Посвящается брату.
Мать готовила обед, а Иван с котом Васькой путались у неё под ногами, пытаясь что-нибудь стянуть. Разозлившись, мать дала им по подзатыльнику, схватила «за шкирки» и «выбросила» за дверь.
«Обиженные» уселись на крыльце.
- Вот уйду! И не приду! – грозно сказал шестилетний Иван.
- Мяу! – одобрил Васька, облизав лапу, которую он всё-таки успел запустить в сметану. (Васька всегда был расторопнее Ивана.)
Ваня твёрдо решил исчезнуть. Но куда? В картофельных грядках его уже находили, в ближайшем лесочке тоже.
- Всё не то… - рассуждал Иван, перебирая варианты.
«Чулан!» - вдруг осенило его.
В чулане на полу валялась груда грязного белья. Ваня зарылся в эту кучу, и его почти сразу потянуло в сон (он любил не только поесть, но и поспать).
Но… в нос ударил неприятный запах.
«Саняткины штаны какашками воняют!» - рассердился Иван на брата, но, приглядевшись в темноте, признал свои родные заплатки и успокоился.
Спустя минуту он крепко спал, уткнувшись носом в собственные штаны.
А через час вся деревня была поднята по тревоге. Пропал Иван!
- В картошке, небось, спит! – смеясь, не верили некоторые. – Сколько можно «пропадать»!
- Проверяли… Нет его там…
За два часа в деревне было обшарено всё. И… народ устремился к пруду, довольно большому и глубокому.
Даже из соседних деревень сбежались пацаны, обрадовавшись возможности вволю понырять.
И началось…
Со дна извлекли:
груду валенок (вероятно, попавших в пруд через прорубь во время катания);
чугунки и кастрюли, ложки и вилки, двухведёрный самовар (женщины любили «мыть» посуду в пруду, используя песочек, как «моющее» средство);
женские панталоны, посеревшие от долгого пребывания в воде;
детское бельё;
две телогрейки;
абажур;
плюшевое пальто, которое с перепугу приняли за выдру;
«голанку» (в переводе с местного диалекта «комбинацию»… от слова «голая») и т. д., и т. п., и пр.
Всё аккуратно складывалось на берегу.
Тут же появившийся активист из сельсовета взялся за строгий учёт извлечённого.
Председатель колхоза, довольный и счастливый, мысленно «потирал руки» и ликовал.
«Пруд очищен, - думал он и уже ставил «галочку» в отчёте, - да ещё и бесплатно!»
Под вопли и гиканье «чистильщики» выкатили из пруда телегу, пропавшую три года назад и за которую у скотника Митрича до сих пор «вычитали» из зарплаты. (Почему у Митрича – никто не знал, как не знал и сам Митрич.)
Он на радостях хлебнул «из кармана» и под ликование толпы кричал:
- Моя телега! Моя!
- Почему твоя? – возмутился активист из сельсовета, взяв телегу «на карандаш». – Колхозная!
- Я ж за неё три года платил! – ударил себя в грудь Митрич.
- А… - махнул на него блокнотом активист и побежал на очередной «рёв»: что-то нашли ещё более значительное.
Это была десятилитровая бутыль с самогоном, хорошо закупоренная и привязанная к кустам верёвкой.
- Ого! Чем не холодильник! В тенёчке, в кустах… - восхищались мужики.
- Кто это у нас такой умелец? – удивлялись бабы.
- Чья это «захоронка»? – осведомлялся активист.
- Я! Я это! Моё! Моё! – громко кричал, «подбегая» к пруду, дед Ефим, переживая за свою частную собственность.
За ним мелко «трусила» разгневанная бабка Апрося:
- Ага, старый! Так вот где ты прикладываешься! Разнижу! (В переводе с местного диалекта: «разберу на части»; противоположное значение слову «нанизать»).
Председатель громко кашлянул и сказал:
- В пруду мальчика нет.
«Хоть бы колодец догадались обшарить, тоже давно нечищенный», - подумал он.
- В колодце надо искать! – крикнул активист из сельсовета, «прочитав» мысли председателя, и... все ринулись к колодцу.
Вода в колодце была настолько далеко, что казалась сверху крохотным квадратиком. К тому же это была, как все говорили, «не вода, а жидкий лёд» (скулы сводило от холода).
Смельчаков лезть в колодец не оказалось.
- Сергей! Позовите Сергея! – кричала мать, имея в виду самого крепкого и сильного парня в деревне.
При слове «Сергей» красивая девка Полинка вздрогнула: она была давно тайно влюблена в него.
- Полинка! Сбегай за ним! – попросила мать, случайно «наткнувшись» на её «реакцию».
Через некоторое время Сергея обвязали верёвкой и стали медленно опускать в колодец. Около сруба встал «на посту» Митрич с «конфискованной» из пруда бутылью самогона.
- Для профилактики… когда вылезет, - пояснил он.
Рядом пристроился дед Ефим:
- Не забудь вернуть!
- Разнижу! – предупредила бабка Апрося, оказавшаяся тут же.
…
Проснувшись, Ваня поразился тишиной. На кухне он обнаружил остывший обед. Вспомнив, что голоден, он крепко поел, выпил стакан молока и вышел на крыльцо.
Около колодца была толпа народа.
«Опять бабка Варвара ведро утопила», - подумал Ваня.
Он был удивлён: вся деревня вытаскивает одно ведро.
Да… уж если деревня чем-то увлекалась, то «уходила» в это увлечение настолько, что… забывала о предмете увлечения.
Протиснувшись на четвереньках под ногами стоящих вокруг колодца, Иван встал рядом с матерью.
- Ну! Сергей! – кричала мать в колодец.
- Чего-то зацепил… - донеслось из глубины.
Через минуту на крючке подняли ведро.
- Моё! – вскрикнула бабка Варвара.
Ваня услужливо пододвинул ведёрко в сторону обрадованной бабушки.
- Спасибо, Ванюша, - поблагодарила та и погладила его по головке.
- Губы вытри! – приказала мать Ивану. – Весь в крошках.
Все снова устремили взгляды вниз. А из колодца на крючке поднимали шикарный ажурный бюстгалтер.
- Ой! Мой! – пискнула Полинка и смутилась.
- Га! Га! Га! – загоготали мужики.
«Как он туда попал? – подумал Иван. – Ведь бельё моют на пруду». Но потом сообразил, что кто-то схулиганил, снял с верёвочки и… в колодец.
Очистив колодец от утопленных вёдер, палок, банок и прочего хлама, Сергей поднимался наверх. Председатель и активист из сельсовета, удовлетворённые работой, поспешили в правление, чтобы «отметить» это событие… в отчётах, конечно.
И вот уже пальцы Сергея коснулись края сруба, и тут… его глаза встретились с глазами Полинки. Так близко! он её видел впервые. От волнения Сергей чуть было не свалился обратно. Полинка схватила его за руки и поразилась, какими горячими были они у него!
Митрич «отрезвил» их молчаливый диалог, подставив к носу Сергея стакан самогона. Дед Ефим сглотнул «завистливую» слюну.
- Выпей! Выпей, Сергей! Чтоб не захворать! – закричали все вразнобой.
Осушив стакан, Сергей начал взглядом искать Полинку, но… увидел улыбающегося Ивана.
«Как меня сразу развезло-то…» - подумал Сергей.
- Сыночек! – завопила мать Ивана.
- Вот он! Держите его! – подхватила толпа.
Иван, «сверкая пятками», бежал к спасительным кустам, заросшим крапивой. Он понял, что «явившись» к колодцу, только облегчил собственные поиски.
«Дурак! – корил он себя. – Пусть бы поискали».
Тем не менее, всё, что начиналось в деревне с подачи Ивана, имело счастливый конец.
Прямо у колодца развернулось «народное гулянье», посвящённое «находке» Ивана.
Пригодилась бутыль самогона, к которой приросли трое: Митрич, дед Ефим и его жена, бабка Апрося, готовая в любую минуту «разнизать» супруга.
Тут же накрыли стол, на котором красовались молодая свежесваренная картошечка, малосольные огурчики, домашние яички, сало, зелёный лук (с грядки), укропчик (тоже оттуда) и так далее… запах - на весь Шатурский район.
Васька Нарышкин «наяривал» на гармошке; его жена Зинка пронзила деревенские просторы занозистыми частушками.
Отсидевшись в кустах до наступления голода, Иван пошёл домой. По дороге он встретил соседскую девчонку Тоньку–злыдню, свою ровестницу. Всю его «сознательную» жизнь (а Ивану было уже целых шесть лет) Тонька «приставала» к нему и не давала прохода.
- А тебя драть будут, как «сидорову кошку», - язвительно сказала она.
«А я скажу, - подумал Иван, - бить будете, уйду и не приду!»
Первое, что он увидел, открыв дверь, - это улыбающееся лицо матери. Семья была в сборе. Все ужинали. Пустовал один стул. Иван счастливо вздохнул и сел есть.
Сергей и Полинка ушли с гулянья вместе, а в сентябре – сыграли свадьбу.
Правда, остался один неразрешённый вопрос: чья же телега? Она, говорят, так и стоит поныне…
...