На Юго-Западе Москвы
Рождение дочери Маргариты совпало с переездом нашей молодой семьи в новый строящийся жилой район Тропарево рядом с метро Юго-Западная. Кооперативный дом, где мы получили небольшую двухкомнатную квартиру, находился почти напротив красивой старинной церкви Михаила Архангела, построенной на рубеже ХУП – ХУШ вв. Церковь возвышалась на холме над старым селом, еще существовавшим ко времени нашего переезда, и будто парила над окрестными далями и лесами. Помещения церкви, не действовавшей в то время, были заняты под какие-то склады и были крайне запущены. Церковь выглядела обветшавшей, с полуразрушенной стеной вокруг нее и остатками ворот старинной кладки. Но даже в таком виде она производила большое впечатление, удивительным изяществом линий и силуэта, гармоничностью и камерностью всего ее архитектурного облика, декоративной нарядностью фасада, окон с наличниками в виде крыльев ангелов, и тем, как она поразительно удачно была вписана в окружающее пространство. Глядя на нее, издали, казалось, что она, праздничная, нарядная и торжествующая, будто возвышалась на престоле, царила и парила над далью, и соединяясь с небесной высью, была посредником в общении с небом. И, казалось, будто ты сам парил над всей этой ширью вместе с нею.
Весенняя нас высь приподымает
Над скучною равниной бытия.
И воздух гроз весенних опьяняет
Омытою землей после дождя.
Весна, как космос, дарит невесомость
И вот опять, воздушность обретя,
Парит церквушка, ангелом несома,
Над далями лесными возлетя.
А дальше белокаменный, могучий,
По богатырски вышедший в поля,
Огромный город вознесен под тучи
И далеко внизу под ним кипит земля.
И поднят ввысь неведомым веленьем
Над миром засверкавшим от дождя,
Я сам лечу, как астронавт вселенной,
Парящею частицей бытия.
В то время можно было спокойно взобраться на пустующую колокольню церкви и любоваться оттуда открывающимся видом: деревенскими улицами, начинающимися внизу сразу же за церковной оградой, небольшой речушкой и маленьким деревенским прудом в котловине. А за избами стоящими по сторонам сельской улицы, с колодцами и колонками, тянулись огороды и поля вплоть до речной петли и леса за ней. Проспект Вернадского в то время еще не был продолжен до соединения с Ленинским проспектом, и шоссе заканчивалось тупиком. Это была самая окраина Москвы. Стройка в новом районе только начиналась. Вдоль шоссе, начиная от метро, по левой стороне стояли только три одиноких девятиэтажных дома. На противоположной стороне шоссе паслись деревенские коровы и козы прямо около церкви, и можно было, если лечь в траву, утонуть в ромашках и клевере. Это были новые места и новые пейзажи, где город граничил с деревней. Здесь проходил рубеж городской и сельской местности. Городская окраина плавно перетекала в сельский пейзаж. Приметы своеобразия этой картины мне мучительно хотелось схватить и передать в стихах.
Тропарево
Где городских окраин
Проходит полоса,
К кварталам подступают
Овраги и леса.
Тропинками пройди к ним,
На косогор взойди
И вдруг бескрайний город
Оставишь позади…
Здесь птичья вьется стая
Над убранным жнивьем
И церковь расписная
Парит над сентябрем.
И плавны перекаты
Пустеющих полей,
И лето на закате
Дремотней и нежней.
Зачастую, я противопоставлял мертвящую искусственность асфальтового города, с его машинной атрибутикой, живому дыханию еще сохранявшихся за городской чертой полей и лесов, живой свежести сельского пейзажа.
На Юго-Западе Москвы
За городской чертой поля,
Лесов темнеющих дыханье,
И на шоссе огней мельканье,
И пахнет мятою земля.
И по тропинке в даль уйдешь…
От трав ночных исходит свежесть.
И в небе, и в полях безбрежность,
И тихий звездопад, как дождь.
А, возвратившись, входишь в город,
Залитый светом, неживой.
Поля, задернутые шторой,
Остались за его чертой.
Здесь, в спящем городе пустом
Свой мир, свои ночные были.
И спят стада автомобилей,
Как табуны коней, в ночном.
Строительство в нашем новом районе разворачивалось все в больших масштабах. Наши три девятиэтажки замкнули поперечными 17-этажными высотками. Остатки сельских рощиц вписывались в квадраты городских строек. Ненасытный город все больше захватывал и поглощал еще остававшиеся куски загородной природы на своих окраинах. Новые районы принимали имена исчезнувших деревень, на месте которых они возникали: Тропарево, Никулино, Коньково, Деревлево, Теплый стан и т.д. Позднее, я попытался лаконично обобщить эту пронизывавшую и снедавшую меня тревогу, связанную с нашествием города на окружающую его природу, в коротком стихотворении.
Все ближе городские стены.
Природа замкнута в кольцо.
Уходит в прошлое со сцены
Ее прекрасное лицо.
Так никнет Божий мир в осаде
Неверия и суеты,
И исчезает без отрады
Родник последний чистоты.
И скоро все вокруг поглотит
Асфальтовая глухота…
Уходит Божий мир, уходит.
А нам, скажи, уйти куда?
Асфальтовый город продвигался все дальше. Проспект Вернадского вскоре соединили с Ленинским проспектом, и район стал терять свою окраинную провинциальность и домашний полусельский вид, застраиваясь высокими больше двадцати этажей типовыми зданиями – коробками. Именно этот момент использовал кинорежиссер Эльдар Рязанов в своей знаменитой картине «Ирония судьбы или с легким паром», многие эпизоды которой снимались тогда в нашем квартале в один из зимних месяцев. Мы, жители района с живым интересом наблюдали за ходом съемок. Стеклянные витрины нашего маленького магазинчика на проспекте были превращены в новогодние витрины. Около магазина был поставлен мощный авиационный двигатель в качестве ветродуя, создававший снежную метель. Для этого с крыши магазина под струю ветра от двигателя сыпали огромное количество мелко нарезанной бумаги. Хотя шел обильный снегопад, но оказывается настоящий снег не подходил для киношного. В вихрях этой искусственной метели метался актер Юрий Яковлев в темном солидном зимнем пальто с меховым воротником и черных лакированных ботинках (во всей этой экипировке он в картине затем залезал в ванную, под душ), делая бесконечное количество дублей, а в перерывах между съемками, топтался на месте, постукивая ногами, и видимо окончательно замерзнув. Другой эпизод, снимавшийся здесь – легковая машина с ревом, подкатывавшая к подъезду дома, в квартире которого происходило действие картины – тоже потребовала не одного дубля. Проезд между домами около магазина был обледенелый и шел в горку, и Яковлев или дублер, который его подменял, изрядно помучились, прежде чем эпизод был снят, так как требовалось режиссеру. Надо сказать, что новый жилой район пользовался популярностью у кинорежиссеров. Еще раньше, когда мы только переселились в этот район и на пустыре стояли только три одиноких девятиэтажных дома, один из них, стоявший прямо против церкви Михаила Архангела, стал местом действия съемок российско – итальянского фильма «Подсолнухи» знаменитого режиссера Лукино Висконти, с Марчелло Мастроянни, Софи Лорен и с Людмилой Савельевой (исполнившей роль Наташи Ростовой в фильме «Война и Мир» Сергея Бондарчука) в одной из главных ролей. Запомнился кадр из этого фильма, где в раму окна пустой, ждущей новоселов квартиры крупным планом, заполняя все пространство кадра, вписана вся целиком эта изумительная по красоте старинная русская церковь во всем великолепии своей изящной архитектуры. Она сразу придавала нужный русский колорит этой части фильма итальянского режиссера.
Впоследствии, по мере застройки района церковь стала теряться между громадами окружающих домов. И я, особенно возвращаясь из отпусков, каждый раз, будто заново открывал свой район, словно возвращался из дальних странствий.
Близ города я на холме стою,
И ощущаю кривизну пространства,
Как будто возвратился я из странствий,
И вдаль смотрю в подзорную трубу.
Вот церковь, что родительским перстом
Благословляет путника прибытье.
Я совершаю важное открытье:
Свой город открываю, отчий дом.
Земли так поворачивает ось
И будто протекли уже столетья,
И в мир явились новые созвездья
И все живое бурно разрослось.
Мир, словно, новым зреньем обновлен,
Как мальчик, обернувшийся Атлантом.
И новой перекроенною картой
Многоэтажный город вознесен.
Так из глубин земли леса и города
Растут и воспаряют над землею,
И плещет животворная вода,
Полна святых небес голубизною.