Записки сексота
Продотжение от:
1. http://www.proza.ru/2015/12/10/392
Пятнадцать лет было каждому из нас, когда собрали нас аудитории монументального здания, специально выстроенного совсем недавно, чтобы готовить техников для выполнения амбициозной задачи государства обеспечить мировое господство на планете, под наиблаговиднейшим предлогом изучения земных недр современными средствами познания. Вряд ли кто из нас мыслил в этих категориях, но надо же было родителям пристроить куда-то своих отпрысков – а тут и двери для пацанов широко распахнуты. Да профессия, говорят денежная, и романтичная к тому же - песни под гитару, дым костра, встают рассветы над планетою, а там девчонки в ковбойках пёстрой клетчатой расцветки. Впрочем – вот они – эти чаровницы. Вон их сколько! Здорово! Здорово и то что где-то там далеко оставлен - правда ещё только начинающийся развиваться - концлагерь под светлым именем «Школа» с её бесконечной бубниловкой набивших оскомину предметов обо всём и ни о чём конкретно.
Здесь же всё внове. Новая среда – да, далеко не всегда дружественная; но новое окружение и новые преподаватели по неслыханным ранее предметам; и новая атмосфера пронзительного ожидания прекрасного уже вот за близким уже разворотом событий.
Стремительно взрослели эти человечьи щенки, уже и зубы свои оскаливают недругу, и статью своей намекают на своеволие и упрямство.
Среди преподавателей были люди и с вызывающей фамилией. Вот какая-то невнятная фамилия на ин, ов, ен и прочие такой реакции не вызывают. Но вот стоит услышать известные созвучаи с арамейскими корнями – сразу же включается подсознание о чём-то не вполне таком чтобы уж… Генетика злобных рабов, видимо, даёт о себе знать.
Таких было двое. Один запомнился своей невероятной способностью с юморком легко и прочно вкладывать в наши очумелые мозги премудрости технической механики. Хотя модуль упругости, эпюры напряжений и прочий инструментарий малоупотребителен оказался в последующей жизни. Но вот метод решения задач на оптимизацию оказался универсален даже и в житейских делах, весьма удаленных от балок, стержней и прочих объектов, где происходит сопротивление материалов. Имя учителя здесь не назову – нечего трепать его по любому поводу.
Имя же другого назову с удовольствием. Потому что ничто суетное не в силах затенить его подвиг, о котором, собственно и пойдёт речь.
Манжелес Григорий. Гриша, как язвительно называла его наша бестолчь. Я, между прочим, тоже из их числа.
Наука, которую он нам представлял, называлась общим словом обществоведение. То есть то, о чём и по сию пору принято говорить только иносказаниями, изо всех сил стараясь не проговориться в уши незрелой аудитории. И то сказать, если темой занятий была, например, политэкономия капитализма, то как-то концы с концами ещё связывались, но уж политэкономия социализма представлялась набором фраз, отдельные слова из которых ещё определялись так или иначе, а вот смысл их полных сочетаний не проступал никак.
Может быть, на уме у нас были больше ребячьи шалости, не мешавшие мне, однако же, задавать вопросы.
И вот однажды мы настолько увлеклись попаданием комка мокрой тряпки в мишень, нарисованной мелом на доске, что не заметили, как прозвенел звонок и в аудиторию вошёл Гриша. Разумеется, мы оборвали наши упражнения, а Гриша же, задумчиво подойдя к столу, вперил свои грозные очи прямо в меня.
- Вон! – изрёк он глухо и указал мне на дверь.
До глубины души оскорблённый такой избирательностью Манжелеса, покинул я аудиторию, и чтобы только не маячить в коридоре, поднялся на верхний этаж, где уж заведующему нашим буровым отделением делать было нечего.
Бездумно прослонялся я там весь этот час. Раздался звонок, народ высыпал из аудиторий. Тут-то и нашёл меня изверг. Мягко взяв за локоть, он отвёл меня в сторону от толпы и задал неуместный вопрос в том смысле, что не посещал ли я минералогический музей. Разумеется, я там бывал, и даже имел со смотрителем предметные отношения после моей летней поездки в некий минеральный рай.
Так вот – изрёк Гриша – есть такой минерал с невероятной твёрдостью. Алмаз. Долгой обработкой из них получаются драгоценные бриллианты.
Понял я, куда клонит доброхот и ответствовал едва ли не афоризмом:
- Вот этой-то стойкостью и ценен алмаз.
Гриша на мгновенье задумался и тихо молвил мне прямо в ухо:
- Больше ко мне на занятия не являйся.
Не скажу, чтобы уж очень я был этим огорчён. Но всё же…
О чём ты там толковал с Гришей? - спрашивали меня любопытные товарищи.
Но я молчал.
Когда же подошёл момент экзамена, то я нерешительно подошёл к столу с вопросами и предъявил зачётку. Манжелес немедленно поставил какую-то отметку, наложил роспись. – Свободен! - сказал он весьма поощрительно и как будто бы подмигнул на прощанье.
Только с некоторых пор существует во мне предположение, что игра эта наша в выгонялки была не с проста.
Продолжение следует на http://www.proza.ru/2015/12/10/593