"Часы останови, забудь про телефон..."
И. Бродский.
Перед её появлением мне нужно было преодолеть несколько непохожих друг на друга ступенек… Так сказать, подняться вверх по противоречивой лестнице моих настроений… Чтобы оказаться на втором этаже железнодорожного вокзала этого большого южного города, имя которого связано с весьма беспокойной рекой, почему-то названной романистом тихой.
Там она и пришла ко мне…
Из мокрой ночной темноты, скупо подсвеченной утомлёнными перронными фонарями…
Когда я сидел у окна и всматривался в сырую мглу, мутным занавесом закрывшую серые крыши вагонов, равнодушные платформы с редкими пассажирами и беспорядочно разбросанными унылыми лужами… Из которых так же уныло и тускло струился отражённый фонарный свет…
Возможно, именно он – бледноликий всепроникающий проводник, враг тьмы и кошмара, скромный синоним знания и бедный родственник озарения – и привёл её ко мне…
Или меня к ней… Ненавязчиво и бескорыстно освещая мой путь…
Мой одинокий незаметный побег из соседнего мира… Где угрожающе прогрессировала труднопобедимая эпидемия глупости и абсурда…
Где количество чуждых и нездоровых душ вдруг многократно превысило допустимую норму, вынудив меня купить билет на самолёт.
Поначалу всё шло неплохо. Как-то легко и удачно. Будто кто-то незримо помогал. Будто аккуратно склеивал стыки.
Помню, особенно я обрадовался, когда по интернету договорился с таксистом о том, что он встретит меня в аэропорту и за умеренную плату (очень важное условие при моём весьма скудном бюджете) доставит в конечный пункт моего путешествия… В полусонный сказочный Зурбаган… В интимный городок безмятежного покоя и состарившейся мечты…
К морю!
Желанный образ которого уже много лет связывается мною не столько с купанием, загоранием и рыбалкой, сколько с влажным солоноватым ветром, бережно несущим отважную чайку в сторону недосягаемого горизонта.
Я летел к нему в реактивной крылатой капсуле над бескрайним пушистым полем облаков, и печаль расставания постепенно уступала место сладкому предчувствию новой жизни…
Неожиданно встретившей меня холодным осенним дождём… Вместо ожидаемого тёплого и сухого такси… И трусливым молчанием в ответ на мои попытки дозвониться ненадёжному и, как мне кажется, чересчур сребролюбивому таксисту…
В течение полутора часов…
Пока в одном уголке души нехотя умирала надежда, в другом – медленно рождалась ярость…
Пока мысленно писал ругательный отзыв на халтурный сайт BlaBlaCar, торгующий гнилыми душами продажных шоферюг…
Пока за стеклянными раздвижными дверьми аэропорта насмешливо шумел дождь…
Который лишь усилился, будто желая смыть остатки моей легкомысленной доверчивости, когда с двумя сумками я шёл на автобусную остановку… Мимо алчных таксистов, презрительным взглядом и злыми междометиями реагируя на их неприемлемые предложения.
Уже в автобусе, вытирая салфеткой мокрое лицо, чуть успокоился… И в течение тридцатиминутного переезда на железнодорожный вокзал всё пытался взобраться на каверзную метафизическую ступень… При этом в унисон с дождём как-то сыро и неловко подшучивал над собой… Рисовал карикатуру на непростую интеллигенцию, где она традиционно оказалась одураченной лукавым представителем простого народа…
Не взобрался…
Явно проигрывая вечернему городу, который весело, уверенно и отстранённо сверкал за автобусным окном разноцветными огнями.
Да бог с ним, с городом и с этим незримым противоборством…
Поскольку главное заключалось в ином… В том, что пока я сражался со своим недобрым настроением на заднем сидении автобуса №17, последний поезд в сторону моего Зурбагана тихо покинул мокрую платформу…
О чём я и узнал у сердитой дежурной, отгородившейся от всех нас бронированным стеклом справочной.
Проиграл! Сказал я тогда себе, как бы подводя итог недавним терапевтическим размышлениям о роковой неизбежности, божьем промысле, тайнах судьбы, обидной несвободе и прочих независимых от нас конструкциях… Сказал и с тоской подумал о предстоявшей долгой и неуютной ночи…
Вовсе не догадываясь о том, что мы всё это время неотвратимо перемещались навстречу друг другу… Под ироничный аккомпанемент осеннего дождя… Я напряжённо и нервно поднимался вверх… Она легко и беспечно спускалась вниз с абстрактных высот… Вместе с прохладными каплями, подсвеченными множеством небесных и городских огоньков.
Должен сказать, что под крышей вокзала оказалось гораздо уютнее, чем в замке из дождя. Наверное, потому, что там не текли ручьи за воротник и не хлюпало под ногами… А ещё потому, что там было круглосуточное кафе, где можно сесть за колченогий столик у окна и пить из картонных стаканчиков горячий чай, поставив у ног эти проклятые сумки… То есть, расслабиться и созерцать.
Что я и сделал.
Не сразу, конечно. Сначала пришлось пересечь зал ожидания… По диагонали… Что чем-то мне напомнило беглое перелистывание замусоленной книжонки с множеством скучных бытовых сюжетов…
И таким же множеством оттенков… В основном грустных…
Листаю…
В правом углу зелёной тоской колышется рота солдат… Невысокий черноусый лейтенант в лакированных туфлях лениво проводит перекличку… Чуть в сторонке терпеливо ожидают родственники с пакетами снеди… Через минуту бесстрастный голос объявляет о прибытии поезда «Адлер – Новосибирск»… Две группы сливаются и единым потоком вытекают на платформу, чтобы там снова разделиться… Разъехаться и разойтись.
Сердитый полицейский ведёт в участок двоих пьяных бродяг… Перед выходом на лестницу один из них отстаёт и пытается сбежать… Не получилось… Полицейский жёстко берёт его за руку и подводит к ступенькам. Второй покорно ждёт.
Тихо шурша и оставляя за собой влажную блестящую полосу, мимо проезжает моечная машина, управляемая женщиной средних лет в синем комбинезоне… Красивой и очень похожей на Аксинью.
Кто-то ест, соорудив из чемоданов стол, кто-то играет в карты, кто-то читает, кто-то дремлет, кто-то работает… При этом все чего-то ждут… Поезда, клиентов, окончания работы…
Будто и не живут вовсе, а вынужденно существуют в тесном, замкнутом пространстве бесцветной паузы… Настоящая же жизнь там, за пределами утомительного ожидания… После школы, института, аспирантуры… После рождения, воспитания, учёбы детей… и после их ухода в самостоятельную жизнь…
Стоп!
Я и не заметил, как оказался за тем хромым столиком у окна...
Помню только, что, сидя за ним, вдруг почувствовал важность момента… Словно в нём пересеклось множество линий, образовав большую жирную точку, наполненную особым смыслом и содержанием… Преимущественно диалектическим.
Так оно и было. Поскольку уже через минуту, когда, испытывая необъяснимое приятное беспокойство, я всматривался в сырую мглу…, она пришла ко мне мажорной, жизнеутверждающей мелодией... С восклицательным аккордом в финале.
Она была проста, своевременна и необходима.
Она была гениальна. И звучала она так:
- Эта ночь, дружище, подарена тебе!
Эта сошедшая с небес мысль как бы расставила все точки над…
Нет, не так.
Эта блестящая, сошедшая с небес и усиленная малозаметной точкой под восклицательным знаком мысль перевернула всё вокруг меня… Мгновенно всё смешала, перетасовала и разложила… Умно, красиво, гармонично… Расставила по своим местам… Соединила прошлое и будущее с настоящим.
После чего я уже по-другому смотрел на серые крыши вагонов, на равнодушные платформы с редкими пассажирами и беспорядочно разбросанными лужами… По-другому вглядывался в этот зал ожидания… Созерцал не со стороны, а изнутри, ничего при этом не ожидая… Не подгоняя, не торопя миг, а наслаждаясь им… Не убегая от жизни, а оставаясь в ней…
Не ругая бесконечную ночь, а благодаря судьбу, которая руками жлоба-таксиста преподнесла мне столь щедрый подарок… Помню, я даже решил отправить благодарственное письмо на вышеупомянутый сомнительный сайт…
Чуть позже.
А тогда я должен был зафиксировать всё произошедшее со мной… Немедленно… За тем столом-калекой у заплаканного окна… Блокнот – в кармане, ручка – у официантки…
«Иногда то, что мы сначала считаем удачей, впоследствии оказывается её антонимом. Иногда происходит наоборот. Как в моём случае. Когда сырая осенняя ночь, тождественная бесконечному тягостному ожиданию, внезапно утратила данное тождество и обрела другое… То, в котором отсутствовало место для любого ожидания… Мне удалось выбросить его… Хотя бы на одну ночь освободиться от его изматывающего присутствия… И это была не просто удача… Это была победа! Возможно, когда-нибудь я назову её судьбоносной… Если, конечно, научусь повсеместно применять приобретённый этой ночью опыт».
Заполняя мыслями блокнот, я то и дело останавливался, откидывался на спинку стула, удовлетворённо и внимательно озирался. Ещё бы! Теперь-то я точно знал, что этот видимый мною мир мой… Что все обступившие меня люди, предметы, мысли…, пользуясь подаренной мне ночью, вышли из глубин моего подсознания и пытаются поделиться со мной чем-то важным… Тем, что осталось бы невысказанным, если бы я уехал на такси и безмятежно проспал до утра… Поэтому вместе с новыми персонажами передо мной проплывали уже ехавшие в далёкий Новосибирск солдаты, лакированные туфли усатого лейтенанта, печальные лица родителей (и моих в том числе), бездомные бродяги, полицейские, Быстрицкая в синем рабочем комбинезоне… Поэтому я часто отрывался от блокнота… Вглядывался и вслушивался в свою жизнь, словно обобщённую и воплощённую в многоликом образе встреченных мною людей…
Ну разве может такая ночь быть утомительно бесконечной?
Разве можно ругать судьбу за то, что вместо пустого восьмичасового сна она подарила мне восемь часов насыщенного существования и активного самопознания?
Разве можно злиться на небеса и осень за то, что они смыли с меня холодным дождём глупую доверчивость, неоправданную самоуверенность и спесь?
На все вопросы отвечаю отрицательно.