Учитель

Александр Ведров
Пятому «А» благосклонной судьбой ниспосланы были замечательные учителя - Ида Петровна Максимова и Людмила Андреевна Саматова, душу вкладывавшие в своих подопечных. Работа с отстающими, кружки по интересам, пионерские собрания и самодеятельность – все организовывали честные и совестливые наставницы, подвижницы нелегкой профессии.

Ида Петровна, она же классный руководитель, отличалась профессиональной увлеченностью и беззаветностью, проявлением участия к судьбе каждого ученика. Она вела математику, доходчиво и настойчиво вкладывая ее премудрости в неподатливые головы «балбесов» и отдавая им все свободное время. Только класс ей достался не из числа благополучных. В нем были собраны дети, рожденные в предвоенные годы аж с 1936-го и по самый 1941-й. Пять лет (!) – слишком большая разница для пятиклассников, кому-то из них пора бы оканчивать школу, а они все еще возились с «детским садом». Всему объяснение – война. Время было не легкое, и дети, испытавшие на себе военное лихолетье, были «не сахар», а особенно переростки, оторванные в свое время от школы, или неисправимые «второгодники».

Людмила Андреевна, преподававшая литературу и русский язык, была безупречна во всех отношениях – редкое единение ума, красоты и добронравия. Она умела говорить с молодым поколением просто и убедительно, ее большие серые глаза заставляли верить и охотно им подчиняться. Школа, где Людмила Андреевна была заведующей учебной частью, была для нее большой семьей, скрашивая несложившуюся личную жизнь. Жила она с матерью, истинной интеллигенткой, и воспитывала племянницу. Не объявился ей достойный спутник по жизни, а до недостойных такие личности, сильные и одаренные, не опускаются.

При всем уважении к учителям неунывающие ученики не могли обойтись без проказ, принимающих порой непредсказуемые формы и последствия. Они без удержу выкидывали свои фортеля и проделки не со зла и не от жестокости нравов, а из самых безобидных побуждений, давая выход рвущемуся на простор молодому темпераменту. На острие классовых стычек чаще других оказывалась Женька Кошелева, неисправимая бедокурка, отличавшаяся врожденным чувством справедливости при стойкой неуступчивости характера. Она с лихвой оправдывала заполученное сановное звание внучки Чингисхана не только характерным разрезом глаз, но и воинственным настроем на разрешение любых возникающих конфликтных обстоятельств.
Посчитав очередное обращение с ней не почтительным, «внучка Великого Могола» принялась было дубасить соседа по парте, Вальку Семушкина, но тут же поперхнулась от неожиданного удара по спине. Это литераторша, подтянувшаяся сзади к месту инцидента, прервала завязавшийся бой своим маленьким, но крепким кулаком, восстановив за партой порядок и справедливость.

Драки в классе уже случались, и даже между нагловатым переростком Генкой Перетягиным и учительницей географии, которую класс недолюбливал. Тогда географичке, обрушившей град ударов указкой на нарушителя дисциплины, не было сделано поблажки. Класс едва ли не в полном составе заявился в городскую власть и заступился за товарища. Но здесь-то дело обстояло кардинально иным образом! Тот же класс дружно зубоскалил над поверженной забиякой, а та ходила гордая оттого, что получила тумак от всеобщей любимицы школы. Кто бы еще заслужил такую награду!

Такой исход заварушки, как ни странно, повлиял на драчунов самым благоприятным образом, мир и согласие установились за партой. Но вскоре у них объявился общий неприятель – Вовка Коновалов, вытягивающий сзади под их парту свои долговязые ноги. Чтобы отвадить его от дурной привычки, Валька с Женькой однажды разом нырнули под парту и вдвоем сдернули с верзилы один из валенок вместе с носком. Однако, проведенная операция не осталась незамеченной недремлющим оком Людмилы Андреевны, которая и приступила к разборке запутанной ситуации.
- Коновалов, расскажи нам правописание гласных после шипящих.
Вовка смело выставил напоказ обутую ногу, оставив босую под партой и изобразив длинным телом замысловатую загогулину.
- В слове «лыжи» пишется «и».
- Вот что, лыжник, выйди к доске, если не умеешь стоять у парты.
Удрученный «лыжник» пошел к доске, припадая на босую ногу. Восторженный гул прокатился по рядам класса. Такого чуда не приходилось видеть даже бывалым второгодникам. Людмила Андреевна умело подводила итоги раскрученного сюжета.
- Кошелева, ты медсестра. Обнаружила на поле боя бойца с обмороженными ступнями. Твои действия!
«Медсестра Кошелева», прихватив валенок с носком, обработала «обмороженную конечность», взвалила «бойца» на плечи и поволокла его до ближайшего «окопа». И никто в классе не сомневался в том, что в реальном бою Женька так же решительно и самоотверженно ринется на спасение бойца.
Права ли была Людмила Андреевна, не прибегая к испытанной репрессивной политике и придавая разыгравшейся междуусобице занимательную игровую форму? Отказавшись от строгих форм разрешения конфликта, молодая учительница преподнесла подросткам урок нравственности, обратила детскую шалость в благородный порыв, а складывающуюся неприязнь – в проявление чувства товарищества и выручки. Учитель еще не обязательно педагог. Последний есть исследователь воспитуемых личностей, его задачи воспитателя, по всей видимости, несравнимо сложнее, чем процесс обучения.

Случалось, уроки математики срывали преднамеренно из-за неготовности к ответам по трудной теме. Эту задачу облегчал непростительный дефект произношения свистящей буквы после согласной, которым так некстати страдала математичка.

- Шолдаткин, извлеки нам корень квадратный из шорока девяти, - задавала свой очередной кроссворд обреченная на новые испытания предводительница ерепенистых учеников.
- Шемь, - отвечал, не моргнув глазом, Вовка Солдаткин, вызывая взрыв хохота, пока жертва провокации не выбегала из класса в поисках защиты у школьного авторитета. Наступали томительные минуты ожидания для нашкодивших весельчаков. Девчонки недовольно косились на зачинщиков скандала: «Вот придет Людмила Андреевна, будет тогда всем!»

…Людмила Андреевна, гроза и отрада школы, бурей врывалась в класс, кипевшая благородным негодованием; напору и натиску невысокой, изящной женщины могли бы позавидовать величайшие полководцы мира.
- Встать!! – раздавался еще от двери ее львиный рык, исторгнутый из, казалось бы, несовместимого с громовыми раскатами голоса  хрупкого, даже миниатюрного создания. Школяры пулей взлетали из-за парт, отмечая коротким дробным залпом откинутых деревянных крышек беспрекословное исполнение приказа.

Расправа начиналась. Красивое лицо молодой женщины в пышном обрамлении ниспадающих жестких русых локонов, напряженное в гневной риторике, упрямые плечики, поданные вперед, и крепко сжатые кулачки убедительно свидетельствовали о том, что их очаровательная обладательница пошла в яростную атаку на недорослей. Большие серые ее глаза пылали страстной убежденностью в своей правоте, брови осуждающе вздымались над ними к открытому, высокому челу, вдоль шеи набухала крупная вена, пульсирующая под напором кровотоков карающей Фемиды. К чему призывала тогда Людмила Андреевна, какие слова она находила для непослушного класса, до предела напрягая свою волю и голосовые связки? Она находила те необходимые слова и доносила их смысл до самых отчаянных насмешников и скалозубов, подчиняя себе их волю и коллективную волю класса.

Людмила Андреевна Саматова! Как много прекрасных мгновений дарила она сама собою мальчишкам и девчонкам, которым посчастливилось общаться с ней, пройти вместе какой-то отрезок начального жизненного пути. Как много заблудших в потемках агнцев выводила она на ясные тропы, излучая им светлые флюиды душевной щедрости и чистоты. Не только педагогическим даром, а в первую очередь личностью своей, сильной, богатой и красивой, брала она в полон доверчивые юные сердца.

Головомойки, устраиваемые Людмилой Андреевной, надолго отбивали охоту у любителей покуралесить  над фонетическими опусами математички. Но учителем Ида Петровна была замечательным. Когда на время короткого декретного отпуска ее замещала директриса, Нина Михайловна, то учебный материал в классе усваивался заметно хуже, несмотря на его преподавание на безупречном русском языке. Тогда и поняли маленькие «шволочи», что лучшей математички им и желать не надо. Тогда и сбавили они накал смешливости над ее языковыми мучениями.

Вспоминаются обстоятельства, когда ударный ученический квартет класса принимался за выпуск стенной газеты, этого популярного до сего времени средства школьного самоуправления. Где ее выпускать? Шли напрямую в кабинет завуча, располагаясь за просторным столом. Потом эта узкая группировка приходила туда без всякого стеснения в наступивший свободный час. Наводила в нем порядок, раскладывая пособия и всякую учебную утварь по местам. Дело доходило даже до мелкой починки обуви хозяйки кабинета. Чеботари прихватывали из дома для «шефской» работы простенький сапожный инвентарь и поправляли сбитые набойки на туфельных каблучках, подбивали гвоздиками подошвы. Людмила Андреевна, заглядывая в свой кабинет, воспринимала эту хозяйственную деятельность как разумеющуюся и старалась поскорее освободить свое рабочее место, предоставляя его в полное распоряжение добровольным помощникам. Эта идиллия служила подтверждением педагогическим взглядам К. Ушинского: «В воспитании все должно основываться из личности воспитателя, потому что воспитательная сила изливается только из живого источника человеческой личности».

К лету на школьном дворе устраивались спортивные игры, где чаще гоняли футбольный мяч. С волейбольной командой школы приходили помериться силами и мастерством мальчишки с соседних дворов, тогда за честь учебного заведения иногда вступалась Людмила Андреевна.
- Рудька, пасуй! – кричала она Ушенину.
- Людка… Андреевна! Кто так подает? – возмущался Рудька ее неуклюжей подачей. Людмила Андреевна терпеливо выслушивала предъявляемые претензии, проявляя старательность в исправлении допущенных промахов. Но не попускалась ли она собственным авторитетом в мало освоенном занятии? Вне учебного процесса учителям в общении с учениками следовало бы умерять свое назидание, не прибегать к покровительственному или снисходительному тону и устанавливать взаимоотношения на равных основаниях, проявляя тем самым уважение к меньшим партнерам. В признании личности учеников лежит педагогический ключ к их сердцам. Если Людмила Андреевна всерьез воспринимает Рудькины уроки на волейбольной площадке, то Рудька, в свою очередь, с тем же прилежанием отнесется к изучению преподаваемой ею литературы.

Прошло три года, как подружившийся класс был переведен в десятилетнюю школу. Новая школа, новые учителя, но, как окажется, с породнившейся  семилетней школой будут связаны самые светлые ученические воспоминания. С той весной пришла на экраны кинотеатров картина с лирическим названием «Весна на Заречной улице», в подтексте которой зазвучали знакомые и близкие мотивы.Ранняя весна звонкой капелью наполняла  раскрытые ей молодые сердца десятиклассников.  Все чаще вскидывались к голубому небосводу распахнутые глаза, чтобы слиться с бездонным океаном чистой лазури, найти в нем для себя что-то желанное, личное, заветное…
 Фильм буквально всколыхнул во мне недавние события. Невольно я сопоставлял  тогда каждое движение, взгляд и действие актрисы с манерами и поступками той единственной личности, которая первой из повстречавшихся на жизненном пути захватила и повела юнца в свои миры и дали.

 Созвучие нравов ощущалось при невольном сопоставлении смысловой линии яркого киносценария с памятными перипетиями, имевшими недавно место в неприметной Верх-Нейвинской школе-семилетке. Людмила Андреевна Саматова, пожизненная богиня своему ученику, вставала для меня живым прообразом зареченской киногероини. Поразительная схожесть очертаний в их лицах как бы подтверждала правоту моих  размышлений. Вымышленная героиня, кинематографическое воплощение интеллектуальной морали, предстала перед потрепанной жизнью учащейся рабочей молодежью как начинающий педагог и убежденная сторонница  нравственности. Людмила Андреевна, ее  соратница по профессии, являла собой духовный светоч, неодолимо  влекущий к себе местную школьную ребятню.  Та и другая вели за собой воспитанников, условных или реальных, но все-таки живая модель смотрелась ярче, убедительнее и богаче своего художественного воспроизведения.

Календарь отсчитал не много - не мало как двадцать лет после окончания школы, когда Валентин Семушкин, однажды устроивший на уроке стаскивание валенка у Вовки Коновалова, увлек меня прямо из ресторана на вечерний визит к Людмиле Андреевне. Встреча прошла в теплой и дружественной обстановке, если не принимать во внимание тяжелое недомогание, испытываемое поздними посетителями от принятого на радостях шампанского, вступившего в реакцию  с коньячным ресторанным настоем. Мы держались из последних сил.

Тем не менее, пока Валентин боролся в туалете с желудочными расстройствами, у меня состоялся задушевный разговор с радушной хозяйкой. Впавший в сладкие грезы воспоминаний, ученик пересказывал любимой учительнице сохранившиеся в светлой первозданности восторженные чувства давнего и безграничного любования ею.  О том, что она однажды похвально отозвалась о сочинении «Как я провел лето», хотя оно писалось от дурашливости о всяких несуразных и смешных домашних и уличных событиях. Я  напомнил обожаемый личности яркие эпизоды из прошлого, когда ее гневные разносы и нотации воспринимались одним из отчитываемых учеников в их упоительной и грозной красе. Припомнил  ту клокотавшую в негодовании вену на ее шее, переполненную пульсирующей синевой, до которой ему почему-то всегда хотелось дотронуться и ощутить биение бушевавшей страсти…  И о походе на Семь братьев, когда Алик Нечаев, учившийся несколькими классами старше, вытягивал ее за руки на вершину, а он, Санька, любовался снизу обнажившимися стройными ножками, возносимыми к небосводу, и еще о чем-то памятном торопливо повествовал своему божеству сохранивший духовные ценности пришелец из прошлого… 

А через год-другой мы, одноклассники, были потрясены известием о ранней кончине Саматовой, кумира многих ученических поколений школы-семилетки № 45 и средней школы № 49.  И с этим горьким известием я в полной мере осознал, что Людмила Андреевна вложила в меня от самой себя то неоценимое и важное, что я не смог бы почерпнуть из любого другого источника.

Из справки Городского отдела народного образования об итогах проверки учебной и воспитательной работы средней школы № 49:
«…Саматова Л.А. относится к тем учителям, у которых можно многому поучиться… Она серьезно и вдумчиво относится к работе, учитель опытный, уроки разнообразит, стремясь строить их интересно и увлекательно. Для работы Л.А. Саматовой характерна строгая система в преподавании, а также в индивидуальной работе с отстающими учащимися. На уроках русского языка учитель стремится активизировать мыслительную деятельность учащихся. Уроки литературы в 9-м классе проходят содержательно и интересно, даже такая сложная тема, как «эстетические взгляды Чернышевского» для учащихся оказалась доступной и вызвала их самостоятельные правильные суждения…» - Ноябрь, 1967 г., г. Новоуральск.