Старая железная дверь контрольно-пропускного пункта тяжело захлопнулась. Воля встретила угрюмым, пасмурным осенним днем. Ветер едва шевелил неровности короткой стрижки. Крепкие, желтые от табака, пальцы потянули сигарету ко рту. Тяжело выпустив дым, поправив на плече потертую дорожную сумку, опустив руки в карман ватника, освобожденный, побрел прочь от места своего заточения. Во взгляде этого высокого дюжего мужчины лет тридцати не читались эмоции. Ни радости, ни горечи, ни тоски, ни надежды. Скорее всего, человек научился скрывать от окружающих душевное состояние. Лишь только сильнейшую внутреннюю силу, глаза утаить не могли. Но куда направлена эта мощь? В сторону добра или зла? Это оставалось загадкой.
Серая российская жизнь. Выбоины на дорогах, грязь, мат, пустые злые лица людей, вокзальная вонь, инвалиды в камуфляже, просящие милостыню. Грубые проверки милицейских патрулей, прокуренный холод тамбура...- словно время замерло, подарило возможность, искупая вину, не пропустить чего-нибудь интересного...
На лавочке, подле белокаменного забора красивого деревенского дома, сидела женщина лет пятидесяти. Каторжанин остановился возле нее и долго смотрел своим скрытным взглядом. Затем он молча присел рядом. Дама встрепенулась, тяжело задышала.
- Кто здесь?- тревожно спросила она, повернув голову в сторону мужчины.- Саша, это ты?
- Я вернулся, мама,- тихо произнес тот, глядя перед собой.
- Сашенька? Саша, милый мой. Мальчик мой, сыночек, дождалась,- давясь слезами, повторяла мать,- Таня! Танюша! Саша вернулся!
На зов матери со двора прибежала милая юная девушка лет шестнадцати с растрепанными волосами, в распахнутом пуховике, наспех наброшенном на халат, и комнатных тапочках на босу ногу. Несколько секунд девица удивленно смотрела на странника, словно не веря своим глазам, и как только тот стал во весь рост, мигом бросилась ему на шею.
- Я так боялась не узнать тебя,- заплакала барышня,- А ты совсем не изменился.
- А ты выросла, стала настоящая красавица,- тихо, без видимых эмоций произнес путник, обхватив могучими рукам девичий стан.
Женские слезы радости от долгожданной встречи, сочетавшиеся с улыбками и смехом, озарили пасмурный осенний день, словно солнечные лучи.
- Что мы здесь, Таня!- воскликнула мать,- Веди Сашу в дом! На стол собери, накорми брата, да людей зови! Радость у нас!
В этот минуту Александр заметил у калитки беленького мальчугана лет двенадцати, который взглядом волчонка, с опаской, следил за происходящим.
- Это Митька Катькин,- увидев интерес брата, объяснила Татьяна,- Митя! Ну, ты чего? Дядя Саша вернулся, иди, поздоровайся. Ой! Кате позвонить нужно, пусть бросает все и домой.
Малец стоял на месте, продолжая настороженно хмуриться. Мужчина подошел к нему, пристально посмотрел с высоты своего роста в голубые глазенки. Впервые за время встречи по его лицу едва заметно пробежала улыбка.
- Не нужно народа, мама, успеется,- не поворачиваясь, продолжая смотреть на мальчишку, произнес сын.- Поесть бы, да баньку истопить. Устал я с дороги, да и от шумного веселья отвык.
- А зачем баньку топить?- заулыбалась сестра.- Вон Катюха какие хоромы отстроила, со всеми удобствами...Кать!- радостно заговорила она по телефону.- Бросай все дела и домой! Саша вернулся!...
Двор поражал своим великолепием: мощеные дорожки, декоративные лужайки, украшенные фонариками, резная беседка,- все сделано со вкусом, не скупясь. Особняк встретил дорогим ремонтом и холодом настороженного хозяина. Весь этот модерн и изысканное убранство имели яркий оттенок чужой жизни. Ощущение возвращение в родные стены, от которого сердце так трепетно и приятно сжималось, покинуло душу. Его сменило стеснительное чувство гостя, своим внезапным появлением нарушившего планы жильцов.
Пока Татьяна суетилась на кухне, Александр вышел покурить. Привычно сделав пару затяжек, он услышал, как возле дома остановилась машина. Несколько секунд, калитка распахнулась, и во двор вбежала взволнованная высокая красивая белокурая сеньора. Она явно любила следить за собой, поэтому, выглядела ослепительно, умело, скрывая от окружающих десяток лет. Увидев, стоящего на пороге мужчину, дамочка замедлила шаг и остановилась в метре от него. Некоторое время они молча стояли, глядя друг на друга.
- Здравствуй, Саша,- прервал тишину нежный шепот.
- Здравствуй..., Катя,- задумчиво ответил скиталец.
Казалось, что вот-вот эти двое обнимутся, захохочут и без остатка отдадутся сладкому мигу долгожданной встречи. Но все это эмоции, которые нужно скрывать и от окружающих, и от самих себя.
- Катя! Помоги на стол накрыть!- заставил женщину встрепенуться голос Татьяны...
За большим, красиво убранным столом ели молча. Наблюдая, как жадно освобожденный налегает на пищу, закусывая водочку. Никто не решался ему мешать.
- Как тебе дом, Саша?- наконец перебила красноречивое молчание Таня, увидев, что брат насытился.
- Чужой,- все также задумчиво ответил тот.
- Старая изба совсем плохая стала. Да и тесно в ней было. Вот Катя и напряглась. Она у нас молодец, работала много...Теперь магазины здесь и в райцентре, цех швейный... Разрушенные колхозные фермы выкупила, бомжей со всей округи свезла, чтобы мясом, молоком, птицей да яйцами страну обеспечивали...
- Перестань,- смущенно сказала Катерина.
- Что характерно слушаются они ее, боятся, уважают,- продолжала девушка.
- Опыт- великая сила,- изрек Александр, пристально посмотрев на виновницу хвалебных од.
Та стыдливо отвела взгляд.
- Я им работу дала, плачу и деньгами, и продукцией,- словно оправдываясь, заговорила мадам,- избы, брошенные, в Божеский вид привела и поселила их по-человечески. У меня и для деревенских работы хватает. Народ раньше бежал из деревни, а теперь все больше остается. Света экономистом станет, очень хочу, чтобы к матери вернулась, помогать. Светочка у меня девочка способная. А там и Танюху учиться отправлю...
- Маму по врачам дорогущим возит,- перебила Татьяна,- уже операцию одну делали. Говорят, что зрение восстановят... Папу до последнего лечила,- огоньки глаз девицы налились слезами,- даже когда...,- она осеклась, не договорила, не заплакала.
После этого опять наступила тишина…
- Давайте помянем, Василия Спиридоновича,- поднимая рюмку с домашней вишневой наливкой, произнесла мать,- любимого мужа моего и вашего отца. Очень любил он нас. Царствие Небесное, пусть земля ему будет пухом. Ждал он тебя, Саша, очень ждал...
Выпили молча, не чеканясь.
- Отца навестить хочу,- всматриваясь в дно пустой рюмки, сказал сиделец.
- Я отвезу, Сашенька,- понимающе произнесла Катерина.
- Тогда поехали.
- Ты бы отдохнул, а завтра съездим.
- Чрево набил, выпил, а острожную вонь после смою.
- Правильно, Саша,- сказала мать, поддерживая сына,- сходи, поздоровайся с отцом, порадуй его...
На старом деревенском погосте, среди покосившихся гнилых крестов, как оазис в пустыне, выделялись три больших гранитных памятника в красивой кованой ограде. Александр задумчиво всматривался в лица умерших родственников, изображенных на монументах. Ему улыбалась бабушка, Званцева Пелагея Ильинична, дед, с боевыми наградами на пиджаке, Званцев Спиридон Фомич и отец, Званцев Василий Спиридонович.
- Поговори с ними,- прошептала Екатерина,- расслабься.
Саша ничего не ответил, лишь сел на скамью у могил. Спутница примостилась рядом...
- Я бабку плохо помню,- заговорил освобожденный, задумчиво прерываясь после каждой фразы,- в восемьдесят третьем мне семь лет было...А деда любил, очень...Да и он меня... Дед с отцом приснились мне за неделю до освобождения... Веселые такие...Молодые...Дед в своей форме солдатской, в которой с войны вернулся...с наградами...отец в тельнике и берете...обнимались, смеялись...махали мне...,- ком подступил к горлу, пауза затянулась,- я всегда гордился своей семьей, своими стариками...хотел быть похожим на них...таким же смелым, сильным...Я так хотел поднять отца на ноги...клятву себе давал, что все сделаю для того, чтобы он выздоровел...- мужчина поднял лицо и посмотрел на серое небо, преграждая путь слезам,- и ничего...Восемь лет...восемь лет скитаний... и ничего...я не сделал ничего...ничего не смог...Меня даже рядом не было, когда батя, дед...
Женщина прижалась к мужчине, и ласково, но при этом довольно твердо произнесла:
- Не говори так, Саша. Ты сделал очень много. Ты даже сам того не понимаешь и пока не поймешь. Но я знаю, что никто и никогда не сделал бы большего для своей семьи, для своего отца, для всех нас, чем сделал ты. А самое главное, что, уходя, отец знал это.
- Не говори ерунды. Я давно уже смирился со своим бессилием, а это так, случайный крик души... Поэтому, успокаивать меня, смысла нет... В моем случае, самое правильное- лишь молить о прощении у своих стариков и надеяться на русский "авось"... Авось простят...Только вот себя мне никогда не простить... Давай помолчим, так будет лучше всего...
Немного подумав, помявшись, говорить или нет, дамочка, все же приняла решение не молчать. Она скрупулезно выбирала слова, задумывалась, делая паузы:
- Я все-таки скажу. Я должна сказать, Саша. Слава Богу, отец застал новый дом. Ты не представляешь, как он радовался. Как радовался дед. Он, так вообще, помогал в строительстве. Такой живчик был. Оба ждали тебя. Очень ждали… Когда отца не стало… дед пал духом… Перестал выходить на улицу, помогать соседям, чистить ружья свои… Все сидел у себя в комнате и целыми днями слушал Петра Лещенко своего… «Осень»… Я ему даже кассету с этой песней записала, магнитофон купила. Пластинка совсем плохая стала… Потом он и вовсе слег… Мне казалось, что держишь его на свете только ты… Как не зайду к нему, он все о тебе спрашивал… Ждал… В тот день зашла, а он форму свою надел с наградами, чемодан-патефон достал, пластинку ставит… И откуда только силы взялись… Седой такой, хмурый, уставший… Сел возле окна, поставил свой скарб подле себя и стал ручку крутить… Я выхожу, а он спрашивает меня… что самое страшное в жизни… Я замешкалась как-то… А он и говорит, тихо так, глядя в окно… Пережить смерть своих детей… Я вышла молча… Патефон заиграл… И ты знаешь, пластинка чисто так звучала, как новая… Я удивилась прям… Через час примерно заглянула… а он прямо у окна, сидя и преставился… Не держали они на тебя зла, Саша… Ни отец, ни дед…Чувствовали, что не подвел ты их… Любили тебя очень и ждали…
Мать уснула, держа руку вернувшегося сыночка… Выйдя на крыльцо покурить, Александр задумчиво всматривался в темноту. Сердце приятно щемило. Уже давно забытое чувство проснулось и ласково согревало душу... Сделав последнюю затяжку и выбросив окурок, блудный скиталец вернулся в дом.
- Я постелила тебе в спальне на втором,- тихо сказала Катя, поправляя одеяло спящему сыну.
Из соседней комнаты доносился голос Татьяны.
- С кем это она?- прошептал брат.
- С отцом... Каждый вечер с ним разговаривает, новости рассказывает...Скучает сильно...Плачет частенько...
Мужчина молча шагнул в сторону лестницы.
- Саша,- полушепотом окликнула его Екатерина.
Тот не повернулся, но замер, давая понять, что слушает ее.
- Я очень рада, что ты вернулся...Мы все очень рады...
Все тело ощутило дикую усталость, расслабившись в мягкой кровати. Годы тюремной шконки воспитывали аскета, который совершенно отвык от элементарных благ. Теперь, теплая удобная постель- это роскошь. Удивляло лишь то, что не появлялось желание привыкать к этому.
Только не спать, но глаза слипались... Сны уже давно не детские сказки. Это монстры, приходящие как бред, как призраки. Они травят душу, сводят с ума...Снова эти силуэты, тени прошлого... Только не спать, не спать, не спать...
- Встать, боец! Встать!- орал лейтенант в заляпанной кровью и грязью, разодранной тельняшке.
Черный от гари и копоти, он стоял на коленях и бил ладонью левой руки себе по голове, трепля правой, безжизненное тело товарища.
Прислонившись к борту искореженного танка, Званцев в ужасе наблюдал эту картину. Трупы, повсюду трупы, кровь, стоны… Дымящие остовы зданий, каркасы военной техники, грязь, вонь и животный, дикий, ни чем не объяснимый, не проходящий страх. Ужас, который сковал все тело, и овладел разумом. Что происходит, так не должно быть. К такому никто не готов. Про это не говорили…
Российские войска в Новом 1995 году, Грозный встретил крайне не приветливо. Группировка попала в смертельную западню. Командование бросило на произвол судьбы. Молох вовсю упивался сакральной жертвой, которую принес к его ногам беспалый пьяный русский правитель…
В голове бушевал шторм. Все вокруг, как в тумане. Это не правда. Это чья-то злая шутка. Все не по-настоящему. Взрывы, стрельба, трупы, кровь, сошедший с ума командир…Это бред, страшный сон. Нужно только проснуться и все закончится. Только проснуться. Проснуться…
Вдруг, такой, казалось бы, неуместный, детский плачь, вернул Сашу к действительности. Все, сейчас и он забьется, читая одну и туже «мантру», как его лейтенант. Хрупкий, юношеский мозг не выдержал и сломался. Невероятными усилиями, побеждая страх, солдат осторожно выглянул из-под брони.
Улицу усыпали трупы и развороченная техника. Тех, кто еще шевелился в агонии, методично расстреливали с высоты снайперы. На противоположной стороне от него, прижимала к себе белобрысого мальчонку, лет пяти, русская девочка. Малыш плакал жалобно и обречённо. Недалеко от Званцева, по тротуару металась очень красивая молодая блондинка, пытаясь перейти к детям. Но стоило ей сделать шаг, смерть начинала свой зловещий танец у ее ног. Определив цель, снайпер, словно кошка, играл со своей жертвой. Снова и снова, несчастная делала отчаянную попытку и, будто, спотыкаясь о свинец, возвращалась обратно. Увидев самого родного человека, малец заскулил так горько, что разум просто не мог вынести. Это мгновение стало последней каплей для матери. Она пошла через улицу медленно, спокойно ступая босыми ногами по искореженной мостовой. В ее широко раскрытых глазах застыло отчаяние, а тело уже не чувствовало холода. Женщина шла, не глядя под ноги, ни разу не споткнувшись. Не обращая внимание на фонтанчики кровавой пыли, которые уже не могли остановить движение. Мать шла к детям…
При виде этой картины, грязный и оборванный Саня, сквозь страх, боль и панику, прижавшись к траку подбитого танка, харкая слюной и кровью, неистово заорал:
-Что ж вы делаете, суки! За что? За что?
Он трясущимися руками накрывал голову, выл:
-А-а-а! Нет!
Потом схватил автомат, резко рванул, стреляя наугад, бросился к детям, сбил их с ног и накрыл собой.
- Откуда вы тут, б...ть!- дико рвал он горло.- Я сейчас здохну по вашей милости.
Девочка молча тряслась, только в огромных голубых глазенках блестел жуткий страх. Мальчик, напротив, сильно плакал, кричал:
-Мама! Мамочка!
Женское сердце разрывалось на куски при виде страданий своих детей. Пусть убьют, пусть не дойду, но я должна быть рядом с ними или вовсе не видеть этого безумия.
Плач парнишки перевернул сознание Саньки окончательно.
- Мама!- вдруг заорал он.- Это же моя мама! Мама! Осторожно, мама!
Мозг, со злым хохотом, сжимала незримая сила. В помутневшей голове, как птица в клетке, билась только одна мысль: «спасти маму!» Вскочив, боец открыл огонь по зловещим невидимкам. Вдруг, совсем рядом с ним, послышался отборный русский мат. Множество голосов слились в один. Уцелевшие мальчишки стояли во весь рост и били по сторонам, прикрывая собой женщину. Казалось, что встали все: и живые, и мертвые. Вместе, одной стеной, за простую истерзанную войной Мать! За Родную Мать!...
Огонь абреков переключился на солдат. Брызги крови, части тел, крики... Один за другим, ребятки стали падать, сраженные тяжелым свинцом. Удобные мишени, славная охота для настоящих горцев...
Но мать дошла! Обняв своих деток, бросилась в завалы, в поисках спасения. Теперь настала очередь и Александра. Не переставая стрелять, парень из последних сил рванул к ним и упал рядом...
Сколько времени прошло никто не знал. Они сидели молча среди развалин дома. Дети прижимались к матери и испугано смотрели на грязного парнишку в рваном бушлате. Где-то вдалеке шел бой, но здесь на улице все стихло, и только громкий однообразный бред молодого лейтенанта не давал забыть о реальности.
- Мама, я есть хочу,- ели слышно пробормотал мальчик, не отводя своих больших голубых глаз с автомата в руках солдата.
- А я замерзла,- прошептала девочка.
Только сейчас Саша увидел, что все трое легко одеты. Летняя верхняя одежда, да сандалики на ногах. Но взгляд остановился на красивых босых ногах матери. Два стройных белых колоса скрывало светлое легкое платье. Что творилось в голове юноши оставалось загадкой, но его, явно не детские мысли не могло скрыть лицо. Женщина все поняла и попыталась спрятать предмет вожделения под ткань. Александру стало стыдно. Отведя глаза, он тихо произнес:
- Оставайтесь здесь, я сейчас.
С этими словами он рванул к улице… Вернулся парень минут через двадцать. На себе тащил какие-то вещи и рюкзаки.
- Ну, что, басота, сейчас согреетесь и поедите,- немного задорным голосом прошептал Саша.
Перед семьей легли грязные, окровавленные, пробитые осколками и пулями бушлаты, стоптанные сапоги, консервы.
- Ну, чего сидим? Разбирайте, давайте,- солдат достал из рюкзака флягу,- А это спирт,- довольно произнес он, сейчас разотретесь и быстро согреетесь.
- Одежда же с убитых,- тихо, но спокойно сказала мамаша.
Несколько секунд юноша пристально смотрел на нее, а потом немного раздраженно произнес:
- Так у тебя выбор есть: или это вот одеть, или околеть вместе со своими детьми.
Слова моментально подействовали. Рука матери потянулась к вещам.
- Ты детей спиртом сначала натри и сама натрись, а потом укутай их в бушлаты. Сама сапоги надень и бушлат. Да, там, в рюкзаке подшлемные шапочки, найди их и одень на малых. Я пока тушенку открою. Я зайца тоже накрыл. Лейтенант наш,- парень указал головой в сторону улицы,- взводный. Совсем мозгами потек. Зайцев. Другу его, на его глазах пол башки снесло, вот его и торкнуло… А раньше веселый был, шутил…
Дети ели консервы жадно, руками, прямо из банки, окутанные бушлатами, как пеленами. Глядя на них, уплетая с армейского ножа содержимое жестянки, Саша вспомнил родных:
- Мы с отцом часто на рыбалку ходили. Бывало, наловим рыбы, и сидим с ним у костра допоздна. Я укутаюсь в его телогреечку, прижмусь к нему и трескаю уху, за обе щеки. И так мне хорошо с ним, что словами не передать, благодать просто… Отец у меня крепкий мужик был, в десантуре тоже служил, в Чехословакии, в 68-м, первые береты… Силище у него была…
- Почему был?- спросила женщина
- Да он у меня комбайнером был и механиком заодно. В 88-м чинил комбайн, да придавило его, позвоночник и хрустнул. Лежит теперь пластом.
- А, что врачи?
- А, что врачи? Кто говорит надежды нет, кто говорит, есть. Но деньги нужны большие. А у нас, отродясь, таких денег не было.
- А колхоз, почему не помогает?
- Какой колхоз? После Союза прахом все пошло, разворовали, развалили… Эх, да, что об этом. Вот с армии вернусь, денег заработаю, отца на ноги поставлю. Дом новый построю, большой, красивый. И женюсь. И счастливо заживем большой дружно семьей…
- Меня Катя зовут,- тихо произнесла мать, - дети мои: Митя и Света. Светочке десять, Мите четыре.
- Я Саша. У меня тоже сестренка есть, Танюха. Младшая. Ей семь.
- Кто ж твоей матери сейчас помогает? Трудно ей?
- Трудно. Но она у меня привыкшая. Поди, с детства на поле с утра до ночи. Да и дед мой, отцов батя, силушкой не обижен. Войну прошел, ранений куча, а дрова колит, дай Бог каждому…
Стемнело… Наблюдая за разговором взрослых, сытые дети тихо уснули в своих теплых пеленах. Солдатик, тем временем, полностью предался рассказам о семье и воспоминаниям:
- Мой дед, в составе воздушно- десантного корпуса Желудева в Сталинграде воевал. Рассказывал, как туго было. Что единицы в живых остались. Настоящий ад. Прям, как здесь сейчас. У них с бабкой моей, сын как раз перед войной родился. В честь Чкалова Валерием назвали. Война началась, дед на фронт ушел. В деревню немцы пришли. Валерику полтора года было. Рассказывали, что сильный был, не по годам, здорового петуха рукой поднимал. Так вот немцы, всех маленьких деток извили. Потравили. Толи в семечки яду добавили, толи еще во что. Дед с войны вернулся и узнал, что сына больше нет. Не писали ему, боялись, что по глупости погибнуть может. У них с бабкой долго детей не было, не получалось. Отец в 49-м родился. Любили его сильно, оберегали. Один он у них. Больше Бог деток не дал. А потом, дед меня сильно любил. На охоту брал, стрелять научил. Прям белке в глаз. Ножом орудовать, капканы ставить, секреты разные. Всем премудростям военным выучил. Говорил, что настанет день, когда все это мне пригодится. Что я должен быть готов. День настал, только я к нему совсем не готов оказался. Он в Сталинграде, в развалинах, патефон нашел и пластинку. Перт Лещенко. Песня «Осень, прозрачное утро». Говорил, что слушал эту песню и в живых оставался. Через все войну патефон и ее протащил, целёхонькими. Как ему это удалось одному Богу известно… Потом, сколько себя помню, постоянно слушал эту «Осень». Да и отец тоже ее с детства помнит. Даже на свадьбе родительской, тоже ставил. Все пьют, гуляют, а тут : «не уходи, еще не спето столько песен, еще звучит в гитаре каждая струна…». Отец до женитьбы большой ходок был,- лукаво заулыбался боец,- Всех девок в округе перепортил. Мать моя молодая была, глупая. Влюбилась в него. А он ей голову поморочил и убёг. К деду она пришла, сказала, что любит отца, что беременная, но аборт делать не будет. Ей тогда восемнадцать было. Дед за батей, целый день с оглоблей гонялся, удивительно, как не зашиб. Но жениться на мамке заставил. И, как в воду глядел, зажили родители просто душа в душу. Любили друг друга и уважали. Да и сейчас любят,- воин тяжело вздохнул, погрузившись в воспоминания,- Тяжко мне без них, скучаю сильно. Домой хочу.
- А чего ты пришел сюда, Саша?- спокойно спросила Екатерина.
- Как чего? Приказали… Вы сами-то, откуда здесь?
- А я жила здесь, Саша. Мы жили. Я, муж, дети… Мы с мужем из одного детского дома в Самаре. Попали сюда по распределению после ПТУ. Ни отцов, ни матерей, думали, новую жизнь начнем…семья. По началу все нормально было: общежитие, работа, Светка родилась. Мы приехали, я уже беременная была. Но уже тогда тут не сильно спокойно было, но терпимо. А, где-то с 90-го, началось по полной. С работы выгнали, из общежития тоже. Приютил нас тогда один чеченец, рабов сторожить…
- Как рабов?- удивленно спросил Александр.
- Так, Саша, рабов. Русских людей местных или свезенных со всего Союза. Они работали, где им говорили, а их кормили за это…
Женщина замолчала. Посмотрела на спящих детей. Устремив свой взор в сторону улицы, она тихо спокойно продолжила, делая длинные паузы, словно переживала воспоминания заново:
- А потом появился Аслан… Сын старика, который дал нам крышу над головой и работу…Высокий, красивый, сильный, властный, злой… Он сразу обратил на меня внимание… Мите год был… Не устояла я, закружило нас с ним… Влюбилась… Сережа мой добрый, спокойный, не решительный… Догадывался, наверное, видел, как ему вслед люди смеются… Однажды пришел, а мы с Асланом… Я смутилась, а Аслан наоборот, зло смеясь, выгнал его… Нашли Сережу через неделю, вниз по течению… Так я в свои двадцать пять вдовой и стала…Аслан, конечно, на мне не женился… Взял девушку более достойную его… Но и со мной связь не прервал… Да и выбора у меня не было… Уже вовсю бушевала ненависть к русским, все к войне готовились… А у меня дети… При всем, положение мое не было горьким… Аслан нежный, щедрый… К детям моим по доброму относился… Злая я на него была сильно, но любила еще сильнее… И он это знал… В работе я преуспела… Мои подопечные не только на стройке, да на земле работали, но и на производстве… Школа Аслана даром не прошла… Я стала жесткой, злой, требовательной… Боялись меня… Время прошло, и зажили мы лучше прежнего… Аслан свою семью подальше в горы отправил и мы уже с ним не прятались… А потом пришли вы, и все снова рухнуло… Ты думаешь, что меня и детей моих от смерти спас? Да я с Асланом, как ниточка с иголочкой, куда он, туда и я… Меня и детей, его люди охраняли, пока он с вами воевал… В дом снаряд попал, все разбежались, и детки мои… Снайпер- это баба из Литвы, наемница… Тоже перед Асланом не устояла, спала с ним. Вот и решила покуражится, над соперницей… Она бы не убила меня, побоялась бы Аслана… Все знали, что он за меня любого убьет…
Полностью погрузившись мыслями в свой рассказ, Екатерина не видела, как от гнева наливались кровью глаза Александра, как зло ходили по его лицу желваки, как сжимались пудовые кулаки.
- Заглохни, тварь!- кинулся на нее парень.
Он повалил женщину на груды камней и, навалившись всем телом, принялся душить.
- Заглохни, сволочь! Па-пацаны дохли ради тебя!- кричал Званцев, извергая потоки слюны, пытаясь крепче сжать пальцы на нежной шее,- За твоих детей дохли! А ты, т-тв-тварь! Подстилка чеченская! Убью, б…ть!
При этом, Катя оставалась спокойна, лишь взялась за руки противника и твердила:
- Тихо, Саша, детей разбудишь.
Еще мгновение и кавказская маруха увидела, как меняется лицо солдата, как стихает волна гнева, как ослабевает хватка рук. И вот Катерина почувствовала совсем другую волну, которая овладела юношей при соприкосновении с женским телом. Налитые кровью глаза помутнели, тяжелое дыхание приобрело иную окраску.
- О, Сашенька, да ты совсем уже большой стал. Ну, давай, иди ко мне, не бойся, будь смелее. Война ведь, кто знает, что с нами завтра будет. Тебе понравится. Ты же хочешь, я вижу.
Правая рука парня скользнула под бушлат и застыла на мягкой, нежной женской груди. Эти новые, ни с чем не сравнимые, приятные ощущения полностью овладели молодым юношеским организмом без остатка.
- Давай помогу,- прошептала женщина. Ее пальцы принялись расстегивать пуговицы солдатских штанов,- Да ты богатырь во всех смыслах…
Но в эту секунду разум бойца просветлел: Александр резко отпрянул, сел, опустил голову и накрыл ее ладонями.
- Это не правильно. Так нельзя,- тихо произнес он.
Некоторое время молчали. Екатерина села, прикрыла платьем обнаженные ноги, запахнула бушлат.
- Ну и Новый год,- чуть улыбнувшись, сказала она,- …Извини меня, дуру, Саша. У меня это, как инстинкт самосохранения. Еще с Самары. Директор нашего детского дома лысый, худой, всегда с потными ладошками. Все о направляющей роли партии говорил, Ленина и «Педагогическую поэму» цитировал. А по вечерам девчонок, по-отечески, в своем кабинете, на старом, вонючем диванчике, своими ладошками потными… Рассказывал, как у него душа болит за каждого из своих воспитанников. Мне Сережка сказал однажды, что все для меня сделает. Я попросила, чтобы он убил этого урода. Побоялся даже думать об этом. Знал, что мне гадко и противно и боялся. Знал, с кем делит меня, и терпел. И с Асланом терпел. А Аслан терпеть бы не стал. И убил бы за меня…
Где-то вдалеке шел бой. А здесь в развалинах спали дети, укутавшись в грязные, пропитанные кровью солдатские бушлаты. Без устали, голося одни и те же фразы, не унимался лейтенант. Жизнь все еще продолжалась…
Резко открыв глаза, Званцев почувствовал сильную тревогу в груди. Уже рассвело. Он не сразу вспомнил, где находится, что произошло, но однообразный бред лейтенанта вернул солдата в реальность. Потерев лицо руками, парень вдруг заметил, что мать и дети напряженно всматриваются в сторону улицы.
- Что там?- полусонным голосом спросил Александр.
- Саш, ты только не бойся,- тихо заговорила Катя, повернувшись к нему,- я попрошу, чтобы к тебе отнеслись уважительно. Тебя бить не будут, выкуп за тебя требовать не будут. Я скажу, что ты меня спас от своих…
- Ты что?- перебил ее Званцев, приподнимаясь,- Что за бред ты несешь? Или у тебя тоже крыша по-е-ха-ла…
Последнюю фразу Саня договорил, словно по инерции и замер. Вдалеке мелькали пять силуэтов. Люди передвигались осторожно, не спеша, но особо не скрываясь. Возможно, они искали кого-то. В тишине утра отчетливо слышалась чеченская речь.
- Это Аслан. Он ищет меня. Все кончено, Саша…
- Дура,- тихо перебил ее солдат, - Все только начинается.
С этими словами боец мгновенно принял решение. Проверил магазин автомата. Снял оружие с предохранителя и поставил на одиночный бой. Передернул затвор. Выбрасыватель выплюнул патрон. Санек слегка улыбнулся. Его верный друг уже давно ожидал той минуты, когда начнет сеять смерть. Служивый аккуратно занял удобную позицию среди камней.
- Быстро взяла детей, и залечь за вон той грудой,- четко скомандовал он.
- Что ты собираешься делать?- с ужасом спросила женщина.
- Долг свой выполнять. Свалила быстро с линии огня. И детям рты позакрывай, чтоб не орали. Хоть один писк от вас услышу, всех покрашу.
Его голос звучал четко, напористо, уверенно. Испуганная мадам, схватила детей и бросилась к указанному месту. Званцев же сосредоточенно выбирал первую жертву. Вот и выпал момент применить дедову науку. Противник приближался. В груди бешено колотило сердце, но особого страха парень не чувствовал. Так, легкий мандраж.
Раздался выстрел… Лейтенант замолчал. « Суки, зайца, завалили,- подумал солдат,- Жаль. Зато, эти твари, все, как на ладони сейчас будут». Прошло не больше минуты, и враг появился в зоне поражения. Шли парами. Один, по всей видимости, Аслан, держался особняком. «Эх, по нему бы,- мыслил парень,- да эти четверо меня порвут сразу. Бить по парам. Повезет, двоих сразу хлопну. Двоих выманю. С этим поторгуюсь. Ладно, понеслась…»
Ратник действовал уверенно, молниеносно, как по нотам. Словно готовился к этому всю свою жизнь. Выбрал цель, выстрел. В голову, готов. Две секунды, выстрел. Поражение. Перекат, смена позиции. О, удобный камень. Противник возможности для нового выстрела не дал, мгновенно растворился в развалинах. Началось стрекотание автоматных очередей. Пули с визгом накрыли место старой дислокации Званцева. «Четко работают ребятки… Один, второй… Где третий? Третьего не видно…» Ответный огонь не прекращался…
- Аслан!- неожиданно заорал Александр,- Тут баба твоя с детьми! Скажи своим, чтоб не стреляли, а то зашибут их ненароком!
Мгновенно послышался приказ на чеченском языке. Стрельба прекратилась…
« Ох, пацаны, да с вами проще, чем я думал…» Званцев быстро схватил гранату, выдернул чеку и размашистым движением запустил ее в сторону второй пары противника. Взрыв. Крики, стоны. Третья цель видна. Прицел, выстрел. Труп. Четвертый объект. Внимание, выстрел. Груз 200. Перекат, смена позиции… «Пятый, где пятый?»
- Аслан!- кричал Саня,- Выходи, поговорим! Ты где?
В это мгновение какая-то не ведомая сила оторвала парня от камней, подняла на ноги и развернула. Перед ним стоял огромный, злой, бородатый мужик. В тот же миг, громадный кулак этого монстра рухнул на лицо солдата, мгновенно лишив его чувств.
- Здесь я,- произнес чеченец.
Очнувшись, Александр услышал громкую чеченскую речь. Екатерина и Аслан, что-то бурно обсуждали, спорили, ругались… Эти двоих так поглотило выяснение отношений, что они ни на что не обращали внимание.
Лицо сильно болело, но зубы, кажется, на месте. Да и нос не сломан. В голове правда шумит. Званцев приподнял голову и посмотрел по сторонам. Он увидел сидевших на камнях детей, которые прижимались друг к другу и испуганно следили за скандалом. Солдат аккуратно ощупал себя. Не ранен. А главное, этот абрек его не обыскал. Злая улыбка, едва заметно скользнула по лицу юноши.
Прошло еще несколько мгновений, и горец заметил, что русский очухался. Нервным жестом руки батыр ответил на фразу Екатерины и подошел к жертве. Гневно ухмыляясь, нахча (чеченец) пристально смотрел на врага.
- Ну, что, рюсский,- с сильным кавказским акцентом заговорил Аслан,- готов сдохнуть, как собака?
Александр молчал, но глаз не отводил. Да и страха не чувствовал.
- Что молчишь? Страшно?
- Не убивай его,- тихо произнесла Катя.
- Молчи, женщина!- вскрикнул горец, не оборачиваясь,- Здесь я решаю!
Атлет сильно надавил на живот солдата ногой. Званцев сжал зубы, но стон сдержал. Противник увеличивал давление и улыбался, явно получая удовольствие от происходящего.
- Терпишь, рюсский? Терпи. Учись терпеть. Теперь будет только больнее и больнее… Я тебя в яму посажу. За тебя выкуп просить буду. Большой выкуп. Миллион долларов. Даст твоя мать миллион за тебя?
- Нет у моей матери таких денег,- сквозь боль прохрипел юноша.
- Нет?... Тогда родина твоя даст. У тебя ведь такая большая сильная и богатая родина. Послала она тебя умирать сюда. Вот пусть платит теперь. Заплатит?
- Не знаю.
- Не знаешь?.. А не заплатит тебе же хуже. Я тебе голову, как барану отрежу и маме твоей пошлю. А командирам твоим пленку, где ты плакать будешь, меня умолять, чтобы жить тебя оставил… А жить захочешь, сам своим же головы резать будешь. И хер свой православный обрежешь и Аллаху молиться будешь… Мой тейп- тейп воинов. Сильных, смелых, отважных, свободных! А ты, рюсский, только и умеешь, что в земле ковыряться, да прислуживать своим хозяевам!
- Встать дай мне, воин,- сквозь боль произнес Александр, - али боишься деревенщину на ногах? Так я ж не ровня тебе, все одно. Но слово свое, может последнее в моей жизни, дай мне стоя молвить. Настоящий воин имеет уважение к врагу.
Силач ухмыльнулся и убрал ногу. Званцев аккуратно, помогая себе левой рукой, поднялся.
- Что ж ты летоху моего угомонил, воин?- спокойно спросил солдат.
- Твой командир совсем плохой был, слабый. Зачем такому жить? Чем так жить, лучше смерть принять от достойного противника.
- Выслушай меня, Аслан, и не перебивай. А потом делай все, что хочешь. Хоть голову режь, хоть в яму сажай.
Левой рукой военнослужащий тер плечо. Правая, повисла, как плеть, уходя за ногу. Скорее всего, болевые ощущения вызывал сильный вывих со смещением. Боковым зрением юноша видел, как пристально уставилась на него женщина. Как неожиданно, она стала уводить в сторону детей, лишая их возможности наблюдения. Переведя дух, вглядываясь в глаза улыбающемуся чеченцу, Сашка продолжил:
- Предки мои всю жизнь работали на земле, а потом в землю эту и уходили… Но дед мой, не по своей воли, стал солдатом. Хорошим солдатом. Можно сказать, воином. Всю войну прошел. В Сталинграде выжил. С детства он меня учил всему, что знал. Отца моего учил. Но отец инвалидом стал, когда я еще пацаном был, поэтому дед мной занимался… Говорил мне, что нельзя не до оценивать противника. Хочешь пленить, обыщи, свяжи, да по крепче. Ты видно с премудростью такой не знаком, воин? В любом случае, я уже на ногах. Обыскать и связать ты меня просто так уже не сможешь. Поступи тогда, как воин: выйди со мной один на один. Если одолею я тебя- отпусти меня и бабу свою с детьми. Если ты меня одолеешь, то руби голову мою или в яму сажай.
Русский напоминал волчонка, который хочет сражаться, но еще не уверен в своих силах. Перед ним стоял лютый, матерый, опытный зверь. Шансы выжить в поединке с ним равнялись нолю. Но с другой стороны, этот щенок уже показал свои клыки, без особого труда уничтожив четверых. Значит, подготовка у него действительно есть. Но силы покинули юное крепкое тело. Несколько дней без еды, без полноценного отдыха, в холоде, в условиях огромного эмоционального и психологического стресса, проблемы с рукой- все это сделало «деревенского Рэмбо» сильно уязвимым. Не прекращая зло улыбаться, горец приблизился к солдату практически вплотную.
- Сколько тебе лет?- угрожающе произнес чеченец.
- Скоро девятнадцать.
- Чему еще учил тебя твой дед?
В эту секунду Александр посмотрел в глаза врага. В них чувствовалась огромная сила, злость, уверенность и превосходство. Читался четкий посыл: ты- жертва, я- победитель, вершитель судеб…Психологическая битва проиграна. Званцев опустил голову, чем вызвал улыбку ликования на лице соперника. Тихо, немного по-детски, изо всех сил стараясь не перейти на плач, парень прошептал:
- Что нельзя доверять врагу… Нужно быть хитрым и, чтобы выжить…
Неожиданно юный витязь поднял голову. Его глаза налились кровью. Взгляд гвардейца наполнился ненавистью, гневом, отвагой, уверенностью, решимостью… В этот миг Аслан понял, что это конец для него. Ему просто ничего не успеть. Голос мальчишки стал злым и беспощадным:
- Нужно убивать! Война все спишет!
С этими словами, правая рука, сжимая обратным хватом, умело скрытый, тяжелый армейский нож, вонзила холодную сталь в основание глотки противника, чуть ниже кадыка. Четкий сильный удар рассек яремную вену. Геркулес не успел ничего произнести: не стона, не крика. Его глаза моментально стали пустые и безжизненные, с лица так и не успела сойти улыбка. Аслан умер мгновенно, рухнув навзничь с финкой в горле. Темная кровь непрерывной струйкой текла по клинку.
Александр молча смотрел на поверженного врага. Не жалости, не сожаления, не тошноты. Только гнев и желание выжить.
В эту секунду, к трупу подлетела Екатерина. Упав на колени, дама лихорадочно начала стягивать с пальцев покойного массивные перстни. Когда это не получалось, то облизывала перст и повторяла попытку. Потом женщина залезла под одежду к убиенному суженому и принялась искать, и доставать скрученные в трубочки и перемотанные резинкой американские доллары. Работа спорилась. Она не видела солдата, но, не переставая, обращалась к нему:
- Не смотри на меня, Саша. У меня выхода нет. У меня дети. Мне здесь уже не жить. Нужно уезжать, начинать новую жизнь, детей поднимать. А я одна. Не родителей, не мужа, не родственников. Кто мне поможет? А он почти все деньги с собой носил. Пояс специальный. Да где же он… Во-во-во, вот родненький… Ты знаешь, сколько эти перстни стоят? За один такой дом хороший построить можно…Так, что не смотри на меня, не нужно… Я с тобой поделюсь, если захочешь. Ты отца своего на ноги поставишь…
С этими словами, Катя повернулась к юноше, сжимая в руках трофеи. Званцев сидел на камне и спокойно смотрел на нее. Казалось, он сейчас не здесь. Что мысли его далеко. Взгляд этого мальчишки походил теперь на матерого волка, альфа самца. В эти минуты с ним окончательно попрощалось детство и исчезло без следа. Закончив мародерство, женщина оставалась стоять на коленях. Со стороны это походило на попытку мольбы о помиловании.
- В крови вся,- тихо пробормотал солдат,- крови много, нужно быть осторожнее. Мне этих денег не нужно, грязные они, кровавые. Да и особисты у тебя все отберут, еще и статью пришить могут.
- А я фартовая, Саша,- лепетала Екатерина,- я в вещи детские спрячу. А, если нужно, то еще куда,- ухмыльнулась молодка, - на худой конец договорюсь. Особисты мужики ведь, пойдут на встречу, матери одиночке… Ты главное сам меня не выдавай, Сашенька, детьми тебя прошу. А спросит кто, так скажи, мол, ее это вещи, от мужа достались…
- Вставай, давай,- произнес Александр, поднимая с камней автомат и вешая его на плечо, - нечего на земле холодной стоять, простудишься, да и я не Господь. Пошли от этого места. Детям не нужно здесь быть…
Взяв Катерину под локоть, солдат помог ей подняться.
- А я знала, что ты претворяешься. Видела нож и тебя за спиной,- прошептала женщина.
- Почему не сдала меня любовнику своему?- спокойно спросил служивый, посмотрев своим испепеляющим взглядом в красивые нежные голубые глаза собеседницы.
- Я поняла, что ты все равно его убьешь. С его людьми ты ловко разобрался. Сила в тебе проснулась необычайная. Убьешь его, а потом и меня с детьми за язык мой. Вот и решила молчать.
Парень ничего не ответил. Лишь направился к чадам. Напуганные дети, накрылись с головой бушлатами, видимо, как приказала им мать, обнялись и свернулись калачиком. Званцев закинул автомат за спину, взял малышей на руки и пошел прочь от холодеющего трупа. Женщина тихо и покорно брела за ними, крепко сжимая драгоценную добычу…
Время шло… В развалинах нашлись нехитрые пожитки: какие-то детские вещи, сумки, рюкзаки, баулы. Конфискованное у Аслана, рассовали и спрятали так, чтобы никто не сомневался, что это остатки семейного добра, которые чудом удалось спасти, и ничего ценного в них нет…
Неожиданно, вдали, показались люди. Боец молча, движением руки приказал затаиться, а сам приготовился к бою… Но, к счастью, это оказались русские, разведывательная группа.
Почуяв опасность, спецы заняли позиции. Воин понял, что нужно действовать.
- Парни не стреляйте, свои!- закричал он, но из укрытия не показывался.
- Так ты покажись, свой! И руки над головой держи!- послышался ответ,- А то мало ли!
Солдат несколько секунд подумал, отложил автомат и поднялся с земли.
- Рядовой Званцев Александр Васильевич. Сводный парашютно-десантный полк 104-той ВДД.
- Слышишь, свой! Спиной к нам повернись, портки сними, да ж..пу свою покажи! А то больно ты черный какой-то, на «чеха» смахиваешь!
Раздался дружный раскатистый, веселый мальчишеский смех… Десантник молчал, лишь желваки указывали на то, что приказ ему не по душе.
- Тут мирняк со мной!- заговорил он,- Мать, с двумя детьми. Им помощь нужна…
Ханкала- это уже не Грозный. Это почти мир. Забравшись на передок БМП, Саша с жадностью поедал из котелка перловую кашу. Какая же вкусная эта трапеза. Как он в учебке этого не замечал, просто смотреть на перловку не мог, до тошноты…
Вдруг, где-то не далеко, послышался знакомый голос. Повернув голову, Званцев увидел Катю и детей. Ее переодели в чистую форму, малыши укутались в одеяла. Офицер задавал вопросы, интересовался, если родные, к которым она могла бы уехать. Отбросив котелок, солдат заметался в поисках листа бумаги и карандаша. Несколько неудач и, наконец, везение. Хмурый капитан достал из планшета блокнот, вырвал из него лист и дал ручку. Александр положил «свиток» на броню и стал писать…
Через несколько минут, закончив, бросился к спасенной семье.
- Если вам некуда ехать, то мы вас передадим в спец отдел ФСБ. Они вам помогут,- говорил офицер.
- Товарищ, старший лейтенант, разрешите обратиться. Есть им куда ехать. Она родственница моя, дальняя. К моим поедет. Помогите только быстрее им убраться отсюда. Настрадались сильно…
Офицер оценивающе посмотрел на гвардейца и задумался.
- Скоро вертуха на Моздок летит. А оттуда, договориться можно, бортом до Ростова, например, но, скорее всего, с двухсотыми.
- Спасибо, товарищ старший лейтенант. Это нормально. Они к жмурикам уже привыкшие.
- Ну, хорошо. У вас десять минут, потом я за вами приду,- сказал Екатерине военный и ушел.
- Что, подкатывал к тебе, да?- улыбнулся Званцев.
- Да так, интересовался,- настороженно ответила женщина.
- Ты это… Вот записка, адрес на обороте. Передашь родителям моим с поклоном. Они тебя примут, живи, сколько будет нужно…
Катерина оторопела.
- Саш.. Ну как же это? Я же…
- Так все,- перебил ее солдат,- Выбора у тебя пока нет. Или к моим, или к фобосам. К моим, я думаю, будет лучше.
С этими словами, он присел и посмотрел на детей.
- Ну, что пострелята, смотрите у меня, мамку слушайтесь. Растите в мире…
Обняв каждого по очереди, десантник поднялся.
- Спасибо, Саша,- тихо прошептала женщина.
- Да, что там. Даст Бог, свидимся еще,- со стеснением ответил солдат.
- Званцев!- раздался крик,- Званцев!
- Я!- закричал парень обернувшись.
- В особый отдел, пулей!
- Все, это за мной. Видать на расстрел поведут,- ухмыльнулся Санька, крепко обнял Катю и побежал…
Сон, словно тяжелый бред, медленно отпускал. Приоткрыв глаза, в полумраке комнаты, Катерина увидела чей-то темный силуэт, сидящий подле нее на кровати. Протерев глаза ладонью, она поняла, что это Александр.
- Саша, ты чего?- стараясь придти в себя, промолвила женщина.
- Мне идти надо,- послышался тихий ответ.
- Идти? Куда, зачем?
- Катя, за матерью и Танюхой присмотри. Не бросай их.
- Хорошо. А ты?- сонным голосом бормотала дамочка.
- А я пойду. Слава Богу, все у вас хорошо.
Еще мгновение и к Екатерине пришло осознание, что это прощание. Дремота ушла. Появилось волнение и какой-то необъяснимый страх. Дрожащим голосом, Катя заговорила:
- Саша. Ну, ты чего? Все же нормально. Тебя все очень ждали, тебя все любят. Смотри дом какой. Все как ты хотел. Все же получилось.
- Это у тебя получилось, не у меня,- смущенно ответил мужчина и нежно прикоснулся к женской руке,- Я просто здесь не смогу. Может, когда-нибудь ты меня поймешь…Я пытался. Думал, что поступаю правильно. Работал на армию, на братву. Деньги хотел скопить для отца. А меня просто все дальше засасывало это болото. И толку? Еще это обостренное чувство справедливости. Заступиться за девушку, которая потом на суде против тебя же и свидетельствовала… Все. Нет больше Шурки Званцева. Души нет… А ты, Катя, живи. Всем назло живи. За отца моего, за деда, за меня…Ты самое лучшее, что было со мной. Самое правильное…
С этими словами Александр поднялся и медленно направился к выходу.
Как же в эту минуту она хотела его удержать. Как тянуло броситься к ногам, умолять, просить, целовать, но не дать ему уйти. Как же разрывалось сейчас ее сердце. Как долго длилось время ожидания встречи и вот теперь снова разлука. Быть может навсегда.
- Не уходи. Еще не спето столько песен,- нежно, с любовью произнесла красавица.
Мужчина остановился, но не повернулся.
- Я напишу,- ели слышно прошептал он и вышел, закрыв за собой дверь.
Слезы полились из глаз Кати ручьем. Впервые, с того момента, как ее, маленькую девочку, отрывали от холодного тела матери-алкоголички, убитой, в пьяном угаре, отчимом, она плакала навзрыд. Просто не могла успокоиться и остановиться. Груз долгих лет лишений, испытаний, трагедий, больше не мог томиться в застенках души и ливнем вырвался на свободу…
Успокоившись, Екатерина встала с кровати и подошла к окну. Развесив шторы, увидела зарождавшийся в тумане рассвет. Подойдя к столу, женщина зажгла свечу и с ней направилась к секретеру. Достала и открыла маленькую резную деревянную коробочку. Развернула небольшой пожелтевший от времени листок, ласково погладила его рукой и нежно поцеловала. Этот маленький кусочек бумаги, в корне изменивший ее жизнь, стал самым ценным сокровищем. Бог даровал ей Ангела, который помог искупить все грехи и ошибки, помог переродиться и преобразиться. И этого Ангела, не уставая, можно ждать вечно…
«Дорогие мама, папа, дед, Татьяна!
Этой женщине, Кате, нужна помощь.
Примите её и её детей, как родных.
Окружите их заботой, любовью и семейным теплом.
Любите их, как меня.
Даст Бог, свидимся ещё.
С уважением,
Ваш сын, внук и брат, Саша.»