ДРАКУЛА. МИНА И АЛЕКСАНДР.
Глава 17 Старый друг.
Потихоньку и очень аккуратно я продолжаю лечение своих необычных пациентов. Однако я очень осторожничаю. Ведь так и не понятно годен ли теперь весь мой прежний опыт, и даже моё лекарство? Пока что я делаю инъекции, веду лечение по методу доктора Мильтона и слежу за составом крови больных.
Это продолжается уже довольно долгое время. Я добилась того, что постоянно терзающее Алекса и Доминику чувство голода почти исчезло, нынче им достаточно всего лишь две пробирки крови в неделю, и ещё теперь они вполне могут питаться как мы, обычной пищей. В донорах же , для таких малых порций, недостатка нет. Сама я не раз выступала донором для Алекса, и для Доминик тоже… Но, может быть, я сознательно тяну это состояние «между», боясь привести своих пациентов к кризу за которым последует страшная неизвестность...
………………………………….
Сегодня я обнаружила у себя в комнате на столе чьи-то заметки. Не знаю, кто принёс их, скорее всего, Доминик… Эти , сохранившиеся в отдельных листах, обрывочные записи, принадлежали Ренфильду, и я прочла их.
«… С тех пор, как я покинул Луизиану, получил образование в Нью-Йорке, а потом, в связи со смертью моего опекуна и покровителя, пробивался любым честным заработком по всей стране – с тех пор я не видел человека справедливее, чем Александр-Влад Грейсон.
Легко ли быть рабом ? Родиться рабом, жить, трудиться каждый день, зная, да!, что это твои цепи , но и твоя привычная жизнь тоже ? Да не слишком-то это трудно! Если бы, в своё время, меня оставили тупой рабочей силой, ценили бы за мою феноменальную физику и выносливость, оберегали и лечили бы, как заботятся рачительные хозяева о ценном домашнем скоте, так, ей-ей, я, быть может, и умер бы совершенно счастливым человеком !
Но мне, как это принято считать, повезло. Уж не знаю почему. Мать ( которая умерла довольно рано ) никогда не поясняла мне отчего вдруг так случилось, что я вырос при хозяйских детях, играл вместе с ними, потом, по желанию хозяина, получил такое же как господа домашнее образование, далее образование специальное, в Нью-Йорке, уже не рабом, а свободным человеком, но всё же – сыном рабыни…
… Если бы меня оставили обезьяной, и не давали бы испробовать тех сладких плодов знаний, ни философии, ни понимания и знания Свободы ! Но – Господь, конечно, благослови их, моих благодетелей, -- ко мне проявили сострадание ! Мне всё это показали: гуманистические отношения, прекрасные книги, светлые мысли и чувства, возвышенные глубоким пониманием человеческой природы и веры в добрую сущность человеческой природы… А потом захлопнули перед мои носом сию дверь, ведущую к свету. И я, конечно, благодарю вас, добрые люди, за щедрое милосердие, за ваше великодушие к несчастному чёрному ублюдку, каковым я остался (и остаюсь) для многих белых.
Я, дипломированный юрист, великолепно разбирающийся так же в экономических вопросах, вынужден был мыть стаканы и подтирать блевотину в вагоне-ресторане, большую часть своего времени мотаясь в поезде по всей стране. Все мои знания, а тем более амбиции (Бог ты мой!, ведь они ещё и были, эти амбиции ! ), лежали мёртвым грузом, и, как тонна кирпичей, давили каждый вечер на меня, если я начинал о чём-либо задумываться. Я чувствовал, что жизнь проходит, и, вероятно, так и пройдёт вот в этом грязном вагоне. И что тупой труд не оставляет мне времени на развитие, и, хуже того, поглощает всё то, что я в себе наработал за эти годы. И что скоро от моего интеллекта останется ноль. А потом – кто знает ? – может быть, я сопьюсь, и будет уже даже меньше нуля...
И вот тогда я встретил человека, который изменил мою жизнь, Александра-Влада Грейсона. И это совершенно необычный, и очень несчастный человек.
Наверное, во мне всё ещё живёт и долгое время будет продолжать жить моя глубинная суть покорности и подчинения – слуги. Наверное, я впитал её с молоком матери, с покорностью, льющейся из её тёмных, прекрасных глаз, которая перетекла в меня. Она была необыкновенного ума женщиной, что проявлялось во всех бытовых «мелочах» той нашей жизни. Необыкновенного ума, осознающего свою необыкновенную покорность. И оттого рождалась печаль. Она не умела читать и писать, не знала Тацита и Плутарха, но она умела думать, замечать, делать правильные выводы, и ещё она умела любить. Ибо это дано далеко не каждому… И она умела и далжна была быть покорной.
Я стал слугой и поверенным в делах Александра Грейсона. За те годы, что мы прожили в Америке, помог организовать и наладить его бизнес. Учил его разбираться в экономике и в законах современного мира, в который он вернулся так внезапно для себя. Коротко сказать : мы стали друзьями, хотя это случилось не сразу, не с первого месяца, но, пожалуй что, с первого года нашего знакомства. У Александра было золото, которое мы обратили в дело, и заставили золото работать на себя. И Алекандр щедро поделился со мной результатами трудов, я больше не испытывал нужды и мог бы , если только захотел, уйти.
Но я этого не сделал, и не потому , что моя, якобы, прирождённая покорность взяла верх. Я узнал, что деньги, богатство не являются окончательной целью Грейсона, а лишь средством для достижения цели. Именно тогда он рассказал мне всю историю своей жизни , рассказал подробнее о древней Гидре – Ордене Дракона. Я решил, что человек, испытавший такие страдания и несправедливость, заслуживает шанса на победу.
Да, я мог бы жить дальше спокойной и вполне счастливой жизнью, с чистой совестью покинув мистера Грейсона, забрав свою, немалую, долю на развитие уже собственного дела. И, кто знает !, может быть ( и скорее всего ) завёл бы семью, я люблю детей. Но я выбрал другое -- войну, которую продолжил Влад с Орденом Дракона. Выбрал не из-за логических умозаключений, а именно потому, что я устал быть рабом. И я почувствовал в себе радость и силу оттого, что я могу поднять голову, взять в руки оружие и размозжить хоть пару голов этой Гидре. Хотя я прекрасно понимал, и сразу же предупредил Александра, что его Чудовище это именно Лирнейская Гидра. Срубив одну голову, мы обнаружим на её месте две !
… Это было безумство, ввязаться в такое дело, но это помогло мне оторвать взгляд от земли. И я счастлив. Деньги ничто по сравнению с тем чувством, когда внутри тебя рождается сознание по-настоящему свободного человека.
……………………
Я часто предупреждал Александра, что профессор Абрахам Ван Хельсинг , с которым он связался, человек далеко не такой благородный и справедливый, как можно решить из-за его трагической ситуации с Орденом. А возможно ( и скорее всего ) просто психически искалеченный человек, душевнобольной .
--Я тоже искалечен, и ты знаешь, кем и как, -- отвечал мне обычно Грейсон.
Я не представляю , что думал Александр в отношение моей осведомленности о его второй , чудовищной Сущности. Но , признаюсь, в первое время я был весьма шокирован, не без того ! Я считал такое попросту болтовнёй кликуш и старых бабок. Среди чернокожих всегда бродило множество страшилок о зомби, вампирах, и других кошмарных существах, коими с детства пугают бедных детишек. Как образованный человек, я считал всё это бредом, и никогда бы не позволил своим детям углубляться в такую мифологию.
Но ведь я в первую очередь узнал человека, Александра или Влада, а его другая Сущность , то было словно болезнь, от которой он не мог отделаться, и на которую его жестоко обрекли, не по его воле. Он жил с этим как мог. Да, с единственной целью, мести – поначалу.
Потом появилась прекрасная Мина Мюррей и Влад стал влюблённым мужчиной, познавшим снова свет : радости , любви к жизни, любования чудесной красотой Илоны-Мины. Это стало его наградой за бесконечные века нечеловеческих страданий и за огромное волевое усилие, сохранившее в монстре человека , Влада. Но сможет ли понять всё это Мина Мюрей ? Вот что я говорил своему другу. Сможет ли она разглядеть в нём человека , когда ( а это непременно когда-нибудь случится ) увидит чудовище ? Она прекрасная девушка и большая умница, но Мина не его, та, прежняя Илона. Она современная леди, девушка нашего мира…
Он не слушал меня, вернее бы сказать – он не слышал меня. Я считал, что Мина Мюррей должна прожить свою короткую, человеческую жизнь с понятным ей Харкером. Хоть он и не самый лучший парень в мире. Но люди меняются с течением жизни, и , кто знает !, может быть, и Харкер, живя рядом с такой цельной и чистой натурой как Мина, развил бы в себе лучшие качества ! По крайней мере , так я говорил Александру, чтобы успокоить его несчастное сердце.
Разумеется, я в большей степени утешал своего друга, потому что я думаю – человек может воспитать себя, но не может изменить своей глубинной сути. А самая сердцевина Харкера всё же изрядно попахивала гнильцой.
……………………………
Пожив некоторое время бок о бок с вампиром ( вот уж не думал, что вполне серьёзно стану писать это слово ! ), я понял некоторые особенности их природы. Потому что Влад не единственный такой во всём мире. Должен был понять, чтобы помочь Александру скрывать его вторую Сущность.
Вампир, со временем (не за один год и даже десятилетие ), вынужден суметь приспособиться, почти идеально скрывать свой первый облик. Или, другими словами, выработать дар оборотничества, чтобы, хотя бы внешне, выглядеть совсем как человек. Конечно всё равно остаются некоторые приметы (известные ещё из старых сказочек ), с которым ничего нельзя поделать : холодная кожа, не слышимое человеческому уху сердцебиение, реакция на серебро , не прожигающее кожу вампира, но причиняющее терпимую боль. Да, они чувствую боль совершенно так же, как мы. Реакция на определённые ароматы трав и эфирных масел, выявляющих , как негатив, первую Сущность вампиров, именно с пугающими нас клыками, бледной кожей и красными глазами. Эти вещества известны в сказках всех народов мира, как изгоняющие демонов, и часто используются в церковных службах. Но что касается крестов, святой воды и помещения вампиров в церковь , это на них не действует.
Если бы, к примеру, мы принесли в церковные стены больного малярией, или любым другим недугом – да, возможно, человек получил бы некоторое облегчение от искреннего сочувствия, духовный настрой тоже многое значит, особенно в выздоровлении. Но не более того. Больной не излечился бы совершенно от недуга, вызванного вполне конкретными причинами и процессами.
Я не врач, я не могу разобраться во всех тонкостях их физиологии, но я думаю, что вампиры стареют и умирают от старости, однако же так медленно, что обычному человеку, с его быстротечной жизнью, вампиры кажутся могущественными Бессмертными ! Да и до преклонного вампирьего возраста, я думаю, никто из них не доживает, по разным причинам.
Они спят, но не так как мы. Их по-настоящему восстанавливающий силы сон очень глубок и, действительно, похож на смерть. Человеку, с его слуховым аппаратом, кажется, что сердце вампира не бьётся совершенно. Я знаю, что Александру достаточно поспать всего пару часов, чтобы полностью восстановить силы. Однако, именно в эти два часа он очень уязвим, потому что, как я понял, почти ничего не слышит и не чувствует. Потому родились все эти бредни про сон в гробу, непременно в родной земле ! Ничего этого нет, тут я всегда про себя улыбался. Александр спит в нормальной постели, и на простынях, а не на земле. Просто, как правило, в эти пару часов не сплю я, и происходит это утром или днём – ибо я-то всё же привык восьмичасовому ночному сну.
Я знаю, что вампиры легко могут не спать подряд несколько суток, но потом отдых им всё-таки необходим. Это говорит, что чувство усталости им знакомо.
Я видел другую Сущность Алекса, лицо зверя. Даже мне, физически весьма крепкому мужчине, стало не по себе ! Да, это хищник, самый дикий, самый кровожадный, хитрый и осторожный в мире. Чрезвычайно быстрый. Чтобы постоянно контролировать его в себе, я уверен, нужна колоссальная человеческая воля. И , я уверен, у Влада она есть, иначе бы он, после пробуждения, стал вампиром, а не Александром Грейсоном. Но жить в постоянной борьбе с этой кровожадной тварью внутри себя, жить долго, почти вечно ! Это ли не самая адская мука, какую только можно выдумать такому человеку, как Влад : благородному, справедливому человеку, хотя и воину по самой своей сути. Превратить в ад его вечную жизнь на земле, без любимой женщины, без родных и дома, в глухом одиночестве, среди быстро бегущего времени…
Я уверен, что вампиры, так же как люди могут сходить с ума. Нередко это случается именно со временем, поэтому никто из них, по той или иной причине, до старости не доживает.
Человек боится смерти и проклинает её, но иногда ведь и смерть является благом… Когда некого любить, когда всё в прошлом, когда мир изменился настолько, что приспособиться к нему, осколку прошлого, становится просто не реально…
…………………………………………
Я не любил, когда профессор Ван Хельсинг приходил к нам ради своих экпериментов, ради сыворотки, позволившей бы Владу гулять под солнцем и несколько разогревающей его тело. Всё это сделало бы Александра-Влада практически не отличимым от нормального человека. Но Ван Хельсинг считал моего друга просто подопытным, какой-то невероятной машиной смерти !, которую ОН поднял из могилы, не более того. Его лекарство заставляло , на время, биться сильнее сердце Алекса, но какими дикими мучениями ! Чтобы просто пройтись под солнцем рядом с обожаемой Миной Мюррей, и, отчасти, ради мести Ордену, Влад проходил настоящую пыточную камеру. Я не думаю, что Абрахам Ван Хельсинг не мог создать это лекарство более щадящим. Хельсингу как будто доставляло удовольствие причинять кому-либо боль. Тем более тому, кого он видел не более чем своим экспериментом .
Я пытался говорить об этом Александру. Он или не понимал меня, или не хотел понять, потому что у него просто не было выбора. Он страстно хотел достичь своей цели, разрушить в корне, до основания Орден. И собственные страдания на этом пути мало волновали Влада.
Да, я прекрасно видел, что судьба забросила меня находиться меж двух огней : меж человеком полусумасшедшим и почти невменяемым (хоть и талантливым учёным ) , и человеком, которых вынужден постоянно бороться в себе с чудовищем. И оттого, конечно, тоже не вполне нормален из-за постоянных колоссальных усилий воли. Я знаю, что такое вот стояние меж двух слишком жарких огней, только по счастливой случайности !, может закончиться благополучно.
Что ж, я сделал свой выбор. Я от него не отступлюсь. Сейчас уже и поздно, и недостойно идти на попятный. Я просто не хочу этого, потому что мечтаю всё-таки срубить хотя бы одну голову вонючей Лирнейской Гидре.»