Старик с трудом нагнулся и почесал за ухом бездомного лабрадора, который уже несколько лет околачивался около Хабадской синагоги. Иногда лабрадор, когда уж очень был голоден, заходил робко в синагогу. Его покровитель в это время был занят - он молился; а люди, одетые в черное, гнали пса на улицу. Старик подкармливал собаку, и лабрадор мог часами лежать у входа и ждать…
По своему собачьему возрасту он был таким же пожилым, как и старик. Моисей или Моше, на святом языке, был родом из Ленинграда. Ребенком он чудом выжил во время блокады, и в отличие от прихожан, ортодоксов- израильтян, любил собак. По религиозным законам, собака считалась животным нечистым, и держать её дома было нельзя. Когда -то у него в Ленинграде был пёс, а когда он умер, Моше завел кота. Коту не повезло- он так и не уехал в Израиль… Вышел погулять, да так загулял, что притащился домой через пару дней после отъезда Моше. Подобрал его сосед с пятого этажа, активист патриотического общества "Память"…
На таможне у него допытывались: "Где кот, где кот?" - кот был вписан в документы. Моше не выдержал и сказал правду: "Да за****овал котяра!". Таможенник понимающе кивнул и пропустил Моисея Кацмайера и его жену Хану Кацмайер.
Сейчас Моше жил в израильском городе с неказистым названием Кирият Гат, в религиозном районе, где на небольшой площади было сосредоточено большое количество синагог. В основном, это был самострой. Тот, кто думает, что это основательные здания, ошибается. Это были строения караванного типа – времянки. Но, как говорится, нет ничего более постоянного, чем временное. Синагоги, особенно, восточных евреев, сфарадим, процветали, расширялись по мере возможности и поступления пожертвований от богатых евреев, которые своими пожертвованиями покупали будущий мир за деньги.
Старик каждое утро шел на молитву в Хабадскую синагогу, а перед молитвой кормил лабрадора тем, что и сам ел. После молитвы он работал у гурских хасидов, мыл полы в синагоге, чистил туалеты и расставлял по полкам молитвенники. Пес ждал его у входа. После того, как старик, поцеловав мезузу у двери, выходил, он следовал за ним, так же медленно, припадая на левую ногу, как и его благодетель… Лабрадор как будто копировал шаркающую, мелкую походку своего друга и кормильца.
Старик курсировал от синагоги к синагоге, и встречные люди совали ему в приготовленную ладонь то медяк, то серебро. Наблюдательный человек мог заметить на лацкане его пиджака небольшой значок "Заслуженный врач СССР". Когда израильтяне спрашивали его, что это такое, старик махал рукой, усмехался и на ломаном иврите говорил: "Стам штует, аль тасим лев(Глупости, не обращай внимания)".
Но, на самом деле, этот значок и диплом, когда -то, в торжественной обстановке, в Обкоме партии, ему вручал сам Григорий Романов. В прошлой жизни Моше работал в одной из клиник Ленинграда, разработал и внедрил ряд сложных операций на легких.
Еще живя в Питере, он стал ходить на лекции по иудаизму, отрастил бороду, купил за большие деньги тфилин, стал соблюдать субботу. Сотрудники по работе уважали его мастерство хирурга, но между собой иронизировали по поводу религиозности. Секретарем парторганизации в больнице был его приятель по фамилии Натанзон. Он тоже посмеивался над Моше. Однако, его с женой частенько можно было увидеть у Моше на шаббатах.
В Израиль Моше приехал уже пенсионером. Язык у него не пошел, на работу в клинику не брали. Они с женой жили на мизерное пособие по старости. Даже 100 шекелей, которые ему платили в Хабадской синагоге, как и другим старикам, были подспорьем. Эти деньги платили только тем, кто ходил молиться три раза в день. Кроме этого, русский "контингент" получал еду в виде макарон и пережаренных шницелей, за которыми выстраивалась очередь . Но, "… бойтесь данайцев, дары приносящих"! Через какое-то время оказалось, что Моше, без его ведома, записали в ведомость на получение стипендии - будто он является студентом ешивы (религиозное учебное заведение). Эти деньги уходили неизвестно куда.
Моше говорил, что он "ни ухом, ни рылом", ничего не знал. Но хуже другое… Моше моментально оказался в стройных рядах граждан, нарушающих финансовую порядочность. Санкции последовали незамедлительно, как только стало известно, что "злоумышленник" не сообщил куда следует, что он студент. На Моше наложили штраф. Гуманное государство этот штраф взяло не сразу, а частями, выдирая треть из его мизерного пособия. Поэтому-то Моше мыл полы и туалеты; ему платили гроши, и те - с перебоями…
"Русские" заказывали чтение поминальной молитвы в годовщину смерти близких, и это тоже был небольшой доход. А после того, как его жена Хана ушла в лучший мир, женщины стали подкармливать старика. То кто-нибудь принесет банку с супом или кашей, то кусочек фаршированной рыбы . Хасиды по очереди приглашали его на шаббат. Со временем, Моше свыкся с такой жизнью. Он стал неотъемлемой частью пейзажа этого района и начал смахивать на бомжа. Моше жалели, и в его ладонь попадали то медь, то серебро. Лабрадору тоже кое-чего перепадало, однако фаршированную рыбу пес не ел, но острую рыбу, по-мароккански, по мнению Моше, пес видел во сне. Он ее обожал.
Однажды в шаббат габай (староста) гурской синагоги заметил, что старик, вооружившись тряпкой, стирает свастику, нарисованную на стене синагоги.
- Мойше, что ты делаешь, это же запрещено делать в шаббат! - испуганно закричал габай.
- Я знаю,- ответил Моше и продолжил свою работу. Габай возмущенно взмахнул руками и пошел на утреннюю молитву.
- Нельзя, нельзя, - ворчал старик, - это можно! – И смачно выругался на русском языке…
В хабадскую синагогу ходил еще один ленинградец, Борис. В прошлой жизни - большой начальник в Ленинградском исполкоме. Сейчас он работал сутками сторожем, домой приезжал только на шаббат. Рядом с Борисом, на одной скамье в синагоге, сидел бывший вертухай во Владимирском централе, Коля, а чуть ближе к кафедре сидел лектор Марксизма - Ленинизма общества "Знание", кандидат философии - Натан (Анатолий). Публика в синагоге была разношерстная - бывшие спортсмены, металлурги, бухгалтера. Был жонглер, был бывший конферансье Саратовской филармонии, пожилой дрессировщик кошек, и наш герой - Заслуженный врач СССР. Как во всяком коллективе, со временем произошло разделение на элиту: к ней относились Борис, бывший вертухай Коля и конферансье, с идеологически выдержанным именем Марлен (от Маркс и Ленин). Аутсайдером в этой компании оказался скромный и тихий Моше. Над ним откровенно насмехались. Особенно, доставал его конферансье:
- Мойше, ребята спрашивают, почему ты пса к себе домой не пущаешь? А, Мойше? ….
Моше пожимал плечами:
- У меня соседи - ортодоксы. Не поймут…
- И что ты делаешь, когда стучат, сам гавкаешь?
Коля с кандидатом философии тряслись от смеха.
Шло время. Моше свыкся со своим положением. Что его связывало с прошлой жизнью - только чтение специальных статей по хирургии в интернете по вечерам. А днем, впрочем, читатель знает, он мыл полы и туалеты в синагоге.
Однажды, Моше и Марлен были приглашены на шаббат к Йоси Вануну, хабаднику. Зашли в дом, лабрадор, по привычке, остался на улице. Все было, как положено. Вануну сделал благословение на вино, и гости направились в кухню делать омовение рук. Моше после омовения сказал благословение . Марлен стал наполнять кружку водой, но внезапно покачнулся, стал хватать ртом воздух и повалился на пол. Моше уже успел пройти в салон, как услышал крики из кухни. Он вернулся и обнаружил Марлена, лежащего на полу кухни…
Быстро уложил его на спину и проверил на шее пульс. Пульс отсутствовал - произошла остановка сердца. Делать нечего, Моше начал проводить искусственный массаж сердца и дыхания. В течение нескольких минут, стоя на коленях, он пытался оживить своего насмешника. Когда же понял, что это не помогает, крикнул хозяевам, чтобы все вышли из кухни. Оставшись один, он схватил мясной нож, висевший на стене, задрал больному рубаху, нащупал четвертое ребро. Между четвертым и пятым осторожно, рассчитанным движением опытного хирурга, сделал глубокий надрез…
Хозяйка завизжала, Вануну втянул ее в комнату. Моше разжал ребра, просунул руку и.. стал делать прямой массаж сердца. Восковый налет на лице Марлена стал уходить... Когда Моше понял, что сердце будет биться без его помощи, вынул руку и зажал рану на боку.
- Дайте бинт, - крикнул он по-русски. - Как ни странно, но его поняли. Перебинтовали. Прилетела Скорая помощь. Моше поехал в больницу вместе с Марленом. В приемном покое сначала подумали, что у него ножевое ранение, позвали русскоговорящего врача. Моше объяснил, что произошло. Сбежались врачи и с удивлением стали разглядывать старика.
Марлена увезли… Было уже поздно. Зимой в Израиле суббота заходит рано. Моше пошел по безлюдной улице к автобусной станции. На полпути он краем глаза заметил какую-то тень. В следующий момент Моше ощутил удар и тупую боль. Больше ничего старик уже не почувствовал…
Моше погиб от руки араба-убийцы, которому было все равно, кого убивать, лишь бы это был еврей.
Раввин города заплатил за место на кладбище в Иерусалиме, на Масличной горе. Автобус привез прихожан русской синагоги. Старики, осколки советской державы, смотрели на погребение, и каждый примерял происходящее на себя. Марлена не было, его лечили в больнице. А пес куда- то пропал…
-