Было это полвека назад, когда учился я в Смоленском энергетическом техникуме. Нашу группу, включая девчонок, направили в период летних каникул в стройотряд, на электрификацию смоленского села. Было нам лет по 16-17, и энергии хватало не только на работу, но и на насыщенный досуг: танцульки в местном клубе с непременной игрой под смешным названием «рогачёвка», кулачные бои с аборигенами за право пройтись с сельской мадонной под луной, посиделки в тёмной общаге со страшными россказнями про домовых и оборотней.
Однажды, наш фантазёр и выдумщик Лёня Комаров задумал напугать наших девушек, проживающих в местной школе. Дело было так… Мы сидели в кромешной тьме на кроватях с панцирными сетками в одном из школьных помещений и травили девчонкам полные ужасных подробностей байки, от которых кровь стыла в жилах. Слушая эти истории, девчата прижимались к нам во тьме своими дрожащими телами и это нам, врать не буду, нравилось.
После чьей-то кладбищенской истории про восставших из могил призраков, я начал другую, не менее страшную, рассказанную как-то в нашем дворе Игорем Ступаковым. Ступа завирал настолько правдиво, что волосы на голове вставали дыбом. Не отстал от него и я, выдавая себя за участника описанных им событий.
- И вот,- говорю,- сидим мы в хате при керосиновой лампе и бабка рассказывает про проделки домового. Вдруг, на чердаке – шаги. Да грузные такие, аж доски трещат. Мы сидим: ни живы, ни мертвы. Слышим,- кто-то с чердака по лестнице в сени спускается. Тяжеленный, ступени кряхтят… Все словно окаменели. Одна бабка, тихо ойкнув, метнулась к входной двери в горницу, и огромный кованый засов задвинула.
Только к столу присела, дверь снаружи, из сеней, дёрнули за скобу, сначала легонько, потом – посильнее. И, вдруг, глухо, как из преисподней, раздался утробный глас: «Открывайте! Всё равно войду, тогда худо будет!!!». Дверь стали рвать с бешеной, нечеловеческой силой, вот – вот с петель слетит или засов сорвётся. И тут…
Наши дамы под впечатлением от моего рассказа побледнели так, что их лица стали светиться в кромешной тьме белёсыми пятнами. Дрожать девушки перестали, находясь, видимо, в полуобморочном состоянии.
И тут… Сквозь щели дощатого пола нашей комнаты пробился блёклый свет. Под полом кто-то тяжело заворочался. Внезапно, резко, откинулась деревянная крышка подпола и оттуда стал медленно выплывать… труп. Он медленно плыл из подземелья лёжа на спине, покрытый белым саваном, края которого свисали по бокам. Где-то на его груди находился источник света, жёлтый луч которого освещал подбородок, выхватывая из тьмы плотно сжатые губы и восковые ноздри, что придавало трупу весьма зловещий вид.
Его бледное лицо было полузакрыто надвинутым на голову капюшоном, так, что разглядеть черты было невозможно. Тело у призрака было небольшим, примерно в метре от подбородка из-под савана торчали носки резиновых сапог.
Девчата взвыли в голос. Самый решительный из нас - Венька Мазин - с воплем: «Банзай!» сиганул в окно, вынося на плечах двойную застеклённую раму. Следом ринулись мы: Вовик Белов, Коля Мамонтов и я. Девчонки, падая и мешая друг другу, ломанулись в коридор, их стенания ещё долго не давали деревне уснуть. Они всю ночь не спали, по - овечьи сбившись в кучку у столовой, где они всегда кашеварили, готовя нам пищу.
Узнав, что «заколдованным трупом» был не кто иной, как Комаров, поварихи забастовали, сняв Лёньку с довольствия. Лишь на третий день, вняв нашим уговорам, стряпухи позвали его к столу.
Насытившись, Лёня продемонстрировал, как он превратился в труп: надвинул на лицо капюшон куртки, вдел руки в голенища резиновых сапог и вытянул их перед собой, я накинул на его руки саван – висевшую на просушке простынь. Лёнька запрокинул голову назад, уперев взор в небеса. Все онемели: ну, труп и труп, парящий над землёй…
И тут Наташка Любимова резонно спросила: «А кто же ему этот саван накинул?», глядя при этом прямо на меня. Ах, Наташа, зачем только ты это спросила? Друзья чуть не прибили меня, вспоминая тот ночной ужас и свои прыжки в окно. Потом, когда их чуть отпустило, поинтересовались:
- А ты – то чего выскочил, если всё знал?!
- Так ведь, действительно, страшно стало!- честно признался я.
07.12-2-15 г.