Посвящается брату.
Иван пас телят, мирно погрузившись в безмятежный детский сон под любимым кустиком. Телята паслись сами, аппетитно поедая клевер и прочие сочные травы с запретного поля, предназначенного для будущего зимнего силоса.
«Ни одна травинка не должна исчезнуть с поля!» – кричали ежедневно у себя в правлении председатель и другие начальники.
Что кричали в правлении, Ивану не было слышно во сне, а телятам на этот запрет было глубоко на… Они обожали своего юного пастушка и спокойно, без нервотрёпки, набирали положенный вес.
Телята были детьми местного быка Тихона, который как истиный отец рьяно бдил своих многочисленных отпрысков. Ему не было безразлично, чем питаются его дети.
«Пусть жрут витамины, - думал бык, - а не какую-то там химию в виде силоса».
Именно поэтому Тихон любил Ивана, благодаря которому телята росли шустрыми, бодрыми, раскрепощёнными и здоровыми.
Иван в свою очередь любилТихона за то, что тот отпугивал председателя – Гария Еримеевича, приехавшего специально из Москвы руководить колхозом. Колхозники окрестили нового председателя в Еримеича.
За постоянную спячку при исполнении служебных обязанностей председатель не мог ни уволить Ивана с работы, ни наказать выговором, так как десятилетний пастушок не числился в штате колхоза по причине несовершеннолетия.
Однако постоянные вопли председателя будили Ивана и мешали ему «пасти» телят, за что Иван и и не взлюбил Еримеича.
Надо заметить, что с того момента, как Иван начал пасти телят, деревня преобразилась: даже самые ленивые мужики залатали дыры в заборах, так как незакомплексованные и любознательные телята могли пролезть в любую щель, чтобы попробовать чего-нибуть новенького и вкусненького.
Бык не любил председателя, потому что… потому что не любил! Он закипал от злости при виде шарообразного председателя, расфранчённый вид которого (ботинки, модный плащ) особенно раздражал быка.
Но более всего его бесила шляпа председателя, столь несвойственная для сельской местности.
«Тьфу!» – бесился бык и потом полдня отогревал свой взгляд на внешнем виде вечно пьяного скотника Митрича, который обосновывал своё состояние производственной необходимостью: дескать, самогон отшибает специфические запахи скотного двора.
Однажды Тихон, изрядно погоняв председателя вокруг пруда, навсегда отшиб охоту у Еримеича контролировать скотный двор. Председатель, углубившись в кресло правления, стал руководить колхозом сидя, не вставая с мягкого рабочего места.
Такое дистанционное управление всем пришлось по душе. Наступила тихая мирная жизнь. Самостоятельные смышлёные телята сами будили Ивана, когда им нужно было идти домой с поля.
Бывало, что телята заигрывались, забывая разбудить Ивана, и тогда бык Тихон издавал грозный мык, призывая всех к дисциплине.
«Хозяин», – млели коровы.
«Вот такого бы нам председателя!» – восторгалась доярка Нюрка.
Тихон слыл грозой на пять окрестных деревень; особенно свирепо относился к пьяным, прощая только Митрича, у которого была уважительная причина.
И всё было бы хорошо, если бы не начальство из райцентра, которое тоже дистанционно управляло колхозами, время от времени для разминки и для острастки совершая наезд на деревню.
Комиссия с председателем подъехала на газике к скотному двору, а точнее остановилась на краю деревни, так как дорога кончалась и начиналась полоса препятствий из навозных луж, коровьих лепёшек и прочего дерьма.
Бык, издали заметив комиссию, издал Ивану сигнальный «мук». Иван сигнал принял и неохотно, но проворно, согнал телят с «силосного» поля.
Изредко обдавая ближайшую дамочку навозными брызгами, председатель шариком, заискивающе, катился впереди комиссии.
«У! Шляпа! Выкаблучиваешься!» – гневно подумал бык, раздул ноздри и издал такой душераздирающий рык, что… комиссия исчезла с такой быстротой, что все потом засомневались: а была ли она? Может, это был общий мираж, вызванный жарой?
Бык и председатель стояли лицом к лицу, морда к морде. Бык наклонил голову, покосился рогами в одну сторону, а потом в другую, прицеливаясь, как бы поудобней поддеть председателя!
Пока бык готовился к нападению, к председателю вернулась способность к передвижению. С проворностью колобка из известной сказки он вкатился в скотный двор и с обезьяньей ловкостью, перемахнув через несколько стойлов, буквально взлетел к потолку на стену коровника и… окаменел.
Удивлённый бык не успел догнать председателя.
Тихон попытался дотянуться до ног Еримеича, но безуспешно. Стены коровника были таковы, что было за что вцепиться мёртвой хваткой; к тому же председателя привлек кусочек голубого неба, видневшийся сквозь немалую дыру в стене.
Снимали председателя всей деревней, так как присутствие быка в коровнике сильно «закрепило» Еримеича под потолком. Сначала мужики пытались его сдёрнуть за плащ, но бабы застеснялись, увидев, что с плащём вместе срывается всё, но не председатель.
Тогда скотник Митрич предложил сбить председателя оглоблей, как застрявшую на дереве грушу, но его жена Клавдия своевременно упредила событие, заявив, что «эдак можно и забить начальство».
Тракторист Васяга, славившийся на всю округу фантастической силой, предложил стащить председателя за ноги; но фельдшерица запретила, опасаясь оставить председателя без нижних конечностей.
Тогда местный столяр-плотник, мастер «Золотые руки», Трифон предложил выпилить председателя вместе с частью стены коровника. Но стена коровника была сделана из «не понятно чего» и пилению не поддавалась.
Присутствие быка напрочь зачеркнуло все старания односельчан.
И лишь сообразительный Иван внёс разумное предложение: вывести быка наружу и показать его председателю.
Народ одобрительно загудел. Агрономка Валя приказала по такому случаю притащить самую большую тележку и подстелить в неё соломки, для чего разрешила разобрать свежесмётанный стог. Услужливо взбив солому, агрономка подала сигнал.
Бык сначала упирался и не хотел покидать пост; он жаждал мщения, но, соблазнённый картофельными ватрушками, спешно принесёнными дояркой Нюркой, он пошёл на улицу.
«Всё равно не уйдет», - думал Тихон.
Увидев в проёме стены нечеловеческое лицо председателя, бык издал звук сигнальной трубы деревообрабатывающего завода, находящегося в пяти километрах от деревни. Говорят, рабочие на два часа раньше покинули свои места.
Председатель кулём рухнул в тележку. Фельдшерица, нащупав слабый пульс, выдохнула: «Жив». Народ облегчённо вздохнул и с радостными возгласами, шутками, гиканьями покатил тележку со скотного двора.
Когда процессия проходила мимо пруда, местный пастух Васюк предложил «помыть председателя в пруду», мотивируя это тем, что «из штанов спасённого дурно пахнет». Не открывая глаз, председатель ещё крепче вцепился в края телеги.
Народ расслабился. Маланья на радостях затянула «Матаню», невесть откуда взялась гармошка и… такому торжественному въезду в деревню позавидовала бы сама Клеопатра, въезжая в Рим.
Бабы из окон махали платочками, старухи крестились, толпа ликовала.
Развернулось внеочередное (в страду!) массовое гулянье, посвящённое спасению председателя.
На следующий день председатель не вышел на работу… и на следующий день… и на следующий…
«Слава Богу, - думал Иван, засыпая под родным кустиком, - пусть из своей Москвы руководит, а здесь нечего мешать».
...