Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2015/05/03/1297
В понедельник Франческо появился в столовой в 8 утра. Я накануне перезагорала, голова побаливала, таблетки глотать не хотелось. Поэтому неэнергично возюхала шваброй, больше зависая на каких-то неуместных мыслях, вроде «эффекта бабочки». По-моему, это – чушь собачья. Путешественники во времени давят миллионы микроорганизмов, находящихся в земле, в воздухе. Они их вдыхают, проглатывают, убивают при каждом жесте и размножают при каждом плевке и даже слове, посредством разбрызгивания слюны. Путешественники во времени посещают уборные, оставляя отходы жизнедеятельности, если не чуждые, то весьма разнящиеся по составу с отходами выбранного временного отрезка. И там тоже бактерии, бациллы, и чёрт знает что ещё. Бабочка – она тоже почти червяк. Я страдала от того, что те, кто пользуется машиной времени, мне на ней прокатиться не дадут. Разве что лет через сто, когда изобретение станет не тайной, а аттракционом. А могу я ещё сто лет протянуть? Наука и техника развиваются стремительно. Бессмертия я не дождусь, но лет двести оттрубить не отказалась бы.
Пол не просох, когда дверь распахнулась, и зять Пины энергично промчался по коридору: «Наташа, зачем ты мыла полы? Мы сейчас всё испачкаем! Сейчас Яцек будет красить кухню!» Здрасьть. А кто мне сказал, что с утра можно валяться, а не трудиться?
Яцек – муж Марты. Огромный, высокий и упитанный. Великан, одним словом. Он изъяснялся с Франческо на корявом итальянском. В половине девятого подтянулся Нино. Мелкую мебель (стулья, комод, этажерку) вынесли на балкон, крупную сдвинули в центр помещения, накрыв плёнкой. Плакали мои меланзаны. Воспользоваться духовкой было никак нельзя.
Мужчины разговаривали, ходили, что-то переносили и переставляли. Яцек чистил потолок. Я пекла блины. Нино чуть не влез в сковородку: «С мармелата будут?» - «Будут». Уселся, довольный, на диван, смотреть на то, на что можно смотреть бесконечно: как работают другие.
Я поливала раскалённую сковороду тестом и вдруг услышала громкое: «Средь цветов медуницы и кашки, где журчит тишина ручейком, русый мальчик в холщовой рубашке по тропинке идёт босиком...», и далее, по тексту. Изумлённо уставилась на гиганта, орудующего скребком под потолком. Чтец наслаждался произведённым эффектом. Я осторожно выразила восторг по поводу отличной русской речи. Осторожно, потому, что сама когда-то неплохо шпрехала, изучая дойч в школе и универе. Без практики забыла всё. Но несколько детских стишков, вызубренных на уроках, в памяти остались.
Ich bin Peter,
du bist Paul.
Ich bin flei;ig,
du bist faul.
Ich bin gro;
und du bist klein.
Du bist schmutzig,
ich bin rein.
Или
Muh, muh, muh,
im Stall da steht eine Kuh.
Sie gibt uns Milch und Butter
Wir geben ihr das Futter.
Muh, muh, muh
Und raus bist du!
Если я прочту их какому-нибудь немецкому киндеру, это вовсе не будет означать, что я смогу с ним вести диалог, хотя бы на детсадовском уровне.
Яцек ответил быстро, чётко и чисто. Акцента в русском языке не ощущалось. Иностранца выдавал не очень объёмный словарный запас. Но, нам философские беседы не вести. Стали болтать о кино («Четыре танкиста и собака»), советских временах, работе в Италии. Увлеклись так, что Франческо обиделся: «О чём вы говорите? Я тоже хочу!» Я улыбнулась: «Яцек очень хорошо говорит по-русски. Раньше в странах социалистического режима все учили русский язык. Русский язык сложный. Но Яцек говорит отлично! Пе-ерфетто!» - я сопроводила монолог типичным итальянским жестом. Франческо неодобрительно посмотрел на работника: «А по-итальянски он говорит плохо!» Я повернулась к полиглоту: «Правда, Яцек. Почему?» Он фыркнул: «Не хочу! Мне хватает того, что знаю. А общаюсь я с поляками. Зачем мне итальянский?»
Когда покраска потолка закончилась, и Яцек собрался на обед, я дала ему блин с вареньем. Нино ревниво посмотрел на блюдо: ему остались обычные четыре креппе? Остались. Успокоился.
Ремонт длился два дня, после чего столовая-кухня приняла обычный аккуратный вид.
Я понимаю Яцека. Может быть, он знает итальянский намного лучше, чем показывает. Он же знает русский, а ещё английский и немецкий, в какой-то степени. А с господами лучше не умничать. Я сама так делаю в общении с хозяевами. Если бы они разговаривали со мной, тогда я не придуривалась бы. Но со мной они обходятся короткими указаниями, при этом постоянно высказывая пожелания, чтобы я общалась с Пиной. Какое-то время я демонстративно слушала аудиоуроки, когда синьоры являлись с вечерними визитами, и держала открытыми страницы с итальянскими текстами. Через пару недель Франческо поинтересовался, как мои успехи. Я виновато пожала плечами: «Наверное, я – глупая. Учу-учу, ничего не запоминаю!» От меня отстали. Только Пина время от времени зовёт меня к себе и что-то рассказывает. Я киваю. Чего они от меня хотят? За это время они сами выучили одно русское слово: «Наташа». А я вспомнила, как начинала учить итальянский, и почему-то слово «кастрюля» для меня стало совершенно незапоминаемым. Я твердила его по сто раз, но оно, всё равно, вылетало из головы. Однажды я разозлилась и ляпнула: «Да, задолбала уже эта pentola! Пентола – ху*ентола!» В следующий раз, когда надо было воспользоваться словом в процессе, я подумала: «Как же сказать «кастрюля»? Ху*ентола… А, - пентола!» Так и запомнила. Самое забавное, что у кастрюли в итальянском есть и второй применяемый вариант – кассероула, но об этом я узнала позже.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/05/14/516