Проходя по рядам сувенирщиков, я увидел шапку в виде старинных крестьянских головных уборов, напоминающую и шляпу и колпак одновременно. Шапка была из светло-серого сукна, напоминавшего скорее фетр и, самое главное, вышита по узким полям и тулье тонким узором, напоминавшим о славянских корнях мастера. Такая шапка называлась гречневик, валяли их раньше из овечьей шерсти и обычно не расписывали, а только украшали лентами. Они относились к повседневной одежде, потому я и удивился, увидев ее расписанной.
Я спросил, глядя хозяйке в глаза:
- Почем эта красота?
Глаза мне понравились. Спокойно-сосредототоченные, готовые вмиг посуроветь, они напомнили мне о великой совести моего народа, которую он сохранял в себе всегда, несмотря ни на какие испытания и сразу расположили меня к хозяйке.
- Пятьсот рублей.
- Уйти от такого было невозможно. Продолжая вглядываться в прищуренные глаза женщины, я положил пятьсот рублей на ее импровизированный прилавок и спросил:
- Работа Ваша?
- Да, моя, сама шила, сама вышивала.
Я достал из бумажника еще сотню и положил сверху.
- Это чтоб не жалко было расставаться с такой вещью. Теперь надо, чтобы она с добром ко мне перешла.
Сказав это, я наклонил голову. Женщина аккуратно водрузила мне на неё шапку и, выпрямившись, я увидел тонкий след улыбки в ее глазах, уста же были ровны и серьезны.
- Сама-то православная? Или древних корней? – специально не сказал «языческих», потому что не люблю это глупое слово.
- Крещеная, - ответила женщина.
- Тогда благослови переход вещи ко мне, а то носиться не будет.
Она, не меняя выражения лица, перекрестила мою голову с надетой на нее шапкой, я выразительно кивнул и пошел прочь, не глядя на остальные лотки. Так, с шапкой на голове я и пришел в гостиницу, где администратор поглядела на меня с явным недоумением. Но, я не стал показывать свою обычную конформность и, забрав ключ, так в шапке и пошел в номер.
Выйдя с лестничной площадки и повернув налево в коридор, я столкнулся с двумя милиционерами – капитаном и старлеем, так, что мне пришлось пройти между ними, чтобы круто не менять направление движения. Им пришлось расступиться, сделали они это неохотно, но шапка на голове этому как-то способствовала. Оглядев ее с разных сторон, они переглянулись:
- Мужчина, - окликнул меня капитан, вы знаете, что пропаганда нацистской символики запрещена в России?
Я остановился, повернулся всем корпусом к говорящему и ответил:
-Да знаю.
-Значит, Вы сознательно это делаете?
-Что я делаю?
-Носите шапку с запрещенной символикой, со свастикой.
Я подошел к нему до упора, он тоже полностью повернулся ко мне, в его позе было что-то вроде превосходства. Подумав пару секунд, как бы посильнее врезать по мозгу этому фураженосцу, я медленно произнес:
- А вы, вообще, компетентны делать такие замечания, - потом добавил, - гражданам?
- Даже арестовывать их компетентен, что и делал неоднократно. И дела заводил.
Я уставился на него, не зная, что сказать. Он наслаждался своим превосходством, однако, его спутник, старлей, был хмуроват и держался немного в стороне. Видно было, что это все ему не по нутру. Хмурое лицо старлея натолкнуло меня на мысль и я парировал:
- А что, сотрудникам милиции у нас национальность не полагается?
- При чем тут наша национальность? Мой дед воевал с фашистами, а вы их кресты носите, еще и про национальность рассуждаете. А потом кучами нападаете на тех, чья национальность вам не нравится.
Теперь настала моя очередь возмущаться, ведь тут он, конечно, палку перегнул.
- Вы, вообще, отдаете отчет в своих словах? Мало того, что все в кучу смешали, еще и меня в какой-то гадости обвинять вздумали? Вам приличия вообще никакие не писаны?!
Это его не обескуражило, видимо, мент попался бывалый. Не меняя выражения лица, он почти спокойно сказал:
- У вас одни возмущения, а у меня – факты. И ткнул пальцем в шапку. – Был бы сейчас при исполнении – задержал бы. И, уверенный в своей абсолютной правоте, повернулся и пошел в сторону лестницы. Старлей замешкался, было, как будто хотел что-то сказать, но, потом, повернул вслед за капитаном.
Однако, я не собирался просто так сдаваться. Волнения особого не было, тема не новая, уже много приходилось спорить по поводу свастики, поэтому я громко сказал в его сторону:
- Капитан, вот на это они и рассчитывали, фашисты! И вы их расчет оправдали!
Он по инерции прошел еще несколько шагов и остановился. Старлей тоже замедлил ход. Капитан постоял, видимо, соображая, как себя вести дальше, потом громко спросил:
- Что вы имеет в виду?
- А то, что благодаря усилиям фашистов наш древний символ теперь запрещают. А мои славянские прабабки тысячи лет его вышивали на таких вот шапках, рубашках и полотенцах. И, возможно, Ваши тоже, если вы тоже русский.
Говоря это, я подходил к нему, как бы идя в наступление. Старлей неожиданно улыбнулся, хотя ситуация немного накалилась. Он двигался параллельно со мной в сторону капитана, и мы, как бы, шли единым фронтом. Его улыбка почему-то меня окончательно успокоила, я почувствовал, что он за меня. Капитан помолчал немного, пока я не приблизился к нему, видимо, соображая, что ответить. Ясно было, что этого ему никто не говорил еще. Не придумав ничего, кроме банального:
- Вы что, историк, что-ли? – он опять полуразвернулся к лестнице, давая понять, что задерживаться больше не собирается.
- Нет, обычный нормальный человек, который думает своей головой и кое-что знает. А еще я хожу в музеи и библиотеки. И не только.
Он глянул на наручные часы:
- Ладно, нам пора. Вечером договорим, если увидимся, – неожиданно примирительно сказал он.
- Не увидимся. Я сейчас уезжаю. А вы сами-то откуда?
- Из Питера.
- Понятно теперь. «Нацики» одолели?
- Да, попадаются.
В разговор неожиданно вмешался старлей, обращаясь к капитану:
- Ничего, в командировку съездишь, где потеплей, станешь смотреть на них, как на обычную шпану.
Я не вытерпел и вмешался:
- Они и есть обычная шпана, пока за железяки не берутся. Такая у нас всегда была, особенно после войны. Только дрались этими железяками друг с другом. И никакая это не сила – просто неблагополучные дети, отравленные телевизором. Я с ними работал, знаю.
Однако, капитан не поддержал разговор:
- Ладно, счастливого пути,- проговорил он и пошел к выходу на лестничную клетку. Старлей неожиданно протянул мне руку и, улыбаясь, размеренно произнес:
- Счастливой дороги!
-Вам успехов, до свидания,- ответил я, посмотрев ему в глаза цвета неба и подал руку.
- До встречи, - неожиданно одновременно проговорили мы и каждый, по-своему, усмехнулся. Капитан уже спускался по лестнице и, наверное, ничего не слышал.
Мы разошлись и через полтора часа я уже садился в поезд.