Испытания Сущностей Туманного Пути. Ирина.
Снежный рой над ними кружит...
-Но жестокость - хуже стужи,-
Ириной хватило фразы,
Чтоб теплее стало сразу!
А потом опять экзамен,
Что опаснее, чем пламень?
Ирин мозг всегда на месте:
-Ненависть и жажда мести,
Что к войне всегда ведут,
Пока Мир наш не сожгут!
И взревело пламя: "Верно!
Вы спасёте мир, наверно!"
Борис Готман.
Я ясно ощущала, что осталось недолго. Мы близки к финишу, но не станет ли он и нашим концом? Последние испытания, традиционно, бывают самыми серьёзными. Но оставалось только идти навстречу своей судьбе и надеяться на лучшее.
Спокойно пройти нам удалось ровно столько, сколько понадобилось, чтобы внимание притупилось, а от мелькания и кружения вокруг нас головы налились свинцом. Впереди сгустился туман, дорога словно растворилась в нём.
— Приехали, — вздохнул мой напарник, — и ни одной палки под рукой, чтобы путь нащупывать. Придётся зажмуриться и идти вперёд, громко молясь.
Несколько минут ничего не происходило. Видимо, это ожидание тоже было частью проверки — то ещё испытание для напряжённых нервов.
Наконец, туман начал рассеиваться, но очень медленно.
— Мне кажется, или здесь и правда похолодало? — поёжился Александр, — весьма странно, обычно я мёрзнуть начинаю после минус двадцати градусов. Эх, надо было с медведя немного шерсти надёргать, как раз завернулись бы, как в шубку.
— Есть немного, — я потёрла замерзающие руки одна об другую, — как там, в песне известной: "просто наступила зима".
На нас ощутимо веяло холодом. На несколько мгновений мне показалось, что туман возвращается, но это была снежная пыль. Она превратилась в снег, несущийся мимо нас, закручивающийся спиралями. Но очень скоро он поредел, зато холод усилился.
Александр прижал меня к себе.
— Я всегда тёплый, как печка! — заявил он. — Давай-ка я сейчас сниму рубаху…
— Нет-нет! Никакого стриптиза при приличной девушке! — я с трудом улыбнулась онемевшими от холода губами. Хотела бы ещё и отодвинуться от него — ишь, прижал, так, что едва кости не трещат!
Но не нашла в себе сил для такого подвига. Напарник и правда был тёплым.
Так, прижавшись друг к другу, мы ждали, что же будет нам предложено на этот раз. Не собираются же просто заморозить?!
— Скажите мне, люди, — хрустальным колокольчиком прозвенел высокий голос, — что холоднее стужи?
Звонкий голос был вроде бы красивым, но таким… таким ледяным и… безжизненным…
— Конечно, — проворчал Бен Давид, — сначала заморозили, а потом вопросы задают. Так нечестно! У меня и так мозг работает с перебоями, а в такую погоду и подавно. Мог бы змеехвостый и телогрейку с собой выдать с валенками.
— Честно, — паче чаяния ответил ледяной голос. — Вопрос прост.
— Да, кто сильнее, тот и решает, что честно, — не унимался мой муженёк.
— Думай лучше! — возмутилась я. — Спорить со стужей бесполезно!
— Было бы чем — давно бы подумал, — самокритично отозвался Александр, — а диспутировать я люблю. Как говорится: спор помогает появляться на свет истине и мешает рождаться детям.
— Чего? — не поняла я.
— Ну, если супруги ругаются, скорее всего потом и спят раздельно, — пояснил Бен Давид, — а в таком случае малыши появляются, только если соседи и знакомые помогут. Ферштейн?
Чего у него не отнять, так это самоиронии, и не обидчивый он, как и положено настоящему мужчине. Так! О чём это я думаю?! Точно — мозги уже отморозила…
Мы уже даже дрожать перестали. Неужели после всего, что пережили, закончим тем, что превратимся тут в парную сосульку?! Это жестоко… Жестоко… — я хотела сказать это вслух, но губы не слушались, всё тело онемело.
— Же-то-ко-ть… — выговорила я. — Пе-ка-ти!
Мне показалось, или стало чуть теплее? Может быть, я просто уже не чувствую холода?
— Я слушаю, — прозвенел холодный голос.
Я потёрлась лицом о заиндевевшую рубашку мужа. Оторвать руки от его боков, которые всё же были теплее всего окружающего, было выше моих сил. Постаралась пошевелить губами.
— Жестокость холоднее стужи! Неумолимее, чем она. Холодное сердце, не знающее сострадания и жалости! — выкрикнула я.
— Правда… Это правда, — прозвенело из-за тающей снежной пелены.
Мы наконец смогли перевести дух. Вокруг стремительно теплело, дорога снова показалась из-за клубов туманной дымки…
***
Но передышка длилась недолго. Мы прошли, наверное, не больше километра, как дорога вновь начала таять, только на этот раз — не в молочной белизне, а в светло-жёлтой с проблесками оранжевого.
— Так, кажется, теперь нас будут поджаривать, — сказал мой напарник, задвигая меня за свою широкую спину. — Я всегда подозревал, что закончу так, превратившись в бифштекс. Главное, чтобы прожаривали не до хрустящей корочки, загар мне не идёт.
Я не видела причин слишком сильно упираться. Если надо будет — я выпрыгну вперёд быстрее, чем он успеет шевельнуться. А пока надо внимательно наблюдать за происходящим…
И верно, Бен Давид оказался прав: постепенно становилось всё жарче и жарче. Сначала мы увидели впереди иссушённую пустыню, плавящуюся под безжалостными лучами яркого светила. Ни травинки, ни букашки или ящерки какой — всё лишь песок и каменная крошка. Но вот из песка начали вздыматься султаны огня, словно гейзеры, только не водяные, а пламенные.
Они вспыхивали всё ближе и ближе. Я вытерла пот, струящийся по лицу, и слегка отстранилась от Александра. Когда было холодно, он ещё мог помочь, но сейчас — казался мне печкой, дополнительно обогревающей и без того разгорячённое тело.
В конце концов, дорогу нам перегородила стена огня, ревущая, разбрасывающая искры. Мы пятились, пока не услышали из пламени голос — трубный, с характерными нотами треска пламени.
— Скажите мне вы, осмелившиеся ступить на этот Путь, что пылает жарче пламени? Что пожирает всё на своём пути, ненасытнее, чем огонь? Что оставляет после себя лишь пепел. Что в тысячу тысяч раз опаснее меня? Если вы здесь по праву, то должны знать ответ, если же нет… То сейчас узнаете мощь пламени. Отвечайте!!
— Пожирает всё на своём пути… — бормотала я, — разрушительнее, ненасытнее, оставляет лишь пепел…
Как же не хочется сгореть заживо! Страх и жар мешали думать. Ой, ну и дура же я, — я хлопнула себя по лбу.
— Ненависть и жажда мести! Они ненасытны! — выкрикнула я. — Они могут привести к войне. Война способна не оставить ничего, кроме пепла. Из-за неё мы и оказались здесь… Зло может разрушить всё… Всё уничтожить.
— Верно! — проревело пламя и начало опадать, гаснуть, на глазах теряя яркость.