Артур Грэй сломал ногу. Лежал в своей каюте на койке и матерился: на кой ляд его понесло самому показывать молодняку, как надо вязать парус на рею? Нога долго не хотела заживать. Доктор сказал, что нужен покой и поменьше сырости. Грэю пришлось оставить корабль на своего помощника и вернуться в родовое поместье.
Пока он выздоравливал, маменька быстренько подыскала ему среди соседских дочек какую посимпатичнее и пустила в ход весь свой запас женской хитрости, чтобы сыночек наконец-то остепенился.
Грэй женился и зажил в родительском замке. Жена было ничего. Как у всех. И жизнь была как у всех. В плаванья он больше не ходил.
Иногда ему снилось море. Будто он на палубе своего корабля, за штурвалом. На руках розоватый отсвет (почему? рассвет?). Он правит к незнакомому берегу, а там, на берегу, ему машет рукой какая-то девушка и кричит: "Сюда! Сюда! Я здесь!". Но девушка очень далеко, и лица он не видит. Каждый раз, когда он был уже почти у берега, он просыпался. И каждый раз после этих снов ему хотелось то ли в море, то ли напиться. Но получалось почему-то только второе.
Лонгрен разругался с корабельным начальством и во второй рейс на почтовый пароход уже не попал. Он в раздражении мерил шагами дом. Ассоль сидела в уголке, склонившись над шитьём, и боялась нечаянным словом или жестом задеть и без того взвинченного отца. Лонгрен мрачно сплюнул и, не сказав ни слова, вышел из дома. Из окна Ассоль увидела, что он готовит лодку, чтобы уйти в ночь ловить рыбу. Это её не беспокоило. Она надеялась, что отец за ночь остынет и что-нибудь придумает.
К утру Лонгрен не вернулся. К вечеру тоже. Днём позже пришёл соседский рыбак и сказал, что пустую лодку Лонгрена прибило к берегу в миле от Каперны.
Жить было не на что. На работу никто не брал. Продавец игрушек, которому она задолжала, грозил отобрать и продать дом.
Как-то вечером, когда Ассоль, пошатываясь от голода, шла домой после очередных неудачных поисков заработка, её сцапал за локоть Хин Меннерс, и, сально ухмыляясь, спросил:
– Ты, говорят, работу ищешь? – И, не дождавшись, когда она ответит, продолжил. – Я мог бы предложить тебе кое-какую работёнку...
Ассоль хотела ударить его, но вместо этого упала в голодный обморок.
Прошло полгода. Ассоль подвизалась подавальщицей в трактире Меннерса, но все знали, что это не главная её работа. Она подурнела и спилась. Та своеобразная красота, которой не понимали жители Каперны, не выдержала подобной жизни и быстро сошла.
За полночь, когда трактир пустел, Ассоль хлебала из кружки ром и вполголоса поминала недобрым словом того сказочника, что задурил её бестолковую детскую голову всякими никчёмными бреднями. По мере того, как хмель всё сильнее забирал её, она начинала ругаться громче и громче. "Да будь он проклят, этот б...ский песенник!" – орала она в угаре, перед тем, как окончательно рухнуть под тяжестью выпитого рома, и из глаз её текли пьяные слёзы.
Хин молча поглядывал на неё, перетирая остатки посуды, и всё так же грязно ухмылялся. Время от времени в его ухмылке проскальзывало почти дьявольское злорадство.