекшня.
Группа руководящего состава сначала подошла к нему и Александр Станиславович начал доклад.
Смотрю: проходит 10 минут, а он все рассказывает, проходит еще 5 минут, а он все говорит, гладит рукой броню, улыбается, похлопывает по маске пушки.
Спрашивается, что можно рассказывать о железяке целых пятнадцать минут, не обладая эрудицией и не имея таких сведений, которые он так интересно, эмоционально и доходчиво объяснял слушателям.
Я с профессиональной завистью наблюдал за Рекшней и видел, что даже после того, как он закончил свой доклад, некоторые слушатели, перемещаясь к моей точке, все еще оглядывались на танк.
В другой раз полковник Рекшня просто отвел от корпуса беду.
Дело в том, что на вооружении 159 мсд состояли самоходки СУ-100 еще военного времени. Все эти самоходки хранились на открытой площадке в Перевальном под коконами.
Издали эта площадка напоминала поле со стогами сена.
- Что это такое? – спросил я, увидев впервые это поле.
- Это самоходки СУ-100, они на консервации…
Походив вокруг этих самоходок и убедившись, что коконы надежно заделаны, я пошел дальше…
Рекшня же занялся этими самоходками вплотную и, грамотно составляя дефектационные ведомости, он стал их списывать одну за другой так, что когда они срочно потребовались для отправки во Вьетнам, то, во-первых, их осталось меньше, а, во-вторых, самые непригодные были уже списаны. Тем не менее, оставшиеся СУ-100 пришлось готовить к отправке в пожарном порядке, работая и день и ночь. Напряженность работы характеризует такая деталь, что чехлы и сумки для инструмента женщинам пришлось шить даже 8-го Марта…
Уволившись из армии, Александр Станиславович, читая местную прессу, в каждой газете находил до дюжины ошибок и разных несуразностей, так что главный редактор, в конце концов, зачислил его в газету в качестве нештатного сотрудника.
Однако вернемся к повседневной жизни корпуса. Где-то в начале октября меня пригласил к себе в кабинет начальник политотдела полковник Гудимов.
- Вас вызывает к себе секретарь горкома товарищ Покровский, - поздоровавшись, сообщил мне Юрий Яковлевич.
Причину вызова он объяснять не стал, а лишь сказал:
- Там узнаете…
Секретарь горкома партии Покровский, уважаемый в городе человек, он всегда присутствовал на сборах и занятиях в плане подготовки руководящего состава – все они были офицерами запаса.
Одноэтажный домик горкома находится недалеко от штаба корпуса, так что, не теряя времени, отправился к Покровскому, озадаченный необычностью вызова.
Покровский, высокий стройный мужчина средних лет, со спортивной фигурой и внимательным взглядом серых глаз принял меня сразу.
- Приближается праздник, - сказал он, когда я по-военному доложил ему о прибытии, - в честь 60-летия Великой Октябрьской Социалистической Революции в Симферополе 7-го ноября нужно провести салют…
Задача оказалась неожиданной: в Крыму салюты проводились в городах-героях Севастополе и Керчи из специальных 105 мм многоствольных салютных установок.
- Какие у вас на это счет соображения?..
- Для проведения салюта нужны салютные установки, которых в Симферополе нет, а имеющимися у нас средствами можно провести только фейерверк…
- Какие это средства?..
- 30 мм реактивные сигнальные патроны, либо 26 мм сигнальные патроны…
Подробно расспросив о преимуществах и недостатках этих двух вариантов, Покровский остановился на 26 мм сигнальных патронах – стрельба из 26 мм сигнального пистолета безопасней и в большей степени обеспечивается одновременность залпа. Однако высота подъема 26 мм звездочки меньше, поэтому зрелищный эффект тоже будет меньше…
- Будем вести стрельбу с крыш высоких зданий, - решил Покровский, - для проведения фейерверка нужно организовать в городе пять точек, прошу вас подыскать подходящие места и сообщите, что вам нужно…
Делать нечего, проведение фейерверка в 60-летний юбилей Великой Октябрьской Социалистической Революции – это политическое мероприятие, поэтому, сознавая сложность и ответственность этого дела, сразу приступил к подготовке.
Во-первых, доложил Гудимову о полученной задаче, хотя он, конечно, знал, зачем меня приглашал секретарь горкома и, вероятно, сам и назвал ему мою фамилию.
- Какие проблемы? – спросил Юрий Яковлевич.
Нужно выделить 250 солдат из расчета по 50 человек на 5 точек, но откуда их взять?..
- В ваше распоряжение поступят 300 курсантов из Симферопольского Высшего Политического Училища…
- Для управления стрельбой нужны средства связи…
- Выбирайте точки, связью обеспечим…
Спустившись к себе в службу, стал осмысливать, внезапно свалившуюся на мою голову эту «вводную».
Во-первых, 26 мм сигнальные пистолеты имеются только у танкистов – по одному на каждый танк, но есть ли они в наличии и в каком состоянии?
К счастью, необходимое количество этих пистолетов имелось на складе 126-й дивизии, и этот вопрос сразу же отпал.
Во-вторых, нужно выбрать точки, определиться со связью, составить схему и утвердить ее у Покровского, согласовать с командованием Училища порядок тренировок и, наконец, многозвездные сигнальные патроны разных огней.
На другой день вместе с представителем горкома начали мы обследование крыш зданий. Высотных зданий в Симферополе вообще нет, а более менее высоких зданий можно на пальцах пересчитать – это кинотеатр «Симферополь», административное здание через дорогу напротив этого кинотеатра, здание водоканала на площади им.Куйбышева и здание ДОСААФ – вот подходящие места. Начали мы с кинотеатра «Симферополь», в котором, конечно, не раз бывал, но на крыше – впервые. Оказалось, что это место нам не подходит: площадка тесная и, кроме того, в верхних башенках установлена электрическая иллюминация, как назвал ее, сопровождающий нас администратор кинотеатра, «динамические барабаны». Это слово, видимо, ему очень нравилось и он несколько раз повторил его. Перейдя через дорогу, мы взобрались на крышу административного здания, что рядом с баней. Здесь кровля плоская, с удобным входом и, самое главное, здание находится почти в центре города, поэтому мы решили обосновать здесь еще и командный пункт.
Подошли нам крыши и остальных вышеперечисленных зданий. Правда, одну точку пришлось разместить на открытой площадке в парке им. Гагарина.
После всех согласований и утряски деталей начались тренировки. Первое знакомство с курсантами и первая тренировка были посвящены, прежде всего, ознакомлению их с правилами стрельбы и строжайшему выполнению мер безопасности. Дело в том, что 26 мм СПШ при заряжании переламывается наподобие ружья, после чего в патронник вставляется патрон, тоже похожий на охотничий, затем ствол замыкается, взводится курок, пистолет поднимается вверх на вытянутую руку и производится выстрел. Для повторного выстрела нужно снова переломить пистолет, вынуть из патронника стреляную гильзу и зарядить новый патрон.
Казалось бы, все просто, но это только на первый взгляд, и при залповой стрельбе, да еще в определенном режиме огня, могут быть всякие случайности.
К примеру, затруднение при экстрактировании стреляной гильзы.
Я это предвидел и неоднократно повторял курсантам, как вести себя в этой ситуации:
- При любой задержке нужно немедленно положить пистолет на землю и выйти назад из цепи стреляющих…
Командиры взводов, находящиеся позади стреляющих цепей, должны были внимательно следить за выполнением правил безопасности. В целях экономии боеприпасов, все тренировки проходили без стрельбы, за что потом мы чуть не поплатились.
Наконец, подготовка завершена и наступил долгожданный праздник.
Кому праздник, а мне трудное испытание.
Проверив готовность всех точек, проверив связь, и, заблаговременно заняв свое место на командном пункте, стал ждать назначенного времени. Передо мной на столике утвержденная таблица огня с указанием количества залпов и интервалов между ними, рядом со мной представитель горкома.
Вот, наконец, подошло назначенное время… Первый залп получился хотя и не очень дружный, но вполне сносный.
Связь работает хорошо, другие точки дали залп почти одновременно и над городом образовались шапки разноцветных огней фейерверка.
Внизу слышится гул толпы, вся площадь и прилегающий сквер заполнены гуляющим народом. Зачеркивая в таблице сделанные залпы, продолжаю стрельбу – вот третий залп,- вот четвертый и вдруг – одна горящая звездочка летит вдоль строя прямо в мою сторону – это один из курсантов, не справившись с перезаряжанием пистолета, не выполнил указания по мерам безопасности, не положил оружие на землю и не вышел из строя, а продолжая лихорадочно перезаряжать, чуть не наделал беды. К счастью, горящая звездочка, пролетев от нас в каких-нибудь полутора метрах, ушла в сторону здания бани, никого не задев.
Однако из этого случая следует извлечь урок: не нужно экономить боеприпасы и обязательно проводить огневые тренировки. В целом же фейерверк прошел успешно и, когда в небе погасли звездочки последнего залпа, я вздохнул с величайшим облегчением.
- С праздником! – сказал представитель горкома, протягивая мне стакан коньяку.
Он тоже отвечал за проведение фейерверка, видимо, переживал и теперь мы, расслабившись, еще некоторое время стояли на крыше, как люди, сбросившие со своих плеч тяжкий груз…
Следующий, уже не юбилейный 1978 год принес мне немало неприятностей.
Во-первых, командир корпуса генерал Ковтунов уходил от нас на повышение в одну из групп войск, что было крайне негативно и для службы в целом, и для меня лично. Ведь работая под командованием Александра Васильевича, уже многое сделано, и он это оценил, зная каждодневную нашу работу.
Достаточно сказать, что только механизация погрузочных работ на складах боеприпасов уже выполнена в 126 мсд на 70%, а в 157 мсд – на 45%. Это же огромный объем работы!
С приходом же нового командира корпуса нужно заново выстраивать с ним отношения, завоевывать у него авторитет…
Нужно сказать, что командиры 32-го корпуса менялись довольно часто: за сравнительно короткий промежуток времени сменили друг друга генералы Мерецков Владимир Кириллович, Шкидченко Владимир Иванович, Язов Дмитрий Тимофеевич, Архипов Владимир Михайлович, Ряхов Анатолий Иванович, Ковтунов Александр Васильевич.
По поводу частой смены комкоров в обкоме шутили: «выпиваешь с одним, а закусываешь уже с другим»…
Вместо Ковтунова к нам прибыл генерал Грахов, сухощавый, с резким командным голосом, он собрал нас в классе и на первом же совещании начал ставить задачи: улучшить, повести борьбу, обеспечить и т.д.
Мы с Кашиным сидели на обычном своем месте за столом, внимательно слушали и приглядывались к новому командиру, подмечая даже незначительные черточки, по которым можно судить о человеке. Через некоторое время Кашин толкнул меня и протянул записку. Читаю: «сухой, злой…» – это Владимир Николаевич выразил свое мнение о новом комкоре. Однако делать нечего, как говорится, начальники от бога, их не выбирают и нужно работать с каждым.
В один из дней генерал Грахов поехал знакомиться со складом боеприпасов «Сергеевка». Склад был уже к этому времени почти полностью готов, оставалось только смонтировать сигнализацию на всех дверях и загрузочных люках хранилищ – это около 160 точек и мы долго искали подходящий многожильный кабель.
Этот кабель, толщиной в руку, мы, наконец, достали через моряков и в день приезда Грахова на склад, кабель как раз заводили к пульту в караульное помещение. Генерал Грахов сидел на лавочке в курилке перед караульным помещением и наблюдал за работой. Я видел, что настроен он скептически, дескать, что тут сделано до меня – не столь важно, а вот, что вы сделаете при мне – посмотрим…
Я присел на соседнюю лавочку, но мне как-то расхотелось рассказывать, что совсем недавно здесь было чистое поле, как проектировали склад, как строили, как механизировали и многое другое. Взять хотя бы эпопею с созданием на этом складе нормативных запасов воды для пожаротушения.
Это многие десятки кубических метров воды, а где взять емкости?
Подходящие емкости под воду можно взять только на складе ГСМ, где их периодически обновляют. Один из окружных складов ГСМ находится под Феодосией и там, по моим сведениям, имеется несколько 25-и кубовых емкостей.
После согласования с округом, нам отдали эти емкости, но их сначала нужно откопать из-под земли, доставить в Симферополь, отремонтировать, осмолить, снова закопать уже на складе боеприпасов, обустроить заливочную горловину, заполнить водой и, в завершение всего, наверху установить табличку с соответствующими данными.
Откопать емкости я попросил подполковника Гордеева, но это дело оказалось непростым: экскаватором копать нельзя – можно повредить стенки, а копать лопатами – дело трудоемкое и долгое, да и солдат трудно выделить.
Тем не менее, после многочисленных звонков и напоминаний емкости, наконец, были откопаны, и Гордеев доложил, что можно забирать их.
Из службы РАВ 126-й дивизии мне сообщили, что за емкостями поедет капитан Денисенко. Однако прошел день, потом другой, а Николай Иванович все не едет – он то стоит в наряде, то выполняет какие-то срочные задания, а вопрос с емкостями застопорился. Терпение мое иссякло, и я обратился к начальнику штаба дивизии полковнику Абрамову, высокого роста атлету, с которым у меня сложились хорошие отношения.
- Завтра же капитан Денисенко будет в Феодосии, - пообещал начальник штаба…
Действительно, как потом мне рассказывал подполковник Гордеев, во второй половине дня Денисенко приехал в Феодосию.
- Где здесь эти долбаные бочки? – спросил он, появившись на пороге Службы РАВ дивизии, и тут же рухнул на землю в состоянии сильного подпития.
Пришлось Гордееву грузить не только бочки, но и самого Денисенко.
В это время, как назло, в Феодосии на складе боеприпасов «Лысая Гора» случилось хищение гранат. На этом складе, находившемся в черте города, было несколько надежных хранилищ, бывших винных подвалов, где и хранились патроны и гранаты.
Приехавший в дивизию новый помощник начальника Службы посчитал это непорядком: ведь на Высших курсах в Артакадемии его учили, что боеприпасы должны быть эшелонированы и разложены по частям. Но где разложить, если больше нет надежных хранилищ? Об этом он не подумал и занял несколько деревянных хранилищ. Соседские мальчишки Петя и Вася зорко наблюдали за происходящим на складе и, улучив момент, когда часовой отвлекся, проникли на территорию склада, отыскали лазейку в деревянном хранилище и похитили несколько гранат вместе с запалами. Ребятам было по 13-14 лет, никто не учил их обращению с гранатами, но они прекрасно справились с делом: вскрыли гермоукупорку с запалами, вставили запалы и бросили сначала одну гранату.
Граната взорвалась. Мальчишкам понравилось, и они бросили вторую…
На взрывы прибежали взрослые, отобрали у ребят оставшиеся гранаты и запалы, а для вооруженцев начался «разбор полетов».
Дело получило широкую огласку и разбиралось на Военном Совете округа.
Помимо понесенных наказаний и прочих неприятностей, мы еще подверглись и насмешкам:
- Скажите спасибо Пете и Васе, что взорвали хотя бы две гранаты, а то бы корпус не израсходовал на боевую подготовку ни одной…
Мне же командующий войсками округа генерал-полковник Волошин объявил в приказе выговор.
Между тем пришла бумага, что корпус будет проверять комиссия Министерства Обороны на предмет организации рационализаторской работы. Нужно сказать, что в Советской Армии рационализаторской работе уделялось большое внимание: денег на рационализацию отпускалось неограниченно, отвечали за это дело лично командиры всех степеней, ежегодно проводились выставки, в каждой части надлежало иметь уголок рационализатора, существовала довольно сложная годовая отчетность…
Рационализацией в корпусе с удовольствием занимался еще мой предшественник полковник Арбузов и, естественно, потом она по наследству досталась мне, поэтому генерал Грахов вызвал меня к себе.
- Вы знаете, что у нас будет работать комиссия Министерства Обороны по рационализации и изобретательству? – спросил он.
- Так точно, знаю…
- Времени у нас, как всегда, в обрез и нужно сделать все возможное, чтобы не ударить лицом в грязь…
Участвуя в окружных сборах рационализаторов, я знал основные требования и видел организацию проведения выставок лучших работ, оформление стендов и прочее. Работа, прямо скажем, скрупулезная, специфическая, с наскока ее не сделаешь – нужно время и нужен труд для оформления и стендов, и пояснений, и разных табличек…
- Нужно издать приказ о подготовке выставки рационализаторских работ и предварительно посмотреть экспонаты,- предложил я.
- Приказ уже отдан,- сказал генерал Грахов. – Завтра в 11:00 в спортивном зале зенитного полка назначен смотр экспонатов частей местной дивизии.
Расставьте столы на каждый полк и заготовьте таблички с надписью: “экспонат № 1” и “экспонат № 2”.
Получив это распоряжение, я не стал уточнять у командира корпуса его замысел и детали, а спустился к себе и, на всякий случай, обзвонил командиров частей о предстоящем смотре экспонатов и от себя еще добавил, чтобы доставили на просмотр и стенды рационализаторов.
На следующий день с утра мы были уже в зенитном полку, где в просторном, светлом спортзале были расставлены столы на каждый полк.
На некоторых столах уже стояли экспонаты. Больше всего рационализаторских предложений было оформлено и внедрено у связистов, были и другие рацпредложения, так что почти в каждом полку было кое-что для показа. Почти... Некоторые столы были абсолютно пусты и командиры вместе со своими замполитами стояли возле них, переминаясь в ожидании командира корпуса. Генерал Грахов в своей резкой манере справедливо сделал разнос собравшимся “рационализаторам”: экспонатов мало, некоторые из них устарели, таблички разномастные, документация не оформлена, стенды убогие и разнокалиберные…
Обойдя выставку, Георгий Александрович остановился напротив одного из пустых столов.
- Дайте мне таблички,- сказал он, обернувшись ко мне.
Взяв таблички, под номером один он вручил командиру полка, а под номером два – замполиту.
- Если ничего не изобретете, то я буду представлять вас комиссии Министерства обороны в качестве экспонатов,- заключил комкор и назначил срок для повторного смотра.
Командиры частей поняли, что шутки плохи и, оставив все дела, занялись рационализацией. Прежде всего, мы определили размер и образец оформления стенда рационализатора, который должен быть в каждой части, определили размеры табличек и прочее.
Для выполнения этой работы пришлось мобилизовать всех писарей и всех чертежников. Убедившись, что работа пошла, я выехал в Феодосию и вместе с генералом Бойчук мы провели смотр экспонатов в 157-й дивизии и организовали подготовку по той же схеме. Повторные смотры показали, что проделана большая работа: прибавилось много новых экспонатов, вновь оформленные стенды придавали выставке внушительный вид.
За что я люблю пехоту, так это за то, что она безропотно выполнит любую задачу. Однажды я позволил себе усомниться в этом и получил упрек от командира корпуса. Было это еще при генерале Ковтунове, в самом начале моего пребывания в корпусе. Однажды мы поехали проверять один из полков “комплексной комиссией”, то есть сразу всеми корпусными начальниками.
Когда наш автобус, полный проверяющих во главе с начальником штаба приехал в полк, то командир полка не знал в какую сторону ему бежать и кому докладывать: политработники хотели проверить организацию политподготовки, начальник штаба – планирование и состояние караульной службы, артиллерист – артиллерию, начальник тыла – столовую, качество и полноту солдатского довольствия, боевики – выполнение плана боевой подготовки, химик – свои противогазы, автомобилист, танкист – все набросились на командира полка и тот стоял, беспомощно оглядываясь по сторонам. Мне стало просто жалко командира полка и я решил сейчас не трогать его своими вопросами, хотя недостатков хватало…
Когда же генерал Ковтунов спросил меня о результатах проверки, пришлось ответить, что не стал проверять полк, дескать, у них нет просто физической возможности устранить сразу все недостатки по всем службам, лучше мне сделать проверку позже, когда там никого не будет…
Александр Васильевич удивленно поднял брови и сказал запомнившуюся мне фразу:
- Откуда вы знаете возможности войск?
Действительно, возможности войск в полной мере знает только командир, мне же надлежит хорошо знать возможности своих подчиненных…
Однако вернемся к выставке рационализаторов. Московская комиссия состояла всего из трех человек: полковника и двух подполковников. В назначенное время началась проверка. Председатель комиссии сначала выслушал мой краткий доклад о состоянии рационализаторской работы в корпусе, а затем в сопровождении генерала Грахова приступил к осмотру экспонатов.
Что и говорить, даже непосвященному было видно, проделанная нами подготовительная работа, не говоря уж о московских зубрах, поэтому настрой комиссии сразу стал благожелательным.
К моему удивлению, критерием организации рационализаторской работы в той или иной части, вовсе не является количество рацпредложений и изобретений.
- В части может не быть ни одного рацпредложения, а работа признана в лучшую сторону – оценивается организация,- сказал мне председатель комиссии.
В целом в Симферополе мы отчитались вполне успешно и на следующий день выехали в Феодосию. Ехали вместе на машине, председатель комиссии был настроен философски:
- Рационализаторы и изобретатели – это святые люди,- рассуждал полковник,- это они совместными усилиями непрестанно двигают вперед технический прогресс, это плодами их трудов, не задумываясь, пользуется человечество, а где благодарность? Вы видели хоть один памятник рационализатору? Памятники ставят вождям, военачальникам, писателям и многим другим, но никак не изобретателям и рационализаторам благодаря которым мы все больше пользуемся плодами цивилизации…
Мы молча слушали председателя и во многом были согласны с ним: несправедливость человечества по отношению к рационализаторам очевидна, и еще обиднее всего, что с ростом технического прогресса человечество счастливее не становится – все та же зависть, злоба, вражда и бесконечные войны…
В 157-й дивизии выставка рационализаторов выглядела беднее, но у комиссии впечатление уже сложилось и, кроме того, здесь под Феодосией есть закрытый дельфинарий, куда мы попали с разрешения соответствующих инстанций и этим еще больше сгладились всякие шероховатости…
После завершения эпопеи с рационализацией, назревали более серьезные события – учения на базе нашего корпуса, проводимые Главкомом военно-морского флота. Учения сложные: 126-я дивизия обозначала десант с посадкой на корабли, переходом морем и с последующим десантированием. 157-я дивизия обеспечивала противодесантную оборону. В отношении морских десантов у меня были представления, полученные в ходе фронтовых командно-штабных учений еще в Одессе, а вот организацию противодесантной обороны в деталях я не знал. Однако этот пробел был с лихвой восполнен, так как меня с группой наших офицеров распределили в 157-ю дивизию для организации на побережье противодесантной обороны. Перед учением генерал Безнощенко подготовил и прочитал нам содержательную лекцию о морских десантах, сделав анализ за всю их историю.
Сергей Григорьевич подробно перечислил десантные операции, разобрал, какие из них были успешными, какие нет, привлекаемые силы и средства, особенности каждой операции. Мне он задал только один вопрос: как усилить зенитное прикрытие десанта на переходе морем.
Имеющиеся в корпусе зенитные средства, конечно, были слабоваты, поэтому ничего другого, как развернуть наши 57-мм зенитные пушки на верхних палубах больших десантных кораблей (БДК), я предложить не мог и генерал с этим согласился. В 157-ю дивизию мы выехали заблаговременно, где на мысе Чауда уже полным ходом шли работы по созданию противодесантной обороны. Согласно решению командира дивизии три мотострелковых полка занимали оборону на побережье, танковый полк составлял второй эшелон. Сами мотострелковые полки строили свою оборону в два эшелона: два батальона в первом эшелоне и один – во втором. Что касается танковых батальонов мотострелковых полков, то танки этих батальонов закапывали в качестве неподвижных огневых точек для стрельбы прямой наводкой.
На вооружении дивизии были полевые пушки Бс-3 с дальностью стрельбы 22 километра, которые как нельзя лучше подходили для противодесантной обороны. 100 мм пушки танков Т-55, конечно, имеют такую же дальность стрельбы, но пушки Бс-3 имеют еще и мощные ночные приборы. С зарядки аккумуляторных батарей к многочисленным приборам ночного видения вооруженцы и начали подготовку.
Тем временем саперы заминировали прибрежную полосу вдоль уреза воды многочисленными минами в несколько рядов и установили проволочные заграждения. Одновременно экскаваторами были увеличены естественные крутости берега так, что они стали непроходимы ни для танков, ни для БТР.
- Отсечные позиции – вот что нужно как следует оборудовать,- говорил генерал Безнощенко…
Тактику боевых действий с применением отсечных позиций я представлял смутно, поэтому, знакомясь с ними на местности, прикидывал, как же помочь пехоте боеприпасами, когда она перемещается из траншеи в траншею, заходя противнику в тыл.
Но вот у нас все готово: берег заминирован, крутости берега неприступны, танки закопаны, окопы отрыты в полный профиль и замаскированы, вооружение проверено, боеприпасы разложены – ждем противника…
- Ни за что не одолеть нас,- думаю себе, оглядывая ощетинившуюся нашу оборону.
“Противник” не заставил себя долго ждать – вот на горизонте обозначились многочисленные черные точки кораблей: десантных, боевых и охранения.
Я с волнением наблюдал приближение походного ордера, который уже перестраивался в боевой порядок, корабли прямо на глазах вырастали в размерах, заполняя собою весь горизонт. При виде такой армады в душу закралось первое сомнение: выдержим ли?
Первыми открыли огонь из главных калибров боевые корабли экскорта. И хотя стреляли они, естественно, не по нам, а по соседней горе Опук, впечатление было потрясающим: в мгновение ока гора покрылась шапками разрывов и ее заволокло дымом. Едва смолкли залпы орудий, как самолеты нанесли мощный бомбовый удар по той же горе. Одновременно со стороны моря к нам вылетели палубные вертолеты, на подвесе у них были какие-то длинные предметы. При подлете к урезу воды вертолеты выпустили эти “предметы”, которыми оказались реактивные заряды для проделывания проходов в наших минных заграждениях. Заряды, упав на землю, проползли, словно змеи на всю ширину минных полей и взорвались, обеспечив, таким образом, проходы шириной около трех метров для десанта. Одновременно к берегу понеслись суда на воздушной подушке с десантом и техникой. Суда на воздушной подушке выскакивали прямо на берег и десантники, даже не замочив ног, устремлялись в атаку. Между тем прибывающие все новые и новые волны десанта доставили на берег и землеройную технику, которая тут же стала проделывать проходы в крутостях берега. Вот уже готов один проход, потом второй, третий – и в них устремляются танки, БТР и десантники. Признаться, я был ошеломлен всем происходящим и кожей чувствовал, что в реальной боевой обстановке от нашей 157-й дивизии, здесь на берегу, мало что бы осталось – может лучше пехоту располагать в глубине?
Окончание учений для службы РАВ было омрачено потерей автомата в 100-м мотострелковом полку. Автомат пропал у приписника из химвзвода, но когда он его утратил и где – было неизвестно. Это могло случиться на берегу, а могло и на переходе морем, но о случившемся сразу доложили командующему войсками округа.
Генерал-полковник Волошин приказал принять все меры для розыска автомата и, прежде всего, пересчитать все оружие на складе полка.
- А вы не чувствуете за собой никакой вины в этом деле? – спросил меня генерал Безнощенко.
Как не чувствовать, даже очень чувствую – вооруженец всегда во всем виноват, ведь это он отвечает за оружие и боеприпасы. Хорошо начфину или, к примеру, начальнику вещевой службы: выдал тебе деньги или шапку и с плеч долой – можешь тратить их или терять, он не в ответе, а тут, брат, шалишь – даже если солдат пять раз расписался за автомат, начальник службы РАВ все равно в оба должен смотреть за этим автоматом. Нужно сказать, что майор Чеботарев это прекрасно знал и вооруженцы полка несколько раз в сутки пересчитывали оружие, находящееся на руках, что и позволило соответствующим службам замкнуть кольцо вокруг преступника.
Как потом выяснилось, негодяй закопал автомат в приметном месте, рассчитывая позже завладеть им, но, увидев, что деваться некуда, сознался.
Таким образом, автомат был найден, но, сколько выпито крови, сколько нервотрепки и командирам и, конечно, вооруженцам. Позже в округах были изданы специальные памятки по организации хранения и учета оружия и боеприпасов, вывезенных на учения. Постоянный контроль и периодические проверки – вот действенные средства обеспечения сохранности оружия: по горячим следам легче найти пропажу…
После окончания учений жизнь вошла в привычное русло и на одном из совещаний командир корпуса, ставя очередные задачи, посетовал на участившиеся случаи распада семей молодых офицеров в Феодосии.
- Находят себе свободных женщин из числа отдыхающих в санаториях и завязывают с ними романы, а нудную жену с плаксивым ребенком по боку – нужно поехать в дивизию и посмотреть, чем там занимаются офицеры,- заключил генерал Грахов.
Такое решение командира корпуса вполне устраивало меня: пользуясь этой проверкой, можно привлечь офицеров для обслуживания вооружения и техники.
- Вряд ли это получится,- усомнился подполковник Гордеев, когда по прибытии в Феодосию, я поделился с ним своими планами,- они же на разводе стоят уже в плавках и, как только будет подана команда “разойдись” – сразу разбегутся по санаториям. Все санатории четко распределены между полками, с этим у нас строго…
Выслушав все эти подробности, я тем не менее попросил, чтобы вооруженцы с утра были на месте в готовности руководить работами и иметь с собой необходимые обтирочные и смазочные материалы.
- Вооруженцы будут как всегда на месте,- заверил Гордеев…
На следующий день с утра пораньше я был уже в полку и наблюдал красочную картину общего построения. Полк сокращенного состава – в строю в основном стоят офицеры: молодые, загорелые, кровь с молоком, в защитных рубашках при галстуках, красные околыши фуражек хорошо гармонируют с загорелыми лицами на фоне синего, безоблачного неба…
- Вот эту красоту,- думаю себе,- сейчас мы залучим в парк, пусть поработают…
Командир полка предоставил мне слово, и я перед этим великолепным строем произнес прочувственную речь, призывая воинов любить оружие, ухаживать за ним и, не откладывая дела в долгий ящик, заняться этим прямо сейчас…
К великому моему разочарованию, после команды “разойдись” офицеры вдруг куда-то исчезли, просто испарились, а в парке сиротливо меня ожидали лишь вооруженцы.
- На чертей нужна такая дивизия, где вооружение заброшено, а офицеры бездельничают,- горько размышлял я, работая в парке,- уж лучше была бы здесь база хранения вооружения и техники, а, к примеру, в Старом Крыму – учебный центр.
Однажды эту “крамольную” мысль я высказал одному полковнику из организационно-мобилизационного управления.
- Вы что же, хотите разрушить мобилизационные ячейки?- упрекнул он меня…
Вернувшись после трудового дня в гостиницу, решил вечером прогуляться по городу. Мне нравится тихая, уютная Феодосия. Хорошо пройтись по набережной, дойти до галереи Айвазовского, потом повернуть обратно и той же дорогой вернуться назад… На этот раз, не доходя до галереи, свернул в небольшую уютную улочку, идущую вверх. Идя по правой стороне улицы и рассеянно скользя взглядом по фасадам старых одноэтажных домов, остановился перед большим витринным окном. На подоконнике за стеклом лежала белая морская фуражка, скрипка и листы рукописи. Фуражка и скрипка были капитана Геза, я узнал их и мысленно перенесся в далекое прошлое…
Заснеженная деревня в Орловской области, в бывшей прифронтовой полосе, дома разрушены и сожжены, холодно, голодно и я, ученик 6-го класса, вернулся домой с книжкой, взятой в школьной библиотеке.
Видимо, книжку часто читали, так как она потрепана, нижний уголок обложки оторван, но на обложке просматривается силуэт корабля под парусами и надпись: “Бегущая по волнам”. Забравшись на печку с коптилкой, я развернул книжку и, забыв обо всем, погрузился в сказочный, прекрасный мир солнца, моря, фантастически нарядной жизни… Очнувшись от воспоминаний, я повнимательнее огляделся вокруг и понял, что Грин в своей книге просто списал это место – вот набережная, где разгружались корабли,- вот небольшая площадь на набережной, где сидела на своих чемоданах Биче Сениэль… Теперь в этом домике музей писателя, а за витриной листки рукописи, фуражка и скрипка капитана.
Вернувшись в Симферополь, мне сообщили, что генерал Шварц увольняется из армии и нас по этому случаю собрали в классе. Грустно расставаться со своим сослуживцем, да еще с таким прекрасным человеком, как Георгий Матвеевич, но неумолимое время…
Конечно, можно утешиться меланхолией проповедника Екклесиаста, но этот момент впереди ожидает всех нас… Когда все собрались в классе, командир корпуса зачитал адрес, вручил генералу наши скромные подарки, а потом предоставил ему слово. Последнее слово… Что может сказать на прощанье ветеран, прослуживший в армии многие годы и отдавший ей и молодость, и силу, и здоровье? Многое хочется сказать, но всего не выскажешь и обычно ветеран благодарит за совместную службу и желает офицерам всего наилучшего, хотя в душе своей уносит комок – кто ходил в ремнях и носил мундир, в душе не смирится с гражданским пиджаком и последующая за увольнением жизнь, и последующие должности, какими бы они не были, уж не будут иметь никакого значения: главное в жизни остается позади…
Генерал Шварц вышел к трибунке и мы ожидали услышать от него обычные прощальные слова, но Георгий Матвеевич почему-то заговорил о нашей политической системе:
- Система у нас хорошая, без сомнения, хорошая – вот только искажают ее…
Вскоре мне предстояло ехать на очередные сборы руководящего состава службы РАВ округов, групп войск, армий и корпусов.
Сборы открылись докладом начальника ГРАУ маршала артиллерии Кулешова. Доклад, подготовленный Павлу Николаевичу, прямо скажем, был написан сложным языком, главный упор делался на все усложняющиеся образцы вооружения, возрастающую роль технического обеспечения, зависимость нашей службы от тыла, необходимость улучшения структуры службы ракетно-артиллерийского вооружения в войсковом звене. Вот некоторые выдержки из этого доклада: ... “ Вооружение и техника – материальная основа боевой мощи вооруженных сил.
Количество и качество вооружения и боевой техники оказывают решающее влияние на ход и конечный результат операции (боя).
Обеспечение войск различными видами вооружения, боевой техники и боеприпасов возможно лишь на основе создания рациональных систем обеспечения войск, заблаговременной отработки их и опробования. В этой области есть еще нерешенные вопросы.
ТЕХНИЧЕСКОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ возникло как следствие быстрого роста количества вооружения и техники в войсках и массового выхода их из строя при ведении боевых действий.
До последнего времени техническое обеспечение рассматривалось, как составная часть тылового обеспечения и основным содержанием его являлись лишь техническое обслуживание, ремонт и эвакуация вооружения и техники.
В современных условиях в техническом обеспечении стали преобладать мероприятия ПО ПОДДЕРЖАНИЮ ВООРУЖЕНИЯ и ТЕХНИКИ В ПОСТОЯННОЙ БОЕВОЙ ГОТОВНОСТИ и по подготовке их к боевому применению.
Боевая готовность пусковых установок и систем наведения ракет, автоматизированных систем заряжания, стабилизации и других подобных систем, оказалась в полной зависимости от уровня, организации и качества технического обслуживания.
Определилась необходимость иметь для восстановления современного оружия и техники специализированные ремонтные органы, оснащенные сложным технологическим оборудованием и способные большой объем ремонтных работ проводить в сжатые сроки.
По своему непосредственному влиянию на боевые действия войск ТЕХНИЧЕСКОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ в настоящее время стоит в одном ряду с видами БОЕВОГО И СПЕЦИАЛИЗИРОВАННОГО обеспечения.
Обусловилась необходимость выделения технического обеспечения в самостоятельный вид, осуществляемый силами и средствами родов войск и технических служб под руководством командиров и штабов. Выделение системы технического обеспечения в самостоятельный вид, следует рассматривать, как закономерное явление, соответствующее требованию сегодняшнего дня. Выделение системы технического обеспечения в самостоятельный вид, теснее свяжет ее непосредственно с задачами войск.
Техническое обеспечение проводится по видам вооружения и боевой техники (артиллерийско-техническое, танко-техническое, инженерно-техническое и др.). Организуют и осуществляют его те же органы, которые ведают укомплектованием войск конкретными видами вооружения и техники. Поэтому представляется вполне логичным объединить технические функции с функциями снабжения в одном виде обеспечения войск – техническом обеспечении и, таким образом, значительно расширить круг его задач.
Вооружение и боевая техника рассматривались, как основные виды материальных средств, а материальное обеспечение считалось важнейшим компонентом ТЫЛОВОГО обеспечения.
На этом основании укомплектование войск вооружением и боевой техникой включалось в систему ТЫЛОВОГО ОБЕСПЕЧЕНИЯ.
Вооружение и боевую технику нельзя отождествлять со всеми другими материальными средствами. Тыловое командование и его органы управления никогда не ведали и не ведают укомплектованием войск вооружением и боевой техникой, обеспечением их боеготовности. Поскольку в распоряжении тыла находятся все виды транспорта многоцелевого назначения, то доставка войскам боеприпасов и, частично, вооружения не может осуществляться без их участия.
Именно в этом выражаются участие и роль органов управления тылом в обеспечении войск вооружением и боевой техникой. Однако эта роль не главенствующая, не определяющая.
ЦЕЛЕСООБРАЗНО ИСКЛЮЧИТЬ ИЗ ТЫЛОВОГО ОБЕСПЕЧЕНИЯ МЕРОПРИЯТИЯ ПО ТЕХНИЧЕСКОМУ ОБЕСПЕЧЕНИЮ.
При этом будет устранена предпосылка для возникновения многоступенчатости в управлении силами и средствами тылового и технического обеспечения и двойственности в их подчиненности, неизбежные при включении технического обеспечения в тыловое. Сложная система оперативного тыла практически распадается на ряд подсистем, обладающих достаточно высокой степенью АВТОНОМНОСТИ в решении своих задач. Единство целостной системы базируется, главным образом, на служебно-административных связях и на подчиненности начальнику тыла по вопросам ЦЕНТРАЛИЗОВАННОГО ПОДВОЗА, размещения и перемещения всех тыловых и технических частей, мероприятий по их защите, охране, обороне и гарнизонной службе в тыловом районе.
Необходимость улучшения структуры службы ракетно-артиллерийского вооружения особенно остро ощущается в ВОЙСКОМ ЗВЕНЕ.
Анализ ее организационной структуры приводит к заключению, что она вошла в противоречие с изменившимися условиями и уже не соответствует нынешнему уровню насыщения войск вооружением и техникой.
Она нуждается в существенной модернизации в направлении предоставления ей большей САМОСТОЯТЕЛЬНОСТИ в решении своих задач и прав по руководству штатными силами и средствами. Служба РАВ обеспечивает войска ракетами, боеприпасами, вооружением и имуществом. В соединениях склады и ремонтные средства находятся в ДВОЙНОМ подчинении, а автотранспорт – полностью подчинен заместителю по тылу.
Находясь в большой зависимости от других должностных лиц в использовании артиллерийских складов, ремонтных подразделений и транспорта, служба лишена возможности оперативно обеспечивать войска обычными боеприпасами и вооружением не только в военное, но и в мирное время.
Тут она оказалась в положении БЕСПРАВНОГО ИСПОЛНИТЕЛЯ, но несущего большую ОТВЕТСТВЕННОСТЬ.
Войсковой транспорт подвоза имеет целевое назначение, при ведении боевых действий должен находиться, как правило, в загруженном состоянии – 48% парка машин предназначены под боеприпасы.
Аналогичная картина по реморганам, которые будут восстанавливать поврежденные объекты в местах выхода их из строя или же в местах наибольшего скопления ремфонда. Эти места для различных видов вооружения и боевой техники, обычно, не будут совпадать.
Второе. Кадры ремонтников – специалисты узкого профиля и их невозможно использовать для ремонта всех видов вооружения и техники. Прототипом структуры службы ракетно-артиллерийского вооружения может быть МЕДИЦИНСКАЯ СЛУЖБА, все силы и средства которой объединены в медико-санитарном батальоне.
В подчинении службы РАВ соединения ЦЕЛЕСООБРАЗНО иметь ОТДЕЛЬНУЮ ЧАСТЬ артиллерийско-технического обеспечения, способную САМОСТОЯТЕЛЬНО и оперативно решать задачи ремонта и подвоза ракетно-артиллерийского вооружения и боеприпасов”.
Осмысливая доклад начальника главного ракетно-артиллерийского управления с колокольни начальника службы РАВ корпуса, всей душой разделял положение о введении в соединении отдельной части артиллерийско-технического обеспечения – это была мечта вооруженцев войскового звена.
Однако эта мечта никак не претворяется в жизнь, хотя маршал, безусловно, хорошо знает эту проблему и говорит о ней. В чем же дело? Может быть где-то там, наверху какой-нибудь шпион тормозит это дело?
В отношении технического обеспечения мне было трудно судить, так как в войсках корпуса нет ни сложных ракетных комплексов, ни автоматизированных устройств заряжания, правда, танковые пушки стабилизированы, но здесь все переплелось: сама пушка, конечно, идет по службе РАВ, стабилизатор к ней – по бронетанковой службе, ремонтники-специалисты стоят в штатах бронетанковой службы, а всю проверку, настройку и снятие многочисленных параметров стабилизированной пушки осуществляют вооруженцы.
В отношении ракетных комплексов, то техническое обеспечение этих сложных образцов осуществляется непрерывно и является составной частью боевой работы и в период предстартовой подготовки, и на самом старте.
Это я ощутил в полной мере на себе во время службы в 159-й ракетной бригаде в должности заместителя командира дивизиона по инженерно-ракетной службе, проведя на стартовой позиции многие часы…
Техническое обеспечение, как составная часть боевой работы, еще в большей степени относится к сложным зенитно-ракетным комплексам. Для проведения регламентных работ и устранения тех или иных неполадок зенитно-ракетные части в достаточной степени насыщены инженерно-техническим составом с соответствующим специальным оборудованием. Служба РАВ здесь никак не завязана с тылом и выполняет свою обычную роль снабженца: к примеру, срочно доставить какой-нибудь сгоревший трансформатор или другую дефицитную деталь на позицию ракетного комплекса объектового ПВО, несущего боевое дежурство где-нибудь в труднодоступной тайге. Здесь нужна ОПЕРАТИВНОСТЬ. Другое дело доставка обычных боеприпасов, здесь служба РАВ полностью и, наверное, навеки завязана с тылом. Хотя транспорт и многоцелевого использования, и хотя тыловики говорят, что он безразличен к грузам, как средства производства к своему владельцу, но монопольно распоряжаясь транспортом, они все же в первую очередь стараются возить свои грузы…
Вернувшись со сборов, обнаружил целый список мероприятий, который нужно выполнить в частях корпуса еще до окончания текущего учебного года – это и подготовка к осенне-зимней эксплуатации, и освидетельствование грузоподъемных механизмов, и проверка согласования зенитных комплексов “С-60” и многое другое. А главное, нужно устранить многочисленные недостатки на складах боеприпасов…
Где-то в начале сентября едва я вечером вернулся со службы домой, как раздался звонок телефона.
Звонил генерал Минасянц.
- Мы с генералом Шевелкиным рассматриваем твою кандидатуру на 14-ю армию, как ты на это смотришь?- спросил Самвел Самсонович.
Вопрос застал меня врасплох; до этого не было даже намеков на этот счет, будучи же на сборах, мы условились с начальником службы РАВ Южной группы войск о прямой замене в следующем году, ехать же сейчас в Молдавию и срывать детей со школы...
- В Кишиневе ты пробудешь недолго,- словно уловив мои колебания: сказал генерал,- это чисто формальное назначение, сразу же поедешь на 20-ю армию в группу советских войск в Германии.
Это уже другое дело, 20-я армия была мне хорошо знакома и я согласился…
Командир корпуса, узнав об этом, буквально стал на дыбы, возражая против моего назначения. При этом генерал Грахов упирал на то, что много недостатков по службе РАВ в корпусе, дескать, о каком же выдвижении может идти речь, если здесь не все гладко… Звонил он даже по этому поводу в округ, но генерал Минасянц, вероятно, предвидя такую реакцию, проявил завидную расторопность и подписал на меня приказ. Единственно чего добился Грахов, так это отсрочки моего отъезда в Кишинев почти на полтора месяца… За эти полтора месяца произошли значительные события.
Прежде всего, генерал Минасянц тяжело заболел и лег в госпиталь. Сердце у него и так было на пределе, а тут произошло хищение боеприпасов со склада 180-й дивизии под Белгородом-Днестровским: мальчишки, пользуясь ротозейством часового, проникли на склад через проволочное ограждение, вынесли оттуда несколько артиллерийских выстрелов, распатронировали их и стали жечь порох. Нарушителей задержали, но о случившемся стало известно командующему округом, и он вызвал к себе Минасянца. Разговор, видимо, был крутой и ранимый, интеллигентный Самвел Самсонович не выдержал и оказался в госпитале. Мы надеялись, что все обойдется, но время шло, а поправка не наступала. Генерал-полковник Волошин, видимо, чувствуя, что перегнул палку, решил навестить больного в госпитале, чем еще больше усугубил положение: впечатлительный Самвел Самсонович после посещения командующего округом почувствовал себя гораздо хуже.
В один из дней я навестил Минасянца в госпитале. Увидев меня, генерал обрадовался, выглядел он неважно: похудел, под глазами черные круги – болезнь измотала его и он страдал… Через некоторое время Самвел Самсонович скончался и так совпало, что меня, наконец, отпустили из корпуса и я, следуя к новому месту службы, как раз попал на похороны. Гроб с телом покойного был выставлен в окружном Доме офицеров на втором этаже, собралось много народу. Я подошел попрощаться. Болезни отступили и теперь генерал лежал величественный и красивый. Умер он на службе. На службе ракетно-артиллерийского вооружения, которой целиком и полностью посвятил всего себя. В печальной похоронной процессии мне довелось нести крышку гроба, на поминках я сидел рядом с Шевелкиным, он был с покойным в добрых, товарищеских отношениях…
После окончания поминок ко мне подошел незнакомый подполковник.
- Подполковник Сучков,- представился он,- заместитель начальника службы ракетно-артиллерийского вооружения 14-й гвардейской армии…
Мы познакомились. Оказывается, Валентин Иванович приехал недавно в Кишинев по прямой замене из группы советских войск в Германии и все это время, пока меня не было, исполнял должность начальника службы.
- Командующий армией просил передать извинение, что не прислал за Вами “Волгу”,- сказал Сучков,- поедем на вашем служебном уазике…
От этих слов моего заместителя я широко раскрыл глаза от удивления: какая “Волга”, до сегодняшнего дня мне приходилось ходить пешком или довольствоваться общественным транспортом, но, видимо, в 14-й армии статус нашей службы намного выше, чем в корпусе.
Конечно, выше и во много раз ответственнее и тяжелее, в чем мне вскоре пришлось убедиться…
Днепропетровск
16.02.2005 г.