Штаб округа - это авторитетнейший армейский орган, обеспечивающий боеготовность и повседневную жизнедеятельность войск.
Величественное старинное здание штаба Киевского Военного Округа на Воздухофлотской еще больше подчеркивало важность и серьезность решаемых здесь задач.
Главной заботой штаба Округа является солдат. Его нужно одеть, обуть, накормить, вооружить, обучить военному ремеслу, а потом еще проверить, сыт ли он, как обустроен, как овладел ратным делом, как сберегает оружие и готов ли он, в конечном счете, к бою.
Чтобы вовремя и сполна разрешить все эти многотрудные и разнообразные вопросы, нужно трудиться с утра до вечера, проявляя, при этом, терпение, усидчивость, знание дела и огромную работоспособность...
Собственно, этим и занимаются многочисленные офицеры штаба округа, словно рабы, прикованные к своим столам невидимыми цепями долга, исполняя бесконечные входящие и исходящие в течение всего ненормированного рабочего дня, отвлекаясь при этом на многочисленные телефонные звонки, разные согласования и вызовы к начальству...
Но и после окончания рабочего дня, будучи дома, в кругу семьи, и даже ночью, штабного работника не отпускают от себя дневные заботы, и он продолжает думать о службе. Кто-то мне рассказывал про одного начальника, который, проснувшись ночью, фиксировал на бумаге оригинальные решения и идеи, которые он утром выдавал подчиненным для исполнения в готовом виде.
Многим требованиям должен отвечать штабной офицер. Прежде всего, он должен быть порядочным человеком, высоким профессионалом своего дела, обладать служебным и просто жизненным опытом, иметь широкий кругозор и хорошую оперативно – тактическую подготовку, пользоваться авторитетом и в войсках и среди товарищей и многое другое.
Ни одна академия специально не готовит офицеров штаба округа - их тщательно подбирают в войсках, долго присматриваются и уже только потом берут в штаб округа и там "выращивают".
Офицеры штаба округа - это дорогостоящая элита офицерского корпуса, от которого зависит состояние войск.
Было еще раннее утро, когда я в ожидании пропуска наблюдал начало рабочего дня в штабе Киевского Венного Округа. Уже в начале восьмого к проходным потянулись отдельные офицеры и служащие, затем людской поток все нарастал и к половине девятого достиг своего пика так, что часовые еле успевали проверять пропуска.
В общем потоке больше всего было подполковников в летах, с заметной сединой, многие в очках и с брюшком, от постоянного сидения в закрытых помещениях лица у них бледные и усталые, брюки у всех навыпуск хотя и наглажены, но заметно пузырятся на коленях и блестят сзади...
Я долго смотрел на штабных офицеров и нисколько им не завидовал. Кроме офицеров в о6щем потоке много было и гражданских - это служащие Советской Армии, надежные и верные помощники офицеров штаба, незаметные и незаменимые скромные труженики. Они всегда на месте, они всегда ответят на звонок, всегда помогут, они досконально знают войска...
Позже я испытал это на себе, будучи командиром части в Белорусском Военном Округе. Часть стояла в лесу, и к нам в городок иногда приезжал лесник.
Лесник приезжал на лошади, а рядом с упряжкой бежал жеребенок. Жеребенок мне очень нравился, и я всегда давал ему какое-нибудь угощение. Жеребенок подходил к протянутой руке, брал своими шелковыми губами угощение и давал себя погладить.
- Давайте возьмем себе этого жеребенка, - предложил как-то наш тыловик майор Осипенко, - с лесником мы договоримся…
У нас было своих семь лошадей, и я согласился. Теперь нужно было жеребенка поставить на довольствие, и Осипенко поехал в штаб округа.
- Откуда появился у вас жеребенок? - спросила служащая Советской Армии…
- Ожеребилась Лыска, - не моргнув глазом, соврал Осипенко…
- Как же она могла ожеребиться? - изумилась служащая, ведь она уже старая, почти слепая и ей уже пора на живодерню.
Пришлось Осипенко с позором ретироваться из штаба округа, а жеребенка вернуть обратно леснику.
Между тем, наконец, мне выписали пропуск и, пройдя придирчивый контроль часовых, я очутился в обширном, ухоженном внутреннем дворике штаба округа.
Оглянувшись по сторонам, понял, что без расспросов мне не отыскать разведчиков в этом лабиринте этажей и коридоров.
Все это время, что прошло с той памятной беседы в Кировограде и до сегодняшнего дня, я много размышлял о разведчиках, об их таинственной героической профессии. Моему самолюбию страшно польстило, что меня отобрали кандидатом для поступления в Дипломатическую Академию, а, значит, кандидатом в разведчики. Захватывающе интересно! Будущее рисовалось мне в самых радужных, экзотических красках.
Мое романтическое настроение несколько поколебал начальник разведуправления округа генерал - майор Щербина, которому я представился.
Генерал больше был похож на доброго дедушку, чем на лихого разведчика: полноватый, с мягкими движениями, седыми волосами, благожелательным взглядом серых глаз... Ничего героического и таинственного в нем не было.
- Вот ваш стол, - указал мне подполковник, приезжавший на беседу со мной в Кировоград…
В небольшой комнате с одним окном было четыре стола, за которыми сидели полковник и два подполковника. Я сначала стеснялся в обществе офицеров в таком высоком звании, но потом привык и из повседневных разговоров почерпнул для себя много интересного и поучительного. Все они были профессиональными разведчиками, прошли войну, неоднократно ходили добывать "языка" и им было что рассказать.
Первоначальная программа моей подготовки включала изучение иностранных армий.
Служба в разведке мне понравилась: ровно в девять я садился за свой стол, доставал литературу и начинал заниматься.
Уроки мне никто не задавал и никто не спрашивал, как усвоил материал.
Обедали все в прекрасной штабной столовой, а в оставшееся обеденное время играли в волейбол на нескольких площадках во дворе штаба.
Минут за десять до окончания рабочего дня к нам в комнату заходил генерал Щербина и, облокотившись на подоконник, неторопливо рассказывал что-нибудь интересное. Потом мы быстренько сдавали в секретку литературу и документы и были свободны.
Лето в самом разгаре, солнце еще высоко и можно пойти, к примеру, на пляж, можно пойти в кино или театр, можно просто погулять по улицам и бульварам прекрасного города...
Что и говорить, в золотое мирное время войсковым разведчикам напрягаться нет особой нужды: противник вероятный, никакого фронта нет, "языка" добывать и тащить его через линию фронта не нужно, контрольно-инспекторские функции минимальные...
Другое дело на войне. На войне как раз и начинается все с разведки. Разведчик - первый боец в цепи воюющих, наступающих.
Вспоминаю начальника разведки 40-й Армии генерала Дунец, его красные, воспаленные глаза и умер-то он, по существу, на боевом посту от перенапряжения и истощения нервной системы...
Разведчикам нужно уделять особое внимание, они и вооружены и экипированы должны быть особым образом.
Обидно, что мы, вооруженцы, ничего не можем предложить разведчикам, кроме пресловутого бинокля Б-8.
Скажу даже больше, что когда 40-ю Армию перевооружали на автомат калибра 5,45 мм - то все почему-то забыли, что у нового автомата нет патрона для беспламенной и бесшумной стрельбы, чем, по существу, разоружили разведчиков. Сгоряча тогда написал в вышестоящие инстанции докладную, чем навлек на свою голову многочисленную московскою комиссию, зато автомат АК-74 был доработан.
Ввели мы и подствольный гранатомет ГП-25, который первыми испытали в боевых условиях разведчики.
Однако вернемся в штаб Киевского Военного Округа. Незаметно пролетело лето, и однажды меня вызвал к себе в кабинет начальник Управления.
На столе у генерала лежала какая – то бумага и он протянул ее мне.
Бумага была из Москвы.
"Кандидатура капитана Павлова А.П. для поступления в Дипломатическую Академию отклоняется по зрению" – прочитал я в бумаге.
С заоблачной мечты о подвигах разведчиков упал я на грешную землю и растерянно спросил:
-Что же мне теперь делать?
-Ничего страшного, будете продолжать службу по вашей основной специальности, - ответил мне генерал, - не огорчайтесь, что не делается – все к лучшему. Вы молоды, у вас все впереди, идите в отдел кадров, и там определится Ваша дальнейшая служба…
Делать нечего, придется с разведкой распроститься: сдал документы и литературу, рассчитался с секретной частью, попрощался с разведчиками и отправился в отдел кадров. Нужно сказать, что наш кадровик, подполковник Каньш, отнесся ко мне с пониманием и участием.
-Понимаешь, какая ситуация, сказал он, когда я сообщил ему о полученной бумаге, - во-первых, твоя старая должность уже занята, и вернуться в ракетную бригаду нельзя, во-вторых, сейчас нет вакантной подходящей должности, поэтому временно тебе придется побыть в Управлении Ракетно – артиллерийского вооружения…
Что и говорить, возвращение в родное Управление Вооружения почти в точности соответствовало сюжету известной картины: "Возвращение блудного сына".
В Управлении Ракетно–артиллерийского вооружения мне хорошо были знакомы только офицеры второго отдела: полковник Горобцов, подполковник Константинов, майоры Ренке и Папиренко, которые часто бывали у нас в бригаде и с которыми у меня сложились хорошие отношения.
Во втором отделе был еще майор Алехин, но его я немного остерегался.
Когда он первый раз приехал к нам в бригаду, мне пришлось сопровождать его и записывать замечания по технике. Все шло нормально, он был в хорошем настроении и добродушно беседовал со мной, пока не дошла очередь до бензоагрегата 8Н01.
На вольтметре пульта управления он обнаружил треснувшее стекло и вдруг изменился в лице, перешел на крик и мне ничего не оставалось делать, как стать по стойке "смирно" и ждать, когда он успокоится.
С начальником Управления Ракетно–артиллерийского вооружения Военного Округа полковником Павленко мне довелось встретиться еще лейтенантом, буквально, под стартовым агрегатом 8У218, куда Алексей Венедиктович тогда лазил обследовать повреждения после столкновения двух агрегатов на марше по пути в летние лагеря Подлесное. Но вряд ли он меня запомнил: мало ли мелькает разных лейтенантов перед глазами у такого большого начальника. На этот раз, выслушав мой доклад о прибытии в его распоряжение, полковник Павленко коротко и, как мне показалось, сухо распорядился:
- Идите в пятый отдел, там сейчас есть свободное место, а потом видно будет...
Выйдя из кабинета начальника, в обширном коридоре Управления, я увидел майора Ренке и подошел к нему спросить, что такое пятый отдел и где он наводится.
- Пятый отдел - это отдел обычных боеприпасов, дверь в конце коридора, справа, - ответил Георгий Владимирович, а потом, как бы в шутку, добавил:
- Иди лучше к нам в отдел, ты же не боеприпасник, а ракетчик, а уж я пойду в пятый отдел…
- А вы разве боеприпасник - удивился я.
-Чистейшей воды, ведь я закончил боеприпасный факультет Артиллерийской Академии…
Этот шутливый разговор запал мне в голову и породил смутную надежду попасть во второй отдел в качестве офицера этого отдела.
К этому времени я уже разобрался в иерархии должностей штабных офицеров.
Здесь было всего (без учета командования) четыре категории офицеров: "офицер отдела", "старший офицер отдела", начальник отдела" и "начальник управления".
Теперь у меня открывалась возможность занести ногу на первую ступеньку этой крутой лестницы - стать офицером отдела, штатная категория "инженер - майор''. Открыв дверь пятого отдела, я с удивлением увидел за столом своего однокашника, капитана Виталия Тараненко. И хотя мы учились на разных факультетах - я на первом, а он на третьем, и близко знакомы не были, но наглядно хорошо знали друг друга и я обрадовался встрече.
Рядом с Виталием за столом спиной к двери сидел пожилой высокий подполковник с крупными чертами лица, в сильных очках.
- Савич Всеволод Антонович, - представился он, встав и поздоровавшись со мной.
Правый дальний угол комнаты занимала бухгалтер отдела, служащая Советской Армии Кессельман Эсфирь Иосифовна, со своей картотекой и сейфами. В левом дальнем углу комнаты - стол начальника отдела, но его на месте не было. Слева, у двери, стоял свободный стол - вот этот стол временно и можно было занять.
Эх, если бы знать, что это "временно" растянется на целых двенадцать лет! Но никто наперед не знает своей судьбы и, усевшись за стол, мы пустились с Виталием в разговоры и воспоминания.
В это время вошел начальник 5-го отдела полковник Ионов Виктор Лукьянович, среднего роста, седой и лысый, как мне показалось, несколько суровый. Он поздоровался со мной, ничего не сказал, сел за свой стол, и углубился в какие – то бумаги. Лишь много позже, пройдя тернии службы и в отделе боеприпасов, и в войсках, я смог вполне взвесить и ощутить роль и ответственность начальника отдела боеприпасов округа, а в военное время фронта.
Наши военачальники в своих мемуарах о вооружении почти ничего не пишут, а вот о начальнике отдела боеприпасов фронта есть такие строки: "тут мало иметь технические знания, нужен еще талант организатора, нужно знать людей".
Много ли на складах снарядов или мало, но каждый начальник стремится заполучить их как можно больше.
Его легко понять, он печется не о себе – о боевом успехе части или соединения. Он хочет иметь запас, который, как известно, карман не тянет. Однако, если суммировать все подобные требования, получится цифра, значительно превышающая те возможности, которыми располагает артснабжение фронта. Отсеять в заявках лишнее, распределить снаряды как должно, учитывая не только частные задачи, но и главную, подать боеприпасы своевременно на участок, где в них самая острая нужда, все это поможет вам сделать хороший артснабженец.
Ему не положено гадать, он все обязан знать до мелочи". (Генерал-полковник Н.М. Хлебников "Под грохот сотен батарей" ВМ Воениздат 1979г.)
Между тем рабочий день подошел к концу, и мы с Виталием Таращенко вместе вышли из штаба.
После окончания училища прошло уже около семи лет, я рассказал о моей службе в ракетной бригаде и неудачной попытке стать разведчиком. В свою очередь Виталий рассказал о своей службе. После окончания боеприпасного третьего факультета, он все время служил по своей основной специальности, набрался практического опыта, был замечен и переведен в штаб округа и теперь открывается перспектива стать старшим офицером отдела.
Мы условились, что на первых порах он будет помогать, потому что начинать мне придется почти с нуля.
Боеприпасы на первом факультете, разумеется, мы, артиллерийские техники, изучали и мне до сих пор памятны Руководства службы на артиллерийские системы в добротном переплете издания 1942-1943 годов со цветными вкладышами, где боеприпасы были даны подробнейшим образом, просто и наглядно. Но для нас, арттехников, главным была материальная часть самого орудия, а боеприпасы мы пролистывали ознакомительно.
На третьем факультете все наоборот, они грызли боеприпасы - а матчасть артиллерии у них шла ознакомительно.
К ужасу лаборанток, ходили и мы на третий факультет на практические занятия - оставляя после себя горы разбитого стекла. Ведь грубые арттехники в отличие от культурных боеприпасников имеют дело с тяжелыми орудийными деталями и поэтому в химлаборатории среди хрупких колбочек, пробирок и разных пузырьков ведут себя, как слоны в посудной лавке.
На следующий день, придя на службу в отдел боеприпасов и заняв свой стол, я попросил, чтобы мне дали на первое время какую – ни будь несложную техническую работу.
- Есть такая работа, - обрадовался подполковник Савич и вытащил из шкафа толстую пачку документов…
- Вот из Центральной лаборатории пришли результаты физико-технических испытаний порохов. Все это нужно разнести по карточкам и разослать в войска…
Все понятно, судя по толщине пачки, этой работы мне хватит на целую неделю, и я со старанием принялся за дело.
В отличие от других офицеров отдела, мне никто не мешал, никто не вызывал ни к начальству, ни к телефонам, поэтому спокойно работая над этим конкретным заданием, мне представилась возможность присмотреться, как за работой отдела, так и Управления Ракетно-артиллерийского Вооружения в целом.
Оказалось, что в Управлении шесть отделов: первый организационно-плановый; второй - ракеты "земля-земля"; третий - наземная артиллерия, танковое вооружение, стрелковое оружие и военные приборы; четвертый - зенитная артиллерия и радиолокация: пятый - боеприпасы: шестой - ремонт, запасные части и материалы.
Я с удивлением обнаружил, что главной заботой большинства офицеров Управления являются не ракетные войска, а мотострелковые и танковые дивизии - в которых мне еще ни разу не приходилось бывать.
Одновременно для меня стала постепенно вырисовываться вся сложность взаимоотношений отдела боеприпасов, его взаимосвязь и зависимость от других родов войск и служб. Начать с того, что Управление Ракетно-артиллерийского Вооружения подчиняется начальнику Ракетных Войск и Артиллерии округа – значит боеприпаснику нужно отлично знать задачи, решаемые артиллеристами. Но артиллерия не воюет сама по себе, она тесно взаимодействует с пехотой, наступая огнем и колесами, поддерживает пехоту при бое в глубине обороны противника - вплоть до полного прорыва всей оборонительной полосы.
Получается, чтобы артиллеристу успешно выполнить свою задачу, ему нужно знать и чувствовать общевойсковой бой не хуже пехотного командира, а еще лучше самому командовать пехотой, как это и сделали наши прославленные полководцы маршалы Советского Союза Говоров и Москаленко, вышедшие именно из артиллеристов. А если все это так, то боеприпасник, работающий в основном на артиллерию, тоже должен хорошо знать характер общевойскового боя, иметь глубокую оперативно-тактическую подготовку, обладать обширным кругозором и эрудицией.
Придя к такому неутешительному для себя выводу, я загрустил и понял, что из всех отделов нашего Управления - отдел боеприпасов самый трудный.
- Да, ничего подобного - возразил мне майор Сумников, когда в курилке я поделился с ним своими соображениями. - Самый трудный - это наш шестой отдел. К примеру, возьмем автомат Калашникова. Сколько видов патронов идет к нему? К нему идет всего четыре вида патронов.
А из скольких деталей собран автомат? Не знаешь? Ну, так я тебе скажу, что в автомате АКМ 98 деталей. И вот представь себе, что на каждую деталь я должен сделать годовую заявку в Главное Ракетно-артиллерийское Управление, как на запасную часть, для чего заполнить специальный формализованный бланк.
Это мы взяли для примера автомат, а если посмотреть более сложные образы, например - наземное оборудование ракетных комплексов. Запасных частей набирается сотни тысяч - пойди, посмотри, наш отдел до самого потолка завален формализованными бланками, сидим над ними с утра до вечера и не справляемся. Дело это государственной важности, по нашим заявкам формируется заказ для промышленности, а как узнать, какая запасная часть завтра будет дефицитной, а какая - мертвым грузом осядет на складах?..
Майор Сумников своими доводами здорово поколебал мое мнение: чей отдел труднее.
Помню, когда еще слушателями мы были на практике на одном из центральных артиллерийских арсеналов, то, проводивший с нами занятия начальник отдела хранения, пожилой майор, взяв со стеллажа какую-то деталь, сказал:
- Эта деталь из чистого золота!
Мы удивленно вытаращились на обыкновенную железку в пушсмазке.
- Эта деталь - продолжал майор, - лежит без движения на этом стеллаже больше десяти лет и за это время стала буквально золотой, если посчитать затраты на хранение, ежегодную переконсервацию и прочее…
Конечно, угадать какая запасная часть будет дефицитной, а какая нет - дело чрезвычайной сложности. Для накопления запасных частей к вооружению кроме статистических данных поломок, нужно еще знать перспективы развития вооружения с учетом изменения способов вооруженной борьбы и многое другое.
- Но скоро нам будет полегче, - продолжал майор Супников, - все эти бланки, весь учет и заявки на запасные части мы передадим на окружную базу…
Забегая вперед, хочу сказать, что это было роковое решение: окружная база, не имея непосредственного общения с войсками и не чувствуя пульса жизни войск, не могла успешно решать эту задачу, что механически вело к накоплению огромного количества дорогостоящих запасных частей. Другой крайностью стала отмена, впоследствии, среднего ремонта в войсках, когда не стало ни запасных частей, ни ремонтников, ни самого ремонта, что больно сказалось впоследствии в Афганистане.
Между тем неделя, отведенная мне на заполнение данных результатов испытания порохов, истекла, и я показал готовый материал начальнику отдела.
Полковник Ионов остался доволен работой и впервые заговорил о моей дальнейшей службе.
- Понимаешь, - сказал он, - парень ты неплохой и я взял бы тебя в свой отдел, но ты ракетчик и тебя без конца будут посылать в командировки в ракетные войска, а мне такой офицер не нужен…
Против этого довода мне нечего было возразить и оставалось ждать какой-либо свободной вакансии, а пока продолжать добросовестно трудиться в отделе.
- Изучи руководящие документы по боеприпасам - посоветовал мне капитан Тараненко, - это тебе не помешает, - и положил мне на стол целую стопку…
Это были: Руководство по организации хранения боеприпасов в войсках; Сборник норм боевых комплектов; Сборник норм отпуска боеприпасов на практические стрельбы; Инструкция по категорированию боеприпасов; Справочник норм погрузки боеприпасов в вагоны и автомобили и другое.
Инструкция по категорированию показалась мне сложной, особенно в отношении патронов к стрелковому оружию, где предусматривалось целых пять категорий. Интересно, что в войсках эту инструкцию никто никогда не вспоминает: расход всегда идет по первой категории - наши боеприпасы отменного качества.
Руководство по хранению дается не сразу, даже если его прочитать несколько раз - оно усваивается в практическом применении.
Нормы отпуска боеприпасов па практические стрельбы составлены так сложно и запутано, что самые существенные моменты спрятаны в примечаниях и сносках, напечатанных мельчайшим шрифтом, а самое главное, что эти нормы расходятся с количеством боеприпасов, необходимых для выполнения того или иного упражнения согласно курсу стрельб (особенно для танкистов).
Что касается боевых комплектов и норы погрузки боеприпасов, то боеприпаснику необходимо их знать, как таблицу умножения наизусть.
Повседневная работа в отделе шла напряженно: звонили телефоны, бесконечным потоком шли бумаги, приходили посетители, часто вызывало начальство....
- Трубку телефона ты лучше не бери, - предупредил меня Тараненко, - вопрос все равно не решишь, а можешь только нарваться на какого-нибудь начальника.
Но однажды, когда в комнате никого не оказалось, а телефон разрывался, все же пришлось поднять трубку и представиться.
- Это Колесников, а ты кто такой и что там делаешь?..
Мое объяснение абонент слушать не стал и бросил трубку.
- Кто такой Колесников? - спросил я вошедшего в это время Тараненко…
- Что, ошкурил он тебя? Это начальник Ракетно-артиллерийского Вооружения Черниговской армии полковник Колесников Иван Петрович. Что он хотел?
- Не знаю, он не стал со мной разговаривать и положил трубку...
Все же мне хотелось полнее включиться в жизнь отдела и оказать хоть какую-нибудь посильную помощь своим товарищам в их нелегкой работе.
Хотя в мирное время идет и не такой уж большой расход боеприпасов, но вопросы обеспечения практических стрельб занимают много времени.
Я стал присматриваться к организации снабжения войск округа боеприпасами. Всего в округе было, если не ошибаюсь, десять дивизий и около пятисот мелких частей окружного подчинения, включая учебные заведение и военные кафедры.
Снабжение шло с трех окружных складов боеприпасов непосредственно в дивизии по разовым заявкам.
Номера дивизий не назывались - постоянно на слуху фамилии начальников Ракетно-артиллерийского Вооружения дивизий.
Заявки шли бесконечным потоком, и подполковник Савич скирдовал их у себя на столе под счетами, когда гора заявок вырастала настолько, что счеты начинали крениться набок, Всеволод Антонович извлекал на свет божий самую нижнюю заявку.
- Ага, голубушка - довольным голосом говорил он, - надобность в тебе уже отпала! Бумага должна отлежаться!
Потом он таким же порядком извлекал из - под счет следующую заявку, долго читал её, хмурился, поправлял очки и принимался выписывать наряд. С выпиской наряда начинались затруднения, потому, что неизвестно было наличие на складе той или иной номенклатуры боеприпасов.
- Эсфирь Иосифовна, - обращался он к бухгалтеру - посмотрите по картотеке наличие в Беличах...
Бухгалтер, словно не слыша вопроса, продолжала заниматься проводкой накладных. Всеволод Антонович ждал некоторое время и, заметно раздражаясь, повторял свой вопрос.
- Нужно иметь оперативный учет, - наконец отвечала Эсфирь Иосифовна, нисколько не собираясь выдавать данные. Савич краснел, сердился и уходил курить. Покурив и успокоившись, минут через десять он возвращался. К этому времени бухгалтер откладывала в сторону свои дела, доставала учетные карточки и они мирно начинали сверять наличие боеприпасов на складе.
После сверки Всеволод Антонович садился выписывать наряд, потом этому наряду присваивался порядковый номер согласно книге учета нарядов (таков порядок). Для этого бралась книга регистрации нарядов установленного образца, и весь наряд переписывался в эту книгу. Все это занимало время, поэтому часть чисто технической работы поручалось выполнять и мне - я исполнял даже некоторые несложные заявки, но, не зная дислокации частей округа, и, боясь, что-нибудь напутать, постоянно обращался с вопросами к Виталию Тараненко, отрывая его от работы.
- Смотри, не вздумай послать за боеприпасами кого-нибудь километров за триста! - предупредили меня.
А как быть, если на огромной территории Киевского Военного Округа всего три окружных склада боеприпасов и некоторые части стоят от этих складов гораздо больше трёхсот километров?
Некоторые части никаких дополнительных заявок не присылали, сидели и молчали. Вот тут-то и крылась главная неприятность. Всё начиналось со звонка по дальнему телефону откуда-то из войск. Звонил начальник управления полковник Павленко.
- Почему в войсковой части (назывался номер части) нет боеприпасов? - спрашивал он.
Это был явный прокол работы нашего отдела: оружие в части есть (десяток пистолетов в какой-нибудь тыловой части), а ни одного патрона к ним нет. Кошмар!
Где же боеготовность? Чем занимается отдел? Чем занимаются офицеры отдела?
Все эти неприятные вопросы доставались подполковнику Савичу.
Едва положив трубку дальнего телефона, он подхватывался и начинал лихорадочно рыться в бумагах, отыскивая злополучную войсковую часть.
Но тут опять звонил телефон - это Всеволода Антоновича вызывал к себе на "ковер" заместитель начальника Управления.
Мне оставалось только сопереживать неприятную ситуацию и, пока Савич ходил объясняться с начальством, у меня возникла идея обеспечения мелких частей боеприпасами: спланировать железнодорожный транспорт и пустить его по кругу, попутно обеспечивая боеприпасами все окрестные части, тогда не нужно будет на триста километров посылать машину за одним ящиком патронов.
- Вагон-лавку предлагаешь? Нам еще этого не хватает! - отверг Савич мой проект.
Между тем приближалось время осенней проверки войск округа и майор Папиренко, встретив меня в коридоре, сказал:
- Поедешь с нами в Белую Церковь на проверку ракетной бригады…
Эта новость обрадовала меня: можно отвлечься от нудной штабной работы, снова окунуться в родную стихию, и, наконец, может быть представится возможность перейти обратно в ракетные войска. Моя надежда укрепилась в ходе самой проверки, где мне даже удалось "блеснуть''. Нашу комиссию возглавлял заместитель начальника Управления - он же и начальник первого отдела, полковник Глушкевич.
Лев Петрович отличался строгостью, и его побаивались.
На позиции взвода ракетно-технического обеспечения шло развертывание крана 8Т22. Головка крана фиксировалась в проушинах двумя специальными, очень тяжелыми, пальцами. Хотя эти пальцы были абсолютно одинаковые и, по идее, взаимозаменяемые, однако они имели свой "характер": ни за что не входили в свои гнезда, если их перепутать местами. Опытные ракетчики это знают. Проверяемый расчет, видно, был неопытным, и два солдатика мучились с этими пальцами, а драгоценное время шло, и я не выдержал и скомандовал:
- Поменять пальцы местами!
Солдаты быстро выполнили мою команду и дальше все пошло как по маслу. Полковник Глушкович, наблюдавший всю эту картину, покосился на меня, но ничего не сказал, сел в машину и уехал. Но мои надежды, что меня заметили, не оправдались, я по-прежнему продолжал сидеть в пятом отделе, и полковник Ионов как-то мне заметил:
- Что я говорил, тебя уже начинают посылать в командировки, а мне это ни к чему. Если брать тебя в отдел, то с одним непременным условием - никаких командировок со вторым отделом…
Это был существенный поворот в моей службе - Виктор Лукьянович уже был не против взять меня к себе, но с условием. Один случай подтолкнул дальнейшее развитие событий в мою пользу.
Жил я все время в окружной гостинице "Красная Звезда" в четырехместном номере вместе с другими такими же офицерами и ужинать приходилось там, где придется. Однажды, в конце рабочей недели я зашел поужинать в окружной Дом Офицеров.
Возле буфета толпился народ, пришлось занять очередь и ждать.
- За вами никто не занимал очереди? - спросили меня.
Я оглянулся. Позади меня стоял статный мужчина с лихо закрученными гусарскими усиками, уже несколько полноватый, но с отличной выправкой. Мужчина был в гражданском, но одет очень тщательно, видно, офицер в солидном звании.
- Пожалуйста, проходите - сказал я, невольно сторонясь и пропуская его вперед…
- Нет-нет, спасибо, я постою, - ответил мужчина, окинув меня быстрым, цепким взглядом из-под пенсне, но предупредительность молодого капитана, видно, импонировала ему…
Заняв свободный столик, я принялся за ужин.
- У вас свободно? - спросил этот же мужчина, направляясь к моему столику с закуской и выпивкой...
За ужином мы разговорились и познакомились. Оказалось, что мой новый знакомый бывший инспектор артиллерийского Вооружения Киевского Военного Округа, полковник в отставке Сычев. Это была яркая личность и интересный собеседник, и мы засиделись допоздна.
- Знаете что, капитан, - сказал он, когда мы вышли из Дома Офицеров, - пойдемте-ка ко мне домой и там продолжим нашу беседу. Живу я здесь недалеко, а жена на дежурстве…
В трехкомнатной квартире моего нового знакомого мы расположились в комнате, отделанной под кабинет, и наша беседа продолжилась.
Собственно, это была не беседа, а воспоминания о своей прошедшей службе ветерана. Молодому вспоминать нечего - у него все впереди, а ветеран в воспоминаниях переживает свою жизнь как бы во второй раз...
Никто не в силах отобрать у него сладость воспоминаний, и он носит их всегда с собой. Хорошо вспомнить в глубокой отставке пройденные дороги в кругу однополчан, но "одних уже нет, а те далече", и, чтобы уйти от ощущения забытости и ненужности, так хочется пообщаться с идущими в строю и выплеснуть грусть о прошедшем...
Полковник Сычев, оказывается, был вооружением до мозга костей, артистом своего дела. К примеру, при разборке винтовки затвор в его руках рассыпался, словно у фокусника, оружие он проверял артистично и красиво. Посмотреть на виртуозную работу инспектора собирались восхищенные зрители - он был последним из могикан вооруженцев старой закалки. Теперь инспекции нет, и офицеры Управления сами занимаются проверками, нудно конспектируя бесконечные недостатки.
Ночь была на исходе и мне пора было прощаться с гостеприимным хозяином.
- Я переговорю в отношении вас с полковником Павленко, мы с ним в хороших отношениях - сказал мне на прощание Сычев…
Не знаю, звонил ли он начальнику Управления, или вышел срок моего пребывания за штатом, но вскоре, действительно, меня назначили офицером 5-го отдела Управления Ракетно-артиллерийского вооружения Киевского Военного Округа.
Теперь можно было забрать в Киев семью. На Нивках мы с женой приискали частный домик, где и прожили, в общей сложности, больше года.
Подходило время составления годового отчета. Для боеприпасников - это каторжное время, требующее усидчивости, внимания, большой работоспособности и терпения.
Нужно собрать воедино и выверить сотни отчетов, поступающих из войск и окружных складов, сбить цифры по каждой номенклатуре боеприпасов, затем переписать или отпечатать отчет, еще раз сверить, приложить ведомости движется и необходимые пояснения, а уж потом отправить его в Москву и ждать оттуда замечания.
Разумеется, чтобы составить такой объемный отчет, нужно перелопатить тысячи и тысячи цифр, оперируя на обыкновенных счетах. Отчетный период занимал около трех месяцев, и на это время в штабе разрешалось работать допоздна. Однако начальник штаба округа ограничивал вечернюю работу до 23 часов.
- А то они одуреют от своих отчетов, - объяснил он свое решение…
К моему удивлению, Эсфирь Иосифовна отчеты составляла сама, не подпуская к этому делу никого из офицеров.
- Еще напутаете, - говорила она, - мне потом искать ошибку придется дольше…
Однако мы все должны были сидеть в отделе на случай какой-либо справки, сдавали документы и закрывали отдел в конце работы.
Где-то часов в девять вечера подполковник Савич отрывался от своих бумаг и предлагал пойти перекусить. Мы с Виталием дружно соглашались с таким ценным предложением и втроем отправлялись в буфет, располагавшимся внизу.
В буфете давали коньяк, чай и закуски. Командующий округом разрешал спиртное, говоря, что пусть лучше офицер выпьет достойно сто граммов коньяка в штабном буфете, чем в какой-либо забегаловке.
Не все управления и отделы штаба округа в это время занимались отчетами, и некоторые на это дело смотрели свысока - подумаешь бухгалтерия!
Положение дел осложнялось еще и отрывом офицеров на разные сборы и командировки, так как на этот период приходится разгар боевой подготовки в войсках округа.
Спасало то обстоятельство, что отчеты шли по Табелю срочных донесений Генерального Штаба, и за неисполнительность можно было получить взыскание.
Наконец, отчет готов и отправлен в ГРАУ, теперь нужно ждать оттуда заключение по отчету с замечаниями.
Из Москвы приходит специальная бумага, в ней всего пять слов: по отчету боеприпасов замечаний нет!
Это высшая оценка! Оценка не случайная - ведь Эсфирь Иосифовна, опытный и высокопрофессиональный специалист своего дела еще в войну она служила бухгалтером в отделе боеприпасов 1-го Украинского фронта и прекрасно знает свою работу.
Для сравнения, в одном из отчетов по боеприпасам Забайкальского военного округа было допущено свыше пятидесяти разных ошибок и мне по долгу службы пришлось разбираться с ними в бытность мою позже на Дальнем Востоке.
Между тем в Управлении начались занятия по командирской подготовке и меня привлекли на них в первую очередь. Занятия проходили в большой комнате первого отдела под руководством полковника Глушкевича.
Для боеприпасников тема занятия быта такая: "Расчет боевого комплекта мотострелковой дивизии ".
Мне и капитану Лютко, пришедшему недавно в первый отдел, был выделен отдельный стол, и мы усердно принялись за дело. Для расчета боекомплекта нужно знать штатное вооружение, боевые комплекты на единицу вооружения и, разумеется, подсчеты вести внимательно и скрупулезно. Мы решили двигаться от простого к сложному и начали с реактивных снарядов. По штату в дивизии 18 установок "Град", боекомплект 120 реактивных снарядов, умножаем и получаем цифру 2160 - что и есть боекомплект мотострелковой дивизии по реактивным снарядам в штуках.
- Но состава боекомплекта в штуках нам недостаточно, - сказал Миша Лютко, - нужно еще рассчитать вес боекомплекта в тоннах.
- А это еще зачем?..
- А затем, что боеприпасник с командованием разговор ведет в боекомплектах, с тыловиками - в тоннах и даже в ящиках, а со складами и вооруженцами в войсках, конечно, в штуках…
В дальнейшем я убедился, что Лютко сказал мне сущую правду.
Командующий вас не поймет, если вы доложите ему, что, к примеру, осталось 1080 снарядов "Град".
Если же вы доложите ему то же самое, но в другой форме - скажите, что осталось 0,5 боекомплекта этих снарядов, то он сразу скажет, что это мало и нужно пополнять боезапас.
Каверза состоит в том, что 0.5 боекомплекта для реактивного дивизиона составит 1080 снарядов, для батареи - 360 снарядов, а для одной установки - 60 снарядов. Одна и та же цифра 0,5 боекомплекта выражает разное количество снарядов в штуках! Здесь-то и зарыта собака: настоящий боеприпасник должен "душой" ощущать, чувствовать и постоянно держать в уме разницу между боекомплектами, к примеру, дивизии, армии, фронта – тогда, соотнося их, можно свободно оперировать боекомплектами.
С тыловиками другой разговор - они крепко держат в своих руках весь транспорт и их интересуют только тонны. Если вы скажете начальнику тыла любого ранга, что вам нужно подвезти 2160 реактивных снарядов, он тотчас же спросит - сколько это будет в тоннах. Поэтому опытный боеприпасник заранее возьмет по справочнику вес реактивного снаряда "Град", равный 100 килограммам, умножит его на 2160 и получит 216 тонн. При этом полезно запомнить, что в каждом ящике лежит только один реактивный снаряд. Ящиками удобнее всего оперировать при подвозе боеприпасов автомобильным транспортом. Забегая вперед отмечу, что в Афганистане команду под загрузку выделяемого под боеприпасы автотранспорта мы передавали на базу снабжения в Термез только в ящиках.
Так проще. Во-первых, автотранспорт под боеприпасы тыловики давали со скандалом и по остаточному принципу, и нужно было, не долго раздумывая, тут же по телефону продиктовать самый острый дефицит. Во-вторых, автоколоннами командовали тыловики, а обеспечить каждую колонну вооруженцами было просто невозможно.
Ну а родную пехоту не интересуют ни тонны, ни ящики, ни боекомплекты - пехота ведет счет боеприпасов только в штуках. Обычно из района боевых действий звонил сам командир и требовал подать столько-то осколочно-фугасных, столько-то кумулятивных, столько-то осветительных, столько-то сигнальных патронов красного огня трехзвездных и т.д. ...
Между тем занятия продолжались, и мы с Мишей Лютко уже рассчитали боекомплект всей наземной артиллерии дивизии, и подошли к танковым выстрелам. Тут мы замешкались. Дело в том, что в боекомплект каждого танка кроме выстрелов входят еще патроны к стрелковому оружию, ручные гранаты и сигнальные патроны.
Для упрощения расчетов эту мелочевку можно было бы отнести к боеприпасам к стрелковому оружию, но тогда может вкрасться ошибка из-за разницы в норме содержания (стрелковых в дивизии 1,15, а танковых - 2.25 боекомплекта). Пока мы рассуждали, как лучше поступить, время занятий истекло, и выяснение этого вопроса мы отложили на потом.
Незаметно подошла весна, а вместе с нею и пора весенних проверок в войсках округа.
- Поедете со мной на проверку в 42 танковую дивизию, - сказал мне однажды полковник Ионов…
Мне еще не довелось бывать ни в одной дивизии, а тут нужно ехать в качестве проверяющего.
Для того нужно иметь опыт проверок, знать положение дел в войсках, быть профессионалом.
О проверках я мог судить по ракетной бригаде, когда к нам приезжали, тогда еще капитаны, Ренке и Папиренко и выворачивали нас, что называется, наизнанку.
- Ничего, не робейте, - подбодрил меня Виктор Лукьянович, видя мое замешательство, - освежите в памяти руководящие документы, сделайте себе пометки, я помогу вам…
42-я танковая дивизия стояла в Черкассах, добираться туда мы решили по Днепру на речном кораблике, и эта поездка среди живописной цветущей природы после напряженной монотонной штабной работы показалась мне незабываемой приятной прогулкой.
Начальник службы Ракетно-артиллерийского Вооружения дивизии подполковник Портнов, уже в летах, с изрядной сединой, в сильных очках, пользовался авторитетом не только в дивизии, но и в округе.
Полковник Ионов сначала заслушал подробный доклад начальника службы РАВ о состоянии вооружения и боеприпасов в дивизии, а потом уже началась и сама проверка. К моему удивлению, Виктор Лукьянович начал с ружкомнат и проверки стрелкового оружия. Что там греха таить, в ракетной бригаде к стрелковому оружию относились без должного уважения, как для нас второстепенное.
Здесь же чувствовалось самое серьезное внимание, уделяемое стрелковому оружию и оборудованию самих ружккомнат.
Было заметно, что командиры подразделений побаивались подполковника Портнова, видно, он тут частый гость и постоянно жучит их.
- Обратите внимание на бирки - сказал Портнов, открыв одну из пирамид, - бирки во всей дивизии единообразные…
Позже я убедился, что добиться единообразия этих самых бирок даже в полку дело не простое, не говоря уже о дивизии.
Работа окружной комиссии была строго привязана к распорядку дня дивизии, на обед все члены комиссии собирались вместе во главе с генералом - председателем нашей комиссии. За столом проверяющие обменивались своими впечатлениями о состоянии дел в дивизии, отношения между членами комиссии, невзирая на разницу в званиях, были уважительные и чисто товарищеские и теперь, я как бы получил боевое крещение, и полноправно влился в когорту штабных офицеров.
Для проверки боеприпасов был выделен отдельный день, и мы с утра приехали на склад дивизии. Одно дело читать инструкции, а другое дело приложить их к реальной действительности, где инструкции часто расходятся с жизнью и в этом расхождении образуются эти самые недостатки, с которыми приходится бороться всю жизнь: устраняются одни недостатки, появляются новые, и так без конца. Недаром один вооруженец, собираясь на пенсию, с горечью воскликнул: "Мы уходим, а недостатки остаются".
Я все время находился рядом с полковником Ионовым, никуда не совался, смотрел и запоминал методику его проверки. Сначала Виктор Лукъянович обошел весь склад по периметру, проверяя ограждение, освещение, охрану, сигнализацию, а потом приступил уже непосредственно к осмотру боеприпасов. Прежде всего, он потребовал карточки учета боеприпасов и долго изучал их, откладывая в сторону из толстой пачки отдельные карточки. Отобранных, таких образом, карточек набралось около двадцати штук.
- Вынесите из хранилища для осмотра по одному ящику вот этих партий - сказал Ионов, подавая отобранные карточки заведующему складом - сверхсрочнику…
Пока выносили ящики из хранилища на безопасное удаление, Виктор Лукьянович проверил само хранилище: противопожарное состояние, высоту укладки штабелей, ширину проходов, документацию и общий порядок. Потом осмотрел всю территорию, проверил грозозащиту, емкости с водой и пожарные щиты.
Через полчаса боеприпасы были готовы к осмотру: ящики выстроены в ряд, крышки откинуты, на крышках лежат карточки учета. Заведующий складом вытирая пот после тяжелой работы с ящиками, уже понял свою недоработку, за которую расплатился теперь своим потом. Дело в том, что если карточки полностью заполнены, то опытный проверяющий может судить о состоянии боеприпасов по учетным данным, разве что посмотрит несколько подозрительных партий (норму осмотра никто никогда не выполнял). В нашем же случае зав. складом карточки во многих местах не заполнил, поэтому и таскал ящики.
- Пусть попотеет - заметил полковник Ионов, - тогда поймет, что легче заполнить карточки, чем таскать ящики…
Я восхитился своим начальником, он убил сразу трех зайцев: проверил боеприпасы, уточнил необходимые данные и попутно воспитал зав. складом. Эту методику я полностью взял себе на вооружение и в дальнейшем всегда применял ее на проверках.
Осенью мне довелось участвовать еще в одной проверке, на этот раз окружного склада боеприпасов.
На окружных складах хранится большая часть боеприпасов округа и эти склады, непосредственно подчиненные начальнику Управления Ракетно-артиллерийского Вооружения округа, являются объектом пристального внимания и забот, прежде всего нашего пятого отдела.
Нужно сказать, что не все отделы нашего Управления имеют подчиненные части и, в этом смысле, ходят "налегке". Наша комиссия на этот раз состояла всего из двух человек - меня и подполковника Савича, а начальник Управления должен был подъехать позже.
Склад находился в Кременчуге, и мы выбрали опять водный путь по Днепру.
Нужно сказать, что по отношению к складам боеприпасов люди поступают непорядочно, а проще говоря, по-свински: знают, что склады боеприпасов иногда взрываются и близко к ним нельзя ничего строить и возводить. Так нет же! Лезут все ближе и ближе, подбираются со своим жильем к самой изгороди, а потом начинают вопить, чтобы склад убрали и перенесли его в другое место. Позвольте, господа, зачем же лезли в опасную зону?
Именно такая участь и постигла Кременчугский окружной склад боеприпасов. Заложенный Екатериной Великой, он снабжал боеприпасами еще войска Суворова, а вот теперь, окруженный со всех сторон жилыми домами, оказался чуть ли ни в центре города и со временем подлежал ликвидации. Городские власти давно положили глаз на обширную и живописную территорию склада, но Министерство Обороны пока не хотело уступать свою исторически унаследованную собственность, и вопрос оставался открытым...
- Завтра будете заниматься проверкой технического состояния боеприпасов, - поставил мне задачу подполковник Савич.
Проверить надлежало несколько партий 100 мм танковых выстрелов ранних годов изготовления. Место для проверки было вынесено на безопасное удаление и включало в себя длинный специальный стол с набитыми рейками и буртиками по краям, набор инструментов и Инструкцию.
Сначала нужно было убедиться, что маркировка на ящике соответствует маркировке на самом выстреле, потом извлечь выстрел из ящика, положить его на стол и продолжать проверку уже на столе. Проверка начинается с головной части снаряда: нужно осмотреть нет ли сколов на холостой втулке, ввинченной вместо взрывателя, затем специальным ключом вывинтить пластмассовую холостую втулку и тщательно осмотреть срез взрывчатого вещества - нет ли течи, вздутия, сколов, нарушения лакового покрытия.
Прокатывая выстрел по столу, нужно убедиться - не расшатался ли снаряд в гильзе и, наконец, замерить посадку капсюльной втулки.
В заключение нужно убедиться, что выстрел предназначен именно для танковой, а не для полевой пушки, для чего на фланце гильзы отыскать отметку с клеймом "К".
Конечно, сама по себе проверка боеприпасов гораздо проще проверки ракет, но ракет может быть несколько, а боеприпасов - море.
Подведя итог проверки, я с удивлением обнаружил, что никаких дефектов мною не выявлено, за исключением нескольких треснувших холостых втулок.
"Наверное, по неопытности дефекты мне просто обнаружить не удалось", - размышлял я.
Напрасное сомнение! Наши замечательные боеприпасы выдерживали и дикую жару Афганистана, и лютый холод Забайкалья, и несусветную влажность Курил, и везде, где потом мне приходилось иметь дело с боеприпасами, не было ни одного случая ни течи, ни роста ВВ, ни других дефектов - спасибо и низкий поклон за это создателям отечественных боеприпасов.
- Завтра будем проверять техническую территорию, объявил Всеволод Антонович, подводя вечером итог работы первого дня.
Техническая территория - это особая зона складской деятельности боеприпасников, где они проводят большую часть времени, область, покрытую аурой секретности, повышенной опасности и недоступности. Это чувствуют даже зайцы. Помню у нас в Михоновичах (Белоруссия), косые спасались от охотников именно на технической территории, зная, что здесь не стреляют, что здесь их не трогают, что здесь они в безопасности.
Итак, утром я впервые отправился на техническую территорию окружного склада боеприпасов. Прочитав у входа строгие предупредительные надписи, сдав курительные и зажигательные принадлежности, и, миновав проходную, оказался на технической территории.
Впечатление, что находишься в каком-то заповеднике или санаторно-курортной зоне: широкие ухоженные дорожки под сенью роскошных, старых деревьев, тишина, покой...
Это впечатление еще больше усиливалось от вида огромного красивого озера посреди склада и пронзительной желтизны осенних листьев клена на фоне чистого голубого неба...
В это время собралась вся комиссия и мы, вместе с сопровождающими, пошли по территории, обходя по очереди одно за другим все хранилища с боеприпасами, навесы и площадки открытого хранения.
Условия хранения боеприпасов на складе были убогие и разочаровали меня: хранилища ветхие, построены в разное время разнотипно; навесы примитивные: много штабелей под открытым небом...
В качестве исторической достопримечательности показали нам несколько старинных хранилищ, но настолько добротно построенных, что и теперь в них надежно хранились ручные гранаты и патроны.
Наконец, комиссия остановилась возле большого кирпичного хранилища под шифером.
- Здесь хранятся 152 мм выстрелы к гаубице - пушке МЛ-20, - доложил начальник склада подполковник Окладников…
- Интересно взглянуть на них - сказал Савич, - ну-ка вынесите для осмотра один нижний ящик…
Нижний ящик в штабеле находится в самых неблагоприятных условиях: больше сырости, хуже условия проветривания и, если на укупорке образовалась плесень, гниль или грибок, то они завелись, прежде всего, именно, в нижнем ящике.
Но достать этот ящик непросто: нужно разобрать весь штабель.
Пока доставали нижний ящик на меня накатывались воспоминания: орудие МЛ-20 мне пришлось досконально осваивать еще на первом курсе, как основное орудие по моей специальности и защищать по нему дипломный проект...
Наконец, нижний ящик достали и вынесли его из хранилища на безопасное удаление.
Сначала Всеволод Антонович осмотрел ящик снаружи: повреждений нигде нет, маркировка читается отчетливо. Потом он пощупал днище ящика рукой и постукал по нему согнутым пальцем, на стук дерево отзывается веселым отзвуком.
- Откройте ящик, распорядился Савич…
Открыть ящик непросто: укупорка еще военного времени без петель и замков патефонного типа – крышка намертво приколочена гвоздями, но складские быстро выполнили команду: ломиком-фомкой поддели крышку, отодрали гвозди, и нашим взорам открылся мощный 49-ти килограммовый красавец снаряд и рядом с ним огромная латунная гильза золотом блестевшая на солнце.
- Хорош! - сказал Савич…
- Хорош! - хором подтвердили складские…
И это вся проверка? Сколько мучились, доставая нижний ящик, и в одну минуту все кончено - я не удержался и дотронулся голой рукой до гильзы. Тут же на меня кто-то шикнул и я понял, что совершил смертный грех. Есть вещи, даже незначительные штрихи, которые ни в коем случае нельзя допускать специалисту без ущерба для своего авторитета. В данном случае, я допустил непростительный просчет: от прикосновения голой рукой к гильзе в дальнейшем на ее поверхности проявятся отпечатки всех моих пальцев. Боеприпасники это твердо знают и никогда не притронутся голой рукой к гильзе, и поэтому работает с боеприпасами только в специальных перчатках.
Вскоре по возвращении в Киев меня пригласили в политотдел.
- Скоро состоится партийная конференция, - сообщили мне там, - вам поручается проверка наличия у коммунистов партбилетов при входе в зал заседаний…
В назначенное время, наглаженный и начищенный, я занял указанное мне место возле входных дверей и приступил к выполнению данного мне партийного поручения.
Уже за полчаса до начала конференции делегаты, особенно из дальних гарнизонов, стали занимать места в зале заседаний. Все они имели при себе партийные билеты и дисциплинированно предъявляли их в навернутом виде при входе в зал. Минут за пять до начала конференции в вестибюле показался командующий войсками Киевского Военного Округа генерал - полковник Кошевой.
Я сначала подумал, что он пройдет мимо меня, не утруждаясь предъявлением партбилета, но Петр Кириллович остановился, не спеша, достал партбилет, предъявил его мне в развернутом виде и уж только потом степенно вошел в зал заседаний. Вот так близко с командующим округом теперь довелось мне встретиться уже во второй раз, после незабываемого моего доклада ему на выставке рационализаторов в крупном учебном центре "Десна".
С тех пор прошло уже года три, но Петр Кириллович с того времени внешне не изменился. Под впечатлением от встречи с командующим и воспоминаний, связанных с той выставкой, я рассеянно продолжал следить за остальными участниками конференции, как вдруг увидел подходившего к дверям Покрышкина.
Кто же не знает нашего национального Героя, прославленного летчика! Воздушного Аса! Но одно дело знать по книгам, кино, рассказам, а другое дело увидеть Героя вот так рядом.
Покрышкин тоже предъявил мне свой партбилет, но я расширенными глазами смотрел не на документ, а на него самого.
Так уж получилось, но вскоре после этого мне довелось встретиться еще с одним знаменитым авиатором - генеральным конструктором самолетов Антоновым.
В это время я периодически ходил в суточный наряд в качестве помощника оперативного дежурного округа. Сами оперативные дежурные - четыре полковника, были штатные, а помощниками у них ходили офицеры отделов из разных управлений, вроде меня.
В обязанность помощника вменялось проверка внутреннего караула, прием докладов из войск и выполнения различных поручений. Такие дежурства давали мне возможность осознать масштабы округа, ощутить дыхание войск и приблизиться к пониманию решаемых ими задач.
Однажды, во время одного из таких дежурств, оперативный дежурный полковник Сарнавский протянул мне большой запечатанный пакет.
- Вручите этот пакет лично генеральному конструктору самолетов товарищу Антонову, - сказал он…
Приняв пакет, я как был с красной повязкой на рукаве, в портупее и при оружии, сел в дежурный "газик" и отправился выполнять это необычное задание. Но попасть на завод оказалось не легче, чем к нам в штаб округа.
После длительных переговоров с кем-то по телефону, дежурный предложил пакет оставить у него для последующей передачи адресату, но, помня приказ, я твердо сказал, что должен вручить пакет лично Антонову.
Дежурный снова стал куда-то звонить и, наконец, сообщил, что скоро конец рабочего дня и Антонов сам выйдет к проходной. Делать нечего, пришлось ждать конца рабочего дня у проходной авиационного завода.
Было около семнадцати часов, и до конца рабочего дня оставался еще добрый час свободного времени.
Прогуливаясь возле проходной, мне вспомнилось еще ранее слышанное, что Антонов сам водит свою черно-белую "Волгу", любит физическую работу на даче, занимается спортом...
Ближе к концу рабочего дня возле проходной стал собираться народ, из разговоров стадо понятно, что у Антонова сегодня юбилей, а в моем пакете лежит не что иное, как поздравительный адрес от командования округа.
Чем ближе стрелки больших часов над проходной подвигались к концу рабочего дня, тем чаще автоматически раздвигались створки ворот и оттуда выезжали легковые автомашины. Наконец, показалась приметная "Волга" генерального конструктора, окрашенная сверху в белый цвет, а снизу - в черный.
Видимо, в такой раскраске было рациональное зерно: белый цвет лучше отражает солнечные лучи и в салоне не так жарко, а черный цвет скрадывает налет пыли и грязи.
Кстати сказать, афганцы красят свои машины именно таким образом.
Выехав за ворота, черно-белая "Волга" прижалась к обочине и остановилась. Антонов вышел из машины и посмотрел в мою сторону.
Был он среднего роста, сухощавый, подтянутый, взгляд острый с прищуром...
Я решил отдать ему воинские почести: строевым шагом подошел к нему, громко отрапортовал и вручил пакет. Всю эту сцену наблюдали столпившиеся рабочие и служащие завода и просто прохожие зеваки.
Антонову, видимо, импонировал мой рапорт, он взял пакет, поздоровался со мной за руку и, как бы извиняясь, что не пустили и заставили ждать, сказал:
- Здесь даже лучше, на фоне завода, среди рабочих...
Вскоре в моей семейкой жизни произошло немаловажное событие - мне дали квартиру.
Квартира коммунальная, двухкомнатная, с печным газовым отоплением, без ванны и горячей воды, на втором этаже пятиэтажного кирпичного дома по Артиллерийскому переулку, рядом с роскошным старым парком имени ХХII съезда КПСС.
Эта была уже моя третья квартира, и мы со Светланой начали ее обживать. Мебели практически у нас никакой, на руки я получал 170 рублей, из них 25 рублей брал на обеды в штабной столовой и на проезд, поэтому на покупку самого необходимого пришлось взять в кассе взаимопомощи.
Соседи наши, Володя и Валя, были моложе нас и мы подружились.
Володя работал на авиационном заводе, обладал неистощимым юмором, знал множество анекдотов и любил их рассказывать.
Иногда он являлся домой навеселе далеко за полночь, и Валя стала принимать к нему свои меры - закрывать входную дверь на огромный железный крюк-садун. Открыть дверь с таким крюком не под силу даже самому опытному вору-рецидивисту, а уж тем более подгулявшему Володе. Поэтому он брал Валю измором: своим большим ключом словно дятел, начинал монотонно стучать о металлическую планку двери и полчаса, и час, пока мы больше не выдерживали и не открывали ему дверь. Володя входил, улыбаясь, он был добрый малый и обижаться на него было просто невозможно.
- Ну вот, теперь я киевлянин, - заявил я, устроившись в своей квартире и оформив прописку.
- Какой же ты киевлянин? - возразили мне, - на Подоле не жил, клопов там не кормил, галушками не питался...
Что ты будешь делать? Опять не повезло: раньше не признали меня и ленинградцем - не был в блокаде.
Однажды полковник Ионов собрал отдел на совещание.
- Скоро состоится фронтовое командно - штабное учение, - сказал он, нужно начинать подготовку к учению, уточнить справочные данные...
- Почему учение называется "фронтовым", - спросил я Виктора Лукьяновича после совещания.
- Потому, что наш Киевский Военный Округ в случае войны становится фронтом, а вы, молодой человек, сразу становитесь в это время старшим офицером отдела, поэтому вам нужно во всем хорошенько разодраться…
На другой день подполковник Савич принес целый чемодан документов по учению и мы стали разбираться с ними.
- Вот наш главный документ, - сказал Всеволод Антонович, протягивая мне сложенный вдвое ватманский листок размером в школьную тетрадку.
"Ведомость обеспеченности фронта боеприпасами", значилось в заголовке.
Я удивился: как это можно вместить на одном листе информацию о наличии боеприпасов, которая занимает у нас целый сейф? Фокус заключался в том, что, во-первых, все боеприпасы были даны не по калибрам, а сведены в восемь групп (к наземной артиллерии, мины, реактивные снаряды, к противотанковой артиллерии, ПТУРС, танковые, зенитные, к стрелковому оружию), во-вторых, количество боеприпасов дано в боекомплектах, за исключением самой верхней строчки, где записан боевой комплект фронта в тоннах по каждой группе боеприпасов и в целом.
В левой стороне ведомости дан состав фронта: две армии с набором дивизий и армейских частей по каждой армии; фронтовые соединения и части; фронтовые склады.
Документ был ошеломляюще емок по содержанию, хотя и прост по форме. Я углубился в изучение ведомости. Левая сторона ведомости, где сохранился состав фронта по прошлому учению, была более менее понятна, за исключением того обстоятельства, что за условными номерами дивизий по учению стояли реальные войска, а я был всего лишь в 42-й танковой дивизии.
Обеспеченность в боекомплектах я начал осмысливать с боеприпасов к наземной артиллерии: в каждой дивизии их было по 1.0 боекомплекту, в армии 5 дивизий – это уже 5.0 да плюс 0.3 на армейском складе, итого в армии по моим подсчетам должно быть 5.3 боекомплекта, а ведомости почему-то стоит цифра 1.3?
- Это же армейский боекомплект, - засмеялся Савич, когда я спросил, в чем тут дело. – Надо начинать с расчета веса боекомплекта фронта, тогда все будет понятно.
Он подал мне другой ватманский лист и объяснил методику расчета веса боекомплекта фронта.
- А вот без этого документа нельзя составить план подачи боеприпасов войскам, - сказал Всеволод Антонович и дал еще один лист, на котором значилось, что это "Расчет распределения боеприпасов".
В правой части этого документа были также боекомплекты по группам боеприпасов, а вот слева шло распределение их по задачам и по войскам.
Задач было всего две: ближайшая и дальнейшая, а распределение боеприпасов между войсками было неравномерным.
- А заранее нельзя сделать все эти расчеты? – спросил я.
- Можно, но беда в том, что состав фронта и количество вооружения каждый раз меняется, задание вручается накануне учения, вечером, и нам ничего не остается, как трудиться ночью…
Такая перспектива повергла меня в уныние.
Эх, капитан, попал ты как кур в ощип, теперь придется тебе не раз и не два, а многократно пройти через бессонный кошмар фронтовых учений, на которых, как это ни странно, учиться некогда: нужно не мешкая выдавать на гора бесконечные цифры, попутно получая выволочку и набивая себе синяки и шишки. Зато без Академии Генерального Штаба освоишь фронтовую операцию, постигнешь ближайшую и дальнейшую задачи фронта, научишься планировать подачу боеприпасов к участку прорыва с выкладкой их на грунт на огневых позициях, усвоишь задачи, решаемые пехотой и артиллерией, найдешь общий язык со штабом тыла…
Но это будет потом, а пока меня на учения просто не взяли.
Это и понятно: пользы от меня никакой, а учить и объяснять в обстановке круглосуточной, напряженной, одуряющей работы, просто некогда.
Здесь нужно быть профессионалом, асом своего дела, понимать друг друга с полуслова.
Конечно, до этого мне было слишком далеко. Естественно, меня тяготило такое положение дел, и я лелеял надежду улизнуть во второй отдел, где нет никаких боекомплектов, и где для меня все просто, знакомо и понятно…
Однако во втором отделе пока никаких вакансий не предвиделось и ничего другого не оставалось, как хорошенько осваивать многотрудные боеприпасы.
Новый 1966 год в своей собственной квартире я решил отпраздновать как следует: посреди комнаты поставил большую пушистую елку до самого потолка, украсил ее игрушками, гирляндами и лампочками. Новый год встречали с соседями, было хорошо и весело. Где-то около часу ночи мы с Володей встали из-за праздничного стола и решили пойти в парк прогуляться. Стояла чудесная новогодняя ночь с легким морозцем, падающими легкими снежинками и искрящимися сугробами. В старинном парке новогодняя ночь творила свое волшебство: деревья, укутанные пушистым снегом, составляли сказочные декорации из сплетения ветвей и кустов, образуя причудливые арки и анфилады…
Говорят, есть примета, как встретишь новый год, так и проведешь его.
Так и случилось: в 1966 году меня ожидали большие изменения по службе. Где-то в середине апреля меня вызвали в отдел кадров, и подполковник Каньш сообщил, что в начале мая мне надлежит убыть для дальнейшей службы в Группу Советских Войск в Германии на равноценную должность.
Времени оставалось в обрез: нужно забронировать квартиру и сдать ее по договору кому-либо из бесквартирных офицеров нашего Управления, решить все служебные и семейные дела. Но вот все хлопоты позади, наступило 5 мая, в руках у меня предписание с интригующим названием иностранного города, ярко светит солнце, буйствует весенняя природа, будущее рисуется в розовом свете, я молод, я счастлив…
Оказывается, все русские, едущие за границу, счастливы: "…мужчины, женщины, старые и молодые счастливы, как школьники на каникулах. И те же люди, возвращаясь в Россию, становятся мрачными, лица их вытянуты, разговор резок и отрывист. Во всем видна озабоченность и тревога". (Де-Кюстин. "Николаевская Россия", с.32)