Прощай, Армия!
Отсчет времени до вольной жизни у военных – срочников начинается от ста дней до «Приказа Министра обороны об увольнении в запас военнослужащих срочной службы…»
В ночь явления этой долгожданной вести прикормленный старослужащими новобранец, «ротный сынок», взбирается на верхнюю полку двухъярусной кровати с горящей свечой в руках.
Малодушный, податливый солдатик преображается в крикливого «петуха», извещая «стариков» о грядущих переменах:
- Старики, день прошел!
- Х… с ним! – откликается слитый моноголос хора «ветеранов»
- До Приказа осталось 99 дней!
Троекратное «ура!!!» сотрясает потолок казармы.
«Петух» задувает свечу, и Морфий иглой сонного наркоза погружает воинов в сновидения.
Карабеку снилась старуха Шолпан, повязывающая траурный платок на голову матери.
С тупой болью в сердце сержант проснулся, лежал до утра с открытыми глазами, пытаясь в непроглядной темени казармы отыскать мгновенно промелькнувший черный ящик, похожий на гроб.
***
- Карабек, - не по Уставу, приятельски окликнул майор Морозов старшего сержанта, - я отбываю в командировку сроком на две недели. Вы там с Вячеславом уж не забывайте про Стасика.
Мальчишка бредит борьбой. Я рад. Даже жалею, что через пару месяцев вы уволитесь в запас.
Может, все-таки останешься на сверхсрочную старшиной у меня в роте?
- Спасибо, товарищ майор, у меня другие планы на жизнь.
- Жаль. Ну ладно, до встречи, командиры. Не забудьте мою просьбу.
***
На стук в дверь привычно отозвался голос Елены:
- Входите, не заперто!
Тонкий шелковый халат, расшитый райскими птицами японского мулине, не скрывал изгибы стройного тела, а лишь слегка драпировал.
Мужское естество помимо воли мгновением прошлось восторженным взором по женскому телу.
Хозяйка улыбнулась, привычно отметив смущение военного.
- Проходи, Карабек. Ты не торопишься? Стасик будет не раньше, чем через час. Он с дружком и его мамой поехали в город за покупками.
- Пойду, погуляю, дождусь во дворе.
- Зачем же так, проходи, чаем угощу.
Карабек неуверенно замешкался, но все же разулся и вслед за хозяйкой прошел на кухню.
- С вареньем, сгущенкой, сахаром?
- С сахаром, пару ложек.
Запах ванили, свежеиспеченных булочек напомнил дом матери: сладкий аромат детства.
- Вкусная булочка, - искренне произнес Карабек.
- Я рада, что тебе понравилась, - отозвалась хозяйка, отошедшая к плите.
Карабек вздрогнул, неожиданно ладонь Елены легла на его плечо. Он обернулся. Женщина взъерошила пальцами его коротко стриженные густые волнистые волосы и произнесла:
- Тебе, наверное, часто говорили, что ты красивый юноша.
Карабек вскочил и оказался лицом к лицу с Еленой. Намеренно или нечаянно женщина распустила пояс. Полы халата распахнулись. Обнаженное красивое молодое тело парализовало волю юноши. Бесконтрольная мужская ладонь легла на упругую грудь. Непреодолимое желание отключило разум обоих : халат сброшен, ладони заскользили по гладкому, податливому телу.
Внезапно ноющая, отрезвляющая тоска бунтующей совести терновым обручем впилась в голову. Усилием очнувшейся воли он отпрянул от сжигающей плоти, и мгновение отразилось в его глазах огромными удивленными глазами Шамирам, пылающими болью.
- Душно мне, - неуклюже ответил он на недоуменный взгляд Елены. Развернулся, вышел в прихожую, обулся и выскочил во двор дома.
Поднял глаза на окна квартиры майора и увидел размытый бликующими стеклами силуэт Елены. Гул в ушах и тяжелая голова от переживаний. Присел на скамейку, дожидаясь Стасика.
- Карабек! - радостно воскликнул мальчишка.
Елена распахнула окно и тревожным голосом позвала:
- Стасик, не больше часа тренировки и домой, понял?
- Да, мама.
Чуть тише, виновато и мягче окликнула Карабека:
- Ты прости меня, что-то накатило, не смогла удержаться.
Карабек через силу улыбнулся и кивнул головой.
После тренировки Карабек попросил товарища:
- Слава, давай ты будешь доставлять и забирать Стасика.
Кореец внимательно глянул в его глаза, интуитивно понял причину просьбы и ответил без вопросов, шутливым тоном:
- Хорошо. Как прикажешь, товарищ старший сержант.
***
Ранняя весна, аномально теплая, салютовала взрывом почек на деревьях и бутонов первоцветов всех мастей. На земле, как в церкви - запах ладана. Хор птиц от утрени и повечерия церковным каноном славил Всевышнего: - Аллилуйя!!!
Марат появился в казарме, щеголяя в отутюженной офицерской гимнастерке с отливающими золотом металлическими лычками сержанта на погонах. Блеск начищенных яловых сапог подсвечивал надраенные мастикой полы помещения. За два года службы он окреп и девичьи черты сменились мужественной красотой.
- Ты сияешь, как султан при входе в гарем, - подтрунивал Вячеслав, - пришел смотреть невольниц?
- Вы не заблудились, Повелитель? Здесь только невольники, невольниц нет. Это армия, а не бордель, - подхватил игру Карабек.
- Ладно, остряки, я вам секретную информацию принес. Есть шанс завершить службу сразу после Приказа о демобилизации. Дембельский аккорд на границе с врагом Отечества. Набираем команду «стариков» в количестве пяти танкистов и двух саперов и отбываем в буферную зону. Роем вручную, там технике делать нечего - скалистый грунт и глина, да и противника до времени настораживать не надо. Так вот, роем три окопа, огневые позиции для танков и Военный билет со штампом о демобилизации в зубы, лишь только танки примут нашу работу. Ну как?
- Заманчиво.
- А что, поехали!
***
Приграничная зона - райский уголок с густым запахом джиды, соцветья плодовых деревьев. Соловьиный край. Напряженный остров Войны в маске Любви.
Полоса голого плато вдоль границы, неровного волнистого рельефа с обломками скал и глины, проросшей колючим кустарникам.
В бинокль просматриваются экзотические строения городка вероятного противника.
Брезентовая палатка на десять коек, печка, работающая на солярке по центру, стол и два табурета.
- Давай, ветераны, располагайтесь. Теперь это ваше жилье на ближайшую пару недель. Нам предстоит обустроить боевые позиции танков на случай войны с неспокойным соседом, - встретил словесной тирадой лейтенант, сапер-двухгодичник. – Копайте то, что копается, а я взорву то, что будет этому препятствовать.
Первый день изнурительной подготовительной работы, рытье окопа вдоль временного жилья, взрывы и разбор скальных пород вымотали воинов основательно.
- Ничего, втянетесь, ребята, через пару дней, зато на дембель с первым эшелоном. Есть за что корячиться, - подбадривал сапер.
В сумерках ужинали на открытом воздухе за грубо сколоченным столом из неструганных досок.
Сержант Попов, усатый гвардеец из третьей роты, гитарист и балагур, прошелся перебором по струнам и объявил:
- Песня десантников грозного соседа, - и запел бракованным баритоном:
Лица желтые над городом кружатся,
С тихим шорохом на плечи нам ложатся,
Но от пули им не спрятаться, не скрыться
Лица желтые, скажите, что теперь вам снится….
После ужина усталые воины повалились на кровати в палатке. Но тут же голос офицера поднял всех на ноги:
- Отставить! Кровати для дневного отдыха, спать будем под койками. Забыл предупредить: удивлен, что вы не заметили вырытых ям под кроватями. Они застелены матрасами и бельем - нормальные лежанки. Ложиться, не раздеваясь, с оружием в боевой готовности, понятно? Ночью в палатке не курить, фонари не включать. По нужде терпеть до рассвета.
Попов удивленно присвистнул:
- Теперь мы не танкисты, а вурдалаки и спать будем в могилах.
- Нет, - товарищи командиры, - это как раз на случай, если вурдалаки нагрянут ночью.
- А на что же погранцы, они что, нас не охраняют?
- Спокойно, бойцы, без паники. Пограничники несут службу исправно, но береженого бог бережет.
***
Для узника воля - сильнейший допинг. «Ветераны», зализывая мозоли и нечаянные раны, заканчивали третий, аккордный танковый схрон, опережая график работ вдвое.
Душная ночь, запах перегретой земли. Карабек лежал в постели вампиров и слушал едва слышную трель соловья из далекой рощи. Он пытался приподняться, впитывая песню тоскующей любви в ночи. Властная, темная рука неведомого ангела толкнула упруго грудь, опрокинув тело на матрас. Знакомый свист пуль прошил палатку снаружи. Нервный визг смертоносного металла, отлетающего рикошетом от обручей спинок кроватей. Шипящий голос лейтенанта:
- Всем лежать и не высовываться!
Несколько минут смертоносной вакханалии жужжащего роя пуль вдоль и поперек всего объема палатки.
Наконец глухой рокот автоматных очередей смолк. Гробовая тишина тянулась бесконечную минуту.
Затем полог палатки откинулся и два темных силуэта переступили порог усыпальницы, высвечивая пространство перед собой фонарями.
Карабек условным сигналом, имитирующим шум сквозняка, понятным только Вячеславу, предложил действовать. В одно мгновение из могил на непрошеных гостей метнулись две тени - подсечка, и распростертые тела противников по рукоять нанизались сердцами на штык-ножи в руках танкистов.
Воины покинули убежища. Лейтенант вспорол ножом низ палатки, торцом проходящей вдоль линии окопа. Дулом автомата приподнял полотно брезента, выглянул наружу и скомандовал:
- Давай, по одному, ныряем в окоп. За этими разведчиками сейчас приползет основная группа.
Заняв позицию, танкисты приготовились к отражению атаки.
Лейтенант, в прибор ночного видения обозревающий пространство впереди, злобно выругался:
- … твою мать! Да их прет не меньше полусотни.
Офицер извлек портативную рацию и доложил начальству мотострелковой дивизии обстановку, выслушав ответ, четко обозначил координаты площади, занятой противником. Отключил рацию и приказал:
- Всем лечь на дно, зарыться в землю! Сейчас по квадрату будет работать система залпового огня.
Вой снарядов, дрожащая земля, вспаханное смертью поле, засеянное пушечным мясом.
Прости, Господи, не ведающие, что творят, не верующие в жизнь вечную создания твои неразумные.
Карабек гладил пальцами амулет старухи Шолпан с вмятиной от пули, рикошетом от кровати летевшей в его грудь, но отведенной силой не земною.
(продолжение следует)