Драмы и анекдоты Суворова и Пушкина

Елена Шувалова
(Начато, не дописано).

   О том, что драматический анекдот "Суворов и станционный смотритель" написал А.С. Пушкин, заявил первым Сергей Ефимович Шубин - исследователь пушкинских и ершовских текстов, пушкинист-любитель из Ростова-На-Дону. То есть, не только "Конёк-Горбунок" написан Пушкиным и отдан Ершову, но и другие произведения, которые никогда спора об их авторстве не вызывали, - потому что к ним на этот предмет не приглядывались. Приглядевшись же, нельзя не согласиться с Шубиным: и названный драматический анекдот - вещь пушкинская! Потому что в ней заложен пушкинский шифр. Да, собственно, ведь Пушкин здесь начинает мерещиться  уже с заглавия: "Станционный смотритель" - заглавие пушкинское. Да и Суворовым Пушкин занимался, а вовсе не Ершов! Его и к Архивам не подпускали - в отличие от Александра Сергеевича. И это Пушкин хотел сначала писать не "Историю Пугачёва", а "Историю Суворова". И просил выслать ему соответствующие документы. Потом фигура Пугачёва "перевесила". Но ведь это не значит, что о Суворове Пушкин забыл! Он вообще начатую работу никогда не бросал просто так, без внимания. Очень хозяйственный был в творческом плане человек. И - что же Вы думаете - наш Пушкин так и посвятил Суворову две строчки да три записанных с чужих слов анекдота, - примерно столько же, сколько англичанин лорд Байрон?! А вот - целую пьесу - правда, одноактную, и правда, - опять анекдот! - не хотите ли? Впрочем, к Суворову она - если поразмыслить - имеет отношение необычное, непривычное... А впрочем, что Пушкин мог добавить к его образу, к его славной легенде? Если даже для эпитафии хватило одной его фамилии... Прославлять прославленного - маслить масло... Боюсь, что здесь его интересовала вообще "иная повесть". Помните, в "Домике в Коломне", когда он описывает молящуюся в церкви гордую графиню, он говорит:

Она казалась хладный идеал
Тщеславия. Его б вы в ней узнали;
Но сквозь надменность эту я читал
Иную повесть: долгие печали,
Смиренье жалоб... В них-то я вникал,
Невольный взор они-то привлекали...

    Пушкин ищет, в чём он может посочувствовать холодной, гордой женщине. Так и с Суворовым: Пушкин нашёл, в чём ему можно было посочувствовать. Но не для того, чтобы сочувствовать, а для того, чтобы самому утешиться и взбодриться духом: раз уж с самим Суворовым такое было - с Победителем, не знавшим поражений - то, значит, - это не стыдно, не позорно... быть рогоносцем. К сожалению, если судить по этой пьесе, как по пушкинской, об обстоятельствах пушкинской семейной жизни, то получается, что рога у поэта были вполне реальные, а не гипотетические. И наставил их ему не Жорж Дантес, а царь Николай Первый. И Пушкин это знал точно.
   Потому что только это и должно было заставить Пушкина написать драматический анекдот "Суворов и станционный смотритель".
   Анекдоты о Суворове, само мнение о Суворове, как о чудаке, о котором можно рассказывать анекдоты, родилось после семейной драмы великого полководца: жена изменила ему с "писарем": офицером, помогавшим Александру Васильевичу в литературной обработке "Науки побеждать". Царь Николай же гарцевал под окнами Натальи Николаевны "как офицеришка", - так записал Пушкин. Скорее всего, он сравнил двух "офицеров". А себя - с кем ему и было сравнивать, как ни с великим Суворовым!
"Мне наставил рога Сырохнев. Поверите ли?" - писал Александр Васильевич Потёмкину 21 мая 1784 года. И это было уже во второй раз ( по крайней мере, когда полководец узнал об этом). В первый раз он застал жену со своим племянником Николаем Суворовым. Тогда - после сцен раскаяния, слёз и просьб о прощении, он простил молодую жену и примирился с ней. А ещё до того, заботясь о раненом в руку в одном из сражений племяннике, он отправлял его в Петербург с запиской к Потёмкину - с просьбой, пристроить родственника. Так же, как к в пьесе к самому Суворову обращается Иван Иванович - станционный смотритель - об устройстве его племянника Якова. Как я уже писала, Яков этот подозрительно схож с Николаем Первым, а Яковом назван с намёком на английского короля Якова I, - что есть скрытая отсылка к камер-юнкерам, при нём не то что появившимся, но окончательно "оформившимся" - в Палате Спальни, получившей при этом короле новую и впервые такую полноценную жизнь. Так вот, та же ситуация, что была у Суворова с его племянником Николаем - которого пристроил в петербургскую гвардию Потёмкин, - повторилась в пьесе с этим племянником Яковом, которого обещает пристроить в Петербурге в свой полк Суворов. Яков перекликается с Николаем. А Николай этот потом наставит рога дядюшке Суворову.

Продолжение следует.