Я ищу телефоны людей, усыпляющих собак на дому…
Моему Егору идёт 17-й год. Он ослеп и оглох давно, только заметить это было трудно. Парень всегда был осторожным, недоверчивым и предусмотрительным. В старости эта особенность его характера пришлась кстати. Три месяца тому назад он начал стремительно дряхлеть. Сначала заболели его суставы, похудел, но самое страшное для меня – его сердечные приступы. Они начинаются судорогами и страхом в глазах. Я хватаю парня, благо он карликовый пудель, значит маленький, на руки, глажу, говорю самые ласковые слова, пока не прекратятся беспорядочные движения вытянутых в линейку лап и выгибающегося туловища. Потом он обмякнет, затихнет и, наконец, успокоившись, заснёт. Вчера таких приступов за вечер было три, а сколько их было, когда меня не было в доме…
Ночью я осторожно подходила к парню, чтобы удостовериться, что он жив и дышит. А сегодня утром он не встал, когда мы (у меня в доме ещё две собаки) собрались на «прописку» и «прокакалку». Он только приподнял голову. Я пожелала ему доброго утра, погладила его и ушла. У меня была надежда, что, как это уже случалось, в наше отсутствие он поднимется, попьёт водички, пожуёт еды и встретит нас как хозяин дома. Но он не вставал, и на душе поплохело. Я в очередной раз напомнила себе дежурное утешение, что зато он – жив, и принялась за привычные процедуры. Поднесла воды (он не попил), поднесла вкусные консервы (на всех было бы дороговато, я только его потчую), поменяла ему прокладку в гигиеническом поясе. Ел он с удовольствием, но то, что он не встал на лапы, а лишь приподнялся на локти, означало, что задние лапы его сдают… Когда он наелся, я попыталась его поставить. Покачиваясь, он медленно отошёл от клетки, где я его оставляю на то время, когда не могу контролировать ситуацию в доме, и долго и старательно, но небезуспешно выдавливал из себя маленькую какашку.
Конечно, я вовсю расхваливала его, подбадривая на дальнейшие подвиги. Он на меня почти не реагировал. Скоро он опять ослабел и растянулся на полу совершенно беспомощно. Я уложила его в клетку, но он начал недовольно тявкать. Тогда я перенесла его из клетки на лежанку, где он находился всегда, когда я работала за компьютером. Уложив парня, я включила компьютер и принялась искать информацию о том, как нынче усыпляют и хоронят собак.
Четырнадцать месяцев тому назад я уже занималась этими вопросами. Мой Шандор, которому тогда шёл пятнадцатый год, несколько месяцев тяжело болел. Ему становилось всё хуже, и я видела, как он уходил от меня в свою боль и безнадёгу. Как и сейчас, я вставала по ночам, когда были приступы, чтобы успокоить его.
Я тогда поняла странную вещь, если нежно гладить собаку, у неё успокаиваются не только нервы, но и физическая боль утихает. Уложив поудобнее переставшие подчиняться собаке лапы, дождавшись, пока дыхание Шандора не становилось ровным и он не засыпал, я уходила к себе.
И вот теперь подобное происходило с Егором: наши с ним набеги на ветеринаров в надежде, что найдётся средство убежать от неизбежного, его страх, моё отчаяние и, наконец, смиренное осознание того, что счастью наше нас не покинуло, только немного видоизменилось, что счастье наше – это когда ты болеешь. Болеешь – значит, живёшь. Какое это счастье – быть живым! Ради этого я готова завалить квартиру пелёнками, прокладками, вкусностями всяческими, выносить парня на руках подышать свежим воздухом (такой у нас с Егором прогул нынче)…
Только живи!
Но наступает момент, когда понимаешь, что и этот период недолгого счастья когда-нибудь завершится. И вот… И вот я ищу телефон. И говорю себе, я должна быть готова. Я знаю, кому я позвоню. Я знаю, как это произойдёт. И нужно приготовить не только деньги, но и сумку, в которой мой парень, вернее, уже не он, а только его отболевшее и отдышавшее, отжившее тело отправится из нашего дома.
Это будет его летняя сумка-переноска. Только её нужно предварительно протереть внутри, чтобы – чистенькая. Вдруг кому-нибудь ещё – неизвестно, кому – пригодится… Да и парня я не могу отправить ТУДА, не приведя сумку в достойный вид.
Я снимаю переноску с антресолей в кладовке, чтобы заняться ею, и вдруг слышу, в комнате раздаётся знакомый мелкий топот, словно сорок мышат пробежали. Это Егор бежит (!) мимо меня в прихожую. Ожил! Какое счастье!
Счастье не длится долго. Но всё равно, спасибо ему! Егор, как выяснилось, описался и от этого проснулся. И от огорчения рванул на всех своих, неожиданно заработавших четырёх - куда его слепые глаза глядят. Он-то, конечно, огорчился, а я нет, я рада, что есть ещё в жизни нашей огорчения, на которые можно весело плюнуть!