Торг

Разнорабочий Феофан восседал на почерневшем гнильем днище перевернутой деревянной кадки и задумчиво сосал собственный указательный палец, в котором минутой ранее углядел следы давешнего сытного завтрака. Феофан сопровождал процесс сосания не дюжим, как ему казалось, мыслительным процессом. Причиной которого являлась вполне даже уважительная потребность. Дело в том, что Феофану надлежало купить к ужину свинью.
Часом ранее приказчик хозяина выудил Феофана из теплого угла сарая, где тот, поддавшись свойственной ему слабости, прикорнул, схоронившись меж мешками ржи и дворовым инвентарем. Вместе с пинком под зад Феофан получил от приказчика пять с полтиной целковых и наставление привести к обеду с рынка здоровую лоснящуюся свинью не менее пяти – шести пудов весом.
Вылетевший под бранные окрики с имения Феофан, на улице оправился, водрузил на темя картуз, а на физиономию, как ему казалось, облик делового человека и неспешным шагом отправился к рынку. Деньги он сунул в используемую им для этих целей пристройку в подштанниках и, преисполнившись значимости, оглядывал по сторонам тех, кого тут же низвел рангом, а то и более, ниже себя.
На рынке он отметился тем, что боднул плечом случайного мужичка с мешком картошки на плече, отчего тот рассыпал ее в грязь, да отвесил подзатыльник чумазому мальчугану. Значительно поправив тем самым собственное расположение духа, Феофан почувствовал в себе искреннюю готовность к выполнению данного ему поручения.
Первую же из встретившихся ему бабок, продававших скотину, он охаял за то, что свинья у нее не мыта, да к тому же припадает на левую заднюю ногу. Бабка оказалась не робкого десятка и в отборных выражениях наречия, которое мы никак не имеем права привести здесь на глаза уважаемым людям, провела сравнение самого Феофана с ейной свиньей, после которого вышло, что свинья – образец чистоплотности и гармонии. Под хохот свидетелей указанного монолога Феофан проворно затерялся среди лотков и принялся искать товар дальше.
Тут надо отметить, что приказчик сделал опрометчивый выбор в пользу Феофана, снарядив того на выполнение дела, к которому тот вовсе не имел никаких способностей. Дело в том, что Феофан был рожден и оставался исключительно городским жителем и имел о крестьянском хозяйстве весьма поверхностные суждения. Безусловно, он видел свиней, доводилось ему не раз спать подле них в хмельном забытьи. Однако критерии, по которым эти животные имели между собой качественные различия, Феофан освоить не успел, да и не стремился к этому.
Согласно его немудреной философии свиньи мало чем отличались от людей и даже имели несколько больше свобод. Как минимум их никто не упрекает за то, что они спят в грязи, когда утомленный вином человек вынужден быть за это иногда и битым. Такого рода преимущества Феофан считал существенными, поэтому свиней он игнорировал также как и людей, с которыми не поднимал кружку за одним столом. А все, кто таковыми не являлся, были для него надменными и недружелюбными субъектами.
Итак, блуждая среди торгового люда, волею судьбы Феофан оказался рядом с трактиром с наименованием «Пятак». Почтя сие за знамение свыше, утомленный Феофан присел на опрокинутую деревянную кадку и погрузился в думу. Собственными средствами он на тот день не располагал, как, впрочем, и по обыкновению. От приходящего к нему жалования он старался избавляться практически немедленно, словно то его сковывало на пути истинного просветления. Благо методы на сей счет ему были хорошо известны и даже, можно сказать, почитаемы.
Чтобы читателю ни в коем случае не доставить труда ломать голову над выбором вариантов досуга Феофана, что неизбежно привело бы к излишнему возвышению его натуры, сразу развею напрасные ожидания и скажу, что лучшим способом расстаться с деньгами Феофан считал поход в кабак. Там он придавался разгулу, о котором после любил вспоминать и проливать от умиления слезу. И тем паче был поток его слез, чем более дней миновало с даты последней из встреч с зеленым змием в антураже полудиких собутыльников, именуемых им друзьями.
Разумеется, приказчик хозяина не вел график увеселительных мероприятий Феофана и легкомысленно вручил тому денежные средства, когда со дня последней получки, а, стало быть, и грандиозной пирушки Феофана в кабаке «А ну поехали!» прошло уже с десяток дней. Тоска по братьям по разуму, нестройным крикам гармони и, конечно, чарующим парам алкоголя, приглушаемая работой на барском дворе, опрокинулась на Феофана многотонным грузом, лишь только он взял передышку у трактира на рынке.
Снедаемый сомнениями, Феофан неистово грыз собственный палец, будто пробку, заткнувшую путь для рвущегося из недр его души крика о помощи. Вся его природа, распадаясь на молекулы, уже втягивалась сквозь неприлично большие щели в стенах трактира внутрь, и мысли Феофана материализовали ее на лавке в придачу с двумя большими кружками пива в руках! Но совесть…, все еще отчаянно билась за пять с полтиной целковых, спасая душу и тело Феофана от неизбежной трепки.
Что и говорить, в неравном бою совсем скоро выявился победитель. Уж больно слабы были бастионы долга Феофана, а мир фантазий при поддержке самобытного характера нашего героя, всегда принимавшего на таком перепутье позицию горделивого бойца за собственное счастье, сокрушил все сомнения.
По истечении часов трех-четырех лихого возлияния горячительных напитков Феофан испытал неожиданный укол тревоги. Такое с ним случалось прежде, хоть и нечасто. В мыслях Феофана наступила минутная ясность, просеявшая густые тучи животной радости, заполонявшей все его естество во время застолья. Бессознательная улыбка покинула щербатую физиономию. Феофан снял плеть руки случайного собутыльника, грязным шарфом обмотавшую ему шею, и со второй попытки встал на ноги.
- Мне нужна свинья! – громогласно возвестил он под низкий свод трактира.
- Забирай хозяина кабака! – вернул кто-то из числа серой массы посетителей заведения.
Феофан запустил руку в путешествие по укромным местам собственного одеяния в поисках денег, но вместо пяти рублей нашел лишь медяк пяти, опять же, копеек в кармане портков. Сие несоответствие его, однако, удивило, за что он брякнул затрещину в затылок соседа по лавке слева. После чего завязалась драка.
Во время стихийных поединков, прокатившихся волною по всему трактиру и выплеснувшихся в итоге за его пределы, в обмен на расквашенный нос и выдранный клок волос Феофан приобрел некую трезвость рассудка. Примечательно, что в ходе боев он сохранил зажатый в ладони пятак целым.
По признакам начавшего темнеть неба Феофан смекнул, что к ужину барина еще вряд ли подавали, а, значит, при должной расторопности он еще вполне может исполнить поручение. Единственное препятствие виделось им в несоответствии имеющегося капитала сложившимся рыночным ценам на свиней. Впрочем, решение отыскалось сразу, лишь только Феофан оглядел окружавший его удел земли у входа в трактир.
Рассудив, что человек, при должном к нему подходе, может оказаться куда дешевле свиньи, Феофан поднял из лужи некую личность и без обиняков предложил тому пятак денег за изображение роли свиньи перед некими господами. Личность была мужского полу, но более достоинств не имела. Среди ее бессвязного мычания Феофан угадал согласие и посулил ей выдать пятак по исполнении плана. После чего недоумевающие встречные видели, как по улице шел помятый Феофан и тащил за шиворот подле субъекта, то и дело хрюкающего, правда, абсолютно не стройно.
В пути Феофан наущал попутчика, как тому следует себя вести, изображая доподлинно свинью, чтобы выходило, будто Феофану на рынке таковую и подсунули. А он, мол, искренне удивится, когда приказчик раскроет подлый обман и, разумеется, посочувствует обманутому Феофану, хоть и накажет за утрату пяти рублей. Наказание представлялось Феофану ввиду трагических обстоятельств обмана не столь строгим.
Личность, низведенная в свинью, издавала разные реплики, из которых черте что можно было понять. Это Феофана с одной стороны злило, а с другой утверждало в мысли о верности расчета на свиноподобность попутчика.
У ворот двора Феофан освободил пьянчужку от тряпья на него одетого. Обошлось не без сопротивления, преодолеть которое удалось только посредством вручения новоявленной свинье обещанного пятака авансом. Ввиду того, что карманов на грязном, худом, покрытом как-то хаотично разбросанными островками поросли волос, теле сотоварища Феофана не имелось, тот сунул пятак себе в рот и был таков.
Феофан завел нелепо скачущую на карачках свинью на двор, сопровождая появление смачными шлепками по ее голому телу и криками «пшла!». Бабы, таскавшие воду из колодца, при виде такого перфоманса принялись костерить Феофана на чем свет стоит, отчего из дому вышли не только прислуга, но и приказчик хозяина. К свинье же от холода и злобных ударов по ней Феофана стало возвращаться сознание, пускай даже и не в том виде, что потенциально предназначал ей создатель, но вполне достаточном, чтобы понимать, что происходит что-то не так.
Первым делом Феофан схлопотал от приказчика затрещину, но устоял на ногах и принялся объясняться. Однако, казавшийся ему до того совершенным, план с треском разваливался на части. Апогеем сцены стал эпизод со свиньей, норовившей, почуяв неладное, сбежать со двора, блистая голым задом. Феофан, доказывавший публике, что приведенная им особь является самой настоящей свиньей, ударил того по спине с требованием натурально хрюкнуть. Свинья неистово прохрипела, плюнув при этом в приказчика медным пятаком, укрываемым доселе во рту.
Окончилось все розгами для обоих и изгнанием взашей со двора. Но еще долго по соседним улицам города блуждала история о родящем деньги голом пьянчуге и глупом Феофане. А досужие вымыслы породили об этом дуэте легенду гастроли, якобы данной ими по России с номерами, где Феофан выуживает из свиньи целую кучу монет. Из каких, правда, частей тела он это делает, не указывалось, но, впрочем, в нашем государстве поверить в разное не составляет труда.