Воспоминание 2
Я сидел в переполненном концертном зале музыкально училища имени Палиашвили. Выступление учащихся музыкальной школы всегда было культурным событием, для того, Советского Батума.
Моя мама работала в типографии и печатала пригласительные билеты на этот концерт. И бракованный билет (чуть смазанный текст) попадал мне и я был непременным участником этих концертов. Сказать, что я увлекался классической музыкой, будет не совсем правдой. В те времена моей молодости, по радио эстрадный концерт не состоял из «попсы», и песни Козловского или Лемешева, да и ария Фигаро и многие арии из опер, были частью этих концертов. Так что культура серьёзной музыки была заложена в головы моего поколения.
Но я ходил на эти концерты, потому что там, выступала любовь моей юности — Чантуришвили Наташа. О, нет она не знала о моих чувствах. Наши пути разошлись после четвёртого класса, а вскоре, я и вовсе ушёл в вечернюю-сменную школу. Но Наташа, всегда была в моём поле интересов.
Я и сейчас её помню и сладкая боль нахлынула воспоминаниями. Её толстые пшенично-русые косы с роскошными бантами, бог мой, как мне хотелось до них дотронуться. Часами стоял на улице возле её дома, чтоб увидеть, как она с папкой для сольфеджио шла в музыкалку, а я поодаль насвистывая шёл за ней.
Вот и концерт был событием для меня. Я знал её класс и где она сидела с ними и усаживался за ними в уголку у окна. И вот она выходила на сцену. Высокая, стройная, со своими пшенично-русыми косами, и моё сердце от восторга замирало. Я весь трепетал, наверное в этом зале, я был самым яростным и преданным её поклонником.
Но она меня никогда не видела. Я был знаком с её школьными подругами и иногда вскользь узнавал о предмете моих тайных мечтаний.
Как я ненавидел Алика Баласаяна, который с ней часто общался и был ей не безынтересен. Ах эта детская ревность.
Сейчас она в живёт в Тбилиси. Замужем за физиком, а сама была концертмейстером, а вот дальше, полный провал. Да я и уехал на Север и жил уже другой жизнью.
Единственное напоминание того детства, это наши «обзывалки».
-Одзела, Одзела тебя кошка родила, а я ей в ответ — Чан (сокращённо от начала её фамилии) болван, солёный кабан - и мы как два идиота хохотали, это было в третьем классе, а в четвёртом, я посерьёзнел — влюбился в «свою» Наташку.
И самое большое горе, я потерял фотографию третьего класса, где мы сняты все и я сидел у её ног. Наверное это самая большая утрата моего детства.
Ах эти воспоминания.
Мальчишкой учился в художественной школе и на улице с пацанами соседних дворов ходили рисовать (это было модно) на пленэр. И не привру, я рисовал лучше всех. Однажды, я нарисовал пальму трахикарпус форчуна и так выразительно (надо же до сих пор помню), что захотел похвастаться перед мамой, а раскрыл папку и не нашёл своей акварели. Я тогда был очень расстроен.
И каково было моё удивление, когда через три дня сосед Гурами Цоцория рассказывал перед всеми пацанами, что он занял первое место в школе за свою акварель. А рисовал он, как курица лапой, если не хуже. Ребята удивлённо попросили, чтобы он показал и, что я вижу, он показывает гордо мою акварель.
В те времена у меня была кличка психо-дрихо помешанный (тогда, я не умел себя контролировать) и я не помня себя так врезал ему в нос, что он забрызгал всех кровью. Ох как мне тогда досталось от пацанов его двора. Но рисунок я у него вырвал.
После этого мы были заклятыми врагами.
Но уже уехав на Север, я узнал, что он погиб в горах в спасательной экспедиции альпинистов. Мне было горько, он часть того времени, которая называется — жизнь.
В его дворе жил мегрел по имени Боря. Отец прокурор (к слову, семья прокурора ютилась в малюсенькой двухкомнатной квартире без всяких удобств) был строг со своим отпрыском.
А Боря, маленький белобрысый с рыжеватым оттенком волос и веснушек с такими паскудными подленькими глазами, был заводилой всяких гадостей. Подстрекателем почти всех драк, при этом, при начавшейся драке смывался и наблюдал поодаль.
И вот однажды, этот прохиндей Боря, вымазав лицо углём сел на улице у стены, где внизу у самого тротуара, было подвальное отверстие. Он засунул туда одну ногу, вторую вытянул вперёд и у ноги положил кепку. Он ни клянчил, ничего не говорил, но вы бы видели его лицо. Лицо великого артиста - печаль и тоска, невыносимая мука горечи прожитой жизни, я не преувеличиваю, мы все были свидетелями. И через два часа у него была кепка полная денег. Он уже шёл гордый домой, когда его нагнал отец.
-Откуда у тебя столько денег?
С аффектацией, Боря произнёс, что он их заработал. Но с отцом не забалуешь, прокурор он и в Африке прокурор. Выяснив, а отец был высокий и долговязый, ухватился пальцами как клешнями за его ухо, чуть не отрывая маленького Борю от асфальта, тащил до самого дома.
Дома он отстегал его армейским ремнём так, что вся улица нашего квартала слышала его истошный вопль. И честно говоря ему никто не посочувствовал. Он был с гнильцой.
Сегодня невероятно тёмный, даже чёрный день. Всё в мороси беспросветной, я сижу на кухне у окна и рядом мушмула, как напоминание моего прошлого из того далёкого и любимого Батума.
Вот такие неожиданные воспоминания на меня навеяла, эта странная декабрьская погода.
И грустно и светло. Даже горькое детство, всегда светло не смотря ни на что.
9 декабря 2015