– А что, если эти революции – кому-то выгодны? – Промолвил, вместо согласия, внук.
– Что ты, дитятко? – Озадаченно, вымолвил опешивший от такого вопроса дед. – Как это выгодны? Разве можно у события выгоду загадывать? Оно же глобальный масштаб имеет. Миллионы интересов в себе держит. Польза, или вред – другое дело. А выгода – это понятие больше к частной категории подходит. –
– Я о глобальной выгоде и говорю, – в погустевшей тишине, как показалось деду, жёстко прозвучал голос юноши. – Если какой-то могущественной группе лиц, не будем уточнять число – выгодно дестабилизировать экономическое и политическое положение какой - нибудь страны, то как, по-твоему, легче всего этого достигнуть? –
Внимательно дослушав этот вопрос, дед по новому взглянул на внука. Он сегодня видел его таким первый раз. Лицо юноши порозовело, уголки губ отпечатались решительной складкой, а в глазах дед прочитал несвойственную для юного возраста твёрдость.
Ванюшку – Павел считал самым покладистым ребёнком, неутомимым помощником во многих его крестьянских делах и заботах. А сейчас внучонок удивлял его своей неуступчивостью, которая, как показалось деду, выпирала откуда-то, из неведомых ещё деду, глубин не сформированного и не окрепшего ещё характера щуплого паренька. А тот, не обращая внимания на растерянность старика, все так же решительно продолжал:
– А что, если эти революции в Россию импортированы? Если сначала всё это во Франции опробовали? Там ошибка вышла. Французы подвох разгадали. Каленым железом выжгли подстрекателей. Тогда Россию и определили. А здесь к тому времени произвола и недовольства через край плескалось. Ни у шведов, ни у японцев ничего подобного и в помине не было, хотя жили они не легче нас. А у нас приросло... А если предположить, что оба переворота затеяны не порознь, а в один раз с вековым прицелом? Сначала обобществить все ценности, ресурсы и средства производства и пустить всё это на накопление; а когда, эти накопления многократно умножатся, разделить между нужными людьми и прибрать к рукам эти богатства? –
– Но Россия – глыба. К такой громаде не со всякой авантюрой подступишься. – Стоял на своём дед. – Да и кому? –
– Глыба. Но глыба – рыхлая. Во многие места гарпун вогнать можно. А кому? – Не ты ли нас ещё в детстве поучал, что глупого слона – любая мышь одолеет? А уж при тех поводырях, что на рубеже веков правили – Русь, словно из глины слеплена – стояла. Такой "монолит" только ленивый не расковыряет. Тогда Россия вперёд себя всю Европу пропустила и едва ли не половину Африки. За одно десятилетие второго российского переворота – Америка своё благосостояние – удвоила, нового Клондайка не раскапывая. – Не сдавал своей позиции внучонок.
– Америка со всем миром торговала. И везде – с прибылью, – заметил дед, всё ещё озадаченный столь явной переменой в настроении внука.
Лихорадочный блеск его глаз, вызывал тревогу. Дед знал внучонка спокойным и даже робким.
Помнил его еще маленьким мальчиком, который целыми днями готов был валандаться в этом пруду. Подбирался к деду с самой ласковой стороны и тащил его на берег пруда, посидеть на бережку покараулить, пока он обалдевшим от счастья лягушонком будет вытворять в воде всякие кульбиты.
А сейчас внук выделывал такие речевые кульбиты, от которых и у Павла в голове становилось тесно. Сейчас рядом с ним сидел на корточках подобранный, уже готовый к наскоку на любого несогласного – осенний петушок. Даже шея так же напружинилась, подчеркивая это забавное сходство.
– Сырья в те годы из страны было вывезено не меряно – это точно. – Попробовал перевести стрелки разговора дед. – Особенно цветных металлов. Какие только проходимцы, этим ни промышляли. Приёмными лавками все города и посёлки запрудили. И подлый народец тащил в эти лавки всё, что под руку попадёт.
Со столбов провода километрами срезали; электромотор ещё остановиться не успеет, а с него крышку долой и медную проволоку сматывают, а где не смотать – зубилом рубят. Доходило до того, что по деревням у старух с огородов и бань все алюминиевые плошки и посудинки умыкнули. Даже с кладбища памятники из негниющего металла таскивали. Редко, но и такое святотатство случалось. Да, слава Богу, и это минуло. –
Промолвил дед, теперь уже с одинаковым вниманием наблюдая за поплавком и за выражением лица внука.
Юноша больше не выказывал видимого беспокойства. Сосредоточенно и отрешенно, забыв про деда, всматривался в высветленное неярким рассветным солнцем квадратное зеркало пруда, словно на его чистой поверхности старался вычитать ответ на какой-то неясный, еще не вызревший в его неокрепшем мозгу вопрос. И, видимо, так и не найдя никакого на него объяснения, повернулся к деду и, по взрослому посмотрев ему в глаза, спросил:
– А скажи дедушка, почему и в первом и во втором перевороте, в столь многонародной России, добрая половина революционеров – кровными братьями была? –
Столь неожиданный вопрос окончательно вверг деда в нешуточное замешательство. Вспомнились эпизоды двухтомника Александра Солженицина: "Двести лет вместе". Он редко обращал внимание на этот штрих российской истории. Не имея готового ответа на пронзительный вопрос и не желая вносить сумятицу в неспелое мировоззрение внука, дед закончил разговор каким-то растрёпанным набором ничего не содержащих фраз:
– Эк, куда тебя вынесло. На этот зацеп я тебе сейчас ответ искать не буду. На него иная голова нужна, на голову выше моей головушки. –
Помолчал. Собрался ещё чего-то сказать, но, не найдя ничего подходящего, неопределённо махнув рукой, добавил:
– Совсем ты меня запутал. Пошли уже, мыслитель... –
И подхватив увесистый садок, первым вышагнул на тропинку.
Внучонок успеет возмужать и отрастить бороду, пока эту его туманную догадку разгадает история.
============================= 2000 год ===============================
Фото из интернета. Сборка автора.