Юсуп! Отголосок Войны... Роман 1-9
1."Жизнь прожить,не поле перейти."
Глава 9 Я ещё жив...
Я ещё жив... через каждые полчаса я повторял себе. За-
пах, вонь, голод, жажда вызывали необъяснимое желание
вспомнить самое хорошее. Я постоянно вспоминал мою
первую любовь Анору несмотря на то, как жестоко обо-
шлись с моими письмами немцы. Они заставили проглотить
их без воды, заметив, что от меня ничего не добьются. Я же
повторял про себя, вспоминая даже каждую запятую её пи-
сем и каждое восклицание, которые она ставила в таком
большом количестве. Не знаю, почему в последнее время
она называла меня «мой голубок, мой сизокрылый». Может
быть, за верность к её любви. Я не мог себе представить, что
я смог бы так кого-нибудь любить. Даже когда я был увле-
чён кем-то, то в порыве страсти мог назвать её Анорой. Я
стою в эшелоне, уже чувствую, что на меня кто-то повис.
Оглянулся – молодой парень так и застыл мёртвым с откры-
тыми глазами, не смог столько времени стоять. Я посмотрел
сквозь людские головы и заметил, что уже много мёртвых.
Да, вы не ошиблись, мёртвых среди живых, и этот нескон-
чаемый запах, запах падали... Я стал понимать, что наш со-
став двигался медленно, часто его загоняли в тупик, пропу-
ская более нужные составы поездов для фронта. И, наконец,
на одном из таких тупиков начался бой польских партизан,
и они отбили наш состав, начали открывать вагоны и помо-
гать. Так как я был ближе к выходу, я тут же выпрыгнул, и
уже начал отстреливаться вместе с ними, прихватив на зем-
ле у убитого фрица автомат. Но нас стали притеснять, и ког-
да появились танки, приказ был дан отступать к лесу. Я не
знаю, скольких они спасли людей, но даже если несколько
человек, уже это победа. Я бежал за ними, по дороге нагнул-
ся, чтобы выпить из лужи, видно было после дождя. Ко мне
подошёл мужчина-поляк, протягивая мне фляжку. «Пей, не
скажу, что эта вода лучше, но всё же чище», – сказал он на
польском. Я посмотрел на него. «Спасибо, а то уже несколь-
ко дней ничего». И он протянул мне горбушку чёрствого
хлеба. Но для меня это оказалась лепёшка, только испечён-
ная моей матерью, где она оставляла свою руку. Я бережно
поел, не уронив ни крошки. Мы двигались вглубь леса, бе-
жали... Дорога была через болото, но, видно, ведущие знали
её, и по дороге мы никого не потеряли. Когда подошли к их
лагерю, нас, бежавших с вагонов, было достаточно много.
Это сила, но многие были ещё слабы, среди них были и жен-
щины, даже совсем молоденькие, по шестнадцать лет. Я
осмотрелся, и мой чёрный глаз ястреба как на добычу упал
на одну из них. Она был такая же чёрненькая, как Анора, но
издалека мне было трудно рассмотреть её глаза. Через два
дня мы случайно с ней встретились, она была голубоглазая,
красавица с тёмными волосами. Мне стало очень интерес-
но, и я неожиданно спросил: «Как тебя звать, красавица?»
«Сонька!» Она ответила сразу. «Ты русская, что-то не видел
с такой раскраской русских». «Нет, не русская, я еврейка, но
говорю только тебе, наверно, и поляки тоже не любят людей
еврейской национальности?!» «Ты, ошибаешься, я встречал
в предыдущем лагере евреев, только они все были рыжие
какие-то... и к ним относились нормально». «Я же бухарская
еврейка из Самарканда, слышали ли вы – это Узбекистан».
Я посмотрел на неё, сказал: «Сам из Узбекистана». Потом
добавил: «Значит, одна кровь!» «Как понимать, что одна
кровь?!» «А так и понимай, детка. В древние времена абор-
ты никогда не делали, и поэтому женщины рожали бог знает
от кого, всё было перемешано, и поэтому у еврейской нации
считается национальность по матери, а не по отцу. Только
мать знает, кто отец. А какой твой отец? Светлый или тём-
ный?» «Он светлый, но ты к чему клонишь, моя мать была
честная женщина. Это из поколения в поколение переходит
этот тёмный цвет». Мы с ней разговаривали и даже не за-
метили, что разговариваем на узбекском языке. Нас здесь
переодели, и мы стали помогать польскому отряду. Обо мне
скоро узнали, что я капитан разведки, и помогли собрать
группу заново. Через связного я стал получать задание. Со-
нечка оставалась в лагере польских партизан: готовить, сти-
рать. И однажды, когда я вернулся с очередного задания, в
слезах подошла ко мне. «Один солдат домогается, чуть не
изнасиловал вчера, и поэтому... кому бы я хотела отдать
свою девственность, это только тебе. Нас, девиц, угоняли в
бордель в Германию, я понимала немецкий язык, он почти
что похож на еврейский, и тем более я хорошо его знала со
школы. Всё равно, я «её» не довезу до дому. Конечно, я был
возмущён тем, что она сказала, секс здесь есть, но по обо-
юдному согласию, а изнасилований не было среди своих,
несмотря на то, что женщин была нехватка. Я её успокоил и
сказал: «Заходи в баню к одиннадцати часам вечера, я тебя
там буду ожидать». Она убежала, я же думал о нашей встре-
че. После Аноры уже третья девица, которая хочет именно
мне отдать себя и безвозмездно. Она знала, что у меня есть
Анора и сын Юсуп. Знала также, что это первая любовь, и
никогда её я не забуду и буду искать после войны, если оста-
нусь жив. Время бежало медленно, и к десяти часам я на-
правился к самодельной баньке, где над навесом висела от-
крытая бочка и шланг из неё, а за банькой была стена из
забитых досок. Я туда собрал нескольких веток, подстелил
мой тулуп и ожидал с нетерпением, как когда-то ожидал
Анору. Сонечка пришла раньше времени, и я был не удив-
лён, хотя она и выросла в еврейской семье, но дух узбекской
женщины надолго вселяется в людей другой национально-
сти, живущих там. Уважение мужчин – это было у них с
рождения. Она из-под шинели достала белоснежную про-
стынь и постелила сверху. Я только подумал, зачем, как она
положила палец на губы и тихо сказала над ухом: «Молчи,
за мной, кажется, кто-то шёл». Я её усадил, сам же вышел
вперёд и заметил нашего русского солдата, который по воз-
можности набивался ей в любовники. Я остановил его: «До-
ложите по форме, почему вы оставили место расположения
после десяти часов? Случайно, вы не предатель, не дезер-
тир, хотите сбежать из нашего отряда?» Боец испугался,
стал бежать, я же ему вдогонку кричу: «Сонечка моя род-
ственница, не дай Бог с неё посыплется хотя бы один во-
лос». И это был последний раз, что он на неё наезжал. После
этого случая уже к ней боялись подходить не только наши
солдаты, но и из польского вооружённого отряда мужики.
Вернувшись, немного успокоившись, я сел рядом с ней. Не
думал в этот день сразу с ней иметь секс, надо, чтобы она
немного привыкла ко мне, и я, притягивая её к себе, сказал:
«Ты хотя бы знаешь, зачем пришла, ты целовалась ли с кем-
нибудь?» «Нет, не успела, у нас было строго... я и не думала,
что окажусь здесь, мы с тремя девчонками из нашей школы
подсели на эшелон уходящих на фронт, решили тоже в вой-
ну поиграть. Поехать и помогать, и так в одной из перестре-
лок на одной станции мы все трое и попались в руки к нем-
цам, которые недолго думая нас в этот эшелон и хотели
засунуть, который был на этой же станции, где они нас и
поймали». «Ох, вы же далеко зашли, а где они?» «Я видела,
как одну поймал один из немцев и поволок в кусты, и потом
оттуда был слышен выстрел, вторая умерла, не вынесла
столько стоять, на ногах разбухла от голода, а я была спор-
тсменка, пятиборье, слышал об этом? И я смогла выдер-
жать». «А ты, видно, хорошо стреляешь?!» «Да, очень хоро-
шо, я имела уже взрослый разряд... смогла бы показать
завтра, если вы хотите. Я бы хотела быть рядом с вами снай-
пером, я влюблена». Такое признание было для меня не
ново, я её притянул к себе поближе и несколько раз поцело-
вал. Она же выставляла свои губки всё больше и больше, и,
наконец, она сняла свой тулуп. Я понимал, что это должно
было быть, но не так сразу. Но она была сильной, повалила
меня на землю и залезла сверху. Я чувствовал, как она трёт-
ся и хочет тот «выстрел», за чем пришла. Она одной рукой
расстёгивала мне ремень, и кто же может выдержать в эти
минуты? Мы и не раздевались полностью, погода была сы-
рая, было прохладно, так прямо в одежде... я осмелился по-
стучаться в её «дверь», заметив, что она была голышом. Я её
посадил на себя, указывая дорогу моей змейке, и тут она за-
кричала от боли. Я понял, что взял её, она же наклонилась
ко мне и замерла. Я слышал её неравномерное дыхание и
слёзы, капающие мне на лицо. «Я тебя люблю, я тебя лю-
блю», – тихо сквозь зубы она как бы цедила эти слова.