Когда Никитична вышла из магазина, на улице уже совсем стемнело. Зажглись фонари, их свет, отражаясь в обледеневших карнизах домов, в покрытых тонкой ледяной корочкой тротуарах, делал все окружаюшее Никитичну весьма зыбким и опасным:
«Вот старая дурочка, - упрекнула она себя, - это же надо было досидеться у телевизора до той поры! Сериал ей нужно было досмотреть! Могла бы и завтра все пропущенное понять. Теперь иди на ощупь потемну, глядишь еще, кто-то по голове даст или сумку вырвет!» Никитична с опаской оглянулась: люди спешили по своим делам, не обращая никакого внимания на озирающуюся старуху. Мысли вернулись к сериалам:
«Разве сейчас кино? – спросила себя Никитична, - одна ерунда нестоящая! Вот раньше были кина, так кина! Одна «Рабыня Изаура» чего стоила! А «Дикая роза»? «Просто Мария»? Нет, что ни говори, умели раньше людей завлечь, и жизненно, и за душу брало. Вон соседка моя, Ольга Максимовна, с сердечным приступом слегла, когда этот негодяй Леонсио не отпустил Изауру на волю. Даже скорая приезжала к ней, еле отходили беднягу!
А сейчас что? Одни стреляют в кого ни попадя, другие делают вид, что ловят их! И так год гоняются друг за дружкой. А какие-то оборотни появились? Раньше сроду не слыхали, чтобы милиционер свою службу предал! Насмотришься такого и из дома выходить страшно».
Никитична остановилась, переложила пакет в другую руку. Мимо со смехом, толкая друг с друга, прошли двое парней. Никитична посторонилась, пропуская их:
«Вот, такие ночами и гадят по подъездам, нет от них покоя людям. А все вольница, какую дают им сейчас родители. Взять, к примеру, нынешний сериал: один богатенький старичок, женился на молоденькой. Она ему во внучки годится! Он ли сообразил ей дитенка, иной ли кто, поди теперь узнай, только вот уже серий десять, как они его делят: сегодня дедушка украл у своей молодой жены сына. Завтра, надо думать, она ему каверзу в ответ придумает!»
Никитична с облегчением вздохнула, увидев дверь родного подъезда, на которой четко выделялось недавно закрашенное пятно: «Ну, слава тебе, Господи! Добралась!" Какие-то охальники написали на дверях матерное слово, да ещё сопроводили непотребным рисунком. Вот управдом и замалевала это художество по просьбе жителей.
Никитична потянула ручку двери, в нос шибанул знакомый запах сырости и кошачьей мочи. Единственная лампочка тускло освещала обшарпанный подъезд. Вроде бы тихо. Она поднялась на первый этаж и у дверей своей квартиры увидела маленькую фигурку:
«Ребятёнок чей-то, что ему возле моей двери нужно? Может номер попутал? Так бывает: приедут к одним, а ломятся к другим!»
Никитична, подойдя ближе, с удивлением увидела дрожащего мальчонку, лет восьми от роду. Худая одежонка не спасала. В посиневших руках мальчишка сжимал полупустой пакет:
- Ты, чей будешь?
- Мамин, – односложно ответил мальчишка, не глядя на Никитичну.
- Знамо, что мамин, а не мой! А зачем встал у моей двери?
- Мама велела: на улице холодно, а у меня руки замерзают.
- А где же сама твоя мама?
- За мороженным в магазин пошла. Как купит, так и придет за мной.
Никитична растерялась: «В двадцатиградусный мороз за мороженным? Врет, бессовестная! Бросила парнишку! Мало их сейчас по вокзалам да по рынкам бродит? Подкидыш, значит? Что же мне делать с ним? В подъезде мерзнуть не оставишь, да к тому же и обидеть могут эти, окаянные, кто на детишек падкий! Развелось этого сраму нынче!»
- Бабушка, - обратился к ней подкидыш, - в туалет хочу, можно я у вас схожу?
- Можно-то, можно, да вот пускать не знамо кого в квартиру… - Никитична достала ключ.
- Ладно, заходи, не бросать же тебя на холоде. Только учти, не явится за тобой мать, утром отведу тебя в милицию: пускай они с тобой разбираются!
- Явится! – с уверенностью ответил мальчишка, проходя вслед за хозяйкой в прихожую.
Никитична щелкнула выключателем, вспыхнувший яркий свет заставил мальчишку защитить глаза рукой. Рука оказалась грязной, давно не видавшей мыла:
« Точно, брошенный, - мелькнуло в голове у старушки, - он, как с помойки взятый!»
- Вон, туалет, шагай, делай свое дело, Да по пути и руки вымой! Я сейчас чайник поставлю, чаем напою тебя! – Никитична, шурша пакетом, направилась в кухню.
- Не надо мне чаю, за мной мама сейчас придёт. И руки я мыть у вас не буду: дома вымою! Можно, я на стульчике у двери посижу, подожду маму.
- Сиди, коли хочешь! – отозвалась из кухни Никитична.
Она разложила принесенные продукты. В дверь позвонили:
- Мама! – раздался радостный возглас. – Бабушка, откройте – это моя мама!
- Погоди, погоди, не спеши: никуда она не денется, твоя мама.
Никитична, по привычке приложилась к дверному глазку: в полутьме угадывалась чья-то фигура, вроде бы женская:
- Кто? – на всякий случай спросила она посетительницу.
- Откройте, пожалуйста, я за Артемкой пришла… - голос за дверями был женский.
- Пришла она, - открывая двери, ворчала старушка, - путевые матери…
Как поступают путевые матери, Никитична не успела договорить: в прихожую вошла вначале женщина, лицо которой было скрыто под низко опущенным капюшоном, а следом за ней мужчина в маске. Через узкие прорези маски на Никитичну глянули злые глаза: «Вот, доигралась, - мелькнуло в её голове, - кино само к тебе в гости припожаловало!»
Никитична не в силах стоять на ногах начала медленно оседать на пол, мужчина, подхватил ее под руки и тихо скомандовал:
- Не валяй, бабка, дурочку! Иди в комнату и тихо! А не то - пришибу!
Никитична, поддерживаемая грабителем, послушно поплелась в комнату:
- Где деньги! Отдашь – оставлю живой!
Никитична, молча, указала пальцем на антресоли, где в коробке из-под обуви, лежали «большие» деньги, пятьсот тысяч рублей, - задаток за проданную дачу.
Мужчина вытряхнул деньги в сумку, которую ему подставила Артемкина мама, обвел комнату глазами и негромко сказал женщине с ребенком:
- Уходим!
Женщина что-то ответила сообщнику. Мужчина, кивнул в знак согласия:
- Сиди смирно! – приказал он Никитичне, - только высунешься из квартиры, как получишь по голове. Только через час встанешь с этого места! – Он указал на часы, висящие напротив дивана, грозно повторил - ровно через час.
Из кухни вышел «подкидыш» с батоном в руках, только что принесенным Никитичной из магазина: «Спасла на свою голову!» - горько посетовала та на свою доверчивость.
Грабители улетучились так же тихо и быстро, как и появились.
Никитична сидела на диване, боясь пошевелиться, мелкая дрожь, бившая её в течение всего часа, начала утихать. Она медленно приходила в себя, понимая, что стала объектом чьёго-то хорошо продуманного плана, но чьёго?
Мысль продать дачу и купить себе другую квартиру, вынашивала Никитична еще с осени. Убирая в одиночестве урожай, поняла, что сил прежних уже нет, а работы не убавляется: «Кому она нужна моя картошка, морковка, если от этого добра ломятся полки в магазинах? Сын живет на другом конце города, помогать матери на даче не большой охотник. Да и не до того ему: свой магазин запчастей содержит. На картошку ему денег хватит. А ей одной, куда всего столько? Соседям раздавать?»
Вот и решила Никитична продать свою любимую дачку. Сын согласился, сам дал объявление, цену назначил умеренную восемьсот пятьдесят тысяч рублей.
Покупатель нашелся быстро: заинтересовался молодой парень, лет тридцати, сказал, что хочет купить домик с участком для своей матери. Осмотрел дачу Никитичны и остался доволен: и домик в хорошем состоянии, и на участке все есть, что можно желать! Сошлись на восьмистах тысячах. Договорились, что в следующий понедельник поедут к нотариусу оформлять документы. Сын обещал подъехать за матерью.
А вчера, утром, приехал к ней тот самый покупатель и привез задаток, пятьсот тысяч рублей. На вопрос Никитичны, зачем он привез ей эти деньги, не дождавшись оформления документов, улыбаясь, объяснил:
- А вдруг, кто перебьет торг? Дадут вам больше, и все мои дела рухнут. А так, вы будете помнить, что часть моих денег уже у вас.
- Может оно и справедливо, - согласилась тогда Никитична,- только мне нужно будет созвониться с сыном, чтобы он подъехал сюда и сам за всем проследил.
- Зачем вам тревожить занятого человека? Вы мне напишете расписку о получении залога и все. А когда я буду иметь на руках документы, то верну вам расписку.
- Все же я позвоню, - уперлась на своем Никитична.
Телефон сына оказался недоступен, а покупатель, прихлебывая из чашки чай, торопил.
Никитична решилась: возьмет она деньги, а до сына дозвонится позже. Пока она не спеша писала расписку, парень выложил на стол пять пачек денег: тысячные купюры, по сто в каждой пачке. Вид такого количества денег производил сильное впечатление. Почти целый час ушел на пересчет. Деньги любят порядок. Обмана не обнаружилось, все, как и сказал покупатель: ровно пятьсот тысяч!
Парень с ней поделился, что прямо сейчас едет к своей матери в другой город, чтобы к понедельнику раздобыть недостающие триста тысяч. Он и билет ей показал до Клина.
Никитична, выпроводив гостя, облегченно вздохнула: все это время у неё были сомнения, что неспроста этот молодец явился к ней с такими большими деньгами. Сейчас все улеглось. "Насмотришься, страстей по телевизору и честным людям не доверяешь. «Бог не выдаст – свинья не съест!» Пройдут эти три дня – не три же года ждать! Кто знает об этих деньгах? Только они двое. Значит, и бояться ей некого!"
До сына ей удалось дозвониться только к вечеру. Выслушал, помолчал:
- Ну, что сделано, то сделано. Спрячьте, мама, деньги в надежное место и смотрите, не открывайте первому позвонившему. Я до понедельника едва ли приеду: везу новую партию товара, подфартило дешево закупить. В понедельник утром буду у вас.
Деньги, после долгих раздумий спрятала в новую обувную коробку, которую поставила в шкафчик на антресоли. Ночь прошла спокойно, никто даже не подходил к двери.
Только через сутки случилась эта беда.
Завтра воскресенье, сына в городе еще не будет.
Нужно было действовать одной. Никитична пошла в прихожую, где на небольшом столике всегда лежал сотовый телефон: подарок сына на восьмое марта. Телефона на месте не оказалось: вспомнились проворные руки мальца, отщипывающие куски батона: этот своего не упустит. Превозмогая робость, вышла на лестничную площадку и позвонила к соседям.
Наряд милиции приехал быстро. Осмотрели квартиру, не видя следов погрома, поинтересовались, что именно украли. Услышав о похищенной сумме, стали серьезными:
- Вы можете описать грабителей? – обратился к ней один из милиционеров.
- Женщину не разглядела, а вот мальчишку запомнила: востроглазый такой, грязный весь, а на разговор бойкий, такому в рот палец не клади – откусит. Артёмкой мать называла.
Милиционер поморщился:
- Что это за приметы? По ним фоторобот не составишь!
- Какой там робот! – возмутилась Никитична, - говорю вам, что был живой, высокий мужик, весь в черном, одетый в эту, как её? Маску. Через такой мешок, кого разглядеть можно?
- По таким приметам, - насмешливо отозвался участковый, - можно полгорода пересажать! Вы что-нибудь конкретнее скажите.
- У мальчишки в руках батон, который он у меня на кухне украл.
Милиционер обреченно вздохнул, достал свой сотовый и набрал номер:
- Дима, дай команду постовым в квадрате улиц: Чкалова, Зеленая, Школьная и Космодемьянской, присмотреться к прохожим, мужчина с продуктовой сумкой, одет во все черное, женщина в пальто с капюшоном предположительно фиолетового цвета и мальчик, лет шести… в руках батон. Да не ржи ты! Крупная кража! Да, пол-лимона отхватили. Да тут бабка со страху ничего толком вспомнить не может! Откуда бабло? Говорит, что дачу продала. Постой-ка, а ведь ты прав! Как мне самому такое в голову не пришло! Он так или иначе к этому может быть причастен! Ну, бывай, спокойного дежурства.
Вопрос, который милиционер задал Никитичне, обескуражил её:
- А не мог быть, напавший на вашу квартиру, тем самым покупателем вашей дачи?
- Нет! Тот низкий, полненький такой и глаза у него не злые, как у этого! Да к тому же он сейчас у матери, в другом городе. Нет! Этот другой совсем! Того я бы и по голосу узнала!
-Ладно, пишите бабушка, заявление, будем заводить дело и искать ваши денежки. А как фамилия вашего покупателя?
Никитична, напрягая память, попыталась вспомнить: вчера ведь, расписку писала!
- Короткая такая фамилия и смешная! А точно не вспомню. Знаю только, что Мишей его зовут.
Милиционер, в какой раз вздохнул: вот и работай тут с такими потерпевшими, раскрывай дела! Если бы речь шла о ста рублях, то и разговор был бы короткий, а тут, полмиллиона! Придется копать! Еще бы узнать где именно?
Сын Никитичны, приехавший к матери утром, нашел ее больной, в квартире пахло лекарствами и бедой. По взгляду матери он понял, случилось что-то непоправимое. Если сейчас и он, даст слабину, начнет ругаться, тогда только таблетками не обойтись:
- Ничего, мама! Деньги – дело наживное, здоровье – невосполнимое. Не переживайте, каждый получит то, что заслужил! Страшно родного человека потерять, а деньги… Одевайтесь, поедем оформлять документы. Нельзя подводить человека.
Покупателю, приехавшему оформлять документы на дачу, сын Никитичны, не велел ничего говорить: он-то здесь причем? Когда дело было сделано, покупатель вернул им расписку на пятьсот тысяч рублей и добавил к тому триста тысяч наличными.
Дело об ограблении затянулось на несколько месяцев. У покупателя дачи оказалось железное алиби: он три дня обмывал свою покупку с земляками. На вопрос: «Какого числа приехал Михаил Зайко, к матери, свидетели, потирая тяжелую с похмелья голову, подтверждали любое называемое им число. Нашлась «невеста», которая смущаясь, призналась, что все три дня, этот Мишка ночевал у неё. И только в воскресенье с вечерним поездом уехал к себе домой. Выходило, что в день кражи подозреваемый Зайко находился за триста километров и развлекался с молодой подругой. Милиционер, попрощавшись, вышел, едва не задев носом пальто, висевшее на вешалке: из болоньи, с капюшоном, фиолетового цвета. Мало ли их таких пальто? Что на них смотреть? У человека-то алиби!
Дело зашло в тупик и потихоньку как-то забылось. На вопрос сына потерпевшей, следовал короткий ответ: «Ищем!»
На даче, купленной у Никитичны, развернулся капитальный ремонт. Бедный парень, который занял недостающую сумму денег, чтобы купить понравившейся ему объект, каким-то образом разбогател. Стройка велась на широкую ногу. Приезжали к нему на дачу гости: двоюродный брат с женой и сынишкой. Мальчик чистенький, словоохотливый производил на окружающих приятное впечатление.
Однажды, когда за столом у дяди Миши собралась теплая компания, кто-то от нечего делать, спросил у мальчика:
- Ну-с, молодой человек, кем стать собираешься?
Саша, не моргнув глазом, ответил:
- Артистом!
- Похвально, похвально! А, как у нас с талантом?
- Талант есть, - в голосе мальчика зазвенела хвастливая нота, - я уже участвовал, по просьбе папы, в одном эпизоде. Папа меня тогда похвалил, сказал, что впереди меня ждет большой успех.
-А что за эпизод? – поинтересовался гость.
- Мы тогда одну бабку на деньги развели. Я так хорошо сыграл, что даже милиция ничего не узнала. – Мальчик горделиво скользнул взглядом по лицам гостей, ожидая одобрения.
- Саша, прекрати фантазировать! – резко оборвал исповедь сына, вошедший отец. И, обращаясь к гостям, снисходительно улыбаясь, пояснил, - я в детстве, начитавшись Шиллера, Вальтера Скотта, тоже подражал Робин Гуду: сделал самодельный лук со стрелами и стрелял из-за угла по прохожим, представляя их врагами народа! А потом жизнь заставила поменять пристрастия. Переболел.
За столом учтиво засмеялись.